Полная версияПолная версия:
Дети нового сознания. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2006
На следующий день, 20 октября, А.И.Флоренский делится своим беспокойством о настроении сына с женой Ольгой Павловной:
«Эта неделя, дорогая, была богата для меня письмами от всех вас. Павля прислал мне письмо с разными странностями и предположениями своими, как надо жить на основании книг Толстого. Впрочем, я предвидел возможность разных веяний на него. Когда увидимся, если не он сам, то я передам тебе подробно его планы. Значения особого я не придаю его письму, так как не в его натуре все это. Единственно, где он может увлечься, это все-таки научными занятиями. Но мне его письмо приятно, потому что дает возможность в письмах переговорить об разных вопросах. Я уже хотел сам начать с ним переписку, но побоялся сделать неловкость и заставить замкнуться в себе. Теперь он сам идет навстречу подобных разговоров, что гораздо лучше. Во всяком случае ничего не бойся; если я не посылаю тебе его письма, то только потому, что не желаю обманывать его доверие ко мне.
Я чуть-чуть не решился сегодня ехать к вам, но потом взяло благоразумие верх и завтра рано утром я снова еду осматривать дороги. Поездка продолжится дня три. Этим закончится вторая стадия моей жизни здесь. Начнется зимнее время и какие дела предстоят – еще не совсем соображаю. Много мелких текущих дел, но важного ничего нет пока. После этой поездки вероятно все-таки не утерплю и приеду к вам в скором времени.
Целую мамочку и детей и жду к субботе писем. Кланяйся Ремсо. Очень рад, что приедет Маргарита и оживит вас; вероятно приедет и Лиза. До свидания, дорогая.
Твой Миша[7]» [8]Ольга Павловна получила письмо не позже 22 октября. Едва ли она задержалась с ответом, мудрый и спокойный, хотя и несколько скептический тон которого ставит все на свои места. О волнении говорит лишь отсутствие даты:
«Милый Александр.
Из сегодняшнего твоего письма видно, какое ты значение придаешь известиям из дому, а ты как раз запоздал с письмом на этот раз. Извини пожалуйста. У нас все обстоит преблагополучно и живем мы довольно счастливо. Эти два дня дети провели дома по случаю праздников. Жаль, что вместе с остальными и Шура теряет драгоценное время. Он теперь в таком настроении, что хороший учитель мог бы много сделать.
Относительно письма Павла мне бы тоже было довольно интересно знать более подробно; но во всяком случае во всех этих теориях о самоусовершенствовании, в этих самоковыряниях и т. д. мне видится лишь один из видов себялюбия и эгоизма, которые так отталкивают теперь от людей. Я тоже мало верю в его устойчивость в этом направлении, да и вообще.
Как видишь, я им не особенно очарована, несмотря на все его действия. Для нас лично все остальные дети будут более надежными и любящими. Я бы желала, чтобы он унаследовал от тебя хоть частицу способности растворяться в другом и забывать о себе хотя бы в ущерб себе, как нравственной личности. Но довольно об этом. Тебе такое мнение не может понравиться. Значит ты скоро приедешь домой? Мы все будем очень рады. Мне только всегда представляется мысленно твоё разочарование при сравнении действительности и ожидаемого удовольствия. Впрочем, к тому же времени, т. е. концу ноября, соберутся и остальные, т. е. Лиза, Маргарита и т. д. Ты ничего не пишешь о своем здоровье, а это самое главное. Итак, рада видеть тебя в скором времени. Дети целуют тебя» [9].
К 22 октября обмен мнениями состоялся. И все же Павел решает обратиться за советом напрямую к Л.Н.Толстому. Сохранился написанный рукой Флоренского и датированный именно 22 октября текст письма к великому писателю:
«18 22/Х 99. Тифл. Л.Н.Толстому.
Лев Николаевич! Я прочел Ваши сочинения и пришел к заключению, что нельзя жить так, как я живу теперь. Я кончаю гимназию, и мне предстоит продолжение жизни на чужой счет; я думаю, что избегнуть этого можно только при исполнении Ваших советов; но, для того, чтобы применить их на практике, мне надо разрешить предварительно некоторые вопросы: можно ли пользоваться деньгами? Как добыть землю? Можно ли ее достать у правительства и каким образом? Каким образом удовлетворять умственные потребности? Откуда брать книги, журналы, если нельзя пользоваться деньгами или если физическим трудом можно только прокормиться? Может ли остаться время на умственный труд (самообразование)?» [10].
Едва ли юноша решился послать Л.Н.Толстому такое письмо. Скорее всего, это черновик, а было ли письмо отправлено – неизвестно. По крайней мере, в архиве писателя его искали, но никаких следов не обнаружили.
Очень интересно мнение о состоянии Павла Флоренского в тот период, высказанное другим его соучеником Михаилом Асатиани. Будущий великий психиатр не сомневался в том, что «толстовство» Павла – явление временное, и друг найдет себя. В записке одному из одноклассников Володе Худадову он прямо говорит об этом:
«Я только хотел сказать, что “настоящий Флоренский” только на время выбился из колеи, вследствие того обаятельного влияния, которое свойственно оказывать Т – му на своих читателей. Его читатели на время становятся его почитателями, так как Т – ой всегда пробуждает в человеке любовь к ближнему и чувство справедливости, но он не учит всему этому, усложняя направление!
18 19/IX 99
Мика» [11]Слова Асатиани полностью подтверждает сам Флоренский: «Но, однако, пережитое мною по душевной тональности было отлично от описанного Толстым. В последнем преобладало чувство, и Толстой ощущал себя умирающим потому, что иссякли в нем источники жизни: а жизнь была в его познании чем-то очень близким к органическому самочувствию, к ощущению гармонической цельности тела, взятой очень глубоко, но тем не менее по определенной линии. Может быть, это было связано у Толстого, кроме его личного склада, с его возрастом и образом жизни. Мое же умирание шло по линии, скорее, интеллектуальной. Я задыхался от неимения истины. Во всем человеческом познании не находилось ни одной надежной точки, а истина и смысл жизни были для меня понятны и тождественны.
Постепенно, однако, отчасти с помощью Толстого, мне стало делаться ясным, что истина, если она есть, не может быть внешнею по отношению ко мне и что она есть источник жизни. Самая жизнь есть истина в своей глубине, и глубина эта уже не я и не во мне, хотя я могу к ней прикасаться. Сначала смутно, как сквозь толстую стену, затем все более внятно стал ощущать я какое-то веяние из этой глубины. Но эти живительные веяния, несомненные и подлинные более, чем что-либо другое, были, однако, в моем сознании вполне нерасчлененными, вполне лишенными какой бы то ни было словесно логической формы. Я ощущал их живительность и сознавал как единственно подлинно реальное. <…> Самочувствие мое уже выправлялось на бодрое: еще не было ясно, что можно построить свою мысль и тем менее – каˊк ее строить, однако внутренняя уверенность уже твердила об этой возможности, и томление по мысли было деятельным и боевым.
Мне была ясною необходимость строить мысль, и толстовская аморфность представлялась смазыванием собственным рукавом только что набросанного рисунка <…> “Истина – жизнь, – много раз в день говорил себе я. – Без истины жить нельзя. Без истины нет человеческого существования”. Это было ясно до ослепительности» [1, с. 244–245].
От опрометчивых решений периода «бури и натиска» Флоренского уберег его отец. В своих воспоминаниях П.А.Флоренский так пишет об этом: «Между тем решение пришло, откуда его не ждал. Источником же его стал тот скепсис в отношении человеческих учений и убеждений, которым был проникнут мой отец и который был впитан с детства мною» [1, с. 245].
П.А.Флоренский говорил, что все, что он понял, открыл, осознал, – все заложено в детстве. С окончанием гимназии детство окончилось, завершился период самоформирования. Осенью 1900 г. Павел Флоренский поступает на физико-математический факультет Московского университета.
* * *Асатиани Михаил Михайлович (1881–1938) – врач-психиатр, одноклассник П.А.Флоренского по 2-й тифлисской гимназии. Муж сестры Павла Флоренского Ю.А.Флоренской (Люси), с которой разошелся в 1911 г. По окончании медицинского факультета Московского университета работал в подмосковном нервно-психиатрическом санатории. Один из первых в России обратил внимание на терапевтические возможности психоанализа. В 1912 г. был соучредителем и членом бюро Московского психиатрического кружка «Малые пятницы». С 1921 г. заведовал кафедрой психиатрии Тбилисского университета. В 1925 г. организовал НИИ психиатрии Грузии, носящий его имя.
Гехтман Георгий Николаевич (1870–1956) – учитель истории во 2-й тифлисской гимназии, организатор историко-философского кружка, членами которого были П.А.Флоренский, А.В.Ельчанинов, В.Ф.Эрн. Уроженец Кутаиса, Г.Н.Гехтман окончил Харьковский университет и с 1895 г. работал в Тифлисе, преподавая в различных учреждениях литературу, историю и географию. В.Ф.Эрн писал о нем в своем Curriculum vitae[8]: «Его влияние в смысле возбуждения самостоятельности мысли и интереса к серьезному исследованию – на весь класс было огромно. А для меня лично его уроки были целой эпохой в моем внутреннем развитии. Пробуждавшейся мысли он давал обильное содержание, а своей обаятельной личностью давал живое и наиболее убедительное доказательство всей важности и ценности того пути, по которому он шел. Его преподавание подготовило меня к университету» (В.Ф.Эрн: Новые документы и материалы. С. 131).
Ельчанинов Александр Викторович (1881–1934) – одноклассник П.А.Флоренского по 2-й тифлисской гимназии. Родился в Николаевске (после 1925 г. – Новосибирске) в семье потомственного военного. Рано остался без отца и, начиная с гимназических лет, давал частные уроки, поддерживая семью и оплачивая обучение брата и сестры. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и был оставлен на кафедре, отказался от академической карьеры, год учился в Московской Духовной академии. Был первым секретарем основанного в 1905 г. Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, читал лекции на Высших женских курсах, а также цикл частных лекций о русской религиозно-философской мысли. В 1911 г. вернулся в Тифлис, с 1912 г. преподавал в гимназии Левандовского. Покинул Россию в 1921 г. и поселился на юге Франции, где занимался сельским хозяйством и давал уроки русского языка и истории для детей русских эмигрантов. Был одним из организаторов и руководителей Русского Студенческого Христианского Движения. В 1926 г. по благословению о. Сергия Булгакова принял священство. Умер в Париже и похоронен на кладбище Триво в Медоне.
Флоренская Ольга (Саломэ) Павловна (1859–1951) – мать П.А.Флоренского. Происходила из древнего армянского рода, ее отец Павел Герасимович Сапаров был одним из богатейших купцов Тифлиса, занимался текстильным производством, впоследствии разорился; мать Софья Григорьевна, урожденная Паатова, умерла, когда Ольге было 5 лет. В юности Ольга отправилась с братом Аршаком (Аркадием) в Петербург, где поступила учиться на курсы. В Петербурге она обвенчалась с А.И.Флоренским и по окончании им Института последовала за ним к месту его первого назначения на строительство Закавказской железной дороги.
Флоренский Александр Иванович (1850–1908) – отец П.А.Флоренского. А.И.Флоренский учился сначала во Владикавказской классической гимназии, затем в 1-й тифлисской классической гимназии, по окончании которой поступил в Петербурге в Институт инженеров путей сообщения императора Александра I. 20 августа 1880 года он женился на Ольге Павловне Сапаровой. По окончании Института в 1880 г. получил назначение на должность начальника одного из строившихся участков Закавказской железной дороги. Там, в селении Евлах, родился его первый сын Павел. В 1883 г. А.И.Флоренский был назначен инженером для исполнения особых поручений при начальнике работ Второго отделения Кавказского округа путей сообщения. Семья поселяется в Тифлисе. Через пять лет он получает назначение на должность начальника дистанции Батумского отделения и переезжает с семьей в Батум, где живет до 1894 г. В 1895–1899 гг. работает в системе Кавказского округа путей сообщения сначала в его Терском отделении, а затем занимается изысканиями по постройке мостов и дорог, связывающих Карскую область и Эриванскую губернию. В ноябре 1899 г. А.И.Флоренского переводят на службу по ведомству Министерства внутренних дел губернским инженером Строительного управления Кутаисского губернского правления. В это время он живет в Кутаисе, бывая наездами в Тифлисе. В 1903 г. А.И.Флоренский назначен техником по строительной и дорожной частям при Главноначальствующем гражданскою частью на Кавказе, будучи в то же время постоянным членом технического совещания при управлении Главноначальствующего наместника его величества на Кавказе. Скончался А.И.Флоренский 22 января 1908 года в разгар трудовой деятельности, будучи помощником начальника Кавказского округа путей сообщения, действительным статским советником, что давало ему потомственное дворянство, кавалером орденов Св. Станислава 3, 2 и 1 степеней. Под руководством А.И.Флоренского на Кавказе построены несколько мостов, многие километры железнодорожного полотна, станции и вокзалы.
Эрн Владимир Францевич (1881–1917) – соученик П.А.Флоренского по 2-й тифлисской гимназии и Московскому университету. Религиозный мыслитель, историк философии, публицист, ученик С.Н.Трубецкого и Л.М.Лопатина, один из организаторов созданного в феврале 1905 г. Христианского братства борьбы, главной задачей которого было создать специфически русский христианский социализм, базирующийся не только на общехристианских догматах, но и на более частных особенностях русского православия; в ноябре 1906 г. участвует в основании Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, в марте 1907 г. – в создании при этом обществе Вольного богословского университета. Преждевременно скончался от нефрита в 1917 г. на квартире своего друга Вяч. Иванова в Москве.
Литература и примечания1. Священник Павел Флоренский. Детям моим. Воспоминанья прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание. М., 1992.
2. Коджоры – селение в 18 км от Тифлиса (Тбилиси), расположенное на высоте около 4500 футов (1300–1400 м) на вершине потухшего вулкана, на южных склонах Триалетского хребта. В окрестностях Коджор, на горе Азеула, находятся крепость Коджорисцихе (IX в.), развалины монастыря (XIII в.), церковь Удзо, купольная церковь Ормоци (XVI в.).
3. Флоренский Павел. Школьное сочинение на тему «Взгляд Пушкина на поэзию и поэта» [1899–1900 гг.] // Архив семьи Флоренских.
4. В «Исповеди» (закончена в 1882 году, опубликована в Женеве в 1884 г., в России – в 1906 г.) Л.Н.Толстой рассказывает о своей попытке осмыслить собственный жизненный путь, путь к тому, что он считал истиной. Он в заостренной форме ставил перед собой и перед обществом вопросы смысла жизни и веры, подвергал критике все государственные институты, доходя до отрицания науки, искусства, суда, брака, достижений цивилизации. «Исповедь» отражает новое миропонимание писателя.
5. Письмо Александра Ельчанинова Павлу Флоренскому от 7 августа 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
6. Письмо Павла Флоренского А.И.Флоренскому от 17 октября 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
7. Письмо А.И.Флоренского Павлу Флоренскому от 19 октября 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
8. Письмо А.И.Флоренского О.П.Флоренской от 20 октября 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
9. Письмо О.П.Флоренской А.И.Флоренскому от [22 октября 1899 г.] // Архив семьи Флоренских.
10. Письмо Павла Флоренского Л.Н.Толстому от 22 октября 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
11. Записка Михаила Асатиани Владимиру Худадову от 19 ноября 1899 г. // Архив семьи Флоренских.
Т.П.Сергеева,
кандидат технических наук, старший научный сотрудник Главной астрономической обсерватории Национальной академии наук Украины, заместитель председателя Украинского отделения МЦР
«Что движет Солнце и светила»
Детство выдающихся космистов
Искрою желания зажигается, истинно, факел знания. Только не преграждайте сами себе путь! Только устремитесь – и зальет вас сияние Беспредельности!
Беспредельность, 14Тому носителю надземных свитков явлен доступ в высшие сферы, и тот носитель низшим сферам даст ключ к познанию Беспредельности.
Беспредельность, 21…Эволюция востребовала тех, кто были так не похожи на других и несли в своем внутреннем мире энергетику, нужную этой эволюции, в какой бы земной форме эта энергетика ни проявлялась.
Л.В.ШапошниковаК.Э.Циолковский писал в автобиографии: «Мы любим разукрашивать детство великих людей, но едва ли это не искусственно, в силу предвзятого мнения. Однако бывает и так, что будущие знаменитые люди проявляют свои способности очень рано, и их современники предугадывают их великую судьбу. <…> Я, впрочем, лично думаю, что будущее ребенка никогда не предугадывается. Таланты же у многих проявляются в детстве, не давая впоследствии никаких результатов» [1, с. 32–33]. Насколько прав был великий ученый? Можно ли увидеть в юности у будущего великого человека «печать гения»? Существуют ли некие сходные обстоятельства, формирующие гениев? Или они приходят в этот мир готовыми к реализации своей сверхзадачи?
Чтобы найти ответы на эти вопросы, обратимся к детским годам ученых-космистов: К.Э.Циолковского (1857–1935), В.И.Вернадского (1863–1945), А.Л.Чижевского (1897–1964), П.А.Флоренского (1882–1943). К этой же замечательной плеяде носителей нового космического мировоззрения принадлежат и Рерихи – Николай Константинович (1874–1947) и Елена Ивановна (1879–1955), их сыновья Юрий Николаевич (1902–1960) и Святослав Николаевич (1904–1993). Все они пришли в этот мир в разные годы – на протяжении почти полувека – и в различные исходные условия. Но с самого раннего детства у будущих носителей космического мировоззрения проявляется много общего. И главное – это неудержимое стремление к познанию окружающего мира, его закономерностей и причинных связей. Среди общих черт характера, проявившихся с юных лет, можно выделить впечатлительность и развитое воображение, пытливость и пылкий интерес ко всему неизведанному, неординарному, глубину и разнообразие интересов, широту кругозора и одаренность многими талантами, самостоятельность и необычайное трудолюбие, интерес и любовь к природе. Все эти качества, как бы заложенные в них изначально самой природой, явились основой синтетического восприятия мира и крепким фундаментом их будущих достижений.
Случайна ли такая общность или здесь есть какая-то внешняя причинная связь? Скорее всего, можно говорить о закономерности или велении времени, ибо история и эволюция человечества управляются законами, а не случайностями. В.И.Вернадский, одной из специальностей которого была история науки, писал, что бывают эпохи, когда гении «рождаются пачками». Л.В.Шапошникова в книге «Вселенная Мастера» пишет о том, что Учителя, стоящие на дозоре космической эволюции человечества, поддерживают различного рода контакты с наиболее просветленными умами, в том числе на информационном уровне. Подтверждением этому служат и записки последних лет жизни Н.И.Пирогова, и идеи, сформулированные В.Ф.Одоевским, Н.Ф.Федоровым, которых можно считать предвестниками космизма. Они жили в ту же эпоху и, интуитивно улавливая идущую из Космоса информацию, пытались ее осмысливать и формулировать. Это была эпоха Духовной революции и зарождения нового, космического типа мышления. Глубинные процессы, происходившие в России, наложили своеобразный отпечаток на образ мысли каждого культурного человека того времени, к которым относились и родители будущих космистов, и составлявшие круг общения семей друзья и знакомые. Это обстоятельство не могло не отразиться на формировании сознания и мышления детей. П.А.Флоренский считал, что «все начинается с раннего детства». А.Л.Чижевский выразился еще более определенно: «Когда я сейчас ретроспективно просматриваю всю свою жизнь, я вижу, что основные магистрали ее были заложены уже в раннем детстве и отчетливо проявили себя к девятому или десятому году жизни» [2, с. 10]. Как же складывались судьбы тех, кого мы называем предвестниками космического мировоззрения – космистами?
Анализируя свою жизнь, К.Э.Циолковский писал: «В деле прогресса человечества мы редко замечаем влияние наследственности. <…> Ясно, что гений более создается условиями, чем передается от родителей или других предков. <…> Только в очень редких случаях сказывается явно наследственность дарований. <…> Примеров таких в истории гораздо меньше, чем обратных» [1, с. 14]. В судьбе самого Циолковского и остальных космистов мы можем видеть как раз тот случай, когда многие качества, определяющие гениальность человека и его характер, перешли к ним от предков. Почти у каждого из них в роду были военные, герои, борцы за отчизну и свободу. Род Циолковских брал свое начало от борца за освобождение крестьян казака Наливайко Северина[9]. У В.И.Вернадского военные были как по линии отца, так и по линии матери; из их числа был и основатель рода литовский шляхтич Верна[10]. Среди предков А.Л.Чижевского были георгиевские кавалеры, сражавшиеся «под знаменами великих русских полководцев», а знаменитый русский флотоводец П.С.Нахимов был его двоюродным дедом [4, с. 11]. По некоторым данным, род П.А.Флоренского по отцовской линии был связан с историческими деятелями, такими как знаменитый украинский философ Григорий Сковорода[11] и гетман К.Г.Разумовский[12].
С раннего возраста будущие космисты проявляли интерес к своим предкам и родословной. В.И.Вернадский считал, что можно лучше узнать человека, ознакомившись с его жизненными ценностями и историей семьи. «Это интересно, потому что помогает глубже проникнуть в тот чудесный механизм, который зовется душою человека» [5, с. 16]. «Мне кажется страшно важным, – писал он в дневнике, – чтобы никогда из семей не исчезала история семьи. В семьях, где долго длится подобная история, – всегда большая возможность выработки сильных характеров в достижении традиционных целей. Ближе связь с землей, с историей родины» [6, с. 215]. Семейные предания, легенды чрезвычайно интересовали Вернадского. «Они значительно повлияли на формирование моих взглядов, вернее, симпатий и удачи», – вспоминал он [5, с. 16].
«Меня всегда интересовали мои предки, – писал Чижевский в одном из автобиографических набросков, – не из честолюбия, не из тщеславия, не из хвастовства…, а из того ясного для меня ощущения, что во мне, в моем теле, в моей душе – психике, в моем темпераменте все они, мои предки, живут и по сей час… Как часто я, ознакамливаясь с портретами или записями моих предков, неожиданно открывал с ними мое внутреннее или внешнее сходство в самых подробных деталях или каких-либо глубоких или интимных качествах» [цит. по: 4, с. 10].
П.А.Флоренский с детства интересовался историей собственного рода. Знание своих корней, понимание взаимосвязи прошлого и настоящего наполняло его жизнь особым смыслом и одухотворяло ее. Род Флоренских, как в 1935 году в одном из писем родным писал Павел Александрович, «отличался всегда инициативностью в области научной и научно-организаторской деятельности. Флоринские[13] всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений – открывали новые области для изучения и просвещения, создавали новые точки зрения, новые подходы к предметам. Интересы Флоринских были разносторонние – история, археология, естествознание, литература. Но всегда это было познание в тех или иных видах и организация исследования» [7, с. 220]. Также известно, что до середины XIX века Флоренские принадлежали к духовному сословию. Павел Александрович унаследовал как научные, так и духовные склонности своих предков. «Не забывайте рода своего, прошлого своего, изучайте своих дедов и прадедов, работайте над закреплением их памяти», – наставлял он своих детей в духовном «Завещании моим детям…» [цит. по: 8, с. 738].
Большую роль в формировании качеств будущих гениев играли и внешние условия, помогая раскрываться и развиваться их дарованию. Описание этих условий передает атмосферу высокой нравственности, гуманизма, патриотизма и труда, царившую в их семьях. И хотя материальное положение в семьях было различно (например, у Циолковских оно попросту граничило с бедностью), у каждого из будущих ученых в нужный час под рукой оказывались нужные книги. Жизнь в городах, где жили семьи, была очень различна в духовном и культурном отношении. Но даже провинциальная Вятка была богата замечательными людьми из ссыльных, составлявшими культурную элиту города, а вятская гимназия, где три года проучился Циолковский, была одной из лучших в России гимназий того времени благодаря плеяде выдающихся преподавателей, людей с высокими профессиональными и нравственными качествами.
