скачать книгу бесплатно
Хлопнула дверь, и в холле гостиницы появился похожий на сугроб мужчина в огромном тулупе. Отряхнул снег с плеч и басом сказал:
– Да, снегопадище знатный, давно таких не было. А чтобы вы знали, метет у нас даже в июле!
– Вот поэтому лучший вариант – уехать! – сказала я и положила ключи на стойку. – У меня котик не любит мороз.
– Заберите их. – Администратор вздохнула, а я непонимающе уставилась на нее.
Прояснил ситуацию мужчина.
– На неделю как минимум ты тут застряла, милая. В долине мы зависим от прихотей погоды. Все дороги из города завалило, а снег и не думает прекращаться.
Я замерла как вкопанная, а в голове билась одна-единственная мысль: «Он никуда не отпустит».
В комнату я возвращалась словно на заклание, не понимая, как теперь быть. А когда уселась на кровать, заметила на стекле новую надпись.
«Ты не сможешь от меня сбежать».
Сердце пропустило удар и рухнуло в желудок.
Глава 2
В себя меня привел только обиженный до глубины души вопль Пэрсика из недр меховой переноски. Оказывается, я пребывала в таком шоке, что забыла выпустить на волю свою любимую мохнатую скотину. Кот честно подождал какое-то время, а потом все же выразил недовольство мявом и шкрябаньем.
– И что же нам теперь делать, Пэрсик… – простонала я, прижимая к себе брыкающееся пушистое тельце. – Мне очень, очень не нравится, что мы тут с тобой застряли. А еще мне очень и очень страшно, потому что в детстве я была плохой девочкой и натворила много дел.
– Мыр-р-р? – спросил Пэрсик, вывернулся у меня из рук и, спрыгнув на пол, с деловым видом пошел к сумке, на дне которой лежала кошачья мечта – кусочки вяленого мяса.
– Тебе хорошо, зверь, – заметила я. – А меня кто покормит?
Есть хотелось неимоверно. Я еще не завтракала, а время близилось к обеду. Снег за окном не прекращался, завывал ветер, и я искренне надеялась, что в гостинице есть ресторан. Совсем нежелательно искать кафешку за пределами этого здания.
Моя южная одежда не подходила для Сноухельма. Я не предполагала, что тут стало настолько холодно, и не рассчитывала, что задержусь. Придется покупать себе что-то по сезону.
Об этом я думала, влезая в узкое красное платье с открытыми плечами. В нем было зябко, пришлось взять серую вязаную кофту, которая совершенно не вязалась с образом. Но мне было все равно. Меня пугали послания на стеклах. Я не была дурой и понимала: это только начало. Но какие действия он предпримет дальше? Не убьет же? Если бы хотел, сделал бы это по пути сюда. Я в очередной раз совершила глупость. Сама угодила в ловушку. Ведь знала – возвращаться нельзя.
Заплела непослушные рыжие волосы в косу и спустилась вниз, чтобы узнать, где здесь кормят. А в холле меня ждал сюрприз. Женская фигура у стойки показалась знакомой.
– Жен… – удивленно протянула я, все еще не веря собственным глазам.
Женщина обернулась, и я узнала сестру, которая казалась крупней из-за пушистой шубы в пол. Черный мех отливал глянцем. На его фоне глаза Женевьев смотрелись особенно ярко.
– Привет. – Она устало улыбнулась. – Прости, что выставила тебя вчера. Просто растерялась и испугалась. Нам надо поговорить. В этом ты права.
– Хорошо. – Я была обескуражена. К чему такая смена позиции?
– А еще я принесла несколько теплых платьев. Смотрю на тебя и понимаю, что решение верное. Ты представления не имеешь, в чем тут нужно ходить, чтобы не замерзнуть к демонам, – в голосе нескрываемый укор, но я лишь слегка улыбнулась, глотая намек. Мне нечего сказать. Женевьев права.
Она протянула пакет с вещами.
– Так, может быть, поднимешься со мной? Поговорим в номере, у камина, – предложила я скорее из вежливости, потому что все еще лелеяла мечту о завтраке. Желудок сводило от голода, и я готова была продаться в рабство за тарелку каши.
– Можно, – не стала спорить сестра. – Но ты зачем-то спускалась вниз.
– Просто не завтракала, – не стала отпираться я.
– Тогда составлю тебе компанию. Я уже ела, но кофе попью с удовольствием. Только сначала переоденься. Смотреть на тебя холодно.
– А тут есть ресторан?
– Конечно, – важно кивнула администратор, которая стала свидетельницей нашего разговора. – На минус первом этаже. Спуститесь по лестнице, и там не промахнетесь.
– Тогда давай остановимся на ресторане. Я и правда очень хочу есть. Вчера только обедала.
Женевьев кивнула и устроилась ждать меня на диванчике. Шубу она расстегнула, но снимать не стала.
Сестра была более фигуристой, нежели я. Ее платье сидело на мне свободно, но это совершенно его не портило. Да и меня, если честно, тоже. Длинное, в пол, светло-голубое, с воротником-хомутом из нежнейшей шелковистой шерсти, очень теплое и мягкое. Только переодевшись, я поняла, насколько мне было неуютно до этого.
Ресторан оказался вполне приличным и уютным, стилизованным под настоящий погреб. Единственное, что его портило, – отсутствие окон. У стен стояли бочки, а на специальных подставках лежали бутылки вина. Симпатично и мило. А то, что нет окон, даже к лучшему. Нет окон – нет морозных узоров, которые меня изрядно пугали.
Я заказала себе завтрак, а Женевьев – кофе. Сначала мы просто молчали. Прошло восемь лет с нашей последней встречи. Тогда сестра рыдала в три ручья и говорила, что ненавидит меня. Я и сама себя ненавидела. Это чувство не утихло и до сих пор.
– Зачем ты приехала, Валенси? – наконец произнесла сестра. – Правда, зачем? Мама с папой так много сделали, чтобы этого никогда не произошло. Бабушка последние годы доживала недалеко от тебя и оставила тебе наследство, чтобы ты ни в чем не нуждалась и, не дай боги, не сунулась сюда. Но ты все равно вернулась. Я не понимаю этих суицидальных наклонностей. Тебе жить надоело?
– Прости. – Я сглотнула. – Мне нужно было сбежать. И хотелось попрощаться с родителями.
– Им все равно. Как ни жестоко это звучит, но правда. Они не могут оценить твой поступок. А если бы могли, папа, как в детстве, устроил бы тебе порку.
– Еще я хотела увидеть твою дочку…
– Китти. – Черты лица Женевьев смягчились. – Она прекрасна, однако своим появлением ты и ее подвергаешь опасности. Ты выросла, Вал, но так и не перестала думать только о себе и собственных желаниях.
– Прости. – Я опустила глаза. – Все так плохо?
– Все еще хуже, чем ты себе представляешь. Пожалуй, в полной мере то, что случилось, осознала лишь мама, иначе не отослала бы тебя в этот же день. Она хотела заставить уехать и меня, но я думала, что сумею обратить колдовство вспять. Я думала, мы любим друг друга по-настоящему. Но… видимо, кто-то из нас врал. Ранион решил, что я. А может, даже себе не захотел признаваться. Или просто ничего нельзя было изменить. Даже в тот момент. Ты всегда казалась сильной.
– Я тогда была сильной, – поправка казалась важной. Слышать рассказ Женевьев было больно, и я с трудом сдерживала слезы. Знала, что будет тяжело, но не думала, что настолько. – Почему ты не уехала потом? Ну, когда поняла…
– Когда поняла что?
– То, что ничего нельзя исправить. Не говори, что еще любишь его, – я невесело усмехнулась. – У тебя муж, дочь.
– Дэвид всегда находился рядом и поддерживал меня. Не знаю, когда дружба переросла во что-то большее. Такой поворот оказался полной неожиданностью даже для меня. Перед нашей свадьбой ударил такой мороз, что в домах лопались стекла, метелища была жуткая. Я думала, город замерзнет и вымрет вместе с нами.
– Это сделал он?
– Да. Потом я нашла в себе силы поговорить с ним. Мороз отступил. Но мне до сих пор страшно. А не уехала, потому что он не позволил. Едва я паковала чемодан…
– Начиналась вьюга? – понимающе кивнула я.
– Да, три-пять бесплодных попыток. Тогда же, после свадьбы, он сказал, что хочет, чтобы мы жили в Сноухельме. Я, моя маленькая дочь, наше семейное счастье… Это заставляет его страдать. – На глазах Женевьев появились слезы. – Он говорит, что только это и ненависть позволяют ему почувствовать себя хоть чуточку живым.
– Ненависть ко мне… – прошептала я, сглотнув.
– Да, Вал. Он не выпустит тебя из города. И если я вызываю у него лишь горькие воспоминания о неудавшейся любви, то ты…
– Я вызываю ненависть. Он убьет меня?
– Ты же доехала до гостиницы. Сейчас на улице просто метет. Нет. Если бы он хотел убить, ты была бы уже мертва. Мне кажется, это для него слишком просто.
– И что мне делать?
– Не знаю. Приходи сегодня на ужин, – неожиданно сказала Женевьев.
– Но как же вчера?.. – удивленно спросила я, поражаясь тому, как быстро разговор свернул совсем в другую сторону.
– Вчера я была обескуражена и надеялась, что ты одумаешься и успеешь сбежать. Но утром выглянула в окно и поняла: он знает, что ты тут. Бесполезно пытаться защитить себя, семью и тебя. Если он захочет шантажировать тебя нами или нас тобой… он сделает это. Поэтому все равно, ужинаешь ты у нас или здесь. Если хочешь – даже вещи можешь собрать. Твоя комната не тронута с момента отъезда. Добро пожаловать домой, Валенси.
– У меня кот…
– Если он стойко вынесет присутствие маленькой любопытной девочки – бери и кота.
Женевьев допила кофе, улыбнулась мне и встала. В ее глазах не было сестринской любви, но и ненависти не осталось. Только боль из-за того, что наша жизнь сложилась таким образом.
Я еще посидела за столом, пытаясь переосмыслить разговор. После всего случившегося я сразу уехала, поэтому последствия своего поступка понимала очень слабо. А они были. Я чувствовала: если не получится сбежать, мне неминуемо придется с ними столкнуться. А еще рано или поздно придется встретиться с ним. И эта мысль заставляла сердце панически биться. Тот, кого я обожала, превратился в мой самый большой кошмар.
Руки мелко дрожали. Я замерзла, несмотря на теплое платье, потрескивающий в камине огонь и отопительные камни. Пришлось заказать еще кофе и спрятать узкие ладони в длинных вязаных рукавах. Может быть, все это ошибка, плод моего больного воображения. Просто снегопад, просто страх. Ведь он не может знать, что я снова в Стоунхельме.
В реальность меня вернули воспоминания о морозных узорах и его посланиях на стекле. Он все знает. И помнит обо всем. Какая же я идиотка! Расслабилась за восемь лет, жила слишком далеко от этого ледяного ада, чтобы воспринимать его всерьез… И сейчас меня неминуемо настигнет расплата. Только неизвестно, какой она будет. И от этого становилось еще страшнее.
Чашка опустела. Я расплатилась и отправилась в номер. На стеклах застыл узор из колючих кристаллов. Через небольшое, не промороженное насквозь окошечко виднелась улица. Ясная, с искрящимися сугробами и людьми, которые пытались с лопатами пробиться сквозь ночные заносы. Метель закончилась, даже выглянуло робкое солнышко. «Он больше не злится, – мелькнула в голове шальная мысль. – Я все делаю правильно».
Откуда это у меня в голове? Бред.
До вечера оставалось несколько часов, а я совсем не знала, чем себя занять. По городу гулять не хотелось. Мне и тут было не жарко. К тому же половина тропинок еще не расчищена, а пробираться по сугробам в неизвестном направлении – сомнительное удовольствие. Поэтому я завалилась с Пэрсиком на кровать и продрыхла почти до самого ужина. Так, что пришлось подскакивать и спешно собираться. Слава богам, на все сборы ушло несколько минут. Оставалось накинуть шубу и пихнуть Пэрсика в переноску.
Кот очень быстро учуял неладное и хотел сбежать – поганая лохматая скотинка. Пришлось выуживать его из-под кровати. Победа оказалась за мной, к тому же я немного согрелась.
К вечеру тротуары разгребли, и передвигаться стало вполне комфортно. Главное – держать равновесие и не скользить. Мороз обжигал нос, от теплого дыхания оседал инеем на шарфе и пробирался под подол шубы, чтобы ущипнуть за колени. Зато до дома я добежала удивительно быстро.
– Заходи! – Женевьев даже улыбнулась, а малышка на руках смотрела на меня настороженно и с вызовом. Ярко-рыжие кудряшки торчали во все стороны, прямо как у меня. У самой Женевьев волосы всегда были тяжелые, послушные и падали легкой волной на спину.
– Ты кто? – спросила малышка без приветствия.
– Валенси… твоя тетя.
– Мама говорит, что с незнакомыми тетями разговаривать нельзя.
– Твоя мама права, но мы обязательно познакомимся. Прости, малыш, я не принесла тебе подарок, но… – Я сделала театральную паузу, интригуя ребенка. – Привела того, кто может стать хорошим другом.
Шагнула в прихожую, сняла шубу и повесила на вешалку возле входа. Сделала это на автомате. Вешалка стояла в том же углу, что и раньше. Она была гостевой, но я и не претендовала на хозяйскую. Я тут просто гостья.
После этого опустилась на колени и открыла переноску, откуда с крайне недовольной миной выбрался Пэрсик. Точнее, сначала выбрался длинный хвост, потом толстый пушистый зад, а уже потом – недовольная приплюснутая морда.
– Его зовут Пэрсик!
– У-у-у! – взвилась Китти с рук матери и кинулась к коту, намереваясь сграбастать в охапку. Пэрсик испуганно попятился и посмотрел на меня с таким укором, что даже стало его жаль.
– Эй! – позвала я племяшку. – Пэрсик живой. И он напуган, так как впервые в этом доме, да и вообще в этом городе. Ему холодно, страшно и немного одиноко.
– Нельзя его обижать, – понимающе кивнула девчушка. – А жалеть? – Она раскинула ручки и, словно коршун, двинулась к коту.
– Жалеть тоже, – заметила Женевьев, готовая спасать кота от дочери.
– Давай ты просто покажешь Пэрсику дом? И тогда он, думаю, разрешит тебе себя погладить!
Пэрсик посмотрел на меня с истинно кошачьим презрением, всем своим видом показывая, что он думает про «погладить», но послушно направился за весело хохочущей Китти.
Мы с Женевьев прошли в зал, где уже был накрыт стол. Утка с яблоками, маринованные овощи, ароматная картошка… Я словно вернулась в детство. Даже комната не очень изменилась за последние восемь лет. Нет, тут не было старой мебели или выцветших стен – мы никогда не жили бедно. Но новые вещи мало отличались от прежних. Диван, стол, камин – все осталось на своих местах. Наверное, это особенность маленьких, удаленных от цивилизации уголков – они неохотно принимают что-то новое и чуждое. Печально признавать, но чуждой тут стала я.
– Здравствуй, Валенси, – поздоровался Дэвид, но его взгляд не потеплел. Зять не был рад меня видеть, но это не имело значения. Мы знали друг друга, хотя никогда не общались. Ему не была интересна сопливая младшая сестричка подруги.
«А Раниону была», – мерзко шепнул внутренний голос, заставив вздрогнуть и напоминая о том, какая же я все-таки дрянь. Как только Женевьев терпит меня в своем доме?!
– Вина? – поинтересовался Дэвид, и я послушно кивнула. Наверное, стоит немного расслабить мозг.
А в следующий миг порыв ветра распахнул закрытое на защелку окно. В комнату ворвался вихрь снежинок, закрутился поземкой по ковру.
Испуганно вскрикнула Женевьев, кинувшись в спасительные объятия мужа, а я не могла сдвинуться с места, так как снежинки начали уплотняться и превратились в молодого мужчину. Ослепительно красивого. Мое ледяное проклятье. Знакомые и в то же время незнакомые черты лица и холодный взгляд, от которого сердце на секунду превратилось в ледышку, а потом мигом оттаяло и снова пустилось вскачь, потому что кровь с удвоенной силой побежала по венам.
Ранион молчал, давал возможность хорошенько рассмотреть себя, понять, что же я тогда натворила. Не было больше улыбчивого обаяшки, от которого приходили в восторг и юные красотки, и их мамы, и младшие сестры. Передо мной стояло воплощение стихии – отстраненное, ледяное и, что пугало сильнее всего, совершенно неживое. Но невероятно прекрасное. Длинные серебристые волосы, которые трепал ветер, ворвавшийся вместе с Ранионом в дом, алебастрово-белая кожа. Ресницы, словно припорошенные снегом, и прозрачные ледяные глаза. Такие голубые, что кажется, в них навсегда замерзло летнее небо. Черная атласная рубашка лишь подчеркивала неестественную белизну его кожи. Ранион был прекрасен и недоступен, словно мастерски сделанная снежная скульптура.
– Ну, здравствуй, Валенси.
Он плавно переместился ближе, и меня обдало ледяной волной, когда Ранион остановился рядом.
– Не об этом ты мечтала, рыжая, когда делала меня таким? Так ведь? – с холодной усмешкой поинтересовался он и поднял руку к моему лицу. На секунду коснулся подушечкой пальца моей губы и повел линию вниз по подбородку. – Ты стала красивой.
От его ледяного прикосновения по телу пробежала дрожь, а место, по которому Ранион провел пальцем, словно покрылось инеем. Не удивлюсь, если на щеке или скуле появится след от обморожения.
А ледяной обрисовал пальцем контур моих губ, и меня затрясло от холода.
– Мне было двенадцать! – глухо отозвалась я. – Единственное, о чем я могла мечтать, так это о том, что мы пойдем вечером гулять и будем любоваться закатом.
– По твоей милости я только этим и могу заниматься, – прошипел он. – Вот уже восемь лет. Тебе это не кажется несправедливым, Рыжик?
Я даже ответить не смогла, только шумно вздохнула. Женевьев и Дэвид тоже молчали. Я чувствовала их напряжение и страх. А еще ледяные пальцы, которые, прочертив холодную дорожку по моей щеке, скользнули к высокому вороту шерстяного платья, внезапно совершенно переставшего греть.
Надо что-то ответить. Я видела это по холодному интересу в льдистых глазах. Если молчать, будет только хуже. Но тут в комнату ворвался рыжий вихрь. Сначала со смехом вбежала Китти. Ледяной бросил на нее быстрый взгляд, но сделать ничего не успел. Девочку поймал и трепетно прижал к себе Дэвид, а вот пытающийся затормозить Пэрсик заскользил лапами по заледеневшему полу и врезался под колени Раниону. Потом смешно замер, а мое сердце пропустило удар, потому что я испугалась за пушистика.
