Массинисса. Из заложников – в цари. Книга 1. По дороге в Карфаген

– Демейи больше не будет во дворце! – вскричала Аглаур. – Из-за нее чуть не погиб Массинисса!

Глаза Мисагена блеснули одновременно обрадованно и разочарованно, и он произнес с легкой усмешкой:

– Как жаль, что он чуть не погиб.

Аглаур огляделась по сторонам и, даже убедившись, что охранники стоят достаточно далеко, вновь перешла на шепот:

– Думай, о чем говоришь! Речь идет о твоем брате!

– Вот именно. Мне всегда нравилась Демейя, а после этого случая я ее просто полюбил!

Мисаген вдруг заговорил с каким-то зловещим сарказмом, которого мать у него раньше не наблюдала. Она вглядывалась в лицо сына, и ей начинало казаться, что за привычной маской недалекого, глуповатого парня проглядывает какой-то другой человек.

Но мгновение спустя Мисаген вновь привычно с нею засюсюкал:

– Мамочка, мамочка! Ну, может, можно ей как-то помочь? Ты же царица! Ну попроси отца! Верни Демейю!

Подозрительно поглядывая на эти превращения, Аглаур произнесла:

– Ты полюбил не ту девушку. Убить Массиниссу пыталась Аришат, а Демейя просто достала для нее ядовитую змею.

– О боги! Три змеи не справились с одним мальчишкой! Мой маленький братик поразительно живуч! – вновь как-то непривычно пошутил Мисаген, и царице стало страшновато от этих изменений в сыне.

– Демейю отправят в Карфаген и продадут в дом утех – это воля царя! Все! Идем во дворец. И еще раз прошу тебя: поменьше болтай!

Аглаур взяла сына за руку и повела за собой.

– Вечером я пришлю к тебе свою новую служанку. Надеюсь, она окажется не хуже Демейи…

– А уж как я на это надеюсь, – с невинным видом пошутил Мисаген.

Царица остановилась и внимательно вгляделась в его глаза – взгляд сына из внимательно-насмешливого в одно мгновение вновь стал пустым и безразличным ко всему.

* * *

Конный отряд, охранявший Гайю и царевича, двигался в соответствии с раз и навсегда заведенной традицией. Далеко впереди шла передовая десятка, разведывая ближайшие окрестности. Еще две десятки двигались справа и слева, прикрывая общее построение с флангов. Четыре десятки двигались, окружая непосредственно охраняемых персон, которые, в свою очередь, передвигались, сопровождаемые так называемой ближней десяткой. И еще две десятки прикрывали тыл.

Все эти мелкие подразделения имели свои особенности. Те, что двигались впереди и прикрывали фланги, состояли из самых опытных воинов, которые должны были издалека высматривать опасность и при необходимости вступать в бой даже с превосходящими силами врага, давая возможность спастись царю. Десятки, что окружали правителя, состояли из наиболее крупных и сильных воинов. Они были лучше вооружены и защищены и могли оказать серьезное сопротивление врагу, прорвавшемуся к их построению.

Ближняя десятка включала начальника царской сотни – огромного роста молчуна Стембана, распоряжавшегося чаще движением рук и головы, нежели словами; коренастого Харемона – телохранителя Гайи; уже знакомого читателю Бодешмуна и еще семерых наиболее преданных и отчаянных бойцов. Они были последним рубежом защиты царя, гордились своим приближенным положением и его доверием.

Две тыловые десятки были неравнозначными. Одна из них также состояла из опытных воинов, а одна – из молодых. Молодые были вооружены попроще, чем их старшие товарищи, и на этих парней больше возлагались обязанности прислуги в походе и охраны запасных лошадей сотни. В бой они вступали только в самом крайнем случае.

Нумидийцы не признавали рабства, и для компактности царь не брал в поход слуг. С готовкой пищи и уборкой (мытьем) посуды, чисткой лошадей и присмотром за ними справлялись воины молодой десятки. Такое положение никого из них не унижало и не оскорбляло. Наоборот, попадание в царскую сотню, пусть и в ее молодую десятку, давало своеобразный трамплин любому из парней: со временем он мог занять свое место в старших десятках и прекратить прислуживать более опытным воинам.

Место в боевых десятках освобождалось по разным причинам и необязательно из-за гибели и (или) ранения доверенных людей: кто-то из них уходил по старости и болезни, а кто-то назначался царем командиром в армейских частях и покидал элитное подразделение. Таким образом, царская сотня была не просто охраной царя Массилии, но еще и кузницей командирских кадров. Она давала возможность наиболее способным и верным царю нумидийцам занять более высокое социальное положение в обществе. Будучи в душе больше воином, чем правителем, Гайя искренне любил своих охранников, доверял и всегда благоволил им. Под его командованием они довольно быстро богатели и становились влиятельными людьми. Охранники очень ценили это и, в свою очередь, очень преданно относились к Гайе.

Кроме того, если во дворце и на церемониальных мероприятиях между ним и охранниками выдерживалась положенная субординация, то в походе они могли общаться с царем едва ли не по-дружески. Этому способствовало то, что, по негласному закону, командование в походе (и, соответственно, полная ответственность за все происходящее) передавалось командиру железной сотни Стембану. Тот распоряжался действиями подразделений по своему усмотрению, определяя время и место дневок и ночевок. А царь становился как бы одним из простых, хотя и привилегированных воинов и не должен был своими действиями мешать командиру. Благодаря хорошо продуманной системе охраны, на Гайю еще ни разу не пытались напасть в походе.

Солнце уже было в зените, когда Стембан велел сделать первую дневку. Немного съехав с дороги, сотня в том же порядке, как шла, остановилась и спешилась. Молодые тут же забрали у старших воинов коней и увели их пастись к запасным. Двое из парней накрыли походную скатерть и поставили несколько столовых приборов перед царем и царевичем. Обед их был скромным – он состоял из особой каши, называемой «зумита», нескольких кусков сушеного мяса, фруктов и воды с медом. Вино в походе было под запретом, пока сотня не оказывалась за стенами города или крепости, в надежном, защищенном от внезапного нападения месте.

Зумита – это особым образом приготовленное ячменное зерно, каша из которого получалась очень вкусной. Для приготовления достаточно было залить крупу водой, пусть даже и теплой. Чтобы она нагрелась, приходилось держать ее в тонком кожаном бурдюке, нагревавшемся с одной стороны от солнца, а с другой – от тела лошади, к которой он приторачивался. Седел нумидийцы не признавали, но для перевозки грузов на лошадях использовали особые сумки. Для питья же использовались другие сосуды, с двойными стенками, которые сохраняли воду прохладной.

– Зумита – походная пища воинов, – шустро работая ложкой, говорил царь.

На свежем воздухе аппетит его разыгрался, и он с удовольствием поглощал пищу, которую редко доводилось вкушать во дворце. К тому же позавтракал он неважно и теперь наверстывал упущенное. Не отставал от него и Массинисса, уплетая теплые рассыпчатые комочки крупы.

– А почему мы не остановимся на подольше, не разведем костры и не зажарим мяса? – поинтересовался царевич.

В таких дальних военных походах ему бывать еще не доводилось, а на охоте всегда жарили добытую птицу или дичь. Зумита зумитой, но хорошо запеченному на костре куску мяса она не конкурент, а тонкие пластинки вяленой баранины приходилось подолгу разжевывать, к тому же их обильно солили, чтобы они не портились, и после них очень хотелось пить.

Евший неподалеку Стембан насторожился и посмотрел на юношу недовольным взглядом. Ему явно не нравился этот вопрос и то, что может за ним последовать. Вдруг Гайя захочет напоследок побаловать наследника и вместо дальнейшего движения затеет охоту, отдых посреди открытой степи, и поставит едва начавшийся поход под угрозу? Стембан очень ревниво относился ко всем, кто претендовал на его нынешнюю почти безграничную власть. Его не так давно назначили на эту должность, почему-то переведя из города Чамугади в Цирту. Воины еще недостаточно хорошо знали своего нового начальника, и ему было с ними непросто.

Царь не стал ждать, пока командир сотни что-то объяснит, а сам спокойно ответил сыну:

– Причин много, царевич. Во-первых, за дневное время мы должны покрыть как можно большее расстояние, найти удобное для обороны место, чтобы потом спокойно отдыхать там ночью. Во-вторых, дым от костров, разведенных днем, может выдать неприятелю наше передвижение. Мы сейчас в своих владениях и не боимся здесь никого, но, согласись, неразумно не предпринимать меры предосторожности. Это к тому же еще и тренировка действий в настоящем военном походе или набеге. И в-третьих, легкий обед одновременно поддерживает силы и позволяет нам сохранить подвижность для отражения внезапного нападения по дороге. Ты сейчас и подкрепился, и не перенасытился, не так ли?

Царевич согласно кивнул.

– Поэтому скоро поедем дальше. У нас с тобой будет увлекательная поездка. Я покажу тебе все самые большие города нашего царства, и ты узнаешь об их особенностях.

Глаза Массиниссы обрадованно заблестели. Быстро облизав ложку и запихав в рот несколько кусочков вяленого мяса, он проговорил:

– Я готов ехать дальше…

Гайя посмотрел на Стембана, которому уже подвели коня.

Командир взобрался на него и зычно крикнул сотне:

– Выступаем!

Воины сели на подведенных к ним коней, дождались, пока молодая десятка быстро уберет остатки пиршества. Затем маленькое войско, соблюдая прежний порядок, двинулось дальше.

А еще Массиниссе понравилось в этом походе то, что в ближнюю десятку входил Балганон, молодой, но начитанный парень, который считался неофициальным историком и архивариусом, причем не только железной сотни, но и всей дворцовой канцелярии. Гайя велел, чтобы, пока они двигались по Массилии, историк рассказывал царевичу все, что знал об истории Нумидии.

Во дворце царь старался этого не делать из опасения, что какие-то сведения о подобном обучении попадут в Карфаген и вызовут там неудовольствие. Любые исторические сведения, которые рассказывали о непростых отношениях пунийцев и нумидийцев, карфагеняне не приветствовали. Они опасались, что тем самым Гайя будет готовить будущего наследника к противостоянию столице мира. Потому грек-лекарь Пеон учил царевича безобидным наукам – математике, письменности, литературе, языкам. Но здесь, в кругу своих верных воинов, царь мог не опасаться, что кто-то донесет на него пунийцам.

Балганон поведал царевичу о том, что Нумидия была некогда большим единым государством, которого боялись соседние страны Ливия и Мавретания, опасались племена гетулов и пустынные дикари – гараманты. И когда на побережье Африки появился Карфаген, нумидийцы, не чувствуя опасности, наладили отношения с этим городом-государством и даже защищали его от нападок недружественных соседей. Но после того как пунийцы набрались сил, они стали создавать наемные армии и завоевывать новые территории. В Африке под их власть попала Ливия.

Не решаясь в открытую напасть на воинственную Нумидию, карфагеняне спровоцировали конфликт между братскими племенами массилов и массесилов. Это вызвало раскол страны на два царства. Вражду и недовольство друг другом среди нумидийцев пунийцы разжигают до сих пор. Массилы в течение нескольких веков не раз пытались выступить против карфагенян, но те привлекали на свою сторону массесилов, и западные нумидийцы били в спину соплеменникам.

– А с тех пор как у пунийцев появились боевые слоны из Индии, а также тяжеловооруженная наемная пехота и сильная кавалерия, победить их ни разу не удавалось, – грустно проговорил Балганон. – Тяжелая пехота, защищаясь от дротиков нумидийцев крепкими доспехами и прочными щитами, всегда остается несокрушимой на поле боя. А из-за длинных копий пехотинцев их почти невозможно достать нашими короткими мечами. Пунийские слоны пугают наших коней одним запахом и видом, не говоря уже о том, что на них есть вражеские воины-стрелки. И если с тяжелой конницей карфагенян мы еще можем как-то справиться, то вот с их доспешной пехотой и слонами пока никак…

Массинисса подумал и вдруг спросил царя:

– Отец, а почему бы и нам не завести у себя тяжелую пехоту? А слоны и в наших степях водятся – наловим их и научим драться с чужеземными!

Воины ближней десятки заулыбались и ободряюще закивали.

Царь тоже усмехнулся:

– Как ты хорошо и быстро все это придумал, царевич! Трудность только в том, что у нас не хватит денег, чтобы вооружить и обеспечить доспехами тяжелую пехоту. А еще некому учить ее воевать, как это умеют карфагенские наемники, ливийцы или римляне. Да и со слонами у нас никто не может управляться. Так что пока мы не можем на равных противодействовать пунийскому войску.

Тягостное молчание последовало за этими словами царя.

– Я что-нибудь придумаю! – громко пообещал царевич своим звонким голосом, и его услышали все.

– Массинисса! – ободряюще закричала ближняя десятка, не столько веря словам юноши, сколько стараясь сделать приятное отцу.

– Массинисса! – крикнул еще раз со всеми и царь, выражая восхищение сыном.

Сотня продолжала путь по, казалось бы, нескончаемой степи. Окрестности были наполнены пением птиц и жужжанием насекомых. Только животные, своим звериным чутьем ощущая опасность, исходившую от этого небольшого, но грозного отряда, предпочитали не попадаться его воинам на глаза.

За интересным рассказом незаметно прошла вторая половина дня, и ближе к вечеру по команде Стембана сотня, выбрав место в стороне от дороги, на небольшом холме, принялась готовиться к ужину и ночевке. Ближняя десятка расположилась посреди построения, остальные – несколькими кругами вокруг них.

Молодые воины разнесли всем дрова и продукты. Вскоре на разожженных кострах зашкварчали жареные барашки, а на расстеленных походных скатертях появились вареные яйца и сыр, овощи и фрукты. На ночь нумидийцы наедались от души. Не отставал от воинов и налегавший на мясо царевич.

Глядя на его аппетит, Стембан склонился к царю и проговорил:

– Уж не знаю, насколько хорошо его наставник учит царевича воинскому ремеслу, но ест он по-бодешмунски – много и беспощадно! Эту науку своего учителя Массинисса прекрасно усвоил.

Гайя усмехнулся:

– Ну что же, хороший аппетит – уже неплохо!

Бодешмун, краем уха услышав, что говорят о нем, недобро покосился на Стембана, но ничего не сказал.

Когда с едой было покончено, чуть отдышавшись, воины стали подниматься и делать различные упражнения. Молодые шустро унесли скатерти. Вместе с царем поднялся и Массинисса.

Стембан вдруг скомандовал:

– Бой!

Наевшиеся воины поднялись, выстроились попарно, достали мечи и принялись рубиться друг с другом. Схватились за оружие и царь с сыном. Правда, Массинисса, держа в одной руке меч, из второй не выпускал кость с недоеденным мясом.

– Защищайся! – крикнул отец, и его меч замелькал так быстро, что царевич вскоре увидел острие у своего лица.

– Отец, я не доел! – возмущенно вскричал царевич. – И сейчас не настроен сражаться.

Гайя ударил его лезвием меча плашмя по плечу.

– Во-первых, в походе – не отец, а царь! А во-вторых, нумидиец всегда должен быть настроен на бой! Враг не будет спрашивать, когда тебе удобней с ним сражаться! Он может напасть в тот миг, когда ты этого не ждешь! Защищайся!

Массинисса, вяло отмахиваясь мечом, поинтересовался:

– Но почему после такого обильного ужина нельзя просто отдохнуть?

– Тут много причин. С одной стороны, мы не заплываем жиром, с другой – немного утомляемся, чтобы крепче спать. Дополнительная тренировка совсем не лишняя, а кроме того, человеческое тело «запоминает» движения перед сном. И если нас внезапно разбудят из-за нападения, мы даже сонные будем готовы дать отпор. Да сражайся ты, наконец!

Царь вновь пошел в атаку, но Массинисса вдруг крикнул:

– Лови! – и подкинул отцу баранью кость.

Гайя всего на миг отвлекся на нее, и в следующий миг острие меча Массиниссы было у его горла.

Царь в восхищении развел руками:

– Ты победил!

Сражавшийся рядом с ними Стембан произнес:

– Надо же, какой хитрец! Не сможет победить силой – возьмет верх изворотливостью!

– Это называется «наука по-бодешмунски», – проговорил противостоявший ему наставник царевича.

Бодешмун изрядно утомил командира отряда, и тот, утерев со лба пот, подал долгожданную для многих команду:

– Отдых!

Так как поединщик не «одолел» его в их импровизированной схватке, Стембан не удержался от колкости в адрес телохранителя Массиниссы:

– А ты, Бодешмун, оказывается, не так хорош, как о тебе рассказывают.

– Старею, видимо, – равнодушно пожал плечами тот.

Однако, услышав это обидное замечание, к ним стали подтягиваться другие воины железной сотни и недовольно переговариваться. Стембан растерянно завертел головой, не понимая, что происходит. Зато Гайя, сообразив, что его ветераны обиделись за товарища, который просто не захотел ронять авторитет начинающего командира, быстро придумал способ, как решить проблему, никого не обидев.

– Бо-деш-мун! Бо-деш-мун! – громко хлопая в ладоши, стал он призывать его продемонстрировать свое искусство.

Стембан уже устраивался на своем лежбище, и поэтому это не выглядело для него как вызов на новый поединок. Царь просто просил старого воина показать, что он умеет.

Все вокруг поняли задумку Гайи и тут же подхватили:

– Бо-деш-мун! Бо-деш-мун!

Тот нехотя вышел в круг, ловко поймал брошенный ему кем-то щит и вновь вынул свой меч из ножен…

Конечно, после случая со змеей Массинисса понимал, что неспроста его наставника считают лучшим воином Восточной Нумидии, но то, что он увидел в этот раз, было поразительным. Бодешмун начал размеренно, с нескольких выпадов и ударов, при этом быстро и ловко защищая свое крупное тело довольно маленьким щитом. После он стал двигаться все быстрее и быстрее, и при этом не делая лишних, ненужных движений. Поступь его была то мягкой, словно он подкрадывался, то решительной и грозной, словно он добивал врага. Короткий нумидийский меч так часто поблескивал при свете костра, что казалось, будто наставник жонглирует какими-то огоньками.

Воины сотни восхищенно смотрели на все его движения, а Массинисса невольно попытался их повторять, чтобы хоть что-то запомнить. Гайя ободряюще похлопал его по плечу: дескать, правильно делаешь, сын, учись.

Наконец Бодешмун завершил свое выступление, более походившее на некий танец, под громкие одобрительные выкрики.

– Повезло же нашему Стембану, что он уже лежит, – послышались приглушенные насмешливые высказывания.

– Ну да, против такого Бодешмуна он бы все равно долго не выстоял.

– Если бы он дрался в бою, с полсотни врагов положил бы, не меньше!

Стембан, неотрывно следивший за воинским искусством наставника царевича, уже пожалел, что подшучивал над ним. Ничего не говоря, он укрылся с головой покрывалом, делая вид, что не слышит неприятных слов в свой адрес.

После тренировки молодые воины положили прямо на траве небольшие, но плотные покрывала для царя и царевича и набросили на них звериные шкуры.

– Устраивайся! – велел царь. – И укрывайся, ночью может быть холодно. Это тебе не в шатре ночевать! Это самый настоящий отдых воинов.

Остальные сами устроили себе небольшие лежбища и расположились вокруг своих костров головой к огню. У костров остались по два караульных от каждой десятки.

– А почему мы ложимся головой к огню? – спросил, зевая, Массинисса.

– Если на нас нападут враги или дикие звери, то мы, поднимаясь, не ослепнем от света огня и сможем сориентироваться, чтобы сражаться. Все, спи, царевич! За один вечер всю воинскую науку тебе не преподашь.

Из телохранителей первым лег спать Харемон, а Бодешмун, заботливо прикрыв почти сразу уснувшего Массиниссу, чуть погладил его кудри.

Глава 3

Бодешмун

Проснувшись утром, царевич с деланой бодростью в голосе поинтересовался:

– Царь, а достаточно ли мы взяли людей для охраны? Особенно с учетом того, что на меня и так уже покушались в Цирте? Нас ведь здесь всего сотня, а я слышал во дворце разговоры, что местные разбойники для нападений на караваны собираются в банды по триста-четыреста человек.

Гайя многозначительно оглядел воинов: дескать, вот какой у меня предусмотрительный сын. Но, видя, что бойцы царской сотни еле сдерживают улыбки, серьезно пояснил:

– Знаешь, Массинисса, это хорошо, что ты заботишься о безопасности. Из тебя получится хороший царь. Но пусть разбойники тебя не беспокоят. Дело в том, что впереди нас идет двухтысячный авангард полководца Муттина с приказом очищать от них окрестности. А с тыла нас прикрывают три тысячи воинов арьергарда под командованием полководца Залельсана. Они стараются быть незаметными для нас, но их конные разъезды приглядывают за нами и, если что, придут на помощь.

Массинисса удовлетворенно кивнул, но отец продолжил:

– А кроме того, ты же знаешь, что в царской сотне – лучшие воины Массилии, каждый из которых превосходит по силе и воинскому мастерству трех-четырех разбойников, вместе взятых. Ну а твой наставник, славный Бодешмун, стоит десятерых, судя по его хорошему аппетиту.

Послышался одобрительный смех, и Массинисса вместе со всеми посмотрел на своего телохранителя. Наставник не обижался на услышанное, сочтя слова Гайи похвалой. Он понимал, что этим дружеским подтруниванием царь пытается слегка сгладить вчерашнюю напряженную ситуацию со Стембаном. Командир сотни проснулся хмурым и командовал как-то неуверенно, чувствуя, что воины стали относиться к нему немного по-другому.

Когда царь с Массиниссой отъехали немного вперед, царевич не удержался и спросил:

– Отец, а почему ты назначил командиром твоей сотни Стембана? Я вижу, что его не очень уважают наши воины. К тому же он гораздо слабее Бодешмуна.

Гайя чуть призадумался. С одной стороны, рановато было царевичу вникать в дворцовые интриги, но с другой – он уже почти взрослый и многое начинает подмечать.

– А ты молодец, что заметил это, – улыбнулся сыну царь. – Да, Стембан, возможно, не лучший командир для моей личной охраны. Но он очень верный и надежный человек, пусть и не из нашего рода – не из ламбаэсси. Он чамугади, которого соплеменники отвергли из-за того, что Стембан, по их мнению, был чересчур предан мне. Ему грозила смерть, останься он в родных краях, и просто бежать он не мог – это навлекло бы на всю его семью несмываемый позор. Вот я и повысил его до начальника охраны моей сотни. Тем самым я под благовидным предлогом забрал этого человека оттуда, где его могли убить, и дал ему высокий статус, который защищает его от нападения. А одновременно приобрел человека, который мне всем обязан и предан. Это очень хороший способ заводить верных людей, Массинисса.

– А то, что он не очень хороший командир, тебя не смущает?

– Ну, в моей железной сотне все опытные воины и сами знают, что делать, так что им и командир-то не особо нужен. Но все-таки я думаю, что со временем они научатся уважать Стембана. Может, он не очень умелый руководитель, но старается. А еще он смелый воин, и, самое главное, я ему верю.

– И все же Бодешмун был бы гораздо лучшим командиром сотни, чем Стембан, – недовольно пробурчал царевич.

Гайя слегка потрепал кудрявую шевелюру сына:

– Ах ты упрямец! – И, чуть понизив тон, шутливо проговорил: – Знаешь, сын, открою тебе небольшую тайну: Бодешмун был бы гораздо лучшим командиром сотни, чем все мы, включая даже меня. Но если бы я назначил его командиром, кто тогда учил бы всем воинским премудростям моего сына?

* * *

Выбор Бодешмуна в качестве учителя царевича оказался очень удачным, поскольку мудрый телохранитель не старался заменить Массиниссе вечно занятого отца, а скорее дополнял его, преподавая ему то, чему не успел научить Гайя.

Так, если царь неоднократно давал наследнику уроки метания дротиков, то наставник изготовил для мальчика небольшую пращу и обучил ее использованию. Гайя показал сыну приемы фехтования мечом и нет-нет да и устраивал с ним неожиданные скоротечные «поединки». До поры до времени он неизменно в них «побеждал», но при этом демонстрировал сыну секреты мастерства, каждый раз новые. А Бодешмун научил подопечного метать нож и обращаться с этим оружием в рукопашном бою. Показал он и некоторые хитрости…

Однажды, когда во время очередной «схватки» отец выбил из рук Массиниссы меч и приблизился к нему, демонстрируя намерение «добить» обезоруженного, сын выхватил припрятанный в поясе небольшой кинжал и так быстро приставил к горлу отца, что тот растерялся.

Гайя посмотрел на присутствовавшего здесь Бодешмуна, смущенно потупившего взор, и проговорил:

– Да, сынок, ты с твоим наставником время даром не терял.

Закончив «бой», Гайя подошел к телохранителю сына и одобрительно похлопал его по плечу рукой, которую Бодешмун, нисколько не стесняясь, тут же поцеловал. Массинисса тогда удивился этому, но что-то спрашивать у наставника не решился.