скачать книгу бесплатно
– Грин, ты теперь наш мужчина. Прикасаться к тебе запрещено табу, за исключением сезона спаривания. Я поймаю птицу в ловушку. После этого мы все поднимемся к Вершинам, вместе убьем птицу и съедим ее. Устроим великий пир и отпразднуем то, что нашим вождем теперь стала я.
Их глаза встретились и они взглянули друг на друга с вызовом. Точно так же, как Той еще не освоилась со своей новой ролью полновластного вождя, так же не освоил, не вжился и не понял Грин (и это понимание было самой тяжелой стороной всего дела) свою роль вечного бунтовщика. Он не был согласен с планом Той, но сделал над собой усилие, подавив в себе стремление спорить и возражать. Он отступил назад, присоединившись к остальным, нервно теребя висящую на поясе душу, этот маленький примитивный образ самого себя, вырезанный из твердого дерева и придающий уверенность в трудную минуту.
– Делай как хочешь, – пробормотал он, но к тому времени Той уже повернулась, чтобы идти наверх.
Птица-липучка сидела на самых верхних ветвях. Будучи по сути своей растением, птица не отличалась сообразительностью и вниманием и обладала лишь зачаточной рудиментарной нервной системой. То, чего недоставало у нее в этом отношении, компенсировалось с другой стороны размерами тела и невероятной живучестью.
Представляя собой по сути дела крылатое семя, птица-липучка никогда не складывала своих крыльев. Эти вечно распахнутые плоскости отличались малой подвижностью, однако их размах в несколько сотен метров, а кроме того покрывающие их миллионы чувствительных чешуек-рецепторов, превращали птицу-растение в мастера планирования и парения, позволяя ей тонко подмечать и использовать все малейшие изменения в направлении и силе теплых ветровых потоков, дующих в оранжерейном мире обычно с неизменной интенсивностью.
Усевшись на ветвях Вершин, птица-липучка выпускала из специальной сумки свой язык, целью которого становился поиск питательных веществ, в основной массе таящихся в срединных слоях Леса и в его Почве. В то время как язык занимался сбором пропитания, из кончиков крыльев птица-липучка высеивала семена.
Извиваясь среди бесчисленных ветвей Леса, язык птицы-липучки, снабженный многочисленными чувствительными рецепторами, старательно избегал всяких встречных опасностей, таящихся в этом сумеречном регионе. Умело и ловко он избежал встречи с ядовитыми лишайниками и хищными грибами. В конце концов язык достиг Почвы, жирной и тучной, полной перегноя и питательных веществ. Оказавшись на Почве, язык принялся старательно в нее внедряться. Потом начал поглощать пищу.
– Можно начинать! – прошептала Той. Чувствуя себя в роли полноценного лидера, ведущего за собой остальных, она испытывала невероятный подъем. – Всем молчать!
Она привязала свою веревку к ножу. Затем она завязала вокруг толстого белесого языка птицы-липучки прочный узел, после чего вонзила нож в ствол дерева, таким образом завершив приготовления. По прошествии некоторого времени язык под узлом распух от скопившейся там высосанной снизу из Почвы пищи, от чего узел стал еще более крепким. Птица-липучка, еще не осознающая этого, больше никуда не могла улететь, оказавшись в ловушке, устроенной для нее человеком.
– Ты хорошо все придумала! – восхищенно воскликнула Поли. Поли была ближайшей подругой Той и повторяла за ней все, что только подмечала.
– Быстрее, взбирайтесь на Вершины! – крикнула Той. – Мы должны убить птицу сейчас, пока она не может вырваться.
Все начали взбираться по близлежащему стволу, чтобы быстрее добраться до птицы-липучки – все, за исключением Грина. Вовсе не будучи упрямцем по природе, он знал гораздо более легкие пути для того чтобы взбираться вверх и опускаться вниз. Повторив то, чему он научился у старших своего племени, у Лили-Йо и мужчины Харриса, он свистнул углом рта, сложив по-особому губы.
– Давай, Грин! – позвал его Поас.
В ответ Грин отрицательно покачал головой. Видя это, Поас пожал плечами и принялся карабкаться по ветвям вслед за остальными.
По команде Грина, ловко лавируя среди листвы, вниз к нему спланировал глупыш. Его лопасти кружились, на кончике каждой спицы летательного зонтика висело причудливой формы семя.
Взобравшись на глупыша, Грин уселся на его стержне и просвистел инструкции. Повинуясь приказу, глупыш мягко поднял Грина вверх, так что он оказался на Вершинах примерно в одно время с остальными, бодрый и свежий, в то время как все другие задыхались от усталости.
– Тебе не следовало этого делать, – гневно обратилась к нему Той. – Ты подверг себя опасности.
– Но никто меня не съел, – весело отозвался Грин. Однако внезапный холодок пробежал по его спине, так как он знал, что Той была права. Взбираться по ветвям дерева было тяжело, но гораздо более безопасно, чем лететь по воздуху на глупыше. Подниматься по воздуху мимо ветвей и среди листвы, где скрывались злобные создания, которые в любое мгновение могли напасть и молниеносно утащить свою жертву в свое лиственное логово, было смертельно рискованно, хотя и требовало меньше труда. Как бы там ни было, сию минуту он находился в безопасности. И скоро он докажет остальным, на что способен, и продемонстрирует свой ум.
Цилиндрический белесый язык птицы-липучки продолжал пульсировать неподалеку от них. Сама птица сидела на ветвях прямо у них над головами, вовсю тараща свои огромные бессмысленные глаза и высматривая подбирающихся врагов. У птицы-липучки не было головы. Между широко раскинутыми в стороны крыльями висел тяжелый мешок ее тела, с множественными початочными выростами глаз в передней части и наростами семенных початков на животе; прямо между грубыми лапами имелся наибольший вырост, из которого свешивался язык-присоска. Разделив свои силы, Той вместе с остальными членами племени напали на огромную птицу-липучку одновременно с разных сторон.
– Убьем ее! – воинственно кричала Той. – Быстрее, бейте и колите ее ножами! Торопитесь, пока она не опомнилась!
Они попрыгали на спину птицы из засады на самых высоких ветвях, вскрикивая от восторга так пронзительно, что услышь это Лили-Йо, она наверняка бы задала им трепку.
Тело птицы-липучки напряглось, ее крылья затрепетали от страха. Восемь человек – все, за исключением Грина – спрыгнули на покрытую перьевой листвой спину птицы, глубоко вонзив в нее ножи, с тем чтобы как можно скорее поразить рудиментарную нервную систему существа. Оказалось, что среди лиственного оперения птицы-липучки кроется новая опасность. Разбуженная от своей дремы, из-под перьев птицы выбралась тигромуха и оказалась нос к носу с Поасом.
Представ перед врагом почти такого же, как он сам, размера, мальчик вскрикнул от ужаса и отпрянул. На Земле этих дней, сонно пробирающейся сквозь преддверие заката своего существования, выжило, пускай и в ужасно мутированном виде, только несколько семейств нерастительных живых существ, и тигромухи были среди них самыми опасными.
Вэгги бросился на помощь своему другу. Слишком поздно! Споткнувшись, Поас упал на спину: бросившись вперед, тигромуха навалилась на него. Ее защищенное круговыми хитиновыми дугами брюшко выгнулось, в воздухе блеснуло острейшее жало, мгновенно вонзившееся в беззащитный живот Поаса. Крепко схватив свою парализованную жертву лапами, громко жужжа крыльями, муха поднялась в воздух и устремилась прочь. В бессилии Вэгги метнул вслед мухе нож.
На обсуждение этой трагедии не было потрачено ни единого мгновения.
Как только растительный эквивалент боли достиг нервных центров птицы-липучки, она рванулась вверх, пытаясь взлететь. Все, что удерживало птицу, был тугой узел Той, да и тот в любой миг грозил развязаться.
Скорчившись за листвой неподалеку от птицы, Грин услышал крик Поаса и понял, что произошло что-то страшное. Он увидел, как мохнатое тело растительного крылатого начало биться, как заскрипели, вздымаясь в своих суставах, его крылья, бесполезно загребающие воздух. Сверху на него посыпались ветки и сучки, захрустели, ломаясь, толстые ветви, полетела листва. Сук, на котором сидел он, опасно закачался.
Сознание Грина затопила паника. Все, о чем он мог теперь думать, это то, что птица-липучка может улететь и что для того, чтобы этого не случилось, ее необходимо как можно скорее убить. Совершив непоправимую ошибку, он с силой вонзил нож в язык птицы, привязанный к стволу дерева и извивающийся, тщетно силясь вырваться.
Он бил язык ножом снова и снова. В белесом живом шланге появилась прореха, откуда прямо на Грина хлынула земля и перегной, поднятые от самой Почвы и предназначенные для питания птицы. Прореха расширилась и птица-липучка над головой Грина конвульсивно забила крыльями.
Похолодев от страха, Грин понял, что он наделал. Подпрыгнув вверх, он схватился за один из початочных выростов дергающейся птицы и повис на нем. Нет ничего хуже того, чтобы остаться одному в гуще Леса – где он мог блуждать половину своей жизни без всякой надежды встретить другое племя людей.
Птица-липучка в отчаянии рвалась, пытаясь освободиться. Рывки птицы увеличили прореху в языке, начало которой положил Грин, потом прореха с треском разошлась и язык оборвался. Освободившись наконец, птица-липучка поднялась в воздух.
Вне себя от смертельного ужаса, цепляясь за лиственное оперение птицы, Грин взобрался на ее широкую спину, где сидели, тесно прижавшись друг к другу, семь его соплеменников. Он присоединился к ним без единого слова.
Птица-липучка взмыла в ослепительное небо. В небесах сверкало солнце, медленно наращивающее свою силу в ожидании последнего дня, когда наступит пора обратиться в сверхновую и сжечь тем самым и себя и свои планеты. Внизу под животом птицы-липучки, парящей в воздухе наподобие семечка платана, которое она по большому счету и напоминала, расстилалось бесконечное море зелени, поднимающееся и вздымающееся безостановочно вверх, подобно кипящему молоку, в сторону источника своей жизненной силы.
Первой голос подала Той.
– Убьем птицу! – крикнула она племени, поднявшись на колени и вскинув в воздух нож. – Убьем ее как можно скорее! Разрубим ее на куски. Убьем ее, иначе нам никогда больше не суждено будет вернуться в джунгли.
Солнце сияло бронзой на ее коже и она казалась прекрасной. Первым ударил Грин, увлеченный ее призывом. Вэгги и Мэй трудились сообща, проделывая в спине птицы большую дыру, чтобы добраться до ее глубинной мякоти, вырезая из ее тела целые огромные куски. Клочья растительной плоти птицы-липучки летели вниз к Лесу и хищники подхватывали их в воздухе, прежде чем те успевали достигнуть деревьев.
Довольно долгое время птица-липучка ничем не проявляла признаков беспокойства и летела вперед словно ни в чем ни бывало. Прежде чем птица хоть как-то забеспокоилась, люди начали выбиваться из сил. Но даже примитивная нервная система имеет предел чувствительности и выносливости; когда спина птицы-липучки была сплошь залита соком, текущим из многочисленных ран на ее теле, мерные взмахи ее широких крыльев наконец сбились и гигантское крылатое тело качнулось вниз.
– Той! Той! Ожившие тени, гляди что впереди! – крикнула Дрифф.
Вскинув руку, она указала туда, на широкую сверкающую гладь, в сторону которой падала птица.
Ни один из них до сих пор, конечно же, никогда не видел моря; интуиция и наследственная память о возможных опасностях, которыми была богата родная планета, подсказали им, что они движутся к великой беде.
Навстречу им поднялась и раскинулась вширь прибрежная полоса – где происходила самая, может быть, беспощадная и смертоносная борьба за выживание: в том месте, где существа моря встречались с порождениями суши.
Цепляясь за лиственное оперение птицы, Грин пробрался туда, где лежали рядом Той и Поили. Понимая, что вина за то, в каком положении они оказались, в основном лежит на нем, он искал способа оказаться полезным.
– Мы можем свистнуть глупышам и они опустят нас вниз, – предложил он. – Глупыши отнесут нас домой, в безопасное место.
– Отличная идея, Грин, – ободряюще отозвалась Поили, но во взгляде Той не было одобрения.
– Попытайся позвать глупыша, если у тебя получится, Грин, – сказала она.
Он действительно попытался свистнуть, отчаянно искривив для этого лицо, но сам не услышал своего свиста. Несущийся мимо него ветер унес свист прочь. Кроме того, они находились слишком высоко и семена свистунов сюда не залетали. Нахмурившись, Грин замолчал, отвернувшись от остальных, и принялся глядеть в ту сторону, куда они стремительно неслись.
– Я думала, что из этого может выйти какой-нибудь толк, – сказала Той Поили.
«Она дура», подумал про себя Грин, и решил не слушать этот разговор.
Птица-липучка начала снижаться медленней; растительное крылатое попало в восходящий теплый поток и теперь парило в нем, почти не шевеля крыльями. Слабые и запоздалые попытки повернуть в глубь материка привели к тому, что направление полета птицы определилось вдоль прибрежной полосы, в результате чего людям представилась удобная возможность как следует рассмотреть то, что ожидало их внизу в этих местах.
Здесь царило высочайше и сложнейше организованное умерщвление одних живых существ другими, битва противостоящих сторон без видимого конца и края, продолжающаяся в течение вот уже многих бессчетных миллионов лет. Хотя, возможно, одна из сторон все же одерживала победу, поскольку суша внизу была сплошь завалена сухими мертвыми стволами деревьев, среди которых наблюдалось еще больше молодой разнообразной поросли, которая безустанно продвигалась вперед и в стороны, поглощая все на своем пути, от опушки баньяновой чащи до самых океанских волн. Все, чему не удавалось вовремя войти в рост, было обречено на голодную смерть, ибо врага первым делом необходимо было опередить в росте. Растительность захватывала собой весь континент, насколько это позволял терминатор, разделяющий планету на дневную и ночную половины; здесь застыло время безостановочного состязания, и поскольку разнообразие и объем растительности были велики, завершения этому состязанию совершенно не предвиделось; единственное, что невозможно было завоевать и подмять под себя, было море. Перед непрестанным прибоем останавливались и отступали назад в бессилии даже самые могучие и изощренные в междоусобной борьбе растения.
Тут, среди бесплодных скал и камней, песков и прибрежных болот, те растительные виды, что оказались вытесненными и поглощенными великим баньяном, сумели, наконец, найти для себя скудное прибежище. Прибрежная полоса стала их неласковым домом. Истощенные, карликовые, мутировавшие, выродившиеся и побежденные, они росли здесь как могли. То место, где укоренились эти отверженные, звалось Безлюдьем, потому что на этом поле битвы, где встречались две противоборствующие стороны, стихии воды и суши, людям не было места.
Со стороны суши здешним растениям противостояла молчаливая стена Леса. С другой стороны их встречали во всеоружии разновидности хищной ядовитой морской травы и водорослей, а также других водяных растительных обитателей, которые не знали ни пощады, ни удержу в своей воинственности.
И над всем этим, надо всей этой безостановочной драмой, вверху сияло солнце.
Птица-липучка опустилась совсем низко, настолько, что людского слуха начал достигать плеск и шорох водорослей на прибрежной полосе. Они сбились в тесную кучку и, беспомощные, принялись дожидаться того, что случится дальше.
Птица-липучка падала все быстрее и быстрее, заваливаясь на одно крыло. Ее начало относить в море, по краям которого, выше полосы прилива, росла густая полоса самых сильных воинов суши. С трудом развернувшись, птица выправила свой полет и устремилась к узкому каменистому полуострову, далеко выступающему в море.
– Смотрите! Там, внизу, какая-то гора! – закричала Той.
Птица держала путь к странной горе, стоящей на самом конце полуострова-мыса, острой и наклоненной, казалось, под немыслимым углом. Падение птицы-липучки стало еще более крутым и стремительным. Они летели прямо к горе и неминуемо должны были врезаться в нее. Но в конце концов умирающее летучее растение, видимо, заметило свободную от растений площадку у подножия горы, разобрав, что в ближайшей округе это единственное чистое и безопасное место, и теперь из последних сил тянуло туда.
Однако неповоротливые крылья, похожие теперь на старые паруса, только мешали птице удерживать направление полета. Массивное тело птицы неловко падало вниз, и навстречу им неслось Безлюдье и море, а также странная гора на самом конце узкого полуострова и скалы на нем.
– Держитесь крепче! – что есть силы закричал Вэгги.
В следующий миг птица-липучка налетела одним крылом на странную гору, и от сильнейшего удара люди кубарем покатились среди лиственного оперенья. Одно из крыльев растительной птицы раскололось и оторвалось, и липучка косо повисла на склоне горы, вцепившись в нее неловкими лапами.
Той поняла, что должно произойти в следующий миг: птица-липучка упадет на землю, неизбежно придавив собой людей. Проворная как кошка, вождь племени спрыгнула вниз и вбок со спины птицы, во впадину в виде неровного треугольника, образованную двумя скальными выступами и стеной горы. Оттуда она принялась кричать остальным, призывая их последовать ее примеру.
Один за другим ее спутники спрыгнули со спины птицы и забрались в выемку, обнаруженную Той, где можно было отдышаться и затаиться. Мэй прыгала последней. Прижав к груди свою деревянную душу, она оттолкнулась от бока птицы и оказалась рядом с остальными.
Беспомощно повиснув на краю горы, птица-липучка косила на людей своим зачаточным глазом. Той успела заметить, что от удара на прежде ровной груди птицы образовалась длинная трещина. Потом лапы птицы разжались, и растительное крылатое, сломанным крылом вперед, заскользила вниз.
Выглянув из своего убежища, люди проследили за тем, как упала птица.
Ударившись о ровную каменистую поверхность у подножия горы, птица-липучка перевернулась один раз. Благодаря жизнестойкости своего вида, птица была еще очень далека от смерти; с трудом приподнявшись на лапах, растительное крылатое заковыляло прочь от странной горы, пьяно петляя и волоча за собой сломанное крыло.
Одно из крыльев птицы скребло по скалам полуострова, другое тащилось по слабо плещущей воде моря.
Мгновенно морская гладь ожила и из него вынырнули мощные кожистые пряди-щупальца морских водорослей, по всей своей длине покрытые пузырчатыми наростами. Почти робкими, нежными движениями они начали хватать крыло птицы-липучки, стремясь оторвать его и утащить в пучину.
Поначалу медленные, полулетаргические движения водорослей быстро стали более осознанными и целенаправленными, наращивая темп. Все дальше и дальше от прибрежной полосы, по которой брела птица, море покрывалось многочисленными щупальцами, выныривающими из воды, извивающимися и беспрерывно хлещущими по волнам в бессмысленной ненависти к любой жизни, кроме своей собственной.
Чувствуя, что ее продвижение замедляется хваткой морской травы, птица-липучка попыталась свернуть вглубь суши. Однако щупальца водорослей продемонстрировали способность удлиняться и растягиваться, отчего все усилия птицы-липучки убраться на безопасное расстояние от воды привели только к еще большему буйству со стороны морского пленителя, к увеличению силы его повторных ударов.
От ударов о скалы и тело птицы-липучки некоторые из пузырчатых наростов на щупальцах водорослей прорвались и лопнули и из них наружу вылилась напоминающая йодную настойку жидкость, брызгами полетевшая во все стороны, образуя пену и шипя при соприкосновении с воздухом.
Там, где брызги яда морских водорослей падали на тело птицы-липучки, в воздух взвивались струйки дыма.
Свою невероятную, по всей видимости, боль птица-липучка не способна была облегчить даже криком. Набрав ход, двигаясь частично прыжками, частично пытаясь взлететь, она припустилась вдоль берега полуострова, держа путь к материку и неуклонно стараясь увернуться от щупалец водорослей. От крыльев птицы-липучки в воздух поднимался коричневый дым.
В происходящее на берегу побоище втягивались все новые и новые полчища и разновидности водорослей. Набросившиеся первыми водоросли с ядовитыми пузырчатыми наростами теперь были далеко не в большинстве. Бурление в воде прекратилось и этот сорт морской травы ушел в глубину, временно исчерпав силы своей аутотрофии.
На смену ядовитой разновидности из морских вод появилась морская трава, вооруженная шипастыми зубами. Во время этой второй атаки от тела птицы-липучки было оторвано несколько значительных кусков плоти, однако несчастное крылатое все же успело добраться до берега прежде, чем с ним успели окончательно расправиться.
Зубастая морская трава мгновенно утащила добытое в пучину. Распаленные успехом этой второй зубастой волны, из воды поднялась другая волна, торопясь урвать свое от остатков крыльев птицы-липучки. Однако за границей участка полного владычества водорослей сила их атаки уменьшалась. Водоросли могли только бессильно биться и извиваться в пенной воде. В море словно бы образовался единый огромный рот, полный миллиардов острейших зубов.
За всем этим с вершины странной скалы безмолвно наблюдали семь похолодевших от ужаса людей.
– Никогда нам больше не суждено вернуться к безопасности нашего любимого дерева, – раздались рыдания Фей. Она была самой младшей, из ее глаз полились слезы.
Водоросли получили свою добычу, но все еще были голодны, в то время как сухопутная растительность Безлюдья почуяла свою поживу. Обитающие в узкой тесной полосе между морем и джунглями Леса растения, по виду напоминающие мангровые деревья, уже решительно ступили в воду. Другие, более паразитические по природе, обитающие по соседству, свешивали в воду свои длинные жесткие сучья, имеющие форму и предназначение рыболовных снастей.
Именно эти две главные разновидности, лишь немного опередившие других, первыми попытались вырвать у своих морских недругов слепо спасающуюся бегством добычу. Из-под воды начали высовываться их искривленные корни, подобные щупальцам давно уже вымерших спрутов. Корни прибрежных деревьев попытались схватить птицу, и побоище возобновилось.
И снова прибрежная полоса ожила и закипела сражением. Сонмы шипастых и пузырчатых водорослей опять вступили в бой. Все, что было живого, с голодной жадностью извивалось и рвалось за пищей. Море покрылось пеной, немного маскирующей ужасных монстров, выбирающихся из него. Летающие существа, кожеперы и листокрылы, во множестве парили над вершинами Леса, дожидаясь своей очереди броситься в гущу схватки, чтобы в самый удобный момент урвать свой кусок.
В безумной драке птица-липучка мгновенно была разорвана на куски и забыта. Останки ее плоти покрыла собой морская пена.
Той поднялась на ноги, полная решимости.
– Нужно идти, – объявила она. – Сейчас самый удобный момент, чтобы добраться до берега.
Шесть полных агонизирующего ужаса лиц повернулось к Той, глядя на нее так, словно бы она сошла с ума.
– Мы все там погибнем, – проговорила Поили.
– Нет, – с жаром ответила Той. – Сейчас мы не умрем. Эти твари дерутся друг с другом и они слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание. Потом может быть слишком поздно.
Авторитет Той не был абсолютным. Племя было не уверено в своих силах. Начался спор, и Той, спрыгнув вниз, схватила Фрей и Шрии за уши. Однако ее главными оппонентами были Вэгги и Мэй.
– Нас могут убить в любой миг, – продолжил Вэгги. – Безопасного выхода нет. Разве мы не видели, что случилось там с птицей-липучкой, а она такая сильная!
– Но мы не можем оставаться здесь и умереть, – гневно ответила Той.
– Но мы можем остаться и подождать, пока что-нибудь не произойдет, – сказала Мэй. – Пожалуйста, давайте останемся!
– Ничего нового не случится, – заявила Поили, принимая сторону своей подруги Той. – Ничего, кроме плохого. Таков Путь. Нам нужно самим позаботиться друг о друге.
– Нас убьют, – упрямо повторил Вэгги.
В отчаянии Той повернулась к Грину, старшему из мальчиков.
– А ты что скажешь? – спросила она.
Грин растерянно смотрел на происходящее перед ними противоборство. Его лицо осталось напряженным, когда он повернулся и взглянул на Той.
– Ты наш вождь, Той. Те, кто хочет идти за тобой, должны идти. Таков закон.
Той поднялась.
– Поили, Вэгги, Мэй, и вы, остальные, идите за мной! Мы должны выступить теперь, когда эти твари заняты друг другом. Мы должны вернуться обратно в Лес.
Без колебаний она перекинула ноги по другую сторону высокого края расселины и съехала вниз по ее круглому склону. Неожиданная паника охватила остальных, испугавшихся того, что они могут остаться одни. Все принялись выбираться из расселины вслед за Той. Один за другим, люди принялись торопливо съезжать вниз к Той, собираясь вокруг нее у каменистого подножия.
Столпившись внизу, ужасно маленькие и слабые рядом с высокой накренившейся башней, они несколько мгновений стояли молча. Трепетный ужас овладел ими.
