Грязная Земля. Книга 1

– Ладно. Лисюков, тебе надо в медпункт?

– Нет, – пробормотал Пахан, не открывая глаз. – Мне надо полежать.

Юливанна вздохнула. В ней боролись одновременно врожденная забота о детях и благоприобретенное недоверие к таким персонажам, как Паша Лисюков. Особенно с учётом жалоб на него от сверстников.

– Умотался, приставая к одноклассникам, да?..

Юливанна запнулась, вспоминая, как уже проходила подобную ситуацию с Паханом и директором. Тот слишком много позволял сыну мэра, и Пахан этим беззастенчиво пользовался.

А учителя давно поняли – тратить время, отчитывая Пахана – значит лишь потратить время зря. Причём – это время будет отнято у других, нормальных учеников.

– Ладно… – она опять устало потёрла лоб. – Хватит балагана. Лежи, если что – вызовем медсестру. И давайте уже начнём урок. У нас сегодня вводная тема, она будет короткая, закончим пораньше…

Радостный шепоток пронёсся по классу.

–…И в конце у нас будет тематический доклад, – и Юливанна подмигнула Алисе.

Раздался лёгкий гул разочарования. На лице Алисы мелькнуло расстройство, а потом она насупилась и сжала губы. Плевать на чужие мнения!

– А теперь закончим перекличку. – вспомнила Юливанна. – Так… Гусечкина здесь… Джанабеков здесь… Сумаков… Тупицын…

– Тупица, – вдруг пробормотал Пахан и всхрапну.

– Что? – подняла голову Юливанна.

Изольда хихикнула. Петя покраснел и сморщил лицо. Как его достали эти подколы! И от кого? От самых больших тупиц. А ведь был же актер Дуров… И другие…

– Между прочим, такая же фамилия у известного писателя-фантаста! – обернулся Петя к Пахану.

Но тот лишь раскрыл рот и пустил слюнку на щёчку. Петя пробуравил его взглядом и повернулся обратно. Юливанна тоже грозно глянула на Пахана, но говорить ничего не стала. Времени на балаган больше не осталось. Всё после урока!

Алиса в волнении теребила свой доклад в течение всего оставшегося урока. Её друзья периодически поглядывали на Пахана – но она уже про него забыла. И вот Юливанна закончила свой рассказ:

– Остальное прочитаете в учебнике, страницы с пятой по девятую. А теперь Алиса Гусечкина сделает нам небольшой доклад о проблемах экологии. Можно задавать вопросы, не стесняйтесь! Мы хотим создать дискуссию. Я также предлагаю всем желающим делать доклады по биологии в дальнейшем. Темы могу предложить. Каждый доклад будет поощрён хорошей оценкой. Алиса, прошу!

– Подлиза, – прошептала Дарина, но сделала это тихо.

– С уважением?

Пока Алиса напряжённо шла к доске, Дарина подняла руку, и после одобрения Юливанны, спросила:

– Можно ли делать доклады на тему диет или косметики?

– Неожиданный вопрос… Это слишком широкая тематика, – улыбнулась Юливанна. – Подойди ко мне после, и мы обсудим более конкретные варианты.

Изольда поглядела на Дарину с лёгким изучающим интересом. Та же мило улыбнулась и похлопала предводительнице глазками. Всё верно, не у всех есть отчим-миллионер… Девушке надо искать путь в жизни после школы…

Ну а Алиса вышла к доске. Глубоко вдохнула, оглядела класс. Сердце сильно стучало. Лицо было горячим. Общее ощущение происходящего было чуть нереальным. И это помогало пережить и Изольду, глядящую с лёгким пренебрежением, и храпящего на задней парте Пахана. Она зацепилась взглядом за Лёшика, который с интересом глядел на неё. Нашла Петю, который ей широко улыбнулся и показал сжатые кулаки – мол, давай! Алиса улыбнулась в ответ, подняла распечатку – и начала:

– Вы все наверняка слышали разные истории про экологию Земли. Кто-то говорит, что климат меняется. Кто-то говорит про глобальное потепление. Кто-то, наоборот, про глобальное похолодание. Учёные спорят, есть разные теории и гипотезы, и мы не будем на них останавливаться. Я бы хотела кратко коснуться тех экологических проблем, которые точно существуют, общепризнанны и касаются каждого из нас. Многим кажется, что наша страна очень велика. Им кажется, что у нас такие большие пространства, что можно бесконечно и безнаказанно загрязнять воздух и реки, возводить огромные свалки, игнорировать утечки нефти. Забавно, что именно об этом говорилось в первой книге про Зверобоя, он же Соколиный глаз, он же Натаниэль Бампо. Кто-нибудь читал?

Поднялось несколько рук – от друзей Алисы. Ей также показалось вдруг, что Изольда дёрнула руку – но может она просто муху прогоняла.

– Зверобой предупреждал американцев ещё в девятнадцатом веке, что природу не получится эксплуатировать бесконечно. Леса, животные, рыба – всё это можно легко истощить навсегда. Над ним смеялись. При этом в Америке были полностью уничтожены бизоны, и вообще исконная природа осталась только в национальном парке. Теперь её пытаются охранять и защищать. Но поздно.

Алиса сделала небольшую паузу, чтобы передохнуть.

– Ну так это у американцев же. А у нас Сибирь огромная и там дофига всего растёт! – подал кто-то голос.

– Да, пока ещё огромная и дофига. Но Сибирь выглядит вовсе не так хорошо. Просто про это не принято говорить. Река Ангара, например, стала практически неживой из-за чудовищно грязных стоков химкомбинатов. Самое обидное, что эти комбинаты заброшены. Их начали строить, а потом закрыли – но тратить деньги на нормальную очистку за собой никто не стал.

– Зато Байкал у нас самый чистый!

– Байкал уже вовсе не такой чистый. Токсичные отходы от работы советского бумажного комбината приходится убирать до сих пор, и это требует миллиардов! При этом множество туристов из разных стран относятся к озеру как к свалке, оставляя тонны мусора. Это ужасное бескультурье…

– Но Сибирь-то огромная, там много и других рек, кроме Ангары и Байкала!

– Много. Однако, речь не только о реках. Речь и о лесах. Уже много лет идёт огромная, широчайшая вырубка лесов в Сибири. Это вызывает осушение болот, затем лесные пожары – и погибает ещё больше лесов. Это замкнутый круг, вызванный бесконечной жадностью.

Раздались ещё голоса, но Алиса останавливающе подняла ладонь:

– И ещё важная информация – даже наш город уже пострадал от проблем с экологией. Были разливы нефти по реке, и там погибли животные. Часть леса невдалеке от города уже давно больна… И экологи связывают это с работой местных нефтехимических компаний…

– Такие обвинения доказывать надо, – голос Изольды был прохладным, но она рассматривала ногти, словно обсуждалась маловажная мелочь.

Алиса потёрла лоб:

– Ладно, речь сейчас не об этом. Точнее – проблема намного шире. Она в том, что человечество привыкло относиться к природе как к бесплатному источнику. Но текущий размер и аппетиты человечества уже не позволяют нам бесконечно пожирать природу. Горы пластика и другого мусора в развитых странах так велики, что их вывозят в Азию. Но и там они так огромны, что стали уже не горами, а островами. И вот уже в океане множество рыб полны пластиковых крошек – а ведь пластик не переваривается!

– Подумаешь, пластик в китайской рыбе! Тапки из него пусть делают!

Ребята засмеялись. Алиса вздохнула:

– Вообще, многие вещи, которые мы просто выбрасываем, можно было бы переработать и использовать заново. Например – делать вторичную ткань из старой одежды и шить из неё новую.

– Мусорная одежда, фу, – скривилась Изольда, машинально погладив пальцами шёлковую блузку.

Алиса внимательно глянула на Изольду:

– Однако же ты носишь шёлк, который сделали гусеницы, которые кушали листья, которые выросли на перегное, который является по сути чужими…

– Алиса, вот тут не надо углубляться, хорошо? – мягко попросила Юливанна.

– Нет уж, нет уж, пусть дорасскажет, – взгляд Изольды стал прицельным и не сулил ничего хорошего.

– В учебнике почитай, Изольда, – мило улыбнулась ей Юливанна.

Та фыркнула, но замолчала. А Алиса продолжала:

– Ладно, не об этом речь. Как я сказала, есть множество проблем, связанных с тем, что человечество пожирает больше, чем природа может дать. И мусора мы создаем больше, чем природа может переработать. И цель моего доклада – не напугать вас, а предложить обдумать – что бы вы хотели сделать, чтобы спасти природу? Не в смысле, что вы должны, не надо кривиться. Но, может, вы хотите создать стартап с вторичной одеждой, или сбором пластика, или изобрести новое биотопливо, или ещё что-то. Мы тут все в классе – биохимики. Даже если кто-то в школе учится только деньги считать.

– Спасибо, Алиса, я думаю, достаточно, – торопливо проговорила Юливанна.

На последней фразе Алиса внимательно глянула на Изольду и Пахана. Изольда вначале поглядела на Алису жёстко, а потом скривилась, пробормотала что-то вроде «нищим не понять» и расслабилась. Да и в самом деле – не собирается же Изольда работать простым инженером? Когда отчим это топ-менеджер нефтяной компании…

Ну а Пахан лишь всхрапнул.

Алиса вернулась на место. У неё в ушах звенело, в голове было горячо. Петя показал большой палец. Алиса улыбнулась с отсутствующим лицом. Юливанна подытожила:

– Хорошо. Как я уже говорила – жду желающих сделать новые доклады. Подходите с идеями, обсудим.

Прозвенел звонок. Ученики, переговариваясь. вышли из класса. Дарина подошла к Юливанне, но та отмахнулась – «в другой раз!». Сейчас у учительницы было другое, более срочное дело. Юливанна подошла к Пахану, растолкала его и потащила к директору – на суровый разговор.

Кирилл и явление

Кирилл сидел на полке в камере предварительного заключения. В углу на полу храпел вонючий пьяный мужик. В другом углу на полу сидел бритый щербатый зэк с синяком на глазу, который злобно зыркал на Кирилла.

Плевать.

Кирилл снова и снова обдумывал сложившуюся ситуацию и она ему категорически не нравилась.

***

Утром всё начиналось тихо и спокойно, а местами даже смешно. Когда он вошёл в полицейский участок, его встретил усталый сонный дежурный за окошком.

– Вам чего?

– Я это… Заявление хочу написать. О нападении, – Кирилл поколебался и добавил. – И попытке изнасилования.

– Ого! – Дежурный подобрался и хищно взглянул на Кирилла. – С повинной, значит?

– Да нет! – Кирилл даже засмеялся. – Я заявить хочу. На других.

– Э… – дежурный оглядел теперь Кирилла жалостливо.

Покачал головой, поцокал языком сочувственно:

– Парень, таким красавчикам как ты, лучше перетерпеть, чем прилюдно позориться. Подобру совет даю – лучше не выносить это на свет. Иначе потом до конца жизни за спиной будут тебе кости перемывать…

Вначале Кирилл не понял, о чем идёт речь:

– Что? Эээ… Вы о чём?

Потом сообразил, покраснел, его лицо напряглось в негодовании, а кулак на ремне сумки сжался:

– Да вы чего! Речь вообще не об этом!

Очевидно, перемена во внешности красавчика была достаточно угрожающей, чтобы дежурный перестал его жалеть и снова подобрался:

– Так чего ты мне тут мозги пудришь? Чего путаешь? На вот, бери бумагу и пиши!

Кирилл выдохнул, взял бумажку, взял образец и пошёл заполнять. Сочинения Кириллу никогда не особо удавались – но из образцов бланков он понял, что в заявлении писательский талант и не нужен. Всё описывается казённым, канцелярным языком, с неудобными оборотами. Его история, расписанная с минимумом подробностей, уместилась буквально на полстраницы. Фамилию Венечки он не знал – но имелся адрес, что было к месту.

«Знакомая позвала меня на вечеринку… Я зашёл и спросил про сестру… Нашёл сестру, которая отбивалась от трех парней, которые пытались её раздеть.»

Кулак Кирилла сжался, лицо напряглось. Он выдохнул. Спокойно! Сестру он уже спас. Сейчас осталось защитить самого себя.

«Я вежливо попросил их прекратить… Они на меня напали… Я отбился, но на меня напал мальчик с ножом, это был хозяин квартиры Вениамин… Я отошёл в сторону и он ударился о стену… Потому что бежал с разгону на стену… Я его не трогал…»

Как-то так?

Закончив, Кирилл перечитал один раз, другой. Сдаваться идти было страшно. Как на экзамене, блин. Но он переборол себя – ведь время уходит! Встал и отдал бумажки дежурному. Тот быстро проглядел и воскликнул:

– Погоди-ка, ты тоже по этому адресу пострадавший? А ну-ка… Присядь пока тут рядом!

– Хорошо, спасибо, – и Кирилл присел в прихожей.

Дежурный принялся звонить, а потом вдруг снова хищно глянул на Кирилла, прикрыл рот рукой и при каждой фразе теперь кидал настороженный взгляд на парня. Кириллу стало некомфортно. А ещё захотелось есть. Чтобы отвлечься, он достал сделанные с собой бутерброды с сыром и бутылку воды.

Но он успел сжевать лишь один бутерброд, когда за ним пришли.

Из-за стальной двери вышел полицейский в патрульной форме и мужчина с сонными глазами, одетый в штатское. Патрульный подошёл к окошку и остановился, глядя на Кирилла. Дежурный привстал за окном, тоже глядя на парня. Оба положили руки на кобуры. Сонный мужчина подошёл к Кириллу:

– Следователь Сидоров. Ваши документы, пожалуйста.

Кирилл поставил воду и бутерброды на соседний стул и полез в сумку за паспортом. Сидоров полистал паспорт, убрал в карман.

– Вы задержаны по обвинению в нападении, ограблении и попытке убийства. Дайте руки.

Кирилла словно окатило ледяной водой. Он застыл.

– Руки! – повысил голос Сидоров.

Дежурный и патрульный расстегнули кобуры, и их фигуры стали напряжёнными. Их глаза зафиксировали Кирилла, они ловили каждое его движение. Их пальцы дрожали над пистолетами.

Противно заскрипела входная дверь участка.

Раздался резкий, словно звук выстрела, хлопок.

Рафик и уважение

Рафик наблюдал, как Юливанна ведёт зевающего Пахана к директору. Судя по его виду, даже полчаса сна пошли ему на пользу. И директора он при этом не боялся. Ещё бы ему бояться. Тот его небось оближет, а Юливанне выговор сделает.

Через пять минут они вышли.

Судя по расстроенному виду Юливанны – примерно так и случилось, как ожидал Рафик. Ну а Пахан вышел взъерошенный, зевающий – но в его глазах появился смысл. И Рафику не понравилось, как Пахан поглядывает на него и его друзей. Впрочем, Бобик ходил на занятия с обычным классом, без специализации, поэтому сейчас Пахан был без него. Ну а Вадик до сих пор не появился. Неужели умер? Не хотелось бы… Наверное, ему до сих пор плохо.

– Народ, надо нам в туалет ходить всем вместе, – негромко сказал Рафик друзьям

– Думаешь, эти уроды зажмут в туалете? – поёжился Лёшик.

– Ага, – вздохнул Рафик. – Есть у них такая тактика.

– Ну и что сделаем? Драться будем с ними? Не смешно, – упаднически ответил Петя.

– Ну… – Рафик замялся.

Не говорить же, что он теперь не такая лёгкая добыча.

– Разве что твоя мать на страже постоит, – деловито предложил Петя.

– Ага, а Алиса с телефоном снаружи, – также деловито предложил Лёшик.

Друзья стали тихо переругиваться, находя недостатки в идеях друг друга. Рафик молчал, идеи ему не нравились. Как минимум, с матерью переговорить надо сначала. Похоже – сегодня придётся пожертвовать драгоценными крупицами знаний и в туалет ходить во время урока.

Рафик так и сделал. И выйдя наружу – он первым делом осмотрелся вдоль коридоров, вспоминая обсужденный график работы матери. А вот она, мелькнула в больших окнах коридора напротив, не по графику, правда. Рафик побежал за матерью.

Сулима с ведром и шваброй в руках деловитой походкой зашла в туалет.

Оглядевшись, Рафик проскользнул в туалет за ней. Ему было чуть стыдно, что он как бы прячется за мать – но сейчас он не хотел конфликта. Туалет – место уязвимости. Недаром этим пользуются те же хулиганы, чтобы поймать жертву «без штанов». Как будто у них и так недостаточно преимуществ.

Трусливые шакалы.

Сделав шаг через предбанник с раковинами, Рафик вдруг осознал, что туалет кто-то уже занял. Он осторожно шагнул к двери из предбанника в туалет и прислушался.

В туалете кто-то простонал.

Раздалось мерное шлепанье. Очевидно – мокрая тряпка по полу. А затем – голос Сулимы:

– Нехорошо тебе?

– Ох… Плохо… – простонал бессильно мужской голос.

Голос Вадика.

– Кишки крутит, да? – снова голос Сулимы.

– Да…

– Боишься небось, что все за твоей спиной смеяться будут?

– Что?.. Чего?.. – ответил Вадик после паузы.

– Говорю, если не отстанешь от моего сына – завтра же над тобой вся школа смеяться будет.

– Да пошла ты… – простонал Вадик. – Мы его уроем… И тебя…

Раздался громкий удар деревом о металл и лязг металла. Вадик коротко вскрикнул:

– Ты чё, мля!… Охренела?

Рафик не удержался – и коротко высунулся за дверной косяк – глянуть одним глазом. Сулима держала швабру с тряпкой наперевес, глядя на кабинку туалета. Дверь кабинки была грязно-мокрой, словно после удара шваброй – и чуть болталась. Две другие кабинки туалета были пусты, их двери болтались открытыми. На его глазах прикрытая дёрнулась внутрь, закрываясь плотнее. Рафик снова спрятался и прижался к стене.

– Ай-яй-яй… – Сулима цокнула языком. – Хулиганы замки сломали. Плохо, да?

Рафик вспомнил, как год назад в школе отремонтировали туалеты, и замки в том числе. А потом Вадик с Бобиком на спор выбивали двери – кто с одного удара выбьет.

Карма это бич.

– Отвали, тварь чёрножопая… – простонал Вадик. – Или твоему сыну хуже будет.

– Хуже чем тебе сейчас? – спросила Сулима насмешливо, а потом её голос вдруг стал непривычно жёстким. – Мой сын – это кусочек моей плоти, вырванный из меня. За него я сбежала в чужую страну. Вашу страну c вашими грязными туалетами. И если будет надо – я сделаю всё, чтобы его защитить.

Пауза.

– Всё сделаю. Терять мне нечего. А тебе – много чего.

– За базар… Ответишь, – простонал Вадик.

Сулима вздохнула. Её голос стал терпеливым:

– Ты что, готов, что девушки станут звать тебя Вонючкой и Грязной Жопой? Что тебя на вечеринки не позовут? Что у тебя за спиной смеяться будут?

Вадик не ответил, лишь снова простонал.

Голос Сулимы стал вкрадчивым:

– Сейчас ты немного опозорился – но это быстро забудут. Никто не узнает о нашем разговоре – просто отстань от моего сына. А вот если ты опозоришься сильнее…

– Плевать, что черножопые будут болтать. Не поверит никто! – слабо ответил Вадик.

– Только однажды появится фотография грязного туалета с подписью «кое-кто был здесь». А потом ещё раз и ещё раз. И тебе придётся сбежать, потому что уже никто не подаст тебе руки.

Молчание. Стон. И снова вкрадчиво:

– Но это же необязательно. Просто забудь о моём сыне. Тебе же есть кому показать свою удаль – вон сколько у вас грязных девок. А сына моего – просто забудь. Он же для тебя никто, мусор? Вот и не надо его замечать.

Молчание.

– Вот и хорошо, вот и думай. А я тут помою и пойду. Выздоравливай, дарагой!

Снова зашлёпала тряпка. Сулима не стала стучать в жестяную дверь ещё раз, или кричать «Ты понял меня? Повтори!». Тогда бы Вадик точно упёрся рогом, играя в игру «кто кого сломает». Потому что иначе «пацаны не поймут». Нет, она закончила беседу мягко, без угроз.

Рафик прислонился затылком к холодной шершавой голубой стенке и закрыл глаза. Он вдруг ощутил, какая сила скрыта в его маленькой, терпеливой матери. Он вдруг осознал, что он сам – не уникум, не аномалия, не отклонение. Он просто унаследовал нечто от своей матери, от своих предков.

Он – кровь своего народа. Она – сосуд, давший ему форму.

– Спасибо, мама, – прошептал Рафик.

И тихо вышел из туалета.

Кирилл и боль

Раздался резкий, словно звук выстрела, хлопок. Напряжённые дежурный и патрульный выдернули пистолеты. Сидоров поморщился:

– Опустить оружие! – он недовольно глянул на дверь. – Когда уже тут прокладку мягкую на двери сделают, каждый раз как будто выстрел. Руки-то давай!

Кирилл поднял руки и подал их Сидорову. Патрульный опустил оружие. Сидоров ловко защёлкнул наручники, которые, не глядя, выхватил из кармана.

– Пошли в КПЗ.

– Я заявление написал, вы его читали? – спросил Кирилл напряжённо и встал.

Сидоров глянул на дежурного.

– Да, мне доложили. Пришьём к делу. Ну, пошли! Сумку отдай Коснецову.

Патрульный убрал пистолет и подхватил рюкзак. И бутерброды с водой.

– Доесть можно? – спросил Кирилл, пытаясь собраться с мыслями.

Дежурный и патрульный засмеялись. Сидоров безразлично улыбнулся и отвернулся к двери:

– Не о том волнуешься. Тебя посадить могут лет на пять, а ты о еде думаешь.

– Мне восемнадцати нет, – вдруг вспомнил Кирилл.

– Вдруг это поможет? И Сидоров поморщился, остановился, развернулся:

– Опытный? Ну, значит, сейчас мамке с папкой позвоним.

– Не надо им, – теперь поморщился Кирилл. – Они в разводе.

– Ну кому тогда звонить будем?

– Тренеру, – вздохнул Кирилл. – Матвей Иванычу.

– Давай номер.

– В телефоне…

Звонить Сидоров пошёл сам. Кириллу разговаривать не дали.

Кирилла же посадили в комнату с двумя жесткими стульями и столом и оставили одного. Вскоре Сидоров вернулся и начал задавать вопросы о произошедшем. Кирилл вначале подробно рассказывал, а затем осознал, что следователь ведёт к одному – чтобы Кирилл так или иначе рассказал, как он избил четверых детей. Про сестру он не спрашивал. Про Вику – тоже. Кирилл начал злиться:

– А вы моё заявление прочитали? – спросил, перебивая следователя. – Веню тоже арестовали?

Следователь замолчал. Сложил руки перед собой, глянул на Кирилла, пару секунд помолчал:

– Ты мне, Кирилл, симпатичен, поэтому скажу честно. Ситуация у тебя хреновая. Против тебя четыре свидетеля, а за тебя никого.

– И что, это Веня говорит, что я на него напал, хотел убить и ограбить?

– Ну, не совсем, – следователь хмыкнул. – Он говорит, что его ударили по голове и он мало что помнит. Но если бил не ты – значит, у тебя был сообщник, который бил. А это значит – нападение в сговоре группой лиц! Сечёшь?

– Что секу?

– Ухудшается твоя ситуация. Можешь и на десятку сесть. Мой тебе дружеский совет…

Сидоров склонился к Кириллу, дружески улыбнулся, поглядел ему отечески в глаза:

– Выбрось ты своё заявление и пиши явку с повинной. Мол так и так, был пьян, увидел, как сестру тискают и избил четырех мальчиков…

Кирилла как кипятком ошпарило. Он покраснел, раскрыл рот, чтобы резко ответить, но сдержался. Лишь спросил:

– И что тогда?

– Ну, тогда, ввиду первого привода, а также несовершеннолетия, а также других смягчающих обстоятельств – похлопочем, чтобы получил ты год условно. То бишь, не в тюрьме сидеть, а дома. Опять же, если подельников сдашь, то зачтётся.

Кирилл открыл и закрыл рот. Покрутил головой. Это был какой-то сюрреализм. Только Кирилл не знал такого слова. Он ощущал это по-другому – как неумолимую воронку, засасывающую его всё глубже.

Что-то подобное он ощущал с тех пор, как ушёл отец. Подобная воронка засасывала мать в алкоголизм, а сестру в… Детский алкоголизм.

А ведь, если дадут год условно – он всё равно сможет выступать на соревнованиях. Наверное…

…Нет. Хрен им! Он сестру защищал!

– Я защищал сестру от изнасилования и на меня напал Вениамин с ножом. Это наверняка можно доказать. Отпечатки там всякие, тест ДНК.

Следователь откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами:

– Умный сильно, да? Не хочешь, значит, сотрудничать со следствием… Ну посиди пока в камере.

– Мне всё ещё восемнадцати нету. – напомнил Кирилл напряжённо.

– Матери мы твоей не прозвонились пока, а тренер твой принял к сведению и пропал. Один ты Кирилл. Один! Я тут твой единственный луч света в тёмном царстве, хехе. Лови момент!

– Спасибо. – ответил Кирилл, потому что больше сказать было нечего.

И его определили в КПЗ.

Это была большая камера с двумя двухэтажными кроватями и унитазом на полу. В углу около унитаза на полу храпел пьяный бомжеватый гражданин в обносках. На одной нижней полке лежал, закинув руку за голову, потрёпанный жилистый мужичок, высокого роста, с бритой головой. Одет он был в серую куртку, чёрные грязные джинсы и кеды. Когда завели Кирилла мужичок осклабился, показав щербатый зуб:

– Опа, свежее мяско! Какой гладенький петушок, и в мою смену! Вот фартануло так фартануло!

Кирилл хмуро глянул на щербатого, потом на спящего алкаша – и молча пошёл к другой нижней полке. Щербатый нахмурился:

– Ты чо, пацан? Воров не уважаешь?

Кирилл всё так же молча разлегся на нижней полке, не раздеваясь и не снимая обувь. Не мешало бы поспать. Напряжение отпустило, и он вспомнил, что сегодня спал меньше обычного – а ещё вчера слишком много дрался и бегал. Словно радуясь вниманию, мышцы напомнили о себе болью.

– Эй, петушара, я с тобой ещё не перетёр! – щербатый повысил голос. – Твоё место возле параши!

Он вскочил с койки и пнул койку Кирилла. Кирилл резко спрыгнул с полки и пригнулся напротив щербатого в боевой стойке. Тот оскалился:

– Чо, каратист чтоль?