скачать книгу бесплатно
– Ладно, уговорил, – Дима перестал его держать.
Влад начал заваливаться, и я ухватился за него обеими руками, чтобы он не упал.
– Да че ты в него вцепился-то? – улыбнулся Дима.
И я отпустил Влада, а Дима в следующую же секунду, пинком ноги в зад, столкнул его с площадки. Влад сделал несколько шагов вниз по лестнице, даже как будто бы побежал, но потом оступился и кубарем полетел вниз. Дима быстро спустился вниз, поднял его и подтащил к следующему пролету, и опять толкнул. Потом сделал также еще и еще. В общей сложности Влад пролетел вот так вот по лестнице до второго этажа. Дима решил не продолжать операцию. И мы побежали в свой блок.
Дима закрыл входную дверь на ключ. Умылся, собрал остатки разрушенной тумбочки в шкаф, убрал осколки лампочки. Вернул настольную лампу на стол. Но ее железный абажур был сильно помятым, практически плоским после знакомства с моим телом и головой. Дима повертел настольную лампу с разных сторон. Но абажур со всех сторон выглядел плоским. И Дима спрятал разбитую лампу в угол за телевизор.
Мы с Сашей, осознав смысл всех этих действий Димы, тоже не стояли на месте и тоже замели все следы драки.
Саша вернулся в свою комнату. Дима зачем-то взял стул и поставил его на середину комнаты. Затем снял свою майку и забрался на него. Майкой выкрутил немного лампочку на потолке, и она погасла. Затем поставил стул на место, надел майку и лег в кровать. Я в темноте добрался до своей кровати. Разделся и тоже лег.
Тишина была полной, тикали только часы. Было даже слишком тихо.
– А мы его не убили? – спросил я Диму.
– Завтра узнаем, – ответил он совершенно спокойно.
Спать как-то не хотелось. Тишина еще позвенела немного в моих ушах и успокоилась. Я даже начал проваливаться сон. И тут в дверь постучали не так, конечно, сильно, как в прошлый раз. Очень тихо. Но я вздрогнул.
– Или сегодня….
В дверь еще раз постучали. Чуть настойчивее. Потом какой-то шорох, будто прижали ухо к двери. Кажется, прислушивались к нам. Спим мы или нет.
Когда постучали в третий раз, Дима встал с кровати.
– Так, лежи тихо. Мы спали. К нам никто не приходил, – дал он мне указания и пошел открывать входную дверь. По пути он взял с полки свои очки. У него они тоже были. Он периодически их надевал.
Когда он открыл дверь, я услышал женский голос. Это была Меренкова. Подруга Влада вроде как. Как с таким дружить, я не представлял. Поэтому думал, что она у него в заложниках. Потому что рядом с ним она странно себя вела. Когда я их видел вместе, она производила впечатление маленькой послушной собачки на поводке. И никогда при нем не разговаривала с другими. А когда я встречал ее одну, она разговаривала нормально, но постоянно смотрела по сторонам. Словно за ней кто-то следил.
– Это вы его избили? – я услышал голос Меренковой.
– Кого? – зевающий безразличный голос Димы.
– Влада.
– Какого Влада?
– Моего.
– Твоего?
– Да блин, Дима! Хватит! – чуть громче сказала Меренкова. – Он к вам на этаж пошел… К Федорову. Но его дома нет. А на этаже только вы остались на выходные.
– Это Влад так сказал?
– Да не говорит он ничего. Он пьяный. И весь в синяках.
– А причем тут мы тогда? – Дима давил на логику. – Мы вон без синяков и трезвые.
Затем Дима, кажется, громко дыхнул на Меренкову, доказать, что запаха алкоголя у него нет.
– А Федоров у вас был? – спросила она.
– Да не было у нас никого, – сказал Дима и крикнул мне:
– Олег, к тебе кто-нибудь приходил?
– Нет.
А потом я зачем-то нарушил инструкции Димы и добавил.
– Меня вообще не было. Я вернулся только полчаса назад. И на лестнице, и в коридоре я никого не видел.
Меренкову, вероятно, насторожили мои слова, и она, отодвинув Диму, зашла к нам в комнату и нажала на выключатель света. Но свет не загорелся. И я только сейчас понял, зачем Дима выкрутил лампочку. Свет из окна очень тускло освещал комнату. И в принципе, если следы драки какие-то и остались, то их сейчас было бы не разглядеть.
Меренкова немного поглядела вокруг. Поглядела на меня. Я приподнялся с кровати и пошарил свои очки. Но вспомнил, что они разбились. В темноте мое замешательство было органично. Ничего странного она не заметила и вышла из нашей «трешки» на свет в прихожей.
Из своей комнаты выглянул Саша:
– Может он на лестнице навернулся. Пьяный же.
Меренкова опять напряглась. Вероятно, наши с Сашей уточнения явно вызывали подозрения. По Диме было видно, что он очень хотел, чтобы мы с Сашей уже заткнулись.
Меренкова почувствовала это, и пристально посмотрела на Диму.
– Очень надеюсь, что это не вы помогли ему навернуться.
– Че, прямо сильно его кто-то побил? – очень по-доброму промолвил Дима. – Помощь нужна?
Так участливо у него это вышло, что Меренкова, сразу же успокоилась. Дима умеет располагать к себе людей. В очень хорошего человека он может играть профессионально. Тем более он и на самом деле душевный и порядочный человек. А то, что бывает жестким, холодным и безжалостным – так это просто Зверь из него иногда вылезает… Но показывается Зверь не просто так, а всегда по делу.
На втором курсе ближе к летней сессии он купил себе очки. В очках он выглядел очень добрым и умным. Стекла в очках были без диоптрий. И он мне признался, что решил их носить, потому что понял по мне, что человеку очки добавляют ума автоматически. Если человек в очках, то ясно дело, что он очень много читает и занимается. Преподы действительно стали к нему относится лучше. И оценки в его зачетке значительно прибавили в баллах. Купил бы он себе очки на первом курсе, закончил бы институт с красным дипломом.
– Сильно, – сказала Меренкова не то грустно, не то весело.
– Ладно. Протрезвеет. Разберемся. Спокойной ночи, – успокаивающе сказал Дима.
Он сделал паузу и добавил:
– А может скорую вызвать?
– Не надо, – вздохнула Меренкова.
Она вышла из нашего блока, и Дима закрыл за ней дверь. Как только шаги в коридоре стихли, он снял свои очки. Протер их фланелевым платочком. Сложил их вместе с тряпочкой в дорогущий кожаный футляр из крокодиловой или, может быть, змеиной кожи, положил на полку и сел на кровать, поправлять подушку:
– Ну, вот видишь! Живой он! А ты боялся.
Он лег в кровать. Вокруг все затихло. И я вдруг вспомнил, что у меня мокрая верхняя одежда, а я утром собирался ехать в Москву. Я встал с кровати и подошел к шкафу. Снял с вешалки пальто, повесил его на стул поближе к радиатору отопления. батарее. Сдвинул в сторону свой студенческий билет, который уже почти высох и положил рядом шапку. И тут я пришел у ужас:
– А где шарф, которым мы ему глаза завязывали?
– Бляха-муха, – выругался Дима.
– 7 –
Не люблю шарфы с детства.
Родители закутывали меня в него под самый нос, мои очки сразу же запотевали, и окружающий мир погружался в туман. Поэтому, я давно уже считал, что от шарфов одни неприятности. Но все равно, почему-то, их иногда носил. Заматывал шею в сильные морозы. Хотя толку от этого я не видел. И смотрелось так себе.
Хотя, нет. Шарфы, вообще, тут не причем. Это все же очки. От них все мои неприятности. И самое неприятное для меня, это то, что из-за этих очков все считали меня ботаником. Можно было бы и смириться с этим, если бы я был действительно таким умным, как эти ботаники. Но отличные оценки в зачетке появлялись у меня не от ума, а исключительно от сообразительности. Например, в школе достаточно было первым поднять руку, а в институте первым идти сдавать. Ну и все, в принципе. Половина оценки у тебя уже была в кармане. Оставалось ответить на два с половиной.
– Я еще вопрос не задала, а ваш сын уже тянет руку, – жаловалась на родительском собрании учительница моей маме, – Я еще на доске не написала, а он уже что-то пишет у себя в тетради. Я отняла у него ручку и выбросила к двери. Вы уж извините меня. Но надо что-то делать с вашим сыном.
Оставаться в субботу в общаге я не планировал. Но не в результате всех этих сложившихся обстоятельств, а изначально. Ночной инцидент лишь только усилил мое желание свалить из общаги.
Я проснулся в районе пяти утра. В принципе, пальто высохло. И я быстро оделся. На мне были почти новые теплые ботинки на толстой подошве (старые не высохли), классического цвета джинсы, темная рубашка, легкий свитер без ворота, сумка с желтой полосой (кажется, она называется сумка почтальона). У сумки была очень длинная лямка, поэтому сумка болталась у моих колен (но так модно, вроде). Полусухое пальто (норм) и шапка (пусть будет). Оставалось найти шарф.
Общага в такую рань еще спала, но я все равно, соблюдая максимальную тишину и осторожность, внимательно прислушиваясь ко всем звукам, прошелся по всему нашему вчерашнему пути. Но шарфа нигде не было, и я вышел на улицу без него.
Снег за ночь улегся тонким слоем, а все ветки деревьев стали белыми. Температура чуть ниже нуля. В общем-то, сегодня все было так, как я люблю. За исключением шарфа, по которому нас обязательно вычислят. Скорее всего, это случится в понедельник. Ну и пусть. И чего об этом сейчас думать? Не хочу! Не буду.
К началу третьего курса мои выходные дни сильно изменились. Я уже не ездил по субботам к родственникам. Во-первых, мне стало стыдно приезжать и пользоваться стиральной машиной. Во-вторых, мои родители поругались с родственниками. И мне не хотелось их никоим образом напрягать своим присутствием. Я чувствовал, что что-то не так. Что им стало неприятно, что я к ним приезжаю. Но повлиять на их отношения с моими родителями я не мог. В-третьих, я, кажется, полюбил одиночество, которого не мог раньше терпеть. С новыми людьми подружиться было непросто. Старые друзья были слишком далеко. И страдать по этому поводу мне уже надоело. Ностальгия по детству постепенно уходила. Хотя периодически справляться с ней было невыносимо сложно.
– Что же тебе, милок, не спится-то? – спрашивает меня билетерша в Киноцентре.
Отвечать находчиво и с юмором я еще не научился. От папы эта его черта характера мне, увы, не передалась. У папы вообще отлично получается находить общий язык со всеми. Любому своему другу или знакомому у него всегда есть что сказать. А для незнакомых людей у него всегда есть в запасе какая-нибудь проверенная и отработанная фраза. В результате чего казалось, что с таким оптимизмом папа никогда не пропадет. Оптимизм от папы мне по наследству не перешел. И друзей у меня, в отличие от него, было мало. По сравнению с ним у меня их вообще не было. Ко мне перешла наверно только его улыбка. И то хорошо. В общем, разговаривать я еще не научился. Я мог только улыбаться. Что я и сделал для билетерши. Хотя мне показалось, что вышло не очень. Я показал билет и прошел в зал.
В Киноцентре по утрам в самом большом зале было максимум человек двадцать. А полная вместимость этого зала 550 человек. Тут огромный экран. Вроде как самый большой в Москве. А может и в России. Но вот именно из-за этих размеров экрана этот зал был единственным, в котором занимать места надо было как можно дальше. А я всегда и везде любил седьмой ряд. А тут и на седьмом было неудобно смотреть кино.
Хотя вру – седьмой ряд я полюбил только после школы. В школе я сидел за третьей партой среднего ряда. То есть любимый ряд – был третий. А вот в институте пришлось пересесть на седьмой. Так как мой любимый третий ряд теперь занимала Амина. А за одну парту, рядом с ней, я никогда еще не садился. Почему так? Я не знаю.
А вообще, большой зал Киноцентра на Красной Пресне я не люблю. Как раз потому, что садиться там можно было только в дальних рядах. А в ближних рядах от такого большого экрана начинала болеть голова.
Так вот по утрам одинокие, типа меня зрители, вынуждены были все группироваться в дальних рядах. И отдельно там уже особо не посидишь. А мне, вероятно, все же хотелось укромного уголка. Да и потом, я приходил просто спокойно посмотреть кино. Может быть, конечно, я и вру себе. И мне нужна компания. Но я влюблен в одного-единственного человека. И никакая другая компания, кроме него, мне не нужна. Плюс ко всему, в Большом зале показывали обычно только блокбастеры. А мне такое не нравится.
Но в Киноцентре было еще семь залов поменьше. Кино там показывали не свежее, но только хорошее. Вот за эти остальные семь залов Киноцентр и был моим самым любимым. За один день там показывали минимум восемь разных фильмов, и в каждом зале шел свой. И я как-то насчитал, что за один день в Киноцентре показывали аж пятнадцать совершенно разных фильмов. Такое положение дел меня очень даже устраивало.
Я начинал смотреть кино в девять утра. А потом покупал билет на следующий сеанс уже в другой зал, где был другой фильм. Таким образом, мне удавалось посмотреть сразу несколько фильмов за один день, не меняя кинотеатр.
Сегодня на первом сеансе в третьем зале нас было трое. Еще двое заняли свои места уже после рекламного блока, когда сам фильм уже начался.
Когда в кинотеатре немного народу, а фильм смотришь во второй раз (а такое со мной бывало не один раз), то невольно начинаешь разглядывать людей и замечать всякие мелочи. Люди, которые в одиночестве приходят по утрам посмотреть фильм, выглядят красивыми. Вероятно, от того, что у них всего одна цель – посмотреть кино. И именно от этого они выглядят цельными, спокойными и уверенными в себе и в жизни. Им не надо вести себя так, чтобы кому-то понравиться. Им не надо заботиться о том, чтобы их спутники не почувствовали себя вдруг лишними или обделенными вниманием. Они все просто были самими собой, не играли никаких ролей, не строили из себя кого-то для кого-то. У них не было в глазах и поведении никакого страха. Они выглядели реальными людьми. На них не было масок и условностей. Они все казались мне милыми и родными.
Хотя иногда я склонялся к мысли, что мы – просто одинокие несчастные люди, которых не нашла еще любовь и не привязала к кроватям. И что мы так рано встаем только лишь для того, чтобы у любви было больше времени на поиски нам пары. Правда, кого бы мы тут нашли. Нет же никого. Два-три человека. Нет, мы не искали. Я думал, что у каждого из нас, здесь присутствующих, есть кто-то определенный там, за стенами кинотеатра. Но нам пока недоступный. И нам, кроме того человека, совершенно конкретного, никто больше не нужен. И в кино по утрам мы ходим лишь для того, чтобы не зачерстветь. Спокойно поплакать или посмеяться, когда никто на нас не смотрит и не делает замечаний, не дает нравоучений и не учит жизни. Когда нас никто не видит. Ну, да, каюсь, я разглядываю зрителей на сеансах. И даже боюсь, что они могут заметить, что я их вот так вот разглядываю и думаю о них. Нарушаю их мир. Но это бывало не часто, слава богу, так как фильмы погружали в свой мир с головой. Особенно те, что показывали в малых залах Киноцентра.
Я посмотрел два фильма. Три фильма подряд – это уже слишком. Я пробовал так делать, но чувствовалась усталость в глазах. Надо было выйти из темноты. Развеяться, и хотя бы немного, но подышать свежим воздухом. Правда, в кинотеатрах всегда работали кондиционеры, и нехватки кислорода не ощущалось, в принципе. А иногда даже было холодно. Кондиционеры работали на полную мощность, людей в зале по утрам было мало. Можно было и замерзнуть, особенно зимой.
Я вышел на улицу. От снега слепило глаза. Да и солнце всегда казалось ослепительно ярким, после темного зала. А белый снег с ярким солнцем – это уже перебор. Я дал привыкнуть глазам к свету, постояв на огромной террасе кинотеатра. А потом немного понаблюдал за зрителями, которые выходили из Киноцентра. Кстати, это мне помогало отчасти понять, на какой фильм стоит пойти, а на какой не стоит. Да и просто было интересно смотреть на людей. Я наблюдал за лицами, с какими они выходили после просмотра фильма. По ним можно было понять, как там с фильмом вообще. Заслуживает ли фильм моего внимания или не заслуживает. Когда люди выходили тихими, а иногда даже с красными от слез глазами, то было понятно, что фильм был, по меньшей мере, очень непростой, вероятнее всего глубокий, и скорее всего грустный. И если мне хотелось погрузиться или поплакать, то я уже понимал на какой фильм мне стоит сходить, а на какой нет. «А давайте поскорее забудем об этом фильме!» или «Нет, простите меня, конечно, но я еще не дорос до вот этого всего!» или «Нет, я все понимаю, но с концовкой они явно перемудрили!». Обрывки слов дополняли картину, но определяющими для меня никогда не были. А вот, если человек после фильма молчит и слов связать не может – вот это поведение для меня было гораздо понятнее.
Количество народа перед Киноцентром поубавилось. Начинался новый сеанс, и я решил пройтись по проверенному уже маршруту до кинотеатра «Художественный». Там сегодня показывали фильм «Хрусталев, машину!». С фильмами Алексея Германа я был не знаком. Вот и подумал. Надо бы глянуть это кино. Тем более его практически нигде больше не показывали. До сеанса оставалось как раз где-то полтора часа. Киноцентр был на Баррикадной, а «Художественный» – на Арбатской. Если пешком, то можно и за полчаса дойти. Но у меня были планы заглянуть по пути в «Дом книги на Новом Арбате» и в магазин «Мелодия».
«Киноцентр», «Дом книги на Новом Арбате», «Мелодия» и «Художественный» – уже как полгода стали обязательными точками моих прогулок на выходные. Это был мой стандартный маршрут. Хотя стандарт – это не красивое какое-то слово. Не веет от него свободой, которую я испытывал в своей бродячей жизни по выходным. Назову-ка я его лучше не стандартным, а своим любимым маршрутом. А появился он благодаря одному журналу.
С сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года моим путеводителем по жизни стал журнал «Афиша». Единственный глянцевый журнал, который начал выходить с апреля тысяча девятьсот девяносто девятого года, имел вполне себе адекватную цену и неплохие картинки. На глянец меня тянуло, но денег на «Playboy» не было. А когда «Афиша» вышел с музыкальным диском в комплекте – я впервые его купил – не удержался от бесплатного подарка. Хотя слушать компакт диски мне было вообще негде.
Я не читал журнал от корки до корки. На туризм, рестораны, концерты и театры денег у меня все равно не было. Выставки я тоже пропускал мимо. Уж не знаю, почему я на них не ходил. Раздел «Вещи» я не пропускал из-за картинок, а покупать что-то оттуда я не решался. Дорого. Но вот пару недель назад я все же купил себе ботинки фирмы «Гриндерс». Повелся на рекламу? Нет. Я думаю, что тут сыграл свою роль не только журнал «Афиша». И не только то, что ботинки действительно выглядели очень круто. Черные, высокие, на толстенной подошве. Скорее всего, я купил их себе из-за того, что в таких ходили зрители еще одного моего самого любимого кинотеатра – «Музей кино». Он находится в здании «Киноцентра», но я его нашел не сразу. В «Музее кино» было еще больше залов, чем в «Киноцентре». Один большой (человек на сто пятьдесят) и штук десять маленьких (человек на тридцать). Тут показывают фильмы всех времен и народов. На всех языках мира – и с переводом, и без перевода, и с субтитрами, и с переводом вживую. Фильмы, которые выходили очень ограниченным прокатом. И те, что не выходили в прокат совсем. И те, что существуют чуть ли не в единственном экземпляре. И те, которые нигде больше, кроме как в «Музее кино» и посмотреть-то было нельзя.
Зрители «Музея кино» – в основном студенты творческих вузов. И выглядели они все совсем не как все. Купив «Гриндерсы» и пальто, я хоть немного, но стал с ними сливаться, как мне казалось, и не вызывал сильного диссонанса. Да и шарф был тут в тему, и моя сумка на длинном ремне. И свитера теперь пригодились. Я их тоже обычно не носил. С рубашками разобрался быстро. С джинсами вообще проблем не было. Можно было и не рвать ничего на коленках. Мне оставалось, как я думал, решить только вопрос с шапкой. Хотя все эти люди обычных шапок вообще не носили. Поэтому шапка при подходе к «Музею кино» просто пряталась мной в сумку.
Для меня тут был какой-то совсем другой мир. Но я очень хотел в него вписаться. Тем более в том мире, в котором я жил всегда, я не вписывался. Короче, чтобы хоть немного слиться с этим новым и другим для меня миром, я и решил купить «Гриндерсы».
Ездил за ними в специальный фирменный магазин. Совершенно потерялся от того, как меня окружили там вниманием. К тому же в магазине я был один из покупателей. Вокруг меня носились две красивые девушки, и я испытывал такое смущение от всего этого, что вообще ничего не соображал. И когда привез домой ботинки, я подумал, что мне попались бракованные. Там внутри не было меха в районе пятки. Везде был, а там не было. Я вернулся в магазин. Мне спокойно показали остальные фирменные ботинки на меху. Оказывается, что так и должно было быть!
– У нас в «Гриндерсах» на пятках нет меха, так как при ходьбе в этом месте происходит очень сильное трение. Поэтому мы тут не пришиваем мех. Потому что он в любом случае от этого сильного трения будет сваливаться в комки. А комки натрут ногу, и ходить вам будет неудобно и больно. И не переживайте, что ваши пятки замерзнут. В задней части ботинка вшит дополнительный слой кожи и текстильная подкладка. Пятка точно не замерзнет, – рассказывала мне одна самых красивых девушек-продавщиц, которых я когда-либо видел в своей жизни. И она совсем-совсем не смеялась надо мной. Она так мило улыбалась, что я подумал, что надо будет купить себе ботинки еще и на осень, на весну и на лето.
– Ой, что я вам все на словах. Я покажу вам ботинок в разрезе. Сами все увидите и руками потрогаете, – и она отбежала к стеклянной витрине. Достала оттуда ботинок в разрезе и вручила мне. – Вот. Смотрите, какой красивый!
«Гриндерсы» я носил редко. В основном, как раз в «Музей кино». Подошва у них массивная. Подошва хоть и была вся рифленая и ребристая с огромными протекторами, но от гололедицы почему-то вообще не спасала. И на льду в них было просто как-то очень скользко.
Дорога от Киноцентра до кинотеатра «Художественный» проходила по улицам, которые примыкали к дому правительства и к посольству США. Потом был Новинский бульвар и Новый Арбат. В принципе, все эти улицы чищеными были всегда. Льда под ногами не было и можно было спокойно смотреть по сторонам, размышлять или просто расслабится.
О чем я там говорил? А, да. Про «Афишу».
У меня три любимых раздела в журнале: «Музыка, «Кино» и «Книги».
Какую музыку послушать – берем из раздела «Музыка». Я покупал и слушал прямо по списку. Не все удавалось найти, потому что многое выходило на компакт-дисках. И было от этого вообще-то грустно. До тех пор, пока я не забрел в магазин «Мелодия» на Новом Арбате. Диски, конечно, там были по бешеным ценам. И слушать мне их было не на чем, но было чертовски приятно трогать их руками. А от виниловых пластинок вообще сводило с ума. Пару месяцев я заходил туда просто потрогать вот это все, а потом вдруг случайно узнал, что любой диск из ассортимента магазина за совершенно небольшую сумму можно записать на аудиокассету. И я был просто счастлив.
Какое кино посмотреть – берем из раздела «Кино». Поначалу для меня единственным кинотеатром был «Киноцентр на Красной Пресне». Потом появился еще один – кинотеатр «35мм» на Красных воротах. Там я, кстати, недавно посмотрел очень хороший фильм «Беги, Лола, беги» Тома Тыквера. Его нигде не показывали, кроме как в «35 мм». Журнал очень хорошо отзывался об этом фильме. И я пошел. И впервые посмотрел фильм на языке оригинала. «Беги, Лола, беги» был на немецком языке, с русскими субтитрами. Когда я пришел в кинотеатр, я думал о том, что не успею одновременно читать субтитры и смотреть фильм. Готовился к худшему. И первые несколько минут мне действительно было неудобно. Но потом я так погрузился в фильм, что мне вообще показалось, что я отлично знаю немецкий язык. Было очень круто. Фильм мне так понравился, что я решил купить себе видеокассету в коллекцию. Ну и другим показать его хотелось. И я еще подумал, а вдруг я что-то все же пропустил в плане слов и надо бы мне посмотреть фильм еще раз, но с переводом. И как-то вечером в одиночестве включил кассету… Это был полнейший ужас! Русская речь в фильме смотрелась коряво и чуждо. Я не смог посмотреть и двадцати минут. Я снова изучил коробку от видеокассеты. Лицензионная. С официальным русским переводом. Но фильм с этим переводом потерял всю свою привлекательность. Ну как так? Кстати, вот Клод Лелуш. Французский кинорежиссер. Он говорит, что его собственные фильмы с русским дубляжом нравятся ему гораздо больше, чем на родном французском. Вероятно, с развалом союза иностранные фильмы перестали нормально переводить.
А еще в «Афише» в расписаниях кинотеатров последним был какой-то «Музей кино». С какими-то неизвестными названиями фильмов в расписании сеансов. Знакомыми названиями были только те, которые я встречал иногда в газетах с телепрограммой. Или в журналах «Советский экран». У нас дома есть несколько номеров, но меня там интересовали только красивые актрисы. Я даже в тихую испортил пару-тройку номеров, вырвав оттуда несколько страниц с ними, на которых они были полуголыми. У меня была даже тетрадка, куда я вклеивал этих девушек. Но мама как-то нашла ее… в моем секретном месте. И мне пришлось с тетрадкой расстаться. Территориально «Музей кино» был в этом самом «Киноцентре»!!! Только вход в него был с другой стороны. Через неприметную арку, которую я сначала и не заметил даже.
Раздел «Книги» приобщил меня к литературе. До этого момента единственной книгой, которую я прочитал, был «Порт-Артур». Не знаю, уж каким путем она попала ко мне в руки. Скорее всего, из-за увлечения военной историей я и заглянул в нее. Ведь там – Русско-японская война. Была, правда, у меня толстенная книга Новикова-Прибоя «Цусима», но я ее так и не осилил. Я листал ее периодически, но особо не читал. А вот внутри «Порт-Артура» оказалась романтическая история любви одного из русских офицеров – Сергея Звонарева. Я читал и плакал натуральным образом. Никогда я такого в своей жизни еще не испытывал…
Я вспомнил! Эта книга попала мне в руки, когда расформировали мою школу. И огромное количество книг подготовили на выброс. Я был знаком лично с библиотекаршей. И мне перепало несколько томов Большой Советской энциклопедии. А потом я немного покопался в завалах книг и забрал «Цусиму» и «Порт-Артур». Про войну же.
И вообще, я думаю, что только благодаря «Афише» я и начал читать художественную литературу. С ее страниц ко мне завалилась целая толпа писателей: Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Джон Фаулз, Курт Воннегут, Франц Кафка, Жан-Поль Сартр, Милан Кундера, Эрленд Лу, Иржи Грошек, Роальд Даль, Тонино Бенаквиста, Чак Паланик…
Правда, Чак Паланик придет ко мне от Дэвида Финчера. В следующем году, прямо под мой день рождения выйдет в прокат его фильм «Бойцовский клуб». Я посмотрю его в Киноцентре. А потом, чуть позже, я куплю три варианта видеокассет с разными переводами этого фильма на русский язык. И все они будут ужасные. А успокоюсь я, когда куплю спустя пару лет дорогое подарочное издание от «Лазер-видео» в магазине «Союз». И он будет как раз с тем переводом, что и в кинотеатре. Даже по телевизору фильм потом почему-то показывали не с тем переводом, что в кинотеатре…
Что-то я забежал куда-то вперед. Ну ладно. Скажу еще одну важную вещь. И далее буду держаться хронологии (надеюсь). С журналом «Афиша», в следующем году, ко мне подселится на постоянное место жительства Харуки Мураками со своей «Охотой на овец» и перевернет мою жизнь. Тогда про него вообще еще никто толком ничего не знал. А когда он станет популярным в России писателем (года через три), мне, честно говоря, станет даже как-то грустно. Потому что про него станут говорить: «Харуки Мураками? А, ну да, ну да. Как же не слышали? Слышали! Ну, его же все читают. Я лучше что-нибудь другое почитаю… Извини меня, Олег». И мне станет от этого не по себе.
В общем, как тут не крути, но художественная литература пришла ко мне со страниц «Афиши». Каждые две недели, когда выходил журнал, я шел со списком книг (из обзора в журнале) в дом книги на Новом Арбате и начинал читать прямо там. Прочту одну-две страницы и прислушиваюсь к себе – нравится или не нравится. Если были небольшие сомнения, то я приходил через неделю и читал еще несколько страниц. Книг пять я таким образом прочитал прямо там, в магазине. Но если первые страницы в книге мне очень нравились и отзывались внутри, то книгу я покупал.
Остальные разделы «Афиши» представляли для меня небольшой интерес. Слишком это были дорогие удовольствия. Мне не по карману. Меня, может быть, и тянуло в театры, но тех денег, что просили за посещение театров, мне было жалко. Единственным спектаклем, на который я схожу за все пять лет института, будет «Мастер и Маргарита». Он был в не особо, так сказать, престижном театре… В театре Киноактера. И, вероятно, именно поэтому цена на спектакль там была в разы меньше, чем в других театрах. И я пошел на него не совсем по своей воле. Меня туда вытянула компания первокурсниц. К слову, сам роман я прочитал гораздо позже. Но он тогда меня не особо задел. Надо будет как-нибудь перечитать.
Концертная жизнь была у меня просто на полном нуле. А вот с клубной жизнью было получше. Хотя «Афиша» в этом никак не была замешана. Как-то в поезде по пути домой я встретил одного человека. Тоже студента, но из Бауманки. Мы познакомились с ним, и он рассказал мне, что распространяет флаеры в клубы.
