Радуга взаимности

Олеся не знала, как жить дальше. Снова и снова перечитывала свое последнее письмо и вникала в каждую фразу. «Что же его испугало, почему он не ответил, в чем я виновата, – она корила себя за излишнюю откровенность, за то, что, вероятно, затронула какую-то больную для него тему, – но почему же совсем не ответил? Вообще ничего не ответил? Как так? Надоела я ему?».

Она перебрала все возможные варианты, вплоть до того, что он внезапно и незапланированно исчез из этого плана бытия, но сайт школы, где Павел Иванович был директором, говорил об обратном: вот он, директор, жив-здоров, ведет прием как обычно, готовится к новому учебному году. Она совершенно ничего не понимала, и в душе ее начала рождаться обида: вероятно, он опять чего-то испугался. Испугался и сбежал. Как там говорил Дмитрий, психотерапевт: «Звериный инстинкт оказался сильнее социального». Наверное, там, на небе, решили, что Олесе нужно испытать еще и ненависть по отношению к этому человеку, такого чувства в ее наборе пока не было: некомплект, брак, срочно исправить. Она ощущала, что готова сделать этот шаг: от любви до ненависти. Будучи человеком незлобивым, Олеся не могла люто ненавидеть, слать проклятия и придумывать нелицеприятные эпитеты дорогому человеку, но сама при этом прокисала, как забытое на солнце молоко. Ей опять было тоскливо и одиноко. Иссяк поток энергии, ушла радость, исчез покой. Она нашла в кошельке давно забытый рецепт, зашла в аптеку и купила пачку антидепрессантов. Другого способа вернуть радость жизни она сейчас не видела.

1 сентября 2012 г.

– Мама, мама! – возбужденно кричала Юля, дергая за рукав Олесю. – Я забыла, как зовут учительницу!

– Вера Ивановна.

– Точно. Почему я не могу запомнить?! Вера Ивановна, Вера Ивановна, –переживала первоклассница.

– Ничего, дочка, в первый день всегда так, сейчас пойдете в класс, познакомитесь, – подбадривал Саша.

– А когда цветы дарить?

– Придете в класс и подарите Вере Ивановне. Она поставит в большую вазу, – объяснила Олеся, и чуть тише добавила, но уже мужу, – или в жестяное ведро на полу и они там потихоньку сгниют.

Олеся не любила эту традицию – дарить срезанные цветы, да еще в таком безумном, нелепом количестве – 32 букета! Что будет делать с ними учитель? «Вот если бы принести цветы в горшках и озеленить кабинет, – размышляла она, – может быть в следующем году так сделаем, а пока родители друг с другом мало знакомы и на такие эксперименты вряд ли согласятся. А как было бы уютно в классе! И раза в два дешевле».

Матвеевы в полном составе только что вошли в школьный двор и пытались осмотреться. Народу была тьма: от мала до велика, создавалось ощущение, что смотришь на муравейник: все находилось в беспрестанном движении. Дедушки и бабушки, тети и дяди, мамы и папы, мамочки с колясками и даже беременные на последних месяцах – всем хотелось проводить в первый класс своих чад. Все шумело, гудело, жужжало, кричало и суетилось. Кое-где уже пришли учителя и стояли с высоко поднятыми табличками с указанием класса, постепенно обрастая цветами, разнокалиберными яркими портфелями и белыми бантами на вертящихся любопытных головках. Из динамиков неслось многоголосие проверяемых микрофонов, звуки родных детских песенок про «буквы разные писать тонким перышком в тетрадь», на подступах школы многочисленные полицейские патрули, одетые в парадную форму, следили за порядком, временами переговариваясь по рациям.

Юля увидела друзей по детскому саду и побежала здороваться. Олеся и Саша, с Димой на руках, поприветствовали родителей, с которыми в ближайшие четыре года они пойдут рука об руку, узнавая домашнее задание, споря, как правильно его выполнить, ночами сооружая немыслимые поделки на все подряд праздники, выясняя, кто кого первый ударил, кто виноват и что делать, почему нужно дарить именно этот подарок учителю на Новый Год и кто на этот раз пойдет мыть окна в классе. Им предстояло интригующее и «мозговыносящее» общение в родительском чате! Но сейчас в школьном колодце царила атмосфера всеобщей торжественности и ожидания только хорошего.

– Уважаемые родители, ученики и учителя! Просим вас занять места на площади в соответствии с разметкой на асфальте, – раздался голос из динамика, – уважаемые классные руководители первых классов, держите таблички повыше, чтобы вас легко можно было найти.

Толпа, под руководством учителей, начала выстраиваться в строй, дети заняли центральные позиции по периметру здания, родителей оттеснили назад, где они сомкнулись плотными рядами, буквально вжимаясь в бетонные стены школы из-за нехватки места. На импровизированный сцене появился директор.

– Дорогие друзья! В этот прекрасный и волнительный праздник я рад приветствовать вас в стенах нашей школы. Ребята, сегодня многие из вас пришли в первый класс, сегодня начинается ваш путь в удивительный мир знаний. Уважаемые родители, бабушки и дедушки! Желаю вам терпения и взаимопонимания с вашими детьми, прошу вас быть им надежными помощниками в освоении школьных дисциплин, – директор открывал линейку торжественной речью.

Он все говорил и говорил, Олеся уже не понимала смысла слов. Она смотрела на него во все глаза. Он ли это? Сколько лет прошло, когда она видела его вот так, на школьном дворе? Ее ли учитель это был? Безупречно одетый, в элегантном темно-сером костюме, вероятно, сшитым на заказ (так хорошо он на нем сидел), директор спокойным, уравновешенным голосом приветствовал собравшихся, казалось, никто и ничто не может сбить этого человека с толку, увести с намеченного пути. Он не просто твердо стоял на ногах, он врастал в эту землю, пуская корни, но в то же время мог разом взлететь, если вдруг появится такая необходимость. Он ли называл ее Олесенькой? Глядя на этого самоуверенного и в некотором роде надменного мужчину, Олеся не узнавала в нем своего ПалИваныча. Это был Павел Иванович Козаренко, директор школы, смотревший вдаль отчужденным, строгим и безапелляционным взглядом и понимающий, что ему все по плечу. Он оценивающе пробежался глазами по толпе, не заметив Олесю. И не нужно ей это было, она невольно, несознательно спряталась от этого обдающего холодом взора за родную Сашину спину, так и простояв до конца линейки.

Радостные дети помахали родителям с крыльца школы и скрылись за дверью. Эпицентр веселья переместился в коридоры и классы, и звенящие ручейки детей потекли «по тихим школьным этажам». Двор опустел, чтобы вновь ожить через два часа, когда юные школьники выскочат навстречу мамам на улицу после первых в своей жизни уроков.

На глазах Олеси стояли слезы. Какими они были, почему вдруг возникли, она не могла понять. То ли это были слезы умиления, ведь ее дочь сегодня пошла в первый класс, в ее школу, то ли ностальгия по прошлому – по сумасшедшему и задорному 11 «Б», то ли разочарование от недавнего любовного эпизода, так больно ранившего и без того беспокойное сердце. «Олеся, Олеся, вероятно тебе привиделись все эти нежные письма. Либо попали они к тебе из прошлого, может быть, из параллельной реальности. Этот человек не мог писать такие письма. Его сердце состоит из камня, а, возможно, и нет его вовсе, сердца этого, – Олеся размышляла по дороге домой, – пей свои таблетки и выкинь его из головы раз и навсегда».

– Олесь, давай ты сходишь заберешь Юлю, а мы с Димой гулять пойдем, а? – голос Саши вырвал Олесю из тяжелых раздумий, – смотри какие тучи, дождь, наверное, все-таки пойдет, хочется успеть выгулять дневную норму.

– Да, хорошо, я немного с вами погуляю, а потом в школу вернусь. Помнишь, Юля просила покататься на речном трамвайчике? Только, если дождь будет, какой уж тут трамвайчик, – засомневалась Олеся.

– Так она хотела не просто трамвайчик, а еще и с прохождением шлюзов, – вспомнил Саша.

– Не-не, со шлюзованием точно не поедем. Холодно и долго, Дима простыть может.

– Да… Зато как интересно! – Саша заулыбался.

– Да уж. Я-то знаю, чья это идея на самом деле! Но лучше в другой раз. Еще будут теплые дни, успеем.

Матвеевы вернулись домой, Саша взял детский велосипед и вместе с Димой отправился в парк. Олеся хотела было приготовить ужин заранее – а вдруг дождя все-таки не будет, и они смогут организовать водную прогулку, но передумала. Посмотрела на себя в зеркало, поправила макияж, обулась и пошла обратно в школу.

Состояние ее было возбужденное и решительное, поток мыслей рваный и непредсказуемый. «Я спрошу, почему он мне не ответил, что все это значит, почему он опять меня оттолкнул, что происходит, в конце концов! Я должна это знать, – Олеся шла быстрым шагом по дороге в школу, – стоп… Не могу же я выяснять личные отношения в рабочем кабинете? Он, конечно, козел, каких еще поискать, но намеренно вредить я не буду, вдруг кто услышит наш разговор, зачем создавать проблемы человеку? Однако я хочу с ним поговорить… И он совсем не думал, что создает проблемы мне. Но я это я, я не могу ему мешать, ведь я люблю его. А он? А он нет. Все ж мне нужно, очень нужно его видеть, иначе я внутренне взорвусь от этих эмоций. Что же делать?». Олеся села на ближайшую лавку и по щеке скатилась первая слеза. «Нельзя, нельзя плакать, но что ты опять, – внутренний диалог не прекращался, – но и к нему идти нельзя, ведь ему все равно, совершенно все равно, что ты чувствуешь». Олеся вернулась домой, села за компьютер и отдала все эмоции электронному письму. Что ж, вероятно, это был единственный выход.

Трус, эгоист, как ты мог так со мной поступить? Почему ты не ответил на мое письмо? Почему не нашел время для встречи? Я не спать с тобой хотела, я хотела тебя видеть, обнять тебя хотела, поговорить. Слышишь? Поговорить. Ведь я так люблю тебя. Я знаю, все понимаю, но встреча, Боже мой, одна встреча, почему и в ней ты мне отказал? Ты жесток и бессердечен. Ты железный дровосек. К сожалению, не могу сказать, что я тебя ненавижу. Но ты сделал мне больно, слишком больно. Да как же это вообще возможно, ПалИваныч, а Паш? Как такое вообще могло случиться?

Олеся выплеснула эмоции, разрыдалась так, что раскаты ее плача могли легко услышать соседи за стенкой, но быстро взяла себя в руки: «Плакать нельзя. Нужно жить дальше. Все. Вот теперь ты с ним точно поссорилась. Без сомнения».

Пришла пора забирать Юлю. Олеся умылась ледяной водой, заново накрасила ресницы, три раза растянула губы в улыбке перед зеркалом и решила, что готова. Как ни странно, следы ее страданий не сильно отразились на лице: глаза были красноватые, но не опухшие, а значить через 15-20 мин. все совсем пройдет. Вернувшись вместе с Юлей из школы, Олеся обнаружила в почтовом ящике ответ. На этот раз Павел Иванович не заставил себя долго ждать. Вообще-то Олеся не собиралась читать это письмо и сразу его удалила. Отвлеклась на вечернее меню, открыла холодильник, проверяя, все ли есть в наличии и не нужно ли бежать в магазин. Внезапно передумала, вновь взяла в руки телефон, восстановила письмо из корзины и все-таки прочитала.

Зря ты так. Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Я действительно обещал и не ответил и на то были обстоятельства. И по здоровью, и по жизни, по семейной жизни. Не все было гладко и знаешь ли, мне было не до сантиментов. Я сожалею, что своими действиями, а точнее, бездействием, заставил тебя страдать. Я сожалею, Олеся.

«Ненавижу» – это все, что подумала Олеся. В отношении ее дорогого Павла Ивановича это слово было и подумано, и произнесено впервые.

Как и опасался Саша, на улице творилось что-то невообразимое. Олеся подошла к окну, отдернула легкие кухонные занавески и наблюдала как по стеклу бегут капли дождя: вот образовалась новая капелька, проворно спустилась змейкой на подоконник и исчезла; за ней другая, а там еще и еще одна… И вот уже мириады блестящих точек струятся по окну, торопясь слиться с могучим потоком, вновь уносящим их в бескрайний мировой океан. Над соседним домом нависла тяжелая серо-черная туча, ветер, вдруг неизвестно откуда взявшийся, с остервенением трепал ослабевшие осенние листья, и они падали на неуютную землю, чтобы через мгновение вновь устремиться ввысь, повинуясь очередному сильному порыву стихии.

«Поблекли нежные тона, исчезла высь и глубина, и четких линий больше нет – вот безразличия портрет», – она вспомнила слова любимой песни. Его песни. «Я сожалею, – это все, что он мог мне сказать, – почему мне так больно?». Она устремила свой взор вдаль, насколько это было возможно в густо застроенном городе, и погрузилась в невеселые мысли.

– Дорогая судьба, теперь комплект? Видишь, я его ненавижу. Я прошла все стадии любви, ведь правда? И даже сделала еще один шаг.

– Нет, Олеся, ты его любишь.

– Я не хочу его любить.

– Ты прошла не все стадии любви. Это не конец. Существует еще один цвет любви. И, возможно, даже не один. Это уж как получится, на твое усмотрение. На последнем я не настаиваю. Достаточно пройти еще один.

– Я этого не выдержу. Что еще должно случиться?

– Со временем узнаешь.

– Тоже с ним?

– Тоже с ним. Ты же сама выбрала его в качестве учителя, и он согласился тебе помочь. У него своя роль, и поверь, ему тоже тяжело. Это-то я точно знаю.

– Откуда? А, ну да, глупость спросила.

– Ты сама хотела в этой жизни изучить цвета любви. Терпи, еще немного осталось, урок практически усвоен.

– Почему так сложно? Мы же вживую практически не общаемся, одна сплошная теория. Мне тяжело переживать это одной, внутри себя, он никогда ничего не объясняет.

– Так было задумано. Зато ты глубоко прочувствуешь свою любовь, поймешь все ее оттенки, и я очень надеюсь, что в конце концов все-таки придешь к нужному нам результату. Пока его нет.

– Нужно избавиться от обиды, да? Нужно любить безусловно? Не требовать ничего взамен?

– Олеся, это правильные мысли. Увы, пока только мысли.

– Да, я хочу взаимности. Признаю, очень хочу взаимности.

– Не углубляйся в эти переживания, они уводят тебя с истинного пути. Неплохо было бы заодно научиться управлять эмоциями, ты слишком ярко принимаешь к сердцу ненужное. Будь зрителем, наблюдай, хотя бы иногда просто плыви по течению. Помни: это только урок. Когда все закончится, твоя душа успокоится, и с тебя будет снята эта тяжкая любовная зависимость.

– Долго еще терпеть?

– Я не могу тебе этого сказать. Терпение – еще один твой урок. Учись и этому тоже.

Олеся вздрогнула и напряглась, как будто дотронулась до недостаточно изолированного, пощипывающего провода: «Что это было? С ума схожу? Побочные действия антидепрессантов? Господи, помоги мне, Господи, не оставь меня, дай все это выдержать и остаться в добром здравии». Олеся горячо помолилась, но все-таки решила сходить еще раз к Дмитрию, ее психотерапевту, на всякий случай.

Олеся посмотрела на часы и удивилась: ей казалось, она не меньше часа вот так стоит у окна, а прошло всего-то пять минут. «Надо же. Прекрасно. Есть время заняться ужином», – Олеся вернулась в реальность.

Середина сентября 2012 г.

– Дмитрий, добрый день!

– Добрый день, Олеся!

– Как Ваши дела?

– Я боюсь, что разговариваю с кем-то, т.е. с сама с собой или не с собой.... Я вообще не знаю… с собой ли… Мне как будто кто-то отвечает. Дмитрий, я, наверное, с ума схожу.

– Давайте разбираться. Этот разговор, он доставляет Вам душевный дискомфорт? Вы хотели бы от него избавиться?

– Скорее нет. Это разговор… это разговор с вымышленным персонажем, – Олеся сильно засмущалась, – он настроен ко мне дружелюбно.

– Хорошо. Вы слышите его голос? В реальности, слышите?

– Нет. Это все в моей голове.

– Он вынуждает Вас делать что-то, чего Вы делать не хотите, ну, например, пойти и проверить, выключили ли Вы плиту. А Вы Олеся, допустим, в это время находитесь далеко от дома, может быть за сотни километров. И эта мысль свербит и заставляет сильно переживать, до такой степени, что Вы бросаете все дела и стремглав несетесь домой. Бывает такое?

– Сейчас нет. Точнее не в том объеме, как раньше. Я могу это контролировать. У меня были как раз такие мысли – про плиту, чайник, утюг и прочее, это в подростковом возрасте, после окончания школы. Я тогда была немного не в себе из-за расставания с учителем. Еще мне иногда до зарезу нужно было вспомнить, например, кто сидел передо мной в метро, а если я не вспомню, казалось, что случится что-то плохое. Понятно, что ничего плохого не случалось, даже если я и не вспоминала. Но я жутко, дико, просто кошмарно этого боялась. Сейчас другое.

– Что именно? – уточнил Дмитрий.

– Разговор с кем-то, кто руководит моей судьбой.

– Интересно. Мы сейчас не будет затрагивать вопросы религии, а поговорим о материальной составляющей жизни. Кто принимает решения, кто заставляет Вас поступать вот так, а не иначе, кто этот человек?

– … Я сама, – подумав ответила Олеся.

– Вот. Значит Вы разговариваете сама с собой, ну, если хотите, со своим подсознанием.

– Мне кажется, я схожу с ума.

– Олеся, это не так. Поверьте, мы все ведем внутренний диалог, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.

– Это как-то странно, я не знаю, с кем разговаривала, мысли как будто сами в голову загружались.

– Смотрите, человек, который действительно сошел с ума, таковым себя никогда не признает. Ему скорее будет казаться, что вокруг все сумасшедшие, а он самый нормальный. Это первое. Второе. Вы же начали прием антидепрессантов, я Вас предупреждал о побочных действиях. Может быть, они вот так у Вас проявляются. Не нужно быть такой мнительной. Я как Ваш лечащий врач, утверждаю, что у Вас нет никакого серьезного ментального расстройства. Есть депрессивный эпизод, который легко лечится таблетками.

– Я уже две недели принимаю, даже чуть больше, пока нет результата.

– Вот как раз сейчас они и начинают действовать. Уйдут побочные эффекты, появится лечебный. Еще чуть-чуть. Ждите. Все у Вас будет хорошо. Но пить их нужно не меньше шести месяцев.

– Да, я помню. Еще потерпеть. И тут потерпеть.

– А Вы хотите все и сразу? – усмехнулся Дмитрий.

– … Как-то так…

– Я часто вижу Вас на психологическом форуме, читаю Ваши темы.

– Да, захожу временами. Это как личный дневник. Только Вы знаете мой ник, остальные не знают. Можно свободно общаться, не боясь быть осмеянной.

– Не стоит обращать внимание на мнение людей, которых Вы не знаете. Важно лишь то, что думают о нас родные, близкие люди – те, которых мы любим. Все остальное – мишура.

– Да, но неприятно, когда тебе гадости пишут, – возразила Олеся.

– На нашем форуме гадости вроде и не пишут. Я не встречал особо злобно настроенных людей. Ну или модератор быстро реагирует, – Дмитрий хитро улыбнулся.

– На нашем да, но я в принципе говорю.

– Олеся, все дело в Вашей самооценке. Если кто-то или что-то Вас задевает, значит именно над этим нужно работать. Такая вот подсказка. Люди легко находят болевые точки, точнее, они-то бьют куда попало, не целясь и, как правило, не желая Вас обидеть. А Вы что-то пропускаете мимо, а что-то – через себя. Так вот старайтесь больше все-таки мимо пропускать. Берегите психическое здоровье.

– Я стараюсь. Далеко не всегда получается. Но учусь понемногу.

– Вот и отлично. Используйте возможность писать инкогнито для личностного роста. Вообще, Олеся, жизнь прекрасна, – Дмитрий посмотрел ей в глаза и по-доброму, даже как-то по-отечески, тепло улыбнулся.

Олеся улыбнулась в ответ и вскоре попрощалась с Дмитрием. Он ее успокоил. «Хороший доктор, повезло мне с ним. А я все боялась таких врачей. Есть, наверное, и плохие, впрочем, как и другие люди: все разные».

Она направилась к метро и вдруг поняла, что хочет поехать к Матроне: «Таганка совсем близко, а у меня есть два часа свободного времени». Сделав пересадку на Таганско-Краснопресненскую линию, Олеся доехала до Пролетарской и решила пройтись пешком: через площадь Крестьянской заставы, по Абельмановской улице, мимо кинотеатра «Победа».

Уже подходя к монастырю, увидев красный кирпичный забор и, вдалеке, ярусы желтой колокольни, Олесе стало легче. Она любила это место и часто бывала здесь. Несмотря на огромную популярность у прихожан и неиссякаемый поток верующих, Покровский ставропигиальный женский монастырь был сосредоточением покоя, умиротворения, веры, надежды и любви. Не сказать, чтобы Олеся часто ходила в церковь, но это место любила особенной любовью. Даже если не удавалось приложиться к мощам Святой Матроны, она долго стояла около уличной иконы, думала, разговаривала, просила помощи. Летом любила отдохнуть на лавочках в окружении дивно пахнущих разноцветных роз, зимой больше времени проводила в церкви, прося Всевышнего послать спокойствие, терпение, здоровье ей и ее семье. В этих молитвах был и Павел Иванович. Она молилась о его здоровье, и каждый раз просила отпустить от себя, дать возможность жить своей жизнью, не думать о нем денно и нощно, забыть. Павел Иванович основательно поселился в ее сердце, это пугало, смущало и беспокоило ее душу. Олеся стыдилась своего чувства, ведь будучи женой и мамой, она любила женатого.

Преодолев рамки металлоискателей и испытывающие взгляды охранников, Олеся зашла на территорию монастыря. Подворье обители было сплошь усеяно людьми, четко сориентированными в две внушительные очереди: одна к иконе, другая в церковь, к мощам. Олеся поняла, что не успеет пройти ни одну из них за оставшееся в ее распоряжении время, но особо и не надеялась, потому и не расстроилась. Подошла к источнику со святой водой, умылась, встала напротив большой уличной иконы, чуть поодаль от забора, ограничивающего доступ к образу Матронушки, и долго стояла, шевеля губами молитвы и обычные мирские просьбы – своими словами, как могла. События последних месяцев еще больше сбили ее с привычной колеи, заставили глубоко переживать запретное, но такое желанное чувство. Сейчас она неистово просила прощения за свои поступки, за недостойные мысли и не всегда благонадежное поведение, предписанное обществом замужней даме.

К ней кто-то подошел, спросил, где можно купить свечки, Олеся показала на церковную лавку. В этот момент к ней приблизилась молодая женщина в черном монашеском одеянии и приветливо улыбнулась.

– Здравствуйте! А я Вас знаю, Вы же в … живете? – монахиня назвала район, где действительно жила Олеся.

– Да. Но я… – начала было Олеся, пытаясь извиниться. Она не помнила этого человека и впервые в жизни общалась с монахиней вот так просто, между делом. Ей это были в диковину.

– Ничего-ничего, не напрягайте память, – видя замешательство Олеси успокоила монахиня, – верьте, главное – верьте, и молитвы Ваши будут услышаны. Бог испытывает нас. Верьте в его милосердие.

– Спасибо Вам…

Монахиня ушла. Мало-помалу, боль начала отступать. «Я обязательно с этим справлюсь. Обязательно, – в очередной раз подумала Олеся, – не может же так продолжаться вечно-бесконечно, у всего есть логическое завершение, конец, финал – все проходит». И сама испугалась такой мысли: «Чем же я заполню эту пустоту?».

Последующие два года, 2012 – 2014 гг.

Наступал новый, 2013 год. Матвеевы собрались за семейным праздничным столом, чтобы по традиции проводить старый год. То и дело бренчали телефоны, возвещая о приходе смс-поздравлений. Олеся давно не обращала на них внимание. Их было слишком много, чтобы реагировать тут же на каждое. В основном, поздравляли коллеги и партнеры по совместной работе, смс-ки носили проходной характер, и пересылались друг другу по кругу: без обращения, без личных, душевных поздравлений, без подписи. Цена таких смс-ок для Олеси была ничтожна. Она отвечала только тем, кто обращался к ней по имени, пусть и присылал готовую шаблонную открытку, но, хотя бы нашел время написать ее имя. Остальные тут же отправлялись в корзину. Порой, она даже не знала, от кого они, так как не все телефоны были забиты в ее записную книжку.

Разбирая очередную порцию поздравлений, Олеся обратила внимание на смутно знакомые цифры в номере. «Это же телефон Павла Ивановича, вроде бы…», – Олеся засомневалась и решила спросить Марину, тут же набрав ее номер.

– Алло!

– Марин, привет! С праздником тебя еще раз! Слушай, а ты мне можешь написать телефон Павла Ивановича?

– Вот те на, дорогая. Что ты удумала? Нет, не могу, выбрось из головы. Не хватает ему еще звонить.

– Да, нет… Понимаешь, мне тут пришла смс-ка, обычная, без подписи. Ну и телефон вроде ПалИваныча… Ну хотя бы скажи, он или нет?

– Если даже он, не вздумай отвечать.

– Нет, Марин, я это уже пережила. Отвечать не буду.

– Вот и не заморачивайся, он не он. Какая разница. Удали и все.

– Ну… все-таки мне интересно, – не сдавалась Олеся.

– Ладно, диктуй, что там у тебя. Посмотрю.

Олеся назвала цифры.

– Да, его номер. Не вздумай ему писать. Ты слышишь? Я тебя из этой ямы опять вытягивать не хочу.

– Да-да, нет-нет, – пробормотала Олеся.

– Олеся?

– В смысле да, я с тобой согласна, нет, писать не буду.