скачать книгу бесплатно
Номер только на первый взгляд выглядел провинциальным. Интересно, скрытые камеры слежения здесь тоже имеются? Впрочем, какая разница? Если Тумидус и так в любой момент, под любым углом и во все дырки…
Вняв совету незримого маэстро Карла – выбросить легата из головы, мыслить позитивно и радоваться жизни, – он с решимостью мученика зашлепал в ванную. Комплекс «Гигиена» сиял металлическим напылением, подмигивал сенсорами и приглашал к взаимовыгодному сотрудничеству. Чем не повод для позитива?
– Естественные отправления!
Унитаз – сиденье с пакетом-утилизатором – без единого звука выдвинулся из стены. И после использования по назначению уехал обратно, распространяя аромат лаванды.
– Чистка зубов!
В губы ткнулась чистящая дентат-головка – устройство, фигурирующее в бесчисленном множестве похабных анекдотов. Завистники, не имея средств на дорогое удовольствие, норовили обхаять чудо техники. Лючано послушно открыл рот, позволив аппарату хозяйничать внутри. В течение тридцати секунд лазеры, ультразвук и ультрафиолет обрабатывали полость рта, удаляя остатки пищи и зубной камень, обеззараживая, дезодорируя, заживляя десны и восстанавливая костную ткань. Закончив труды праведные, головка, как до нее – унитаз, сгинула в недрах «Гигиены».
Выбрав тоник и ароматизатор, он отрегулировал температуру и с удовольствием подставил тело упругим струям душа.
Одну из стен кабинки занимало незапотевающее, как и окна, зеркало. С добродушной усмешкой вспоминая удивительно реалистичный сон, приснившийся этой ночью, Тарталья мельком глянул в него – и заметил некую несообразность в своем облике. Не то чтобы у него заметно уменьшился живот, выпали остатки волос или выросла третья нога…
Татуировка!
Творение Папы Лусэро увеличилось раза в полтора, нарастив щупальца-отростки. Словно змеи вдруг решили покинуть родное кубло и освоить новые территории. Весь позитив мигом улетучился. Снизив напор воды до минимума, он придвинулся ближе к зеркалу, стараясь получше рассмотреть своевольную татуировку. Змеи не просто расползлись на все плечо, подбираясь к груди. Проступили объем, фактура, явственные чешуйки и наросты, похожие на присоски.
Чешется?
Вроде бы нет…
Лючано осторожно потрогал работу киттянского антиса. Обычная кожа, гладкая и мокрая. Ни припухлостей, ни чешуйчатой фактуры. Обратиться к врачу? Он глянул на табло, где мерцали результаты его анализов. Проверку организма «Гигиена» выполняла автоматически. Все показатели светились зеленым, в полном согласии с самочувствием. Врач наверняка сочтет клиента психом. А если выяснится, что татуировку делал антис, втирая в «колево» какой-то дурацкий порошок…
Нет, к врачу обращаться не стоит.
Выключив душ, он запустил режим сушки. Затем вышел из ванной, оделся и, все еще пребывая в легкой прострации, отправился вниз в поисках позитива.
Столовая гладиатория пустовала. Ни коллег по несчастью, ни обслуги. «Шакконский стол» – бери, что хочешь. Тарталья взял гренки с козьим сыром, пять ломтиков бекона, салат из зеленой аммонтарской репы и кофе. Кофейный аппарат был из дорогих – разобраться в насадках и сенсорах удалось не с первого раза. Но результат превзошел все ожидания.
«Мулатка пусть удавится от зависти…»
По привычке забившись в угол, он отдал должное завтраку. Минут через десять в столовой объявились еще двое: мужчина с мятым лицом бухгалтера, у которого не сошелся годовой баланс, и женщина – жгучая брюнетка в кимоно. Гладиаторы? Персонал? Оба молча кивнули, приветствуя новенького, и принялись без энтузиазма выбирать еду. Лючано кивнул в ответ и сделал вид, что интересуется парочкой не более, чем они – им.
Допив кофе, он направился к выходу – и в дверях столкнулся с Жоржем Мондени, ланистой гладиатория. Сиречь, комендантом заведения, судя по исторической беллетристике.
– Доброе утро.
– Доброе… Борготта, кажется?
– Да.
– Я искал вас. Присядем?
Они расположились в холле, в двух глубоких креслах. Между креслами стоял столик со старинной бронзовой пепельницей – не пластик «под бронзу», а настоящий металл. Ланиста извлек портсигар, протянул Лючано.
– Спасибо, я не курю.
Мондени пожал плечами, достал коричневую сигарилло, прикурил от зажигалки с «вехденской искрой». Ланиста был худой, узколицый, с острыми скулами, тонкими пальцами. Хотелось бы добавить: «тонкими нервными пальцами», но ни пальцы, ни сам Жорж нервными не выглядели. Скорее уж напротив – ланиста казался апатичным, едва ли не сонным.
– Итак, ваши обязанности. Их мало, и они не слишком обременительны. Но исполнять их вам придется неукоснительно.
Мондени выдержал паузу.
– Распорядок дня: завтрак с восьми до девяти, обед с двух до трех, ужин с семи до девяти. При желании, или если опаздываете, можете питаться в городе за свой счет. Вернее, – Жорж усмехнулся, демонстрируя превосходные зубы, – за счет хозяина. Ночевать вы обязаны в гладиатории. Вам полагается быть внутри здания не позднее полуночи. За опоздание положено наказание.
– Какое?
– Опоздаете – узнаете. Гарантирую, что вам не понравится. Лучше придерживайтесь распорядка.
– Хорошо, учту.
– У вас будет достаточно свободного времени, но на назначенные мероприятия вы должны являться обязательно. Я имею в виду транслят-шоу и «арену». Позже к ним добавятся творческие встречи без трансляции, публичные и индивидуальные.
Ланиста еще раз хохотнул, Идея «творческих встреч» доставила ему колоссальное удовольствие. Похоже, сегодня Жорж пребывал в чудесном настроении, несмотря на сонливость.
– Транслят-шоу? Встречи? – Лючано решил, что ослышался. – Я не артист… то есть, артист, но специфический! Я невропаст, я не из тех, кто выходит на сцену…
– Невропаст вы, Борготта, физик или ассенизатор – это неважно. Сейчас вы – семилибертус. Вы должны выступать, и вы будете выступать. Уверен, вам это придется по сердцу.
Он прищурился, оценивающе глядя на новичка – словно прикидывал, как тот будет смотреться на сцене. Во взгляде, в выражении лица ланисты помимо профессионального внимания сквозило что-то еще. Так «подшитый» алкоголик с тоской смотрит на человека, который отправляется в ресторан на дружескую попойку.
Тарталье стало неловко, и он отвернулся.
– Надо – значит, надо. Буду выступать. Хотя кого может заинтересовать моя скромная персона – ума не приложу.
«Ну, это ты, положим, загнул, – едко усмехнулся Гишер. – Прибедняешься. Добрая половина Китты с удовольствием посмотрела бы шоу с твоим участием».
«Ага, станут они мои записи продавать на Китту! Тоже мне, новый Бадди Гай выискался!»
– Заинтересует, не сомневайтесь.
– А что насчет… арены? Мне придется… э-э… Драться?
– Драться? – Жорж расхохотался и долго не мог успокоиться. – Дружище, спите спокойно! В Галактике мало мест, более безопасных, чем наша «арена». Тем паче вы вряд ли знаете, за какой конец держат оружие…
Он дождался, пока новоявленный гладиатор вздохнет с облегчением. И лишь после этого заметил:
– Однако у вас будут и другие обязанности. Идемте, я покажу.
II
В дальнем конце коридора обнаружилась дверь, ведущая вниз. Спустившись на пролет, они оказались перед следующей дверью, куда более внушительной. Два замка, кодовый и папиллярный, камера слежения…
– Ну у вас и подвалы! Прямо как в тюрьме.
– А это и есть тюрьма. Бывшая, – титанопластовая плита с покрытием из термосила ушла вбок, открывая следующий лестничный марш. – Тюрьму лет двадцать назад снесли. Сверху построили гладиаторий, а подвал остался.
– Что здесь сейчас?
– Овощехранилище.
Недоумевая все больше: за каким чертом его ведут в овощехранилище?! – Лючано топал по ступенькам вслед за ланистой. Ступеньки вывели людей в новый коридор. Под потолком на магнитных подвесках плавали шарики «теплой» плазмы. Считалось, что их свет видимого диапазона идентичен по спектру излучению «оранжевых карликов».
«Скажите на милость, – спросил издалека маэстро Карл, – зачем в подвале „естественный“ свет? Чтобы томаты лучше колосились в закромах?»
По обе стороны коридора располагались камеры, забранные стальными решетками. Никаких силовых полей, сверхпрочных пластиков – старая добрая сталь.
– А вот и наши маленькие друзья. Знакомьтесь.
Жорж хитро подмигнул.
Сюрпризы Тарталья терпеть не мог. Еще больше, чем неопределенность. «Разрешите вас представить! Уважаемый Лючано, это Баклажан; уважаемый Баклажан, это Лючано. Баклажан у нас рецидивист, Борготта, как и вы, потому и сидит за решеткой. Не хотите составить ему компанию? Ха-ха, я пошутил! Решетки – это от воров. У нас, знаете ли, очень дорогие и редкие овощи, всяк норовит украсть…»
«Не паясничай, – оборвал внутренний монолог Добряк Гишер. – Загляни в одну из кутузок и выясни, что там. Или ты боишься?»
В ближайшей камере сидел человек. Здоровый, крепкий детина с взлохмаченной шевелюрой. Свежий шрам на щеке, глаз подбит, губа расквашена. Подобный «джентльменский набор» вкупе с синей робой и штанами не оставлял сомнений: сиделец – матерый уголовник.
Такому самое место в тюрьме.
Детина не шевелился, тупо уставясь в одну точку. Оплывшее, словно подтопленный воск, лицо идиота не выражало ничего. Ни малейшего намека на мысль, на примитивное чувство. Вспомнилось лицо парня-туриста на Китте – ученик бокора, в котором застрял Лоа клиента, плясал на веранде, и в будущем еще не намечалось суда, рабства, «овощехранилища»…
Наркоман, выгоревший дотла?
Дебил от рождения?
Но кто измордовал несчастного?
– Прошу любить и жаловать: перед нами – «овощ». Один из нашей богатой коллекции. Интеллект на нуле, высшие эмоции отсутствуют. Остались простейшие рефлексы и реакция на базовые раздражители. Любая дворняга умнее этого красавца.
– Кусается? – не сдержался Лючано.
– Кто? А, вы шутите… Нет, несмотря на комплекцию, он совершенно безобиден. Как и остальные.
Жорж откровенно скучал. Чувствовалось, что знакомство новенького с «овощами» – рутина, дело обыденное и сильно надоевшее ланисте.
При ближайшем рассмотрении в камере, кроме лежанки, обнаружились стандартный диагностер МДК-3, автоматическая посудомойка, умывальник и унитаз, скромно укрытый в дальнем углу. Если бы не решетка и голые стены, камера больше походила бы на больничную палату.
Частная психушка?
– И много у вас… «овощей»?
– Сейчас – одиннадцать.
– Зачем вы их тут держите?
– Не все сразу, Борготта. Со временем узнаете. В конце концов, кто-то должен заботиться о бедолагах? Сами они даже поесть толком не могут. Разве что, извините, опорожняться научились не себе в штаны. Да и то… Кстати, о кормлении. Сейчас время завтрака. Займитесь.
– Чем?
– Кормлением. Это одна из ваших обязанностей. Я покажу. Не бойтесь – они и мухи не обидят.
Мондени отпер камеру, спокойно зашел внутрь. Лючано, робея, следовал за ланистой. Жоржу, конечно, виднее, но мало ли что взбредет в голову здоровенному «овощу»? Ишь, ручищи!..
– Дверь можете не запирать. Здесь автомат по выдаче пищи. Жмете кнопку – в лоток падает баночка. Сбалансированный рацион, на основе детского питания. Мы называем его «замазкой». На завтрак положено две баночки. В шкафчике – миска и ложка. Содержимое – в миску. Ага, вот так. Кормить – с ложечки. Вон лежат гигиенические салфетки – по окончании вытрете ему лицо. Ну, что же вы стоите? Удачного кормления!
Недоумевая, почему столь простую и, честно говоря, не слишком приятную работу не может выполнить обычный раб, Лючано повиновался. Должно быть, специально придумали, чтоб семилибертусу жизнь медом не казалась…
– Пора завтракать, парень! – он тронул «овоща» за плечо. Не дождавшись реакции, сунул миску с «замазкой» детине под нос. – Попробуй! Это вкусно.
«Овощ» медленно, словно боясь расплескать остаток мозгов, наклонил голову и уставился в миску. Лючано зачерпнул полную ложку розоватой кашицы, поднес к губам здоровяка. Тот с послушанием пай-мальчика открыл рот.
– Молодец! Надо кушать. Давай, за папу, за маму… за дядю Тарталью…
«Овощ» не сопротивлялся. Разевал рот, когда в губы тыкалась ложка. Чмокал, плямкал, глотал. После чего процедура повторялась.
– Ну вот и все, – с облегчением вздохнул Лючано, вытирая замурзанное лицо детины салфеткой. Ложку и миску он отправил в посудомойку, которая мигом заурчала, салфетку – в унитаз, и поспешил покинуть камеру.
– Вы – прирожденный кормилец, Борготта, – без тени иронии сообщил ланиста, наблюдавший за ним. – Теперь – следующий.
– Я что, всех их кормить должен?
– Это уж как получится, – загадочно сообщил Мондени, отпирая новую камеру.
Ее обитатель оказался лыс, как колено, безбров и безволос. Генетический дефект, или последствия облучения. Он тоже выглядел здоровяком – облысевшая горилла в робе. Взгляд «гориллы», печально устремленный в неведомые дали, показался Лючано едва ли не осмысленным.
И напрасно.
Накормить лысого оказалось куда сложнее, нежели лохматого. Он не капризничал, не упирался – тупо держал «замазку» во рту, даже не думая ее глотать. При попытке впихнуть в него еще ложку (за папу, маму и дядю Тарталью!) лысый открывал рот, и предыдущая порция вываливалась обратно, стекая по подбородку. Лючано не сдержался, прикрикнул на «овоща». Тот неожиданно отреагировал, проглотил «замазку» и с требовательностью голодного птенца распахнул рот: еще!
С этого момента дело пошло на лад.
Лысого, кстати, тоже кто-то бил, и с большим успехом. Голый череп покрывали вспухшие, ярко-красные рубцы, а левую руку «овощ» баюкал, тесно прижав к груди. Однако и сам он в долгу не остался: Лючано обратил внимание на ссаженные костяшки пальцев. От чего образуются подобные ссадины, он знал по горькому опыту Мей-Гиле.
Мухи, значит, не обидят?
Ну-ну.
С мухами ясно, а как насчет слонов?
Запястье лысого украшала татуировка: спираль Галактики, пронзенная стрелой-звездолетом. Такая же была у боцмана с «Барракуды», сватавшегося к тетушке Фелиции.
Бывший космолетчик?
– Откуда вы их берете, если не секрет?
О происхождении побоев Тарталья благоразумно спрашивать не стал. Всякое в жизни случается. Это он, добрый синьор Борготта, салфеточкой им физиономии утирает. А какой-нибудь санитар, который «овощей» в остальное время обихаживает, чуть что не так – сразу в рожу. Или их тут для богатеньких извращенцев держат? И дают мордовать за плату – лишь бы не насмерть?
