Слепые отражения

Простонав, Вадим упал на колени и уперся руками в пол. Сам он и все вокруг него должно было быть покрыто битыми стеклами, но их не нашлось. По линолеуму, разносимый ледяным ветром с улицы, еле слышно шуршал именно песок.

– Ты раскроешь все его тайны…

Глоток морозного воздуха вмиг вернул Вадиму ясное сознание. Он осмотрелся внимательнее. И вдруг заметил, как под старым шкафом что-то блеснуло. Яркая вспышка полыхнула в потемках и погасла. Еще одна, и еще. А он по-прежнему вглядывался в темноту, не до конца понимая, почему разбитое стекло не навредило ему.

– Может, отражения все-таки одумались и помогли мне, – едко хмыкнул он. – Помогли ли?..

Пару минут спустя он поднялся и, пошатываясь, поплелся в сторону отблеска, больше не обращая внимания на нескончаемые предостережения невидимки.

– Раскопаешь прошлое… Разрушишь настоящее…

Раритетный гардероб из темного дерева вблизи оказался глянцевым. Похоже, прикрыли лаком его дряхлость, чтоб не так сильно старость в глаза бросалась, а она бросалась – выдавала себя горьким запахом. Вадим брезгливо поморщился, потом присел на корточки и заглянул под шкаф.

– Он не допустит… – неустанно шептали рядом. – Он избавится от тебя… Безжалостно…

Убежище оказалось ненадежным, и, пошарив среди паутины, Вадим наткнулся на крупный осколок стекла. Вытащив находку из допотопного тайника, он покрутил ее по полу. Вещица оказалась одной из тех, что нагоняли на него жуть одним своим видом – слепое зеркало в грязных разводах, потертостях и царапинах. Тем не менее блик был? Был, и не один.

– Береги в себе себя…

Последнее, что услышал он перед тем, как незрячее стекло внезапно заговорило. Внутри него появилось отражение, но вовсе не Вадима, а незнакомого молодого человека: тонкий прямой нос, изящные черты лица, глубокие карие глаза, черные гладко прилизанные волосы. Этот юноша во весь рост стоял, манерно привалившись плечом к стене, у только что разбитого Вадимом окна. И так надменно смотрел на него из стеклянной бездны, что становилось не по себе. Молниеносный выпад чужака вперед, и наружу из осколка вырвалась его рука, вмиг впившаяся в шею неопытного сыщика.

– Ты ошибся! – резанул слух властный голос из отражения, а колкие пальцы так жестко сдавили Вадиму горло, что он захрипел. – Ты умер!

В висках застучала паника, и Вадим рванул назад, но тут же ударился затылком о шкаф. Заметавшись в попытках отбросить стекляшку, спастись от удушения и снова просто вдохнуть, он вдруг лишился чувствительности рук: они без его на то согласия впились в края стекла и вдавили острие в его же ладони, разрезав кожу. Вадим сдавленно вскрикнул.

– Ты ошибся! – наседало отражение, продолжая душить жертву. – Ты умер!

Мгновенно задохнувшись, Вадим задергался в стороны, но высвободиться не получалось. Настоящее разрушалось, как и стекло, разбитое им вот только что. И хотя в окно порывами ветра заносило и воздух, и хлопья снега, пробраться туда слабеющему Вадиму не было возможности. Осязаемое осыпалось перед его глазами черными точками, а потом расплывалось мутными пятнами.

– Ты ошибся! – требовал тот, кто расправлялся с ним одной левой рукой. – Ты умер, детка! Да, ты умер сегодня!

Силы оказались настолько неравны, что спустя еще минуту бесполезного копошения, Вадим затих, обмяк и голова его завалилась на бок. Однако щетинистые руки не пощадили, а поползли выше по его расцарапанной шее к лицу, потом выше, чтобы закрыть ему глаза. И когда он завозился спиной по растрескавшемуся зеркалу, по-прежнему стоя у старого шкафа, то сквозь собственное глухое сипение до него донесся крик Алисы:

– Вадим, Вадим, ты слышишь меня? Ты меня слышишь… Дыши, пожалуйста, дыши… Хочешь, кричи на меня…Сколько хочешь, кричи после. Дыши только…

Но вот голос Алисы пропал, а Вадиму только сильнее принялись драть на лице. Его же в ответ на каждое подобное касание судорожно подергивало. Ну а после того, как его губ вдруг коснулись чьи-то чужие губы, им овладела агония – его трясло и корежило, будто некая неудержимая сила рвалась из него наружу, но не находила выхода.

Померещилось, будто его голову потянули назад и осторожно выгнули шею чуть вверх. А потом чужие губы снова тронули его губы на этот раз в настолько пьянящем поцелуе, что к Вадиму тотчас вернулось дыхание. Ему оставалось всего-то зацепиться за реальность, да хотя бы за тот же поцелуй, и вырваться из отражения, но внезапно его так безжалостно ударили под дых, что он захлебнулся болью и отключился.

– Ты все равно умрешь! Скоро! Ведь я рядом, детка! Всегда!

Осколок выскользнул из рук Вадима, жадно хватающего ртом воздух, и свалился на пол, звякнув, а сам он сразу же словно ото сна очнулся. Стекло под ногами не разлетелось на части, нет, – оно осталось целым, как и тот, кто затаился внутри. Когда же взгляды их вновь встретились, незнакомец из отражения торжествующе расхохотался, вскинув подбородок.

Ну, это он зря. Вадим не выносил усмешек в свой адрес. И потому наконец переведя дыхание, он подался вперед, поймал то и дело ускользающее равновесие и замахнулся ногой, чтобы раздавить неполноценное отражение. Только в нос ему неожиданно ударил до того резкий запах, что он закашлялся, зажмурился, ссутулился и отшатнулся к стене. А когда снова совладал с собой, его ослепил свет. Он рывком закрылся ладонями, и в ту же секунду ноги его так болезненно скрутило судорогой, что он закричал и лишился чувств.

Насколько быстро сознание вернулось к Вадиму, определить он не мог. Ведь оно играло с ним в до того необъяснимые игры, что сколько бы он ни цеплялся за глухие, будто через толстый слой ваты, голоса вокруг и за размытые лица знакомых людей, выбраться из отражений раз за разом не получалось. А он именно в отражениях – сомнений не было. Где еще его может так ломать и выворачивать наизнанку, как не в них. Вернее, при выходе из них.

Вот же Алиса над ним, а это Артем. Тут и Павел Петрович нависает, и доктор Григ, который уж точно поможет. Только почему-то в упорной борьбе с мучительными судорогами он снова и снова проигрывал. Он, конечно, вырывался из беспамятства туда, где его называли по имени, где Алиса прикладывала к его лбу холод, но ненадолго – потом его снова и снова утаскивало в забытье.

Прояснилось все постепенно. Сначала дыхание выровнялось, после только ломать перестало и внутри, и снаружи. Спазмы, которые скручивали ноги, прошли. И звуки вернулись, и запахи, и цвета. Вадим открыл глаза, поморгал с полминуты. И самым первым различил над собой школьного доктора. Смотрел на него Григ и до того натянуто улыбался, что кроме тревоги Вадим не чувствовал ничего.

– Молодец, Вадим, ты все выдержал – отпустили тебя. И мы молодцы. Мы вытащили, – на одном дыхании выпалил Григ и присел на кровать рядом с ним. – Ты вернулся, ты справился. Но если бы ты только знал, как ты нас всех напугал.

Глава 8. Сыщик

Мало того, что дышать Вадиму было больно и хрипло, говорить трудно, а глаза продрало в слезы от острого запаха нашатыря, так еще осознавать, что находишься в школе, которую пару лет назад закончил, и наведываться сюда в ближайшее время не планировал вовсе, да еще и в кабинете директора Павла Петровича Фрея – это вообще полное помешательство. Все в горящей от боли голове юного сыщика перепуталось: город, набережная, нападение неизвестных в вязаных шапках с зияющими чернотой прорезями, странная комната с отражением человека внутри зеркального осколка. И еще здесь оказалось очень холодно, потому что распахнутые в ночь окна впускали внутрь комнаты ледяной воздух и мелкие снежинки.

За директорским столом сидел Артем. Друг был еще бледнее, чем в доме Антона Арадного, где недавно нашли Кирилла. Он тарабанил крепко сжаты кулаком по столешнице, невидяще пялясь вперед, и молчал. У окна сам Фрей и Григ о чем-то тихо переговаривались между собой. Вадим видел их всех достаточно хорошо. Даже несмотря на то, что неудобно лежал на диване, не в силах пошевелиться и распрямиться из нелепой позы, в которую вернулся из отражений, в полноценного человека.

– Давай, Вадим, выпей это, – внезапно нависнув над ним, проговорил Григ, держа в руках стакан воды, и осторожно приподнял ему голову. – Сейчас отпустит тебя. То есть отпустят…

Чтобы разлепить губы и утолить жажду, Вадиму пришлось приложить немало усилий, и, как выяснилось, зря. Ведь оказалось, что он в одночасье разучился глотать, но так как сдаваться без борьбы было не в его правилах, он упрямо прорывался сквозь «не могу», пусть и давясь.

И тут рывком его подняли, – не спросили, может, не может, – просто взяли и дернули вверх, усадили, прижали спиной к мягкой спинке дивана и поддерживали за плечи, чтоб не свалился. Вадим же клонился к пузатому кожаному подлокотнику, чтобы снова просто лечь и забыться – не пускали. Он сутулился, закрывался от света дрожащими руками, гнулся к коленям и стонал. Голова вскипала, горели кисти рук, шея, грудь и живот. При этом он хорошо помнил и то, что случилось с ним в реальности еще в городе, – набережная и нападение неизвестных, – и события в отражении. Особенно в деталях он запомнил того, кто пытался задушить его из осколка зеркала одной левой.

– Что такое «осколки»? – с трудом выдавил Вадим, наконец подняв голову и взглянув на Фрея.

Павел Петрович состроил мрачную гримасу. Для своих сорока двух лет он выглядел весьма достойно. Чем часто вызывал нескрываемый интерес у женщин. Еще бы, подтянутый и ухоженный. Одна только классическая прическа британка и с аккуратным боковым пробором, и с легким беспорядком на голове одновременно, чего стоила. И это при его то практически черных волосах, идеально сочетаясь с темно-карими глазами. К тому же невероятно опрятный. Вадим даже не мог припомнить, когда видел его в чем-то отличным от идеально выглаженной рубашки и брюк. Да еще и директор школы с углубленным изучением права. Сейчас, к слову, Фрей выглядел непривычно неряшливо и растрепано, чем сбивал Вадима с толку. К тому же он стоял, скрестив руки на груди и молчал. При этом, подпирая спиной пластиковый подоконник, он так напряженно смотрел только на Вадима, что неприятный холодок по спине пробегал от липкого предчувствия скорой беды.

– Осколки, – тяжело выдохнул Фрей и многозначительно переглянулся с доктором, который набирал в шприц лекарство, стоя у стола рядом с Артемом. Фрей повернулся к Вадиму и продолжил: – Это осколки слепого зеркала Романа Рихова.

Легче юному сыщику от подобного туманного ответа не стало, понятнее тоже. Зато Григ тут же оказался рядом, вывернул ему руку, протер мокрым ватным диском кожу и без предупреждения уколол. Почти обессилевший пациент тотчас дернулся назад, но отступать оказалось некуда, потому он лишь беспомощно давил затылком в спинку дивана, зажмурившись, чтоб не видеть, как протыкают вену. Григ в секунду вернул его руку на место, похлопал его по щеке и поинтересовался:

– Нормально все, Вадим?

Верес-младший в ответ кивнул. Нормально, да, но только не у Вадима. Он вообще далек от «нормально» по жизни, а сегодня особенно.