скачать книгу бесплатно
Мы рывком поднялись в воздух, и я задохнулась от боли, задвинувшей на второй план даже страх высоты. Перед глазами новыми красками заиграли белые и красные точки, пульсируя в такт взмахам мышиных крыльев.
Мы взлетели, а под нами клыкасто-шипасто-рогатой волной бежали жуткого вида существа.
Мне почему-то сразу подумалось, что именно их светлячок назвал охотниками, но боль была слишком сильной, и за адекватность своих мыслей я ответственности не несла.
Сзади на нас налетела еще одна монстромышь, нисколько не стесняясь своего желания вырвать из лап соперницы такой замечательный трофей как я.
Трофей, вместе с поймавшей его мышью, впечатали в каменный свод, чуть не размазав по выступу.
Я не знала, что мыши, особенно летучие, умеют шипеть, впрочем, возможно, нормальные мышки и не умеют, но эти натурально шипели друг на друга, сражаясь за мое мясо. Или, быть может, за кровь. Кто знает, чем эти мутанты тут питаются.
Я моталась из стороны в сторону в когтях, меня мутило от страха и боли, а этот кошмар все не заканчивался.
Мыши шипели, бились об стены, били об стены меня, грызли друг друга, пропарывая острыми шипами нежную кожу крыльев, и, кажется, уже даже позабыли с чего все началось.
Потому что, помни они причину драки, вряд ли продолжили бы грызться, когда я полетела вниз. Меня уронили, и это было бы ужасно, не будь я сегодня такой везучей.
Хотя, наверное, странно говорить об удаче, когда ты попал в какое-то странное место и постоянно рискуешь совершенно не героически сдохнуть.
Но, тем не менее, я снова приземлилась на мохнатую спину. На этот раз повезло меньше. Мохнатая спина хоть и была широкой, но совершенно неудобной, и если бы я не умудрилась ухватиться за плоские рога на голове чудовища, то свалилась бы, не успев даже подумать, что мне повезло.
Мы неслись вперед, я, шалея от своей смелости, удобнее оседлала невольного скакуна, уже не так ощутимо отбивая попу об наросты на его спине, а он, офигевая от моей наглости, пару раз вильнул задом, стремясь скинуть ненужный груз, но чуть сам не свалился и перестал бузить, лишь изредка возмущенно взбрыкивая.
Так мы и пролетели проход, выскочив в теплый и солнечный летний день. Яркий свет резанул по глазам, и я чуть сама не свалилась, на радость рогатому, но каким-то чудом удержалась.
Отбитое, обессиленное тело из последних сил боролось за жизнь своей хозяйки.
Я уже ничего не понимала и действовала исключительно на инстинктах. Даже не удивившись почти, когда мы, вместе с еще несколькими мелкими чудищами, бросились в заросли, находившиеся сразу у каменистого плато, на которое нас выбросило из туннеля.
Основная ужасная рать неслась вперед по широкой дороге, целенаправленно куда-то спеша.
Я бы могла поклясться, что они спешили в город, туда, где много-много вкусного мяса. Если бы знала, как облечь свои подозрения в слова.
Рогатый уносил меня в лес, и я была ему за это очень благодарна. Первое время. Потом начала тихо ненавидеть.
Ветки били по лицу, цеплялись за волосы и футболку, стараясь сорвать меня с чудовища.
Я сопротивлялась минут десять, а потом силы меня покинули, и пальцы безвольно разжались.
Очередное падение уже не смогла впечатлить, все тело и так болело, ничего нового я не почувствовала.
Просто лежала в траве, раскинув руки, и чувствовала, как глухую боль от ушибов разбавляет едкое жжение царапин. Лицо, руки, бок, который я расцарапала при падении какой-то веткой, отбитые бока, пульсирующее горячей болью разодранное плечо. Я была одним цельным сгустком страданий.
И, пожалуй, только в этом было мое спасение. Боль мешала думать.
Я лежала, покачиваясь на горячих волнах, вдыхала запах разогретых на солнце трав и хотела стать облачком. Тем белым, пушистым облачком, скрывшим солнце. Чтобы во мне тоже было пару тысяч тонн, и я могла раздавить ко всем чертям и это гору, и эти перемещающие дыры, и неплохо было бы еще и светлячка раздавить. Скотина светящаяся.
В кровожадных мечтах, среди травы и умиротворяющего стрекота кузнечиков я провалялась долго. Пару часов, не меньше. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы перевести дух, смириться с происходящим и, наконец-то, подняться.
Голова кружилась, хотелось пить или сдохнуть. Но, так как сдохнуть не получилось, хотя нельзя сказать, что попыток не было, я медленно побрела на поиски воды.
Воды не находилось. Еды, к сожалению, тоже. Вокруг было много знакомых еще с детства трав, которые я охотно помогла собирать бабушке для всяких ее оздоровительных рецептов, еще больше было незнакомых растений, и ничего съедобного. Я едва шла, почти не чувствовала своего тела, зато очень хорошо и во всех подробностях ощущала боль от ран и ушибов, что было довольно обидно.
Только ближе к вечеру, искусанная комарами, обессиленная, опасающаяся заражения крови, я набрела на родник.
Это был праздник лучше любого дня рождения.
Я напилась, промыла кое-как плечо, от души поплакала и с чистой совестью уснула, с трудом заставив себя заползти в ближайшие кусты.
Плечо болело значительно меньше, царапины и вовсе перестали напоминать о себе.
Я слишком устала, чтобы страдать, и мгновенно вырубилась, стоило только достаточно удобно расположиться в кустах.
Это были самые счастливые девять часов моей жизни в этом сумасшедшем месте.
А на исходе девятого часа мой покой был нарушен оглушительным пищанием и болезненным щелчком где-то внутри моей черепной коробки. Словно кто-то заржавевший тумблер переключил.
Я не вздрогнула, не дернулась, даже дыхание не сбилось, просто проснулась, не сразу сообразив, что происходит и почему так больно, а когда сообразила, то про себя помянула светлячка тихим злым словом.
Шею снова опалило огнем, как когда он ко мне прикоснулся, и я услышала невероятное – хорошо понятную, не напрягающую речь. На этот раз мне не казалось, что перевод запаздывает, как это было со светлячком. Слова накладывались на образы в моей голове и не пугали своей необычностью.
– А вдруг это, все-таки, дух леса? – озабоченный голос ворвался в мой нездоровый сон.
– От духа кровью бы не пахло, – ответили ему густым, тяжелым рычанием.
– А кто сказал, что это его кровь? – не унимался первый.
– Это выходец, – убежденно прорычал второй, – нужно добить.
– Спящего? – возмутился первый, и я возмущалась вместе с ним. Вот уж что-что, а умирать во сне я не хотела. У меня вообще смерть в планах не значилась. В моих планах жирным шрифтом большими буквами было написано всего два слова «вернуться домой».
И пусть я не знала, как это сделать, не представляла даже, где нахожусь, но сдаваться не собиралась.
– Тогда разбуди его, – предложил тот, чья речь больше походила на звериное рычание.
В меня бесцеремонно потыкали палкой.
– Эй ты.
Не раздумывая, что делаю, я ухватилась за древко, дернула его на себя и глухо взвыла от прострелившей все тело боли.
Палку, на деле оказавшуюся вполне пристойной рогатиной, из моих ослабевших пальцев вырвали.
– Он ранен! – долговязый, худой парень обвиняюще указал на меня рогатиной. – И похож на человека.
Если бы я уделила ему чуть больше внимания, то смогла бы разглядеть и светлые, неровно подстриженные волосы, и россыпь веснушек на носу, и зеленые глаза, и короткий шрам на щеке. Возможно, мне даже хватило бы сил, чтобы восхититься расшитой простой рубахой.
Но я на него не смотрела, и если бы горло не свело судорогой, уже самозабвенно визжала бы.
Рядом с парнем стоял медведь. Огромный бурый кадьяк.
– В-валерьянки мне, – простонала я, здоровой рукой хватаясь за сердце.
– Девчонка? – удивился парень и еще удивленнее добавил, – говорит по-нашему.
Чуть не ляпнув, что я теперь, кажется, по-всякому могу, прижалась лбом к траве, ругая себя за то, что голову подняла. Лучше бы мертвой прикинулась, может они бы меня в покое оставили.
Медведь зарычал, и в этом рычании я узнала голос того, кто хотел меня добить.
– Она не человек. Голова в огне.
Я невольно вскинула руку, прикрывая макушку. Рубиновый красный, замечательный цвет, стойкий, мне очень идет. Угробила на одну упаковку краски почти две тысячи рублей, а меня теперь из-за этого еще и убить хотят.
– Не в огне, – усмехнулся парень, – просто у волос цвет странный. Может она из дервичей? Говорят, у них встречаются красноголовые.
Медведь тяжело вздохнул.
Зажмурившись, я пыталась справиться с собой. Происходящее было настолько невозможным, что я серьезно обеспокоилась своим психическим здоровьем. Светящиеся инопланетяне и мутировавшие летучие мыши это одно, а вот говорящий медведь – верная дорога в дурку.
Меня даже не смущало то, что парень медведя тоже понимал. Все это казалось просто одним большим глюком моего производства.
Я не вникала в эмоциональный спор, касавшийся непосредственно моей персоны, просто легла так же, как лежала до их появления в моей непростой жизни, закрыла глаза и мгновенно вырубилась.
Сон мой, был больше похож на затяжной обморок, и в себя я приходила очень тяжело и болезненно.
А когда все же пришла, почти сразу поняла, что раньше все было еще вполне мило и даже адекватно, а вот сейчас, в это самое мгновение, на этой жесткой, но почему-то удобной кровати, я окончательно распрощалась с мыслью о своем психологическом здоровье. Не было у меня его, здоровья этого.
Плечо было перевязано, царапины на руках смазаны какой-то зеленоватой гадостью, которая успела впитаться, но оставила легкий налет на коже. Одежды – моей последней связи с реальностью, поблизости не было, а сама я одетая в длинную рубаху без рукавов, лежала под тонким покрывалом на низкой кровати. Хлопок, на ощупь определила я, только хлопок и больше ничего.
В смысле с меня не только порванные джинсы с футболкой стянули, но и нижнее белье куда-то дели. И кроссовки тоже.
Небольшая комната, светлая и уютная, пахла травами, что сушились под потолком, и звенела от птичьего пения, доносившегося с улицы. Окно было открыто, и ничего не мешало звукам проникать в помещение.
Со своего места я могла разглядеть большой шкаф, пристроившийся в углу, и стол, стоявший перед окном, в ногах моей кровати.
Стул стоял рядом со мной, словно совсем недавно на нем кто-то сидел.
Никаких личных вещей видно не было, я не знала куда попала, кто хозяин этой комнаты, этого дома, этой дебильной рубахи, в которую меня обрядили, и совсем не чувствовала благодарности за помощь.
В голове было пусто. Я старательно гнала от себя воспоминания о светлячке, об охотниках и говорящем медведе, трусливо не желая анализировать случившееся.
Встать удалось только с третьей попытки, первые две привели к тому, что я свалилась на пол, опрокинув стул и потревожив все свои многочисленные раны. Уже с пола, ядрено матерясь, я медленно поднялась сначала на четвереньки, а потом и на ноги, перемежая матюги с уговорами себя любимой потерпеть и подняться.
Если бы мамочка слышала, как я ругаюсь, дала бы ремня и не посмотрела, что дочь у нее уже взрослая. Но она не слышала и знать не знала, что ее непутевая кровиночка не спешит к ней на поезде, а сидит в непонятном месте и силится не разреветься.
Я крепилась, крепилась, а потом встала на ноги, пошатнулась и разревелась как последняя девочка, осев обратно на кровать.
Сильно, как никогда прежде, хотелось домой.
Дверь открылась тихо, без скрипа, и у моих рыданий появился свидетель.
– А я ему говорил, что добить ее нужно было. Ненормальная она. Не дай праматерь, одержимая, – прогудели от порога.
Я вздрогнула и выпрямилась, смаргивая слезы, мешавшие разглядеть столпившихся у двери. Их было двое, и доверия они не внушали. Ни высокий – белый и худой, ни большой – грузный и бородатый. Первый пугал блеском желтых звериных глаз на бледном, будто нечеловечьем лице, а второй просто пугал. Потому что это он сейчас сказал, и это был именно тот голос, что чудился мне в медвежьем рычании.
– Свер… – попытался что-то сказать бородатый, но белый цыкнул, не отводя от меня своих жутких глаз, и тот сразу замолчал.
Я икнула, вытирая рукавом мокрые щеки и исподлобья глядя на белого, не зная еще, что так нельзя делать.
– Глаза опусти, – велел он, и даже в его голосе было что-то звериное.
Я икнула еще раз и приказ проигнорировала.
– Говорю же, ненормальная, – проворчал бородатый.
– Берн, – одернул его белый, – Ашшу приведи.
Бородатый вздохнул, я еще раз икнула.
Когда за недружелюбным Берном закрылась дверь, а я с этим чудищем отдаленно человеческого вида осталась в комнате одна, желание оказаться дома стало почти нестерпимым.
Всхлип вырвался помимо воли.
– Не успокоилась еще? – недовольно спросил этот, которого, кажется, Свером звали, продолжая топтаться у двери.
Я была ему за это благодарна, но предпочла бы, чтобы он за дверью находился, желательно запертой. Изнутри.
В ответ я шмыгнула носом, не забывая на него таращиться. Почему-то казалось, стоит только отвести взгляд, отвернуться хоть на секунду, и он окажется рядом.
– Ты пришла с той стороны?
Сначала я не хотела отвечать, но после недолгих раздумий решила, что лучше не позволять ему додумывать ответы самостоятельно.
– Из туннеля, – хрипло подтвердила я, на всякий случай добавив, – сверху упала.
Свер поморщился.
– Жертва.
– Что?
Проигнорировав мою растерянность, он требовательно спросил:
– Что ты умеешь?
– Ну…
Читать, писать, вышивать крестиком. Что именно его интересует он не уточнил, а я боялась спросить.
