скачать книгу бесплатно
– Это что еще такое? – грозно спросил он у меня.
– Она не признается!
Ашша, заметив, что я обезврежена, притормозила и сдала назад.
– В чем не признается?
– Она хочет знать, почему я по тропе ходить не могу, – меня одарили ехидным взглядом, – и требует показать во что превращаюсь.
– А она не хочет! – встряла я.
– О тебе же забочусь, – возмутилась Ашша, – вы, люди, слишком впечатлительные.
Берн вздохнул, посмотрел на меня с мукой во взгляде, и проворно ухватив Ашшу под руку, потащил нас обеих к реке.
Пару раз вяло взбрыкнув, но так и не сумев освободиться, я присмирела и позволила дотащить себя до небольшой тихой заводи, где молодые изящные ивы, спустив свои ветви к воде, слегка шуршали листвой, волнуясь под порывами летнего ветерка.
– Покажи ей, – велел Берн, подведя меня к гнутой, словно прижатой к земле, березе.
Ашша нерешительно на него посмотрела.
– А зачем было из деревни выходить? – полюбопытствовала я, вытянув шею, чтобы разглядеть едва видневшиеся отсюда крыши домов. В этой тихой и уютной низине было спокойно и безмятежно, и если бы не близкое соседство капища, что находилось меньше, чем в километре на север, я бы считала это место своим любимым.
– Чтобы твой визг никто не слышал, – Берн был совершенно серьезен, и это настораживало.
– А зачем мне визжать? – осторожно спросила я.
– А сейчас узнаешь, – расплылся в нехорошей улыбке этот медведище и скомандовал, – Ашша.
Она покорно скинула на землю плетеные босоножки и в одно мгновение резко вытянулась вверх. Из-под длинной юбки вместо точеных девичьих ножек выглянул длинный змеиный хвост, зеленый и пятнистый. Чешуек на скулах словно стало больше, они спускались по щекам и шее вниз, выглядывали из-за коротких рукавов, переливаясь на пальцах и подбираясь вплотную к отросшим, черным с явной прозеленью, когтям.
Дернув этими когтями завязки на платье, Ашша выскользнула из одежды, представ передо мной во всем своем чешуйчатом великолепии. Шею, высокую грудь и бока укрывала чешуя, где-то она была плотной и непробиваемой на вид, где-то нежной и едва заметной, и только живот белел совершенно обычной кожей.
Темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, зашевелились, и на меня зашипели две зеленые змейки, показавшиеся по обе стороны ее головы.
Я не орала, только тоненько взвизгнула и зажала рот ладонью.
Одно дело предположительно знать, что вот этот вот бородатый дядька мрачного вида может в медведя превращаться, или что Свер – волк-оборотень, но увидеть все своими глазами…
Медленно осев на землю, я смотрела на их змейшество и не знала, что сказать.
– Верните меня домой, пожалуйста…
Глядя на преобразившуюся Ашшу, я не могла понять только одно: почему создания, способные превращаться в такую-то жуть, считают опасной меня? Нечисть, блин. Волосы у меня красные. А у нее вон чешуя по всему телу.
– Яра?
Она еще и разговаривает.
Я промычала что-то малопонятное и продолжила сидеть на земле, опираясь о ствол березы.
Наверное, только сейчас, глядя на этот длинный чешуйчатый хвост я окончательно поняла, что все взаправду. Они все тут действительно оборотни. И выходцы – не просто напуганные звери. И вообще…
– Берн?
– Что?
– А оборотни пьют? В смысле, самогон или что-нибудь такое?
– Еловица есть, но женщины ее не жалуют.
– Почему?
– Крепкая очень.
– Вот и хорошо. Мне срочно нужен литр этой вашей еловицы. Буду мириться с действительностью.
Ашша растерянно переводила взгляд с меня на Берна, и между ее чуть приоткрытыми губами белели кончики острых клыков.
– Два литра, – исправилась я, решив, что распивать крепленые напитки со мной будет эта растерянная змеевица. В ее компании я не буду чувствовать себя совсем уж потерянной.
Наги, оборотни, странные шаги в темноте и порталы в другие миры… лучше бы светлячок был простым инопланетянином, честное слово.
Еловицей оказался ядреный самогон, настоянный на еловых шишках. Мне хватило всего двух стопочек, чтобы перестать печалиться и вырубиться счастливым, абсолютно пьяным человеком.
Зато на следующий день я страдала от головной боли, а не от осознания своей печальной участи.
Глава 3
Йола была человеческой женщиной.
Тридцать лет, ранняя седина, почти невидная в светло-русой, толстой косе, въевшийся в руки запах трав и тяжелый, холодный взгляд голубых глаз. Словно две льдинки на белом гладком лице, с единственной суровой морщинкой между прямых бровей.
– Чего тебе?
Грудной, сильный голос отдавался нервной дрожью в пальцы рук.
– Ашша послала, – стоя на крыльце ее дома, одноэтажного и маленького, находящегося на краю деревни, ближе всего к капищу, я уже жалела, что сама не послала змеевицу, когда узнала, что ей от меня надо, – за корзиной, мы в лес идем, травы собирать.
В доме Свера имелось множество корзин, разного размера и формы, но Ашше почему-то понадобилась именно корзина Йолы, будто других на свете не существовало. Это не выглядело странным, пока я не оказалась втянутой в эту подозрительную, нелогичную причинно-следственную цепочку. Но спорить с созданием, способным разорвать меня на мелкие кусочки голыми руками, было боязно, и я, без вопросов и возмущений, отправилась выполнять поручение.
Йола несколько мгновений молчала, смущая меня странным взглядом. Показалось даже, что она сейчас просто закроет дверь перед моим носом, и уйду я ни с чем, не имея понятия, как объяснять свой провал Ашше.
Но нет, знахарка отмерла и сухо велела:
– Жди здесь.
Я была рада остаться на улице, под теплыми лучами солнца, и не заходить в пропахший полынью полумрак ее домика. Это жилище, как и сама его хозяйка, вызывали безотчетный страх. Словно ничего этого на самом деле нет. Вернее, есть, но не здесь. В другом мире. За какой-то невидимой чертой. Словно что-то странное и страшное притаилось за тонкой завесой, готовое в любое мгновение атаковать, оплести липкой паутиной и утянуть за собой в холод и тьму.
Наваждение развеялось, стоило только Йоле вернуться. Помимо корзины, ручка которой была причудливо оплетена красной лентой, она протянула мне вышитую рубаху.
– Завтра Стеречень, – ответила она на незаданный вопрос, – вожак принесет жертву праматери, много духов слетится на свежую кровь, одень это, чтобы тебя не забрали с собой.
– Но…
– Ты не носишь оберегов, не заговариваешь беды и часто зовешь лихо, поднимаясь на башню, – она неодобрительно хмурилась, – удивительно как тебя до сих пор несчастья обходят стороной.
– Так я ж нечисть, – едко напомнила ей.
Йола покачала головой.
– Ты не нечисть, просто потерявшаяся девочка.
Ее слова должны были бы меня поразить – я привыкла к тому, что никто в деревне не видел во мне человека, и услышать это от знахарки было очень неожиданно – а вместо этого разозлили.
– Тогда почему вы меня в помощницы не взяли, если знали, что я человек? – жить в ее доме, выполнять поручения, терпеть этот сырой дух другого мира, тяжелый и почти невыносимый я не хотела и не считала важным знать причину, по которой она от меня отказалась, но все равно зачем-то спросила.
– В моем доме тебе не место. – грубовато отрубила она, негромко добавив: – Надень рубаху.
И эти последние слова, почти просьба, примирили меня и с непреклонностью ее заявления, и с закрытой перед самым носом дверью.
Прощаться со мной она не стала, но я не сильно опечалилась по этому поводу.
Стеречень… я толком и не знала, что это значит. Я и про мир этот почти ничего не знала. Не видела смысла спрашивать, а просто так никто не рвался меня просвещать.
Почему-то казалось, что чем больше я узнаю об этом мире, тем призрачнее становится возможность вернуться домой.
К маме, к проблемам с высшей математикой, которая мне совсем не нужна, но в учебном плане почему-то есть, к мечтам о великом будущем, к любимым книгам, фильмам, музыке. К своей скучной, совершенно обычной, тихой жизни. Без оборотней, без других миров, без всей этой никому ненужной сверхъестественности.
Ашша жила в доме Свера, через три двери от комнаты, что занимала я, рядом с дальней лестницей, ведущей не в общий зал, а сразу в ванную, что по умолчанию считалась женской.
И она очень удивилась, когда вместе с корзиной, я принесла кое-что еще.
– Йола правда велела тебе ее надеть завтра? – змеевица крутила рубаху в руках, гладила пальцами яркую вышивку, состоящую из геометрических фигур, в которые то там, то здесь были вплетены руны.
– Зачем бы мне врать?
– Не обижайся, – примирительно улыбаясь, она протянула мне рубаху, бережно удерживая ее двумя руками, – я просто удивилась. Йола никогда ничего не дает просто так.
– И это значит, что мне ее завтра придется надеть?
Ашша кивнула, мелодично звякнув вплетенными в темные волосы бусинами. Она, как и большинство оборотниц в деревне, украшала свои волосы, вплетая в косицы подвески и бусины, мягко позвякивающие в распущенных волосах при каждом резком повороте головы. В отличие от человеческих девушек, предпочитавших удобные косы, оборотницы выглядели особенно нарядными и очень красивыми каждый день.
В моей комнате, в плетеной шкатулке на столе уже лежало несколько бусин, что притащила Ашша, чтобы сделать меня красивее.
Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.
– А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?
Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:
– Даже не думай, – подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, – ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.
– И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?
– Венок, – буднично сообщила она, проигнорировав мой выпад и не обратив внимания на девушку, поднимающуюся нам на встречу по лестнице. Если бы та не вжалась в стену, они бы столкнулись, – а этой ночью будем печь пироги для праздника.
– А спать когда?
– Яра, – вздохнула Ашша, и в этом вздохе слышалось все, что она обо мне думала. Ничего хорошего, – завтра Стеречень, самый главный праздник в году. Как ты можешь думать о такой мелочи, как сон?
Я благоразумно промолчала, решив не заострять внимание на том, что я из другого мира и для меня этот их самый главный праздник ничего не значит.
– Каждый год, на шестую ночь после летнего солнцестояния, вожак приносит Мано-Аль жертву и просит о защите для ее детей. Если что-то пойдет не так, если жертва будет не принята, а волчица отвернется от нас, пограничье, как и все земли за нами, будет ждать беда. – Ашша была предельно серьезна, затаенная тревога слышалась в ее голосе, и мне отчего-то нестерпимо захотелось вернуться в комнату и прямо сейчас надеть забытую на кровати рубаху.
– Я поняла, это ответственное мероприятие, дурить не буду и сделаю все как ты скажешь.
Но Ашшу моя покорность не удовлетворила:
– Тебе стоит помнить, что это не твой бог, Волчица следит за своими детьми, а ты теперь часть стаи.
– Это довольно странно слышать, если учесть, что меня добрая половина деревни сторонится, – на первом этаже было тихо. Днем все бродили где-то по своим делам, озабоченные стайными проблемами, но вот вечером здесь было очень тесно и громко, – не приняли они меня в свою стаю.
Ашша фыркнула.
– Это до первой атаки, а там все успокоятся, и ты станешь своей, – толкнув дверь, она первой шагнула на улице.
– Как-то меня это не утешает, – протянула я, щурясь на солнце. На небе не облачка, только бескрайняя яркость синевы. Солнце почти доползло в самую высшую точку небосвода, воздух дрожал от зноя, а этой чешуйчатой хоть бы что, встала на дороге, закинув волосы за спину, и щурится на меня, нетерпеливо дожидаясь, когда я уже выйду в этот огненный ад.
Полдень, самое пекло, зачем она так со мной?
– Яра?
– А может вечером сходим? – неуверенно протянула я, подумывая о том, чтобы малодушно предложить ей вместо леса пойти на речку.
– Вожак велел за тобой приглядывать, – она нехорошо улыбнулась, во всей красе демонстрируя свою змеиную натуру, – и либо ты идешь со мной в лес, либо я иду одна, а тебя отвожу к Сверу.
Показательно призадумавшись, она добавила:
– Или к Берну.
Это был чистой воды шантаж, и я это прекрасно понимала. А самым обидным в этой ситуации было то, что она знала, что я все понимаю, но ей было все равно.
– Ты должна обо мне кое-что знать, – мечтая о баночке солнцезащитного крема, я медленно выползала на солнце, – я верю в карму, и она тебе за меня еще отомстит.
Насмешливо приподняв темную бровь, Ашша бесстрашно пожала плечами. Она понятия не имела, что такое карма, и ничего не боялась.
Я обгорела. Это было обидно, больно и не удивительно. Предсказуемо и неизбежно. Возненавидев летние платья, особенно это без рукавов, но с красивыми вышитыми по подолу цветами, одолженное Ашшей, я с грустью рассматривала красные плечи, чувствовала, как горит лицо, и не без содрогания думала о том, как же сильно мне напекло голову. Ощущение было такое, словно у меня жар.
