Блины-былины

– Помощь твоя нужна, соколик, – поднял голову Иван.

– Помогу, чем смогу, – ответил сокол.

Объяснил ему Иван, что они собираются башню из блинов возводить, и нужно будет, когда она выше становится будет, блины наверх класть, и так, пока башня выше трубы княжеского дома не станет.

– Это можно, сейчас соколят своих на помощь позову, и построим мы твою башню, – сказал сокол, и скрылся в облаках.

Не прошло и пяти мину, как на площади появился Потапыч с медвежатами, идут на задних лапах, бочки с медом перед собой толкают. Жители местные сперва разбегались при виде косолапого семейства, а потом потихоньку подтягиваться стали. Степаныч тем временем в самом центре площади большое круглое блюдо поставил, подпорки специальные приготовил, чтобы блинную башню подпирать, когда вверх подниматься начнет.

– Ну, теперь можно и приступать, – сказал Иван.

И дело закипело.

Огонь в печи горит, сковородки раскалились, масло шипит, только поспевай блины переворачивать. Иван и Петя жарят, Федор Степаныч укладывает, Потапыч с медвежатами блины промазывают, дело спорится.

Зеваки вокруг собрались, рты от удивления пораскрывали, экая невидаль, на их глаза гора из блинов растет.

– Переворачивай, Петро, не зевай, горелые нам ни к чему! – командует Иван, а сам ловко сковородой орудует, да блинами жонглирует.

Нашлось и среди народу пару помощников, вызвались блины помогать Степанычу подавать, наберут их полную гусятницу и несут на площадь. Дело еще быстрее пошло, и глазом моргнуть не успели, а башня уже с человеческий рост. Крепко стоит, Федор Степаныч по бокам подпорки поставил, закрепил, чтобы башня ни влево, ни вправо не съехала.

– Ну, Иван, теперь нужно решить, как блины наверх класть будем, – озаботился каменщик.

– Есть у меня и на этот случай помощники, – ответил Иван.

Посмотрел он в небо, и тут сокол появился со своим соколиным семейством, покружили над площадью, да и опустились рядом с башней.

– А вот и помощники, принимай. Говори, что делать, а уж они не подведут.

– Ай да, Ваня, – только и подивился Федор Степаныч, – чудо у тебя, а не помощники.

Но, разговорами башню не построить, а время-то идет, уже завтра нужно князю работу показывать.

– Ну что ж, за дело! – крикнул Иван.

Зашкварчало, зашипело, задымилось и запузырилось. Время полетело, а вместе с ним и блины, один за одним. Раньше Федор Степаныч блины в башню укладывал, а теперь сокол и его соколята. Берут их аккуратно, чтобы не разорвать, взлетают и на самый верх кладут, и так друг за дружкой, все выше и выше, медвежата только и успевают медом промазывать. Спорится работа, растет гора из блинов. Потемнело уже, но никто ни рук, ни лап, ни крыльев не опускает, к назначенному сроку успеть надо.

И вот наступило утро. Народ не расходился всю ночь, так и заснул на площади, а когда с первыми лучами солнца глаза-то продрали, так и охнули все в один голос.

ОООООХ!!!

В самом центре стояла высоченная башня, да что башня, гора, гора блинов. А ее верхушка, коли присмотреться, была на цельный аршин выше терема князя Бубликова. Румяные, а запах, на всю округу.

– Это что же выходит, был я каменщик, – усмехнулся Федор Степаныч, осматривая свою постройку, – а теперь, стало быть, блинщик.

Все, кто был на площади так и залились хохотом. Тут в толпе шевеление какое-то обнаружилось, разошлись люди, и выехал на площадь сам князь Михаил Романович со своей свитой. Выбежал к нему навстречу Петя, руками машет, да на башню показывает:

– Великий князь, принимай работу, как ты и велел, гора блинов.

– И правда гора, – согласился князь, – а вот настолько ли высока, как я велел?

– Даже выше, – вышел вперед Иван и почтенно поклонился.

– Кто таков будешь? – спросил Бубликов.

– Я, великий князь, Иван, по фамилии Кашевар, по свету гуляю, всех блинами угощаю.

– Так ты, Иван говоришь, что гора эта, даже выше моего терема?

– Выше.

– Посмотрим, – сказал князь.

Несколько раз объехал он на своем гнедом вокруг башни, и так смотрел, и этак, и привставал на коне, и к гриве прижимался, сперва левым глазом смотрел, потом правым, пальцами в воздухе что-то вымерял, пока не пришел к выводу, что гора и правду выше трубы на крыше его терема будет. Народ все это время стоял и даже шелохнуться боялся, так за поваров и их помощников переживал, а когда князь сказал, что высотой доволен, так и выдохнул облегченно.

– А съедобные ли блины? – прищурился хитро Бубликов.

– А в этом, князь, сейчас сам и убедишься, – ответил Иван.

Свистнул он, и тут сокол с самого верху башни блин лапами ухватил, и вниз спустился. Петя тарелку поднес, сокол туда блин аккуратно и положил, а тут уже и медвежонок подбежал с ложкой медку свежего.

– Милости просим, князь Михаил Романович, отведайте, – сказал Петя.

Усмехнулся князь, свернул блин, в мед макнул, откусил, затих опять народ в ожидании. Прожевал князь, опять откусил, и еще, так цельный блин и съел, даже пальцы облизал.

– Вкусно, – объявил Бубликов.

И тут зашумел народ, загалдел, друг друга поздравляют, радуются, словно это они своими руками эту гору блинов возвели. Приподнялся князь в седле, тут же все притихли.

– Не думал я, Петя, что справишься ты с моим заданием, да видно ошибался, – важно начал князь. – Ну так ведь я не для себя старался, народ мой удивить хотел, чтоб было им что вспоминать, о чем рассказывать, да пересказывать детям и внукам.

Все одобрительно закивали, да и кто с князем спор бы устроил об его причудах да выдумках.

– А посему повелеваю, день этот впредь именовать блинным, и каждый год, ровно в это же время, праздник устраивать, с песнями да танцами, – торжественно возвестил князь.

И тут из толпы послышались голоса:

– А с блинами, с блинами-то что, великий князь?

– Да, да с блинами что?!

– Или так и будут цельный год тут стоять?

– Пропадут ведь, великий князь!

Бубликов многозначительно обвел все собрание взглядом, важным таким, суровым, словно от этого решения судьба не то что княжества, всей земли русской зависела, и сказал:

– Цельный год стоять это оно конечно складно, можно было бы в гости других князей приглашать, да на зависть им гору эту показывать, а с другой стороны, и вправду, чего добру пропадать? – задумался князь, да и махнул рукой. – Эх, веселись, народ, были эти блины всем на загляденье, а теперь пусть будут всем на объедение!

Опять волна людская зашумела, мужики давай в небо шапки бросать, бабы в ладоши хлопать, а детвора облизуется, да на блинную башню посматривает. Развернулся князь на гнедом своем коне, расступился народ, – и вместе со своей свитой в терем отправился, видно за новыми выдумками. Поблагодарил Петя своего спасителя, ведь сам бы он ни в жизнь с этим заданием не справился, а Иван позвал Федора Степаныча, Потапыча с медвежатами, да сокола с семьей своей пернатой, поклонился им, и сказал:

– Спасибо вам, во век не забуду помощи вашей.

– Добро, Ваня, – сказал Степаныч, – оно всегда добром и возвращается. Ты нам помог, мимо беды нашей не прошел, и мы на помощь к тебе пришли.

Обнялись они, попрощались, и отправился Иван дальше в путь. А что башня, спросите вы? Съели. Уж как они эту гору блинов одолели мне доподлинно неизвестно, меня там не было, знаю только, что к обеду на площади ни крошки не осталось, но всем хватило.

Ратные дела

С князьями у Ивана много разных историй приключалось. Да вот хотя бы эта, про князя Светозара. Думаете опять про блины? А вот и нет вовсе. Дело значит так было. Занесло в ту пору Ивана в южные степи земли русской. Ветрено было, лето уж месяц как уступило свою очередь осени, вот ветра-то и разгулялись.

Идет Иван, о своем думает, как слышит откуда-то доносится топот, да лязг железа. Не иначе битва какая, или ратники скачут. Поднялся на пригорок, а оттуда поле огромное, как на ладони, а там, два войска супротив друг друга выстроились. С одной стороны, русская дружина, с другой – войско татарское, как туча темная, весь горизонт собой заслонила. В те времена басурмане эти часто в земли русские наведывались, села разоряли, князей данью непосильной обкладывали. Стоят войска, глазами друг на друга сверкают, кони копытами стучат, но битва не начинается, словно ждут чего-то. Спустился Ивана вниз, подошел поближе, спросил у одного из воинов, что происходит. И рассказал тот Ивану, что татары за данью приехали, а князь Светозар вместо того, чтобы платить, войско собрал, и на битву выехал.

– Так вот, – продолжил воин, – а татары-то эти, чтобы силой своей похвастаться, предложили князю поединок устроить, между их лучшим воином, и нашим. Если их воин нашего одолеет, князь должен будет в два раза больше заплатить, а если мы, то войско свое басурманское хан развернет, и уйдут они восвояси.

– Поединок говоришь? – переспросил Иван.

– То-то и оно, татары против нас Бугайбея выставляют, слыхал о нем, силища неимоверная, воинов наших положил немерено, размером с быка, а может и больше, саблями, как мельница машет, зверь лютый, а не человек, любого разодрать готов. – пояснил воин. – Вот теперь князь с воеводами решают кого против этого супостата поставить.

– Стало быть еще не решили, – уточнил Иван.

– А ты чего так интересуешься, не хочешь ли ты с Бугайбеем сразиться? – спросил воин.

– А ты, сведи меня к князю, и узнаешь.

– На схватку воин нужен, искусный, а ты, уж прости, на воина совсем не похож, ни кольчуги на тебе, ни шлема, меча и того нет, – усмехнулся воин.

– А мне все это за ненадобностью, все что надобно у меня здесь и вот здесь, – сказал Иван, и на голову и сердце указал.

– Ну хорошо, отведу тебя к князю, а там уж ему решать, что с тобой делать.

Отвел он Ивана к князю, сказал, что тот с Бугайбеем сразиться желает.

– С Бугайбеем? – не поверил князь. – Ты?!

– Я.

– И как же звать-то тебя, храбрый молодец? Чем занимаешься? – спросил Светозар.

– Зовут Иваном, по фамилии Кашевар, по свету гуляю, мир и людей вокруг узнаю, а так-то я повар, куховарю помаленьку.

И хоть не до смеху было, а не удержался князь с воеводами, давай хохотать.

– Ну, Иван, ну и рассмешил, – успокоился князь. – А с чем же ты против Бугайбея пойдешь, с блинами да пирогами?

– Это подождет, но оружие у меня кое-какое тоже имеется.

Снял Иван свою дорожную котомку, веревку распустил, и достал оттуда две сковороды: одну большую да увесистую, вторую чуть поменьше с длинной ручкой. Воины рты и пооткрывали.

– Это еще что? – спрашивает князь.

– Аль сам не видишь, князь? – отвечает Иван.

– Вижу, да вот думаю, не подводят ли глаза меня? Это ж сковороды!

– Они самые, – согласился Иван. – Я с ними никогда не расстаюсь.

И опять не удержались. Князь так и прыснул, а за ним и воины принялись во весь голос смеяться, да так громко, что татары на той стороне поля только переглядываются, да плечами пожимают. Успокоился немного князь, и спрашивает:

– Ты это что же, со сковородками против Бугайбея?

– А ты, князь не гляди, что сковородки, я тебе так скажу, сковорода, она и в ратных делах хороша!

– Красиво сказал, – кивнул князь. – Но тут, Иван, дело-то серьезное, нам проиграть нельзя, иначе хан двойную плату затребует, а коли дома жечь начнет, людей в рабство угонять, что у него в голове никто не знает, мы поэтому и думу думаем, кого из воинов на поединок выставить.

Взял Иван маленькую сковороду в руки и говорит:

– А ты, великий князь, поставь своего самого сильного воина, пусть меч в руки возьмет, да и сожмет изо всех сил, и коли выбью меч у него из рук, отправишь меня на битву.

Переглянулся князь с воеводами, согласился. Приказал позвать Мстислава, воина в дружине Светозара известного, сильного и смелого, его то и думали, как раз на бой с Бугайбеем послать. Очень скоро прискакал Мстислав, росту большого, борода густая, глаза горят, плечи широченные. Объяснили богатырю, что делать нужно. Выхватил он свой меч булатный, сжал его покрепче, стал напротив Ивана, ногами в землю уперся.

– Ну, Иван, твоя очередь, – сказал Светозар.

Иван сделал шаг, посмотрел на Мстислава, и вдруг, возьми, да и подбрось сковороду высоко вверх, да так ловко, что она в воздухе несколько раз обернулась. Богатырь от неожиданности на сковороду-то и засмотрелся, а Иван ее подхватил, ногой по руке Мстислава ударил, хватку ослабил, – а затем, как врежет сковородой по клинку, что тот враз из руки и выскочил. Все и ахнули, не ждали такого маневра. Богатырь от удивления за голову схватился, уж больно все это ловко вышло.

– Сила-то оно хорошо, князь, но ловкость и сноровка тоже нужна, – сказал Иван, поднял отлетевший меч, и отдал его Мстиславу.

– Ай да, Иван, вот тебе и блины с пирогами, – удивился Светозар. – А может и правда, хитрость да удаль против Бугайбея пригодятся больше, чем сила богатырская.

Посовещались немного, и решили отправить на поединок с Бугайбеем храбреца со сковородами.

– Не случайно, видимо Иван, ты в наших краях оказался, и точно в то время, когда к нам татары нагрянули, – сказал Светозар. – А может все-таки возьмешь меч, щит да булаву вместо своих сковородок-то?

– Спасибо, князь, но они со мною прошли и огонь, и воду, что им какой-то там басурман, – усмехнулся Иван.

Слез со своего коня князь, обнял храбреца.

– Тогда бей, Иван, этого супостата так, чтоб неповадно им было на землю русскую возвращаться!

Расступились воеводы, вышел вперед Иван со своими сковородами в руках, и пошел на середину поля. Воины смотрят вслед, мечами о щиты бьют, поддерживают, – ожидается битва не на жизнь, а на смерть. Со стороны татарского войска вышел ему навстречу Бугайбей. Еще издалека было видно, какой он огромный, но чем ближе он подходил, тем больше становился. И вот сошлись воины в самом центре поля. Остановились. Посмотрел Иван на своего противника: глаза налились, так и пышут ненавистью и злобой лютою, тонкая полоска усов в разные стороны торчит, голова обрита, на макушке ярко красный малахай4, громадную грудь доспехи прикрывают, в одной руке большая изогнутая сабля, в другой – круглый щит, на поясе топорик висит. Не человек, чудище, не иначе. Уставился он на Ивана, наклонил голову то так, то этак, рассматривает, а потом давай гоготать, обернулся к войску татарскому, на своего противника щитом указывает, а те только диву даются, как это князь против их лучшего воина этого молодца безбородого выставить решил, да еще и без ратного снаряжения: ни кольчуги на нем, ни шлема, смех, да и только. Поднял вдруг Бугайбей щит над головою, и враз войско татарское замолкло, выставил саблю, сжал в своей ручище, ноги в коленях согнул, нападать приготовился. Иван правую ногу отставил, руки со сковородами на груди меж собой скрестил, глаз с Бугайбея не сводит.

– Начинается, – тихо сказал воин, с которым Иван разговаривал.

Войска по обе стороны замерли, каждый взгляд на две неравные фигуры в поле. Тишина, только ветра завывание. И вот, начался поединок.

Прыгнул Бугайбей вперед, саблею махнул так, что дерево одним ударом срубить бы мог, да не попал, Иван отклонился, сабля мимо просвистела. Зарычал басурманин, и давай своим ятаганом5 размахивать, да на Ивана наступать.

ФИИТЬ! ШВУУУХ! ФИИТЬ! ШВУУУХ!!!

Лезвие то слева, то справа, так и норовит Ивана изрубить, да все никак. Иван то присядет, то отпрыгнет, то сковороду навстречу клинку вражескому выставит и, как щитом укроется, аж искры в разные стороны разлетаются. Замахнулся Бугайбей, саблю над головой поднял, и на Ивана обрушил, а он сковороды свои скрестил, удар как раз в перекрестье и пришелся, – и ногой изо всех сил в грудь супостату ударил. Отшатнулся Бугайбей, щит перед собой выставил, а Иван принялся по щиту сковородами своими молотить изо всех сил, целый град ударов обрушил. Пятится злодей, а Иван все не перестает, головы врагу поднять не дает. Взревел Бугайбей, распрямился, щит в сторону отбросил, да и не щит это уже, а кусок железа измятого, словно по нем телега несколько раз проехала. Замерли на мгновение два воина, тяжело дышит Бугайбей, ноздри раздуваются, ярость кипит, а Иван вновь правую ногу отставил, нападения ждет.

Зашумели за спиной у басурманина татары, требуют от своего воина немедленной победы, никак они не ожидали, что сражение затянется.

Выхватил Бугайбей из-за пояса топорик и побежал на Ивана. Словно буря налетел на него: саблей колет, топориком машет, колет – машет, Иван только и успевает защищаться. Изловчился наш герой, и в следующий раз, когда враг в него саблей ткнул, через плечо обернулся, и точно за спиной у Бугайбея оказался, размахнулся и ударил его сковородой по затылку, да так сильно, что у того с головы шапка на землю слетела. От такого удара басурманин аж на колени опустился, но быстро развернулся, и в ответ метнул топориком прямо в Ивана.

Дружина князя Светозара аж охнула в этот момент.

ОООХХХХХХХХХХ!!!

Но Иван успел пригнуться, лезвие правда несколько волос с головы срезало.

УУУХХХХХХХХХХ!!!

Выдохнула дружина, а топор далеко в поле улетел. Вскочил на ноги Бугайбей, – почувствовал момент для решающей атаки, сжал саблю двумя руками и бросился на русского воина. И тут Иван экую закавыку выкинул, взял, да и бросил большую сковороду прям под ноги басурманина. Не заметил эту хитрость Бугайбей, наступил на железный блин, нога у него и поехала, словно на льду. Зашатался он, руки в стороны раскинул, пальцы растопырил, сабля вывалилась, а Иван тут как тут, уже рядом, размахнулся своей маленькой сковородой и промеж глаз Бугайбею залепил такую затрещину, что у того ноги к небу подлетели и он всей своей тушей на землю и рухнул. Лежит, еле живой. Войско татарское замерло. Не верят своим глазам. Не может быть, чтобы их лучшего воина вот так вот одолели, да еще и кто – кухарчонок какой-то, да еще и как, с помощью маленькой сковороды, смех, да и только. Орде татарской теперь не страху на всех нагонять, а от стыда под землю провалиться. Иван тем временем взял из травы вражью саблю и над головой вскинул, чтобы все видели, чья взяла. Закричала княжеская дружина, зашумела, мечами о щиты бьют, победителя славят. Подошел Иван к поверженному басурманину, взмахнул саблей, и воткнул ее в землю, рядом с шеей Бугайбея.

– Не воевать мы хотим, а жизни мирной на земле нашей, так что убирайтесь подобру-поздорову, и чтоб духу вашего басурманского здесь больше не было, и воина своего великого забирайте, нам он здесь за ненадобностью, – крикнул Иван татарскому войску, поднял свою сковороду, и пошел обратно туда, где дружина князя стояла.

Хан приказал Бугайбея оттащить, а сам думает, это ежели у Светозара простой стряпун так искусно сражается, что тогда о настоящих воинах в его дружине, с копьями и мечами, говорить. Такой страх им овладел, только он представил, как эти богатыри на его войско двинутся, что тут же повелел сворачиваться и убираться с русских земель, да поскорее. Забегали супостаты, пыль столбом поднялась. Шум, гам, крики, а когда пыль осела, от полчища басурманского и следа не осталось.

Победа! Еще громче дружина закричала, героя своего славят, воеводы в бороды улыбаются да головами кивают, на Ивана поглядывают, Мстислав руку ему жмет, радость-то какая великая, сечи да рубища избежать удалось, воинов уберегли, землю спасли.

– Ну, Иван, ай да кухарь, – обнимает его Светозар, – да какой ты кухарь, богатырь, как есть богатырь! Слава Ивану, богатырю русскому!

– Слава Ивану!!! – волной разнеслось промеж дружины.

– Полно, князь, – покраснел Иван, – чем смог, помог. Да и не я это вовсе, а вон, сковороды мои, они мне помогли басурманина этого одолеть.

Рассмеялся князь, а вместе с ним и воеводы его.

– Да, Иван, правду ты говорил, сковорода и вправду, в умелых руках и в ратных делах хороша!

А после был пир, и пусть не на весь мир, но я там тоже был, мед пил, блины ел, с дюжину точно съел, уж больно вкусными были. Кто их испек спрашиваете, а сами-то как думаете? Правильно, Иван Кашевар. Все ели его блины, да нахваливали, да пересказывали друг другу, как тот с одной сковородой ужасному Бугайбею вот такую шишку на память оставил.

А на следующий день Иван собрал свою котомку, распрощался с князем Светозаром и его дружиной, и обратно в путь отправился.

Что дальше было? Да много всего, о чем еще вспомню, обязательно напишу. А пока, пожалуй, закончу, до новых встреч, мир вам и вкусных блинов.

Конец.

Примечания

1

Аршин – старорусская мера длины, равна 0. 71 м

2

Локоть – старорусская мера длины, равна 0. 45 м

3

Падевый – этот мед характеризуется своею особою густотой и горьковатым привкусом

4

Малахай – коническая меховая шапка с большими ушами, мужской головной убор

5

Ятаган – рубяще-колющее холодное оружие