Уничтоженная вероятность (Циклопы)

– Зачем? – удивились и генерал и Боря. – И при чем здесь церковь?

– Поклонение Истории, как материи высшего порядка, уже зародило новую религию, – объяснил Капустин. – Адептов культа Разумного Исторического Процесса пока считают тихими забавными сумасбродами. Церковь относится к ним свысока, так как адепты палку не перегибают, не делают из своей мадам Истории новое Божество, не подменяют Иисуса, Будду, Яхве… Но все-таки, увы, – стилист развел руками, – новая религия тревожит власти и церковь.

– Не понимаю чем?

– Все просто. Зачем заботиться о бессмертной душе, трудиться и соблюдать религиозные заповеди, когда все и так предрешено Историей? Что бы ты не делал, в какую б сторону не повернул, История возьмет тебя за шкирку и установит на выбранное ею место.

– Попахивает фатализмом, – буркнул генерал. – И это не ново.

– Не ново, – согласился Иннокентий. – Но раньше это были умозрительные, ничем не подтвержденные теории. А в нашем времени теории имеют опасность обернуться всеобщей, повальной мировой религией. Жюли здесь согласна с Мирандой: религии и конфессии потихоньку объединились против общего врага, власть, опасаясь фаталистических настроев в обществе, идет у них наповоду и скрывает факты разумной саморегуляции Истории.

– Миранда собралась примкнуть к церкви Разумного Исторического Процесса?

Неожиданно за месье Капустина ответила Зоя:

– Не примкнуть. А пламенно возглавить. Как прямая очевидица проявления разумности процесса.

– Ничего себе! – присвистнул Боря. – Куда нашу дамочку занесло-то! А на меньшее? Типа просто помолиться госпоже Истории, она не согласна?

– Нет. Судя по всему, фанатичный настрой Миранды поменял направление. Сейчас она бредит новыми идеями с прежней подоплекой: правительство – скопище обманщиков, весь строй на слом! Да здравствует Миранда – мать справедливого мироустройства.

– Однако, – пробормотал Потапов. – Круто тетеньку попёрло…

– А представьте, что делается в моей голове!! Еще немного и она меня с ума сведет!! Поверьте, я чувствую: сумасшествие заразно!

Три пары глаз с сочувствием сошлись на Зое Павловне, Лев Константинович утешительно пророкотал:

– В каком-то смысле нам это на руку, Зоенька. Терпи. Идейные борцы бывают либо крайне доверчивы, либо чрезмерно подозрительны. А на слабостях легко играть. Понять бы только, в какую крайность наша дамочка теперь ударится…

Зоя внезапно вмешалась в генеральские рассуждения тихим восклицанием:

– Ой, мне кажется она очну…

И тут же выгнулась дугой! Испытывая непереносимую внутреннюю боль, прошептала посиневшими губами:

– Не надо, Миранда… пожалуйста, не надо…

Завьялов, опережая генерала, отдал приказ телу и резко подскочил к побледневшей девушке. Схватив ее за руки, прокричал:

– Миранда! Миранда!! Не делай Зое больно!! Мы на твоей стороне! Поможем!

Но Зоя продолжала корчиться. Ее лицо чудовищно раздулось, глаза выкатились из орбит, на губах появилась пена…

– Миранда!! – завопил Завьялов. – Я хочу, чтобы мои дети родились и выросли! Хочу чтобы в них не заходил каждый, у кого навалом денег! Клянусь, я помогу тебе исправить будущее, только верни мне Зою!!!

На какой-то момент Борису показалось – все бесполезно! Ненормальная террористка решила не наказать, а уничтожить Зою и будущее. Черты ее лица поплыли, слегка приподнятые природой уголки глаз вытянулись и пошли морщинками, губы изменили рисунок…

– Если вы еще раз… – чужеродно и хрипло проговорило Зоино тело, – если вы еще раз попытаетесь меня устранить…

– Мы хотели только поговорить! – выкрикнул Завьялов. – Нам важно узнать, готовишь ли ты нам западню или тоже осознала бесполезность! Мы, так же как и ты, противники порядков будущего!!

«Браво, – прозвучал внутренний генеральский голос. Невозмутимый, все отслеживающий. – Я б не сумел так достоверно врать».

«А я не вру! Я не хочу, чтобы в моих детей ходили путешественники!!»

«Вот потому и браво», – закончил контрразведчик.

«Пошел ты к черту, Константиныч».

Одними глазами на двоих альфа и бета, носитель и невольный путешественник смотрели, как лицо Зои обретает нормальный цвет. Мерно и полно поднимается грудь, глаза становятся осмысленными, зрячими.

– Что вы намерены предпринять, чтобы вернуться в свои тела? – Глухой голос управлялся террористкой.

«Боря, расскажи», – устало попросил Потапов.

– У моей бабушки есть близкая подруга. Гример. Мы сейчас поедем к ней. Светлана Игоревна поработает с моим лицом… то есть с Иннокентием, которого сейчас каждая собака ищет-знает. Мы купим ему костюм, оденем для великосветского приема. Позвоним Ковалеву и договоримся о встрече.

– Принято, – хрипло каркнула Миранда. – У меня заложница. Помните об этом и езжайте.

Когда Завьялов поднял генеральское тело, то не понял, чьи глаза смотрели на него с мольбой: Миранда, взявшая под управление чужое тело, надеялась на исполнение желаний, или Зоя смотрела на него глазами жены фронтовика, явившегося на побывку и обратно уходящего на бойню. Просила. Заклинала вернуться к ней обратно! Живым и невредимым.

– Я ненадолго, Зоя, – смущенно произнес недавний столичный мачо. – Туда и обратно.

«Соскучиться не успеет, – хмыкнул внутри генерал. – Пошли, Ромео. Нас ждут великие дела».

«Ромео» двинулся на выход из гостиной, неожиданно ему в спину раздался голос Зои. Мелодичный, не скрипучий, е с т е с т в е н н ы й:

– Борис Михайлович, Лев Константинович! Подождите!

Завянь оглянулся. Зоя все так же молитвенно смотрела на генерала.

– Пожалуйста. Когда уедете отсюда, загляните в любое Интернет-кафе и отправьте моему папе сообщение! Папа всегда боялся, что меня похитят. На этот случай мы с ним обговорили несколько кодовых слов или жестов, если меня будут снимать на кинокамеру.

«А папенька не промах!» – довольно усмехнулся контрразведчик.

– Хорошо, Зоя, – кивнул Завьялов. – Напиши нам адрес, текст, мы все отправим.

– Спасибо, – всхлипнув, кивнула девушка. – Папа там, наверное, с ума сходит. Я напишу ему, вы отправите, он поймет, что все в порядке, я помогаю своим друзьям.

«Какая девушка! – покачивая головой, произнес Потапов. – Смотри, Завянь, не упусти!»

В новом костюме, элегантный как рояль, Завьялов-Потапов спускался по лестнице из спальни второго этажа. Сознание совсем пришло в раздрай, два интеллекта только что, поругиваясь, смотрелись в зеркало. Лев Константинович вязал на галстуках отвратительные, «застойные» узлы, Борис, заставляя генерала принять достойный вид перед визитом в общество со вкусом сливок, поставил его перед зеркальной дверцей шкафа и самолично галстук завязал. А в свете предстоящей встречи с крысой-Ковалем у превосходительства и так паршивое настроение было. Привередливо завязанная шелковая удавка чудилась ему петлей и настроения никак не улучшала.

Раздражало все – невероятно!

У нижней ступени лестницы, с собакой на руках, стоял неэлегантный Кеша в джинсах. Жюли прижимал к себе так красноречиво, что интеллекты буркнули:

– Собаку брать не будем.

– Но почему?! Лев Константинович, Борис Михайлович…

Двойное обращение к и без того разбалансированному мозгу, заставило болезненно поморщиться. Завьялов проворчал: «Валяй, Лев Константиныч, на сегодня альфа – ты». Превосходительство изобразило мину непреклонности, потратилось на объяснения:

– Мы не можем оставить Зою наедине с Мирандой. Жюли должна остаться здесь и присмотреть.

– Смеетесь?! – разошелся муж Капустин. – Жози присмотрит за хозяйкой с террористкой в теле?! Да Миранда мою Жюли одной рукой в унитазе утопит! – И встал в категорическую позу: – Я жену с убийцей не оставлю. Делайте что хотите – не оставлю.

Генерал хмуро поглядел на нервного стилиста, прижимающего к себе собачонку на манер щита – с лапками и ушками, – задумчиво проговорил: «А знаешь, Боря… мадам Жюли права. Мужик с этой лысой немочью в охапку заметен, прежде всего, собакой. Собачка отвлекает взгляды от лица. Да и обстановку в доме Марычевых Жюли знает. Кешу, что немаловажно, успокоит и проконтролирует… Что думаешь? Берем?»

«Берем», – согласился Завьялов. Полтора часа назад он уже созванивался с гримером – Лелиной подругой, говорил ей относительно того, как собирается изменить внешность. Лопоухая лысая немочь впишется в новый образ Бори Завьялова с ловкостью любимой брошки.

«Ну что ж…» – пробормотал Лев Константинович и подошел к Зое-Миранде, которая, скрестив руки на груди и опираясь плечом о дверной косяк гостиной, с усмешкой наблюдала за пререканиями. Поглядел на нее тягуче и задумчиво, проговорил:

– Послушай, Миранда. Мы знаем, что ты уже сменила приоритеты и засобиралась обратно в будущее. Намерена примкнуть к какой-то новой вере или церкви…

Миранда расплела руки, вытянула шею и, почти утыкаясь носом в лоб невысокого превосходительства, прошипела:

– К вере? К церкви? Ты еще про Бога вспомни!! – Рассерженно фыркнула и отстранилась. – Забудьте эти слюнявые понятия!! Бог. Церковь. Что вы понимаете?! Бог – милостив, История – БЕЗЖАЛОСТНА! И это есть кардинальная, основополагающая разница! История будет охранять-лелеять самого кровавого урода, если он ей нужен! И в порошок сотрет праведника, сколько б тот ей не молился! – Миранда отошла в глубь комнаты и проговорила, стоя ко всем спиной: – Если бы я могла связаться с хроно-подпольем, меня бы здесь уже давно не было. Но у нас с Платоном – билет в один конец. Так что езжайте. Я вас дождусь.

Жуткие слова Миранды на некоторое время приковали ноги генерала к полу. Растерянно пробормотав: «Эвон… как она все завернула-то», – он взял за рукав куртки ошарашенного Иннокентия, оглядывающегося на Зою-Миранду, и повел того в гараж к машине.

Прошел к «Волге» и уместился за руль, практически не глядя на стилиста. Безжалостная, страшная правда сидела в его голове огромным острым гвоздем.

Двигатель машины заурчал, Лев Константинович хмуро погляделся в зеркало, сказал:

«А знаешь, Борька, эту тварь нельзя отправлять обратно. Она там таких дел наворочает с энтузиазмом…»

– Кеш, – обратился генерал к побледневшему стилисту, – а у вас там подобная идеология в норме? Или все, как Жюли говорила: неопасное сектантское течение, мол, сумасброды болтовней развлекаются…

На завьяловской шее дернулся кадык, Капустин помотал головой.

– Раньше я подобных разговоров не слышал. «История – безжалостна, Бог бессилен»… Это кошмар какой-то, Лев Константинович, Борис Михайлович!

«Н-да, – выводя машину на улицу и запирая за собой ворота на секретный гвоздик, продолжал ворчать Потапов. – Не удивительно, что церковь и правительство объединились против нового течения. Это ж, Борька, сам понимаешь – кранты любой религии! Порядку в целом. Теперь не удивляюсь, почему правительство скрывает факты саморегуляции Истории. Подобные легенды способны учинить анархию и смуту. Если в умах появятся брожения, мол, зачем придерживаться норм и правил, соблюдать какие-то там заповеди, если все безжалостно предрешено… А?»

Завянь молчал. Безобидные разговорчики о неформалах обернулись жуткой изнаночной правдой. Если Миранда вернется в будущее, молчать она не станет – предъявит доказательства. Ее стараниями секта обретет достоверность и разрушительную силу для упорядоченного, и, в общем-то, безобидного мироустройства. Законопослушания.

«Не зря паршивку отстранили от активной деятельности и в прошлое не допускали, – печально размышлял старый контрразведчик. – Там, где нормальный человек вроде Капустиных, углядит только занятный казус, вывернутые мозги идейной террористки, нацеленной на разрушение порядка, обязательно вычленят уничтожающую суть».

– Кеш, а что об этой секте в будущем говорят? Ты в будущее путешествовал?

Потерянное зеленоватое лицо Иннокентия горестно скривилось.

– Туда никто не путешествовал, господа. Будущее – закрыто.

– Как это?! – опешили два интеллекта разом.

– А так. Больше чем на несколько минут проникнуть в будущее не удается даже дрозофиле, господа. Оно – закрыто.

– Кем?

Стилист пожал плечами:

– Ходят разговоры, что нашими потомками.

Генерал присвистнул:

– Нормально с вами разобрались… Чем же это вы, Кешка, так потомкам-то нагадили, а? Чего накуролесили?

* * *

Светлана Игоревна Соснина жила в многоэтажном доме на Мосфильмовской улице. В небольшой двухкомнатной квартирке со старенькой, глуховатой маменькой Ираидой Тимофеевной.

Еще днем, когда Завянь звонил гримерше по генеральскому мобильному телефону, два интеллекта малость поругались. Погрузившийся в воспоминания о строгой конспиративной этике контрразведчик уверял: недопустимо привлекать к операции третьи лица! «Мы, Боря, в розыске! Карпов за информацию о дочери и ее похитителе Завьялове миллионы обещает!»

Борис предпочел не осыпать комплиментами порядочнейшую подругу Лели, разубеждая подозревающего всех и вся пенсионера-смершевца. Он лишь спросил:

«Лев Константиныч, ты с моей Лелей познакомился?»

«Ну да».

«Ответь. Ты смог бы ее предать? Смог заложить близкого ей человека?»

Генерал даже отвечать не стал. Смутился и не вмешивался, когда Завянь звонил по телефону, обговаривая со Светланой Игоревной детали маскарада и советовался относительно приобретения экипировки и недостающих элементов для создания нового имиджа.

Светлана Игоревна попросила Лелиного внука только в одежный магазин зайти.

– Все остальное дома есть.

И даже не спросила Борю, в какие неприятности тот влип. Кристально чистый образ народной артистки Завьяловой укрывал ее внука от любых наветов.

Борис проинструктировал стилиста как себя вести с подругой Лели, что говорить. Но не учел специфику: Капустин сел перед зеркалом своей коллеги из прошлого.

Иннокентий нормально зашел в тесноватую прихожую. Нормально поздоровался. По совету Бори, прикинулся задумчивым и хмурым.

Едва попал в кресло перед гримерным столиком и зеркалом, заволновался так, что альфа генерал Потапов очи к потолку воздел.

«Черт, Боря! Он же сейчас с советами и комментариями влезет!! Гляди, как на коробочки таращится!»

Завьялов мысленно проделал тоже самое – закатил глаза. Маленько выругался. Замер.

Светлана Игоревна примеряла на его родную голову длинноволосый паричок.

«Только бы у Марычевых не было моих знакомых, только б не попасться на глаза, не нарваться!» – мысленно запричитал Борис. Его автомастерская доводила до ума тачки половине золотой молодежи Первопрестольной. Увидят в новом о б р а з е, звиздец авторитету!

По сути дела, разговаривая со Светланой Игоревной, он сам настаивал на радикальной смене типажа. Но такого достоверного ПОЗОРА не смог вообразить.

«Крепись, сынок, крепись». В голосе боевого генерала Боре чудилась насмешка, а отнюдь не утешение.

«Да пошел бы ты, Лев Константинович!»

«Скоро оба пойдем, протии-и-ивный», – гнусаво протянул разведчик.

Боря плюнул. Мысленно, конечно.

Блестящий, словно лакированный башмак, лимузин плавно подкрался к обочине в тихом переулке.

На тротуаре стояла, даже по московским меркам, выдающаяся парочка: низкорослый мрачный папик в шикарном англицком костюме и долговязый детинушка приятной голубой наружности. Детинушка неловко мялся, одергивал кургузый обтягивающий пиджачок лазоревого цвета и гламурно вращал округлой крепкой попкой в фиолетовых порточках, а на руках держал расфуфыренную, ушастую собаченцию.

«Кабы не знал, что Коваль через несколько часов подохнет… – мысленно печалился Потапов, – ни в жизнь! Ни за какие деньги! Даже за бессмертие души!!..»

«А мне-то каково, Константиныч, прикинь, а?! – в унисон переживал Завьялов, полчаса назад позволивший Иннокентию вести себя сообразно профессии и облику. – Каково все это видеть?! Я ж, типа – тут!! Вот он весь! С ушатым лысым червяком на ручках, фланирую!»

Нервическая внутренняя обстановка как нельзя лучше ложилась на расписанные роли: «папик Лева» дергался, крутился, его «бой-френд» в фиолетовых штанишках не знал, куда упрятаться от разъяренного взгляда. Изображал лицом: а я-то здесь при чем?! Сами все устроили, а я всех виноватей, да?!

Два голубя смотрелись разругавшейся, надутой парочкой.

Лимузин подъехал. Затемненное пассажирское стекло съехало вниз до упора. В окне образовалась вытянутая физия полковника в отставке Ковалева.

Пару секунд Дмитрий Федорович монтировал воедино чудовищно помолодевшее генеральское лицо, костюм стиля «толстосум на отдыхе», дорогущие штиблеты, галстук… С о п р о в о ж д е н и е с собачкой.

Получилось-таки опознать:

– Твою ма-а-ать… Лев Константиныч…

Не известно, как прежде собирался поздороваться полковник, но нетипичное приветствие, вырвавшееся из Коваля, наиболее конкретно выразило обстановку: Дмитрий Федорович не поверил глазам до тех пор, пока окошко настежь не открыл, не присмотрелся. О «здравия желаю» тут даже разговора не было.

Пока шеф сидел с раскрытым ртом и малость выпученными очами, из подъехавшей сзади машины охраны выскочил верзила в черном костюме и белой рубашке. Не дернув даже бровью, распахнул перед «голубками» дверь лимузина.

Генерал Потапов, – проклиная день и час, прошлое и будущее! – забрался внутрь длинного салона. Сел подальше от ненавистного коллеги.

Кеша виновато просочился следом.

За истекшую минуту Дмитрий Федорович успел прийти в себя.

– Ну, Константинович, – развел руками, – умеешь удивить. М а л ь ч и к а представишь?

– Сын моей подруги – Славик. Вячеслав Оболенский.

– Ах сын подруги… Славик Оболенский, – немного успокоился полковник. Вытянул губы дудкой и облегченно поднял брови, как будто говоря: «Свят, свят! А я уж невесть что подумал».

Но по большому счету, безобидный, однозначный вид стилиста Ковалева успокоил.

Не исключено, полковник представлял, что с генералом прибудет его молодая копия: брутальный мрачный тип с глазами снайпера. А тут… собачка, брючки, взгляд теленка…

Коваль расслабленно откинулся на спинку кожаного сиденья и одернул пиджак. Завьялову послышалось, пробормотал: «Бывает, Константиныч. Подруги с такими детками у каждого случаются».

Расслабившись, Дмитрий Федорович в прищур разглядывал бывшего начальника и никак не мог понять, как еще недавно дряхлый пенсионер, целыми днями копающийся в огороде, умудрился так помолодеть? Поглядел на генеральские руки, где совсем исчезли пятна старческой гречки…

На Кешу, скромно сомкнувшего коленки, покосился…

Не в э т о м ли секрет омоложения?

И даже головой помотал, отрицая подозрение. Пожевал губами и, не выдержав, поинтересовался:

– Мгм, Константиныч, ты это… ботокс, что ли, колешь?

Под совершенно не морщинистой генеральской кожей заходили желваки на скулах. Потапов уничтожил взглядом ненавистную крысу и отвернулся, благодаря судьбу, что лимузин длиннющий, и бывшие коллеги не соприкасаются даже рукавами. Одним воздухом с Ковалем ему уже дышать противно было!

На празднование семидесятилетия Марычева отец и сын Ковалевы выехали по отдельности. Генерал предположил, что сука-Дима собирался в дороге о чем-то с ним потолковать. Но настрой на разговор сбил чудовищно нетривиальный генеральский вид и в особенности – сопровождение с собачкой.

Сорок минут до загородного поместья Марычевых ехали в гробовом молчании. Под негромкую музыку, проливавшуюся из динамиков автомобиля.

Юбиляр встречал парад гостей на огромном полукруглом крыльце, сидя в инвалидном кресле. Позади Марычева стояла его супруга – подтянутая моложавая бабушка с прической под Валентину Терешкову. Лысоватый сын. Инна Викторовна – сорокалетняя дамочка отличной сохранности, – увидев вылезающего из лимузина Ковалева, вытянула шею, ожидая выхода любовника…

Из лимузина выполз Кеша.

Подобной замены истрепанная нервная система отвергнутой любовницы не выдержала. Издав гортанный звук, забыв о приличиях, Инна Викторовна стремительно унеслась в дом.

«Н-да, – огорченно крякнул генерал. – Сейчас запрется где-нибудь. Поплачет. Ищи ее потом. Что будем делать?»

Разрабатывая операцию по общению с бета Инны Марычевой, постановили так.

Во время поздравлений юбиляра, Кеша сразу же, на голубом глазу, подкатит к его доченьке и пропоет (на мелодию «Хеппи бесдей») поздравительную песенку на иностранном языке. Отправит через бета сообщение для хроно-департамента. Назначит встречу циклону.

«И сразу же отчаливаем, – определил Лев Константинович. – Едва произойдет контакт, уходим сразу, нечего попусту «знаменитыми» мордами отсвечивать».

Но Инна – убежала. И судя по настрою, надолго, прорыдаться. Так что вернется не скоро, прежде личико ледяным компрессом ублажит. Хлюпать носом и моргать опухшими глазами перед ветреным любовников нормальная сорокалетняя тетенька – убей, не станет!

«Придется задержаться», – огорченно постановил Лев Константинович. Прослушал велеречивое поздравление крысиной суки Коваля. Поздоровался и представился юбиляру и семейству. В дом прошел. Дабы не слышать, чего там Ковалев мычит про Кешу, как изворачивается, рекомендуя всем привезенного вертлявого мальчонку.

В оконном отражении увидел, как ловко и гламурно тиская собачку, стилист Капустин приседает в книксене. У юбиляра, даже со спины видать, маленько отвалилась челюсть. У бабушки-супруги провисло отрихтованное личико.

Кошмар! Пожалуй, надо срочно выпить.

Потапов цапнул с полноса у проходящего официанта бокал с шампанским, лихо его ополовинил, попутно успокоил Борю:

«Не дрейфь, дружище, не чистый спирт лакаем. В этих пузырьках только лягушек разводить».

Иннокентий уже входил в огромный застекленный холл. Не преминул отведать пузырьков, но наткнулся на суровый взгляд Потапова и бокальчик не допил.

«За Кешей глаз да глаз. Хорошо хоть Жюли прихватили… разумная собачка…»

Лев Константинович нашел глазами Ковалева.

И то, что он увидел, ему крайне не понравилось. Дмитрий Федорович разговаривал по телефону. Вначале хмурился, потом удивлялся, позже стал доволен…

«Печенкой чую! Разговор о нас!» Ковалев нашарил взглядом в толпе гостей бывшего начальника, самодовольно ухмыльнулся и пошагал к Потапову.

«Держись, Бориска. Что-то будет».

Завянь уже привык к пессимистическому настрою бывшего смершевца. И не всегда ему доверялся. Но тут, увидев, как уверенно, целенаправленно лавирует Коваль, напрягся.

Дмитрий Федорович шагал с лицом человека нешуточно выигравшего в лотерею. Как будто к кассе шел! За главным призом своей жизни.

– Лев Константиныч, – пророкотал, приблизившись в упор, – а ты у нас, однако, хват. Я думаю, откуда это все, чем занят?.. А ты…

– А я? – сумрачно уточнил Потапов.

– А ты девушек вовсю воруешь, старый греховодник!

Челюсти разведчика стиснулись, в руке едва не треснул тонкий стеклянный бокал. Крыть Льву Константиновичу было нечем.

– Мне тут сказали, – доверительно склоняясь, негромко говорил ухмыляющийся Коваль, – ты у себя на даче дочку Карпова прячешь. – Испытывающий, ернический взгляд уперся в генеральские глаза.

Потапов мысленно обругал Зою (или Миранду) решившую прогуляться по участку. Судя по всему, Коваль с дачи наблюдение не снял. Перестраховался.

– Дима, – прохрипел Лев Константинович, – по-моему, мы обо всем договорились. Мы – квиты.

– Как сказать, как сказать, – насмешливо протянул Федорович. – Твоя игра, оказывается, дорогого стоит…

– Дима.

Ковалев поднял вверх раскрытые ладони:

– Это твоя тема, Константиныч, я не вмешиваюсь. Здесь ты по этому делу?

– А тебе какая разница? Сдавать ты нас не будешь. Умный очень. Жизнь любишь.

Бывшие разведчики поиграли глазами. Поговорили, так сказать. Первым взгляд отвел полковник.

– Ладно, Константиныч. Уважаю. Теперь я уверен, мы – квиты. Наблюдение с твоей фазенды я снимаю. Адью. Желаю здравствовать.

Ковалев резко повернулся спиной к генералу и ушел в толпу. Донесение подчиненных о том, что засекли на старой даче, окончательно его успокоило. Теперь он заимел на бывшего начальника ТАКУЮ компру, что впору пожалеть пенсионера. Не дернется! Не сунется. Будет вести себя тише серой мышки.

Насвистывая и только что не пританцовывая, Дмитрий Федорович шел встречать подъехавшего сына.

«Попали мы, Бориска», – сумрачно проговорил Потапов.

«Ты думаешь, он нас сдаст? Прямо сейчас сообщит Карпову где Зоя?!»

«Дима меня волнует в последнюю очередь, – глухо буркнул генерал. – Меня волнует другое. Как только Коваля не станет, его свора тут же на нас набросится. Пока он и Макс живы, подчиненные послушны. Как только поступит информация о смерти Димы и Максима, ребятки проявят активность».

«А если уже проявили? Карпов только недавно получил сообщение от Зои о том, что все в порядке, и еще, наверняка, не отменил награду!.. Константиныч! Свора не удержится – такие деньги сами в руки…»

«Пока Коваль жив, удержатся, – оборвал генерал. – Я Диму знаю. Он парень жесткий, если кто скрысятничает, никакие деньги не помогут – разыщет даже на орбите Марса».