Дети вечного марта. Книга 2

скачать книгу бесплатно


Игорь быстро прикинул, что так оно всё и будет. Пугать их комендант больше не намерен. Дождётся страшного Горбашку и сплавит упрямых шпионов в подвал. Герцог, чистоплюй хренов, завёл себе игрушечную камеру пыток и потихоньку туда бегает утолять нездоровое влечение. Здешние же хозяева творят всё в открытую. И потрошить подозрительных гостей будут на всю катушку, чтобы крики за городскими воротами услыхали. То-то в Меце тихо да безлюдно. Попрятался обыватель от господ, среди которых первый – грязный похмельный скот.

– Мы путешествуем по особому поручению, – процедил Игорь сквозь зубы, выступая вперёд, Суна он аккуратно задвинул себе за спину.

– О, заговорил! Ты прописан в бумаге кучером. Кучер, значит… и какое поручение тебе дал Его Светлость?

– С чего, Вы, уважаемый, взяли, что мы от герцога? – постарался сохранить надменный тон Игорь.

– Не вынашивайся, сука! И руками не маши. Поручение он исполняет. Да я уже третьего дни знал, что приедут один рябой, другой жёлтый. Обмануть меня решили? Тайно свои дела провернуть и смыться? Тут вам не столица, тут чужака за версту видать.

Игорю ничего не оставалось, как пойти на сговор с комендантом. Герцог запретил ему открывать истинную цель поездки местному синьору и только. Если он не попробует сейчас склонить коменданта к сотрудничеству, окажется в подвале, а оттуда может прямиком угодить на лобное место. Молочницу-то убили. А тут очень кстати случились приезжие. Усеки им головы, никто протестовать не чухнется, зато электорат по достоинству оценит усердие местной администрации.

– Ты прав, уважаемый, нас послали из дворца по весьма важному делу. Скажу больше, у меня очень большие полномочия. Не хотелось бы вступать в контакт с синьорами медведями, но если ты меня вынудишь – придётся. Не обессудь, я ведь могу представить наш разговор как недоразумение, а могу и иначе. Не пожалеешь после?

Реакция коменданта оказалась, по меньшей мере, странной. Он согнулся пополам и затрясся. Игорь не сразу разобрал, что тот смеётся. Отхохотал, поднял налитую кровью морду со слезящимися глазами и выдал, как гвоздь вбил:

– В подвал! Таких дураков только железом править. Нет, это точно вы девушку Герту ночью порешили. Сейчас Горбашка вернётся, и пойдёте на дыбу. Что вылупился? Больше-то вы ни на что не годны. Медведями он меня пугать вздумал. Знаешь, где твои медведи сидят? – у меня в заднице! И заметь, нос высовывают исключительно по моему личному соизволению. Представит он! Начитался в столице герцогских указов, думаешь и тут всё по-вашему? А того твой герцог не ведает, что есть другой закон. Мы, люди, его написали, а герцогским подтёрлись.

Комендант мог вульгарно блефовать, однако что-то подсказывало Игорю: не врёт. А значит что? Значит – дыба, а потом плаха. Игорь мельком глянул на Суна. Лицо у того стало похоже на кусок серого воска. Глаза обречённо уставились в пол.

Сун-то тут причём! Он просто спутник. Его Игорь втянул! Но комендант разбираться не станет. Невинный? Всё одно – в подвал. За что? Да за компанию!

Оставалась последняя карта. Она же козырная. Она же, вполне может статься, подкинутая герцогом пустышка. Перед самым отъездом Арий вызвал Игоря и между делом обронил, что Клир де блюдёт и бдит за всеми и вся. И за ними будет бдить. Таким образом позволять себе лишнего, Его Светлая Светлость Игорю не советовал.

– Именем герцога Ария, – жёстко заговорил рябой возница, – требую немедленно вызвать сюда легата Клира.

– А помер он, – развел руками комендант. – Что, не знал? Намедни с колдуном каким-то не совладал и окочурился в страшных муках. Нашли в лесу всего изломанного. Людям, думаю, такое не под силу. Ни одной целой косточки не было у любимого легата нашего по имени Широкопляс. Доплясался, стало быть. А колдун улетел, должно. Не нашли его. А уж искали! Весь гарнизон в лес выгнали. Чистюки мои и те в дело пошли. Капитан замкового отряда по сей момент особое положение не снял. Да вы, соколики, и сами видели: вся крепость воякам полна. А в Клире-то как убиваются, не могут бедные решить, кому в столицу с донесением ехать. Плохому вестнику-то и под топор недолго попасть, а могут и в легаты произвести, да вернуть, чтобы дальше верой и правдой служил Его Светлости. Сам понимаешь, никому неохота между двух жерновов попасть. Заперлись наши клирники, и выбирают гонца. Боюсь, если пошлём к ним нарочного, не отопрут.

Тон у коменданта был такой, что картинка местных событий открывалась с точностью до наоборот.

Игорь сдался. Шагнул и присел на край лавки. Врёт – не врёт, правда – не правда, он будет потом разбираться. На данный момент надо было как минимум остаться живым.

– Умыл ты меня.

– Ха-ха! Я тебя ещё не так умою, коли не расскажешь мне как на духу, зачем пожаловал.

– За голубями.

– Э нет, так дело не пойдёт. Горбашка!

Да погоди ты, нас действительно послали найти и привезти голубей. Горностаи герцогу занадобились. Я начальник дворцовой стражи Игор. Сун – главный птичник. А дальше можешь пытать нас, можешь на плаху отправить, толку не добьёшься. Ничего иного мы не знаем.

Горбашка сунулся в дверь:

– Звали, господин Абаган?

– Погодь маленько, коридор попаси. Я позову.

Горбашка нехорошо усмехнулся и юркнул за косяк. Комендант Абаган насупил брови, глянул по очереди на обоих гостей, пожевал толстыми губами и изрёк:

– До завтра посидите в подвале. Темно там и голодно, а ещё одиноко. Только, думаю, вы тому одиночеству рады будете, как маме. Всё лучше на пару лишаться, нежели в компании с Горбашкой. Обижу я первого своего товарища. Они с Макушей вас уже, наверное, поделили кому кого. Ради дела обижу. Веришь? Отвечай!

– Верю, – покорно согласился Игорь.

– Люблю умных, хоть ты и дурак. Ладно, посиди до завтра, а там видно будет.

С виду не скажешь, что Горбашка был чем-то так уж удручён. Скорее, наоборот. Игорю показалось, что он торопится. Почти бегом загнал их в тесный подземный казематик, велел сидеть и не рыпаться, захлопнул дверь и, побренчав с той стороны ключами, забухал сапогами по коридору.

Местечко им отвели препоганое. Пять шагов от стены до стены что так, что так. Сверху из неровных щелей сочился тусклый свет. Стены поблёскивали подвальной испариной. На нарах кучей лежало старое тряпьё вперемежку с соломой. Игорь потрогал волглую стену – мокро и скользко, – отёр руку о штаны и обернулся к товарищу:

– Как будем выбираться?

Но тот вместо ответа прижал ладонь к губам. Игорь только рукой махнул. Битый жизнью, склонный к преувеличениям, бывший раб напуган. Игорь вот не очень. Зачем-то их в подвал засадили, значит, не собираются убивать. Подождём до завтра. Прав Абаган, там видно будет. Но поговорить хотелось до зубовного скрежета.

Против всякой логики Игоря не плющило. Тревога, да, присутствовала. Скребло внутри. Они, получается, попали, как слепые кутята, в полынью. Нёс хозяин к матке покормиться, а по дороге скинул с рук докуку. У хозяина было муторно и сонно, Н\на воле стало холодно и страшно. А завтра может стать больно и даже очень больно.

Сун ссутулился на нарах. Игорь разгрёб мусор, кинул на гнилые доски какую-то тряпку и тоже уселся. Хорошо, успели позавтракать. До утра им есть не дадут. Попить бы. Но Горбашка не озаботился принести воды, а, может, приказ получил, не поить шпионов. Пусть-ка помаются.

Сидеть на краешке было и неудобно, и нелепо. Игорь, махнул рукой на грязь и, как пить дать, обитающих тут насекомых, глубже забрался на нары и прикорнул. От полусвета и тишины веки смежились сами. Последним сполохом явилось удивление: Сун настороженно припал ухом к стенке. Бросил бы до времени страдать. Игорь уже приготовился высказаться, да не успел, накрыло сном.

А когда проснулся, тишины и в помине не осталось. Товарищ стоял на нарах, вытянувшись к окошку. Оттуда несло скандалом.

Пошли! – гремел чей-то пьяный бас. – Отмудохаем клирников. Наливай.

Для храбрости, должно быть, решил Игорь. Что значит выспался – хандру как рукой сняло. Её место заняла весёлая нервозность. Спал себе, спал без малого двадцать лет под боком Его Бледной Светлости. Совсем уже было потерял интерес к жизни, даже домой перестал проситься, а тут случилось. Завтра, впрочем, может случиться ещё почище – потянут на лобное место, так ли вспомнишь покой герцогского замка? Во дворце, конечно, тоже имелись некоторые аспекты: башня, например, или комнатуха в подвале с немыми охранниками. Но ты-то ходил оприч, вне, и краем не задевая нехорошие закоулки. Не оттого ли, что душа обленилась? Ну, бегает герцог, получать свыше инструкции. Тебя непосредственно это не касается. Твоё дело караулы разводить. Ну, свели в каземат пару тройку нарушителей герцогской воли, это про которых ты знал, а неизвестных сколько, – но ведь не тебя. И бабу твою, которая на сегодняшний день постель греет, и пока не надоела, никто не трогает. А надоела: прости, прощай, красотка. До свидания, давай дальше сама.

У скользкой казематной стены мыслительный процесс вдруг пошёл в два слоя. Воспоминания о замке бежали фоном. На первый план вышла пьяная беседа чистюков, которые устроились на один подвальный этаж выше. И получалось: тут на краю возможной гибели – жизнь, а там, в покое замка – малая смерть.

– Пошли к клирникам! – опять взревел дурной бас. На что ему резонно, однако, сильно пьяно заметили, что за Клир может вступиться гарнизон.

– Никогда! – категорично отбрил бас. – Они со страху обгадились. Такой силы чистюков сроду вместе не собиралось. Мы их – одним…

– Баган не велел до времени высовываться, – перебил кто-то третий.

– До какого времени? Кто мне то время укажет? Пошли к Багану…

– Мы только от него, – сказал более трезвый голос. – Лютует господин комендант.

– Господи-и-и-н! – передразнил бас. – Он такой же господин как я князь Мец. Господин… сука! Загрёб всю власть. Давно бы медведей перерезали. Нет – ховаемся по подвалам, указаний ждём. Сколько их ещё ждать? Я тебя спрашиваю!?

– Ты сильно-то не ори. К Абагану капитан замкового отряда пришёл с кнехтами. Толковище наверху. Те думают, что это мы девчонку ночью подловили…

– Ну и подловили, так что? – опять взревел бас. – Пусть докажут.

– Они доказывать ничего не станут. Услышат тебя, спустятся в подвал и приколят всех к стенам, как бабочек.

– Да я им…

– Положи топор! Слышь, своих покрошишь. Налейте ему, чтобы уже вырубился.

Дальше пошли крики, бульканье, какие-то ещё уговоры и, наконец, громкое падение тела с лавки. Хоть потолок и каменный, а всё равно было слышно, как вырубился упоённый дурной бас. Потом его волокли. Игорь и Сун приникли к стенке. Оконце под самым потолком давало очень мало света, зато много звука, будто за бумажной переборкой сидишь. Игорь с уважением покосился на товарища. Не зря тот помалкивал.

Беседа наверху возобновилась. Когда угомонился рехнутый бас, разговоры пошли более степенные – о том, о сём. Вспоминали дом, кто помнил, конечно, потасовки, пару раз – нелюдей. Тут в собеседниках присутствовало полное единогласие: под топор!

Всё правильно, извинил чистюков Игорь: люди – сами по себе, нелюди – отдельно, как мухи от котлет.

А я кто, в том смысле – в которой тарелке пребываю? В той, где чисто, тихо и сытно, или в той, где роятся чёрные навозные жители, выдирая мохнатыми лапами друг у друга крошки?

Что за бредь! Себя-то я с какой стати начал по тарелкам раскладывать?

Наверху в полголоса обсуждали ночное происшествие. Оказалось, это бас с Копытом девушку подкараулили.

– Хотели как люди, – оправдывал товарищей один из собутыльников, – а она упираться. А Копыто, знаешь? Ага, вот… он же бешеный делается, если, что не по нём. Он, помнишь, в Мордунах, ну, когда нелюди в слободе заперлись, а из загородки колючки полезли? Копыто ребятишек в деревне наловил, поставил перед воротами слободы и давай резать. Открывайте, кричит, кровь на вас ляжет! Я из-за вас человеческих детей убиваю. И, представь, открыли. Тут уж он погулял. Всё искал дриаду, которая колючки напустила. Только она как в воду канула.

– Поймаешь её, как же! Они, падлы, глаза умеют отводить. Только что была, моргнул – на этом месте лес стоит.

– А у нас в деревне была одна, – вступил в разговор доселе молчавший собеседник. – Такая… а уж бабы за ней гонялись – страх. Всех мужиков в деревне расповадила: бегают к ней и бегают. Жены, конечно, в рёв, в крик, за ухваты. А она – раз, и нет её. Но и поля родили, такого ни до, ни после никто не помнил. И красивая…

– Сам, поди, к ней бегал? – вкрадчиво спросил давешний рассказчик.

– Я тогда ещё мальчишкой был, маленький совсем. А думаю, дриад трогать нельзя. От них никакого вреда – одна польза. Смотри, погнали их из герцогского домена, куда урожай пропал? Люди с голоду пухнут. Нет, я не против, чтобы аллари на нашей земле не было. Земля – для людей. Но дриадок надо оставить. Как без них?

– Тогда и коней трогать нельзя. Поселится конь рядом, и у тебя скотина в рост пойдёт. Или быки. Возьми быков… Когда у нас в соседской слободе коровья семья сидела, вся округа молоком заливалась. А сыры какие были. Помнишь, малой, какой сыр моя матушка варила? Пальчики оближешь.

– Вас послушать, раньше всё лучше было, – снасмешничал молодой голос. Чего тогда вы эту кашу заварили? На фига погнали нелюдей с места? Жили бы себе, да жили.

– Что, на фига?! Что, на фига?! Я тебе покажу на фига! Свобода! Понял? Ты под нелюдями не жил, сопляк. Тебе не понять, каково оно, скотине кланяться.

– А я слыхал, они справедливые были. И герцог тогдашний…

– Слово ещё скажи, и я тебя как есть Абагану, господину нашему и наставнику, в мешке снесу. Пусть разбирается. А может, ты тайный подсыл нелюдей? А? Признавайся.

– Уймись, Горбашка, тебе бы только шпионов ловить. Нормальный он парень, я его в деле видел. Тока молодой, старых времён не помнит. Слышь, Горбан, плесни ему, а и всем плесни. Помянем братьев наших, которые на западе погинули. Свист, Картуша и Багнюк… хорошие были чистюки. Ни один нелюдь от них не ушёл.

– Видать не такие хорошие, коли их косточки по западным лесам разметало.

– Это которые арлекинов ловили?

– Ага. Не повезло им. Нарвались, так нарвались. Нелюдь, он же что, он крови не любит. Те, которые на востоке живут, одичали, а местные домашние были.

– И на западе они встречаются? – спросил молодой.

– Мало. Редко где семья живёт. Там люди в основном.

– А нелюди, которые товарищей наших подлой смертью убили, получается из восточных кланов? Тогда как они на запад попали? – настырно тянул молодой.

– Думаю, а и господин наш Абаган так же думает, что те нелюди, которые по западу разъезжали, да всем докладывали, что они на фест собираются, никакие не арлекины. Шпионы аллорские! На востоке узнали, что у нас тут заваруха, вот и хотят с западным сателлитом договориться, чтобы сообща напасть. Герцог наш нынешний, хоть и мозгляк, а тоже сообразил, откуда ветер дует – отправил на границу Камишера армию.

– Брехня, – категорично заявил против всяких ожиданий проснувшийся бас. Спать же должен, как колода, но, видать, силён мужик. И часа не прошло, как свалился, а уже на ногах и даже спорит.

– Сам подумай, зачем посылать войско на запад, если оно на востоке нужно? А? То-то! Продал нас герцог.

– Кому?

– Аллору и продал. В тамошних кланах, знаешь сколько золота? О-го-го! А воюют они как? В страшном сне не приснится, что они с собственными детьми делают, когда воинской науке обучают. Если они на нас повалят, никакая армия не устоит.

– Да, ладно тебе пугать-то.

– Я вот помню, – заговорил тот, который просвещал товарищей про повадки нелюдей, – коня одного из вольных. Точно, в арлекинах он ходил. С ним двое или трое людей бродяжили. Их не помню, давно было. А его… как перед глазами стоит. Прикинь, поднял валун пудов семи и пронёс через всю площадь.

– Врёшь!

– Когда я врал!?

– И зачем он тот валун тягал, потеха что ли у них такая?

– Нет, там Божий суд судили. Тогда Клир только-только утверждался, и законные колдуны ещё люто дело справляли. Кто-то возьми и укажи на людей-арлекинов, дескать – колдуны. Конь говорит, Божьим судом докажу, что они чистые. Тогда другой конь, местный, вышел, давай, говорит, доказывай. Пошли к мировому камню. Местный конь камень поднял и три шага пронёс. А каменюка, я вам скажу, на неё смотреть страшно, не то что с места своротить. Тогда конь-арлекин выходит, поднял камень и через всю площадь унёс. Чтобы, говорит, каждый раз, как на человека поклёп в колдовстве возводить начнёте, Божий суд вспоминали.

– Что-то я смотрю, среди вас заступник на заступнике собрались. Один молочные реки поминает, другой, что конь людей от Клира спас. А третий по молодости слушает, да на ус мотает. Говорите, говорите: и добрые-то они, и сладкие. А меня медведь на конюшне велел до смерти запороть. Не убеги я, давно бы в земле сгнил.