banner banner banner
Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты
Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты

скачать книгу бесплатно

– Э… я полагаю, армия, пушки, припасы…

– Н-да, ваши учителя, как я и говорил раньше, учили вас всякому вздору. Не хмурьтесь, Аксель. Итак, первая вещь, необходимая для ведения войны, – это деньги! Вторая вещь – это тоже деньги. И третья, как бы вам это ни показалось странным, – тоже деньги. Потому что если у вас есть деньги, вы можете нанять войска, купить пушки и все необходимые припасы. А если денег нет, то ваши солдаты разбегутся, припасы, не будучи пополняемыми, кончатся, а пушки достанутся противнику.

– Интересный взгляд на войну, хотя, пожалуй, верный, – улыбнулся Оксеншерна. – Беда в том, что у нас нет ни первого, ни второго, ни третьего.

– Тогда нужно лишить средств ведения войны короля Кристиана.

– Но, черт возьми, как?!

– Давайте рассуждать логически. У датчан есть армия и есть необходимые припасы. Армия понесла значительные потери, но они смогут их восполнить, потратив еще какое-то количество денег. А вот если их лишить еще и припасов, то денег им, пожалуй, уже не хватит. Значит, нужно ударить по их магазинам.

– Что же, план неплох, осталось только узнать, где они.

– Тоже мне бином Ньютона!

– Что, простите?

– Я говорю, элементарно! – Блин, да когда же я за языком следить научусь! – Помните, я при атаке брандерами датского флота захватил пинас?

– Это тот, который стоит у причала под вашим флагом и на который не пускают королевских чиновников? – с невинным видом уточнил Аксель.

– Ну да, так о чем это я, ах, вот оный пинас занимался доставкой всяческих припасов в один интересный городок под названием Кристианаполь. Где, собственно, и находятся магазины армии короля Кристиана.

– Это вам капитан захваченного пинаса рассказал? Ну, тот, которого вы, в отличие от рядовых матросов, не сдали в крепость.

Голос графа Оксеншерны можно было мазать на хлеб вместо меда. Если он хотел своими намеками возбудить любопытство наследника престола, то ему это вполне удалось.

– О чем вы, граф?

Так, надо срочно пресечь этого любителя подначек. Так сказать, во избежание.

– Любезного графа Акселя мучает совесть, ваше высочество! Он внезапно вспомнил о том, что я на свои деньги организовал атаку брандерами датского флота, и шведская казна мне до сих пор не возместила этих трат. Господин Оксеншерна крайне сожалеет о том, что я несу на плечах значительную часть затрат королевства Швеция на войну с Данией. И скорее всего, пытается плавно подвести вас к мысли, что нехудо было бы эти траты возместить. Не так ли, любезный граф?

Любезный граф поперхнулся – очевидно, у него все-таки была несколько иная цель. Но Густаву Адольфу высказанное мной показалось не лишенным оснований, и он вопросительно взглянул на своего друга.

– Вне всякого сомнения, ваша светлость, вам в самом скором времени возместят ваши потери, – торжественно провозгласил Оксеншерна. – Вам надо будет только представить смету ваших затрат…

– Нет ничего проще! – воскликнул я, перебив его. – Кстати, этот документ давно составлен и совершенно случайно сейчас со мной. Благоволите, любезный граф!

Любезный граф с кислой улыбкой принял документ, который я совершенно случайно таскал с собой третью неделю, и поклонился.

– Кстати, герцог, мы организовали атаки брандерами еще трижды, но ни одна не достигла цели! Как вы полагаете, почему? – спросил меня Густав Адольф.

– Потому что всякий сюрприз бывает сюрпризом только один раз, ваше высочество, – с улыбкой ответил я. – Если бы ваши люди, руководящие флотом, сразу поддержали мое начинание, мы бы спалили весь датский флот. Увы, теперь они настороже, а средства, потраченные на последующие атаки, вылетели в трубу!

– Ну, кое-какие последствия все же были. Датская эскадра прекратила блокаду Стокгольма и ушла к берегам Норвегии.

– Вот как? (Петерсон, не будь я герцог, получит по самое не могу за то, что не доложил!) Тогда давайте вернемся к нашим баранам, сиречь к датским припасам в Кристианаполе. Если мы нанесем успешный удар по их магазинам, то кампания будет за нами.

– Все, что вы говорите, герцог, очень заманчиво! Но вряд ли рейд к Кристианаполю будет успешен. Датчане понимают его важность не хуже вас и смогут легко парировать наши небольшие силы. К тому же город недурно укреплен и находится на острове. Даже если мы прорвемся к нему, взять с налета вряд ли удастся, а на осаду у нас нет ни времени, ни сил, – задумчиво произнес Аксель.

– Разумеется, граф, если мы попытаемся прорваться к датским магазинам по суше, удачи нам не видать. Однако я полагаю, что рейд на суше должен носить отвлекающую роль, а главный удар надо нанести с моря. Раз уж флот моего дорогого кузена перестал нас блокировать, этим грех не воспользоваться!

– Но это будет очень трудное и опасное предприятие. Не знаю даже, кому это можно поручить…

– Вот совсем-совсем не знаете?

– Вы хотите сказать…

– Вот именно, но у меня есть пара условий.

– Я вас слушаю, герцог.

– Первое: никто не должен знать о нашем маленьком предприятии, включая его величество. Второе: после окончания дела мне нужно время наведаться в Мекленбург.

– Это все?

– Ну, если не считать некоторого количества серебра на подготовку экспедиции, то все.

Через неделю форштевни моих кораблей резали морскую волну по направлению к Кристианаполю. Моих – это «Благочестивой Марты» и «Святой Агнессы», именно так я назвал захваченный и под разными причинами, одна кривее другой, зажатый мною пинас. Уж больно понравился мне этот кораблик. Вышли мы под мекленбургскими флагами, а в стольном граде Стокгольме были заблаговременно распущены слухи о том, что герцог Мекленбург-Стрелицкий, убоявшись господа после Кальмарской резни, отправился… куда-то отправился, как бы не в святую землю, босой и с пеплом в волосах.

На молитву со мной отправились, помимо экипажей, заботливо нанятых Яном Петерсоном, еще почти шесть сотен паломников. Забиты мои «ласточки» по самое не могу, благо идти недалеко. Следом за нами на приличном расстоянии шли еще четыре больших шведских корабля с десантом. Едва выйдя в море, я приказал спустить гордый штандарт Мекленбурга и поднять датский флаг. Шведские офицеры приданных мне войск отнеслись к этому без одобрения, но, проинструктированные Оксеншерной, помалкивали. Впрочем, в море мы никого не встретили, похоже, датчане действительно ушли. На рейд Кристианаполя мы пришли под вечер. Подав условный сигнал, любезно сообщенный мне датским капитаном, мы встали на якорь. К нам немедленно направилась шлюпка, очевидно, с представителями датского командования, любопытствующего о цели прибытия. Встречали датского офицера пленный датчанин и Ян, у которого был скорее норвежский, а не шведский выговор. Увы, разговора не получилось. До датчан дошли слухи о случившемся на рейде Стокгольма, и бывший капитан «Святой Агнессы» был немедленно опознан. Первоначально я полагал запудрить мозги местной таможне. Все равно до утра осматривать они не будут, а ночью я атакую. Увы, датчанин проявил несовместимую с жизнью прыть и, схватившись за шпагу, попытался поднять тревогу. Выполнить свое намерение ему не удалось, поскольку кричать с горлом, перехваченным навахой Петерсона, оказалось несколько затруднительно.

– Час от часу не легче! – сказал я, наблюдая за всем этим безобразием. – Ну-ка гребцов наверх, пока не расползлись как тараканы!

Дождавшись, когда испуганных гребцов под дулами пистолетов перегонят из шлюпки на палубу, я обратился к ним с незамысловатой речью. В которой предположил, что им известен условный сигнал о том, что на осматриваемом корабле все в порядке, и если они мне его любезно сообщат, то я не стану их вешать, четвертовать и расстреливать. Причем все это одновременно. Гребцам мои доводы показались убедительными, и вскоре один из них просигналил фонарем на берег необходимую информацию. Благо сигнал был незамысловат. Тем временем я и несколько бывших каторжан заняли место в шлюпке. Импровизировать так импровизировать!

– Вот что, Ян! Как только я подойду к причалу, а это случится весьма скоро, сажай во все шлюпки эту банду висельников, по ошибке называемой мушкетерами шведского короля, и пусть гребут что есть мочи. Сами к пушкам и поддержите нас огнем, если возникнет такая необходимость. Ну, с богом!

Почему я взял с собой бывших каторжников? Сам не знаю, просто после той памятной ночи в окрестностях Кальмара мне казалось, что для диверсий, связанных с массовой резней, лучше людей не найти.

Моя уловка почти сработала. Отряд солдат, выстроенных на причале, отправили назад в казармы, как и пушкарей, затушивших свои фитили. На нас тоже никто не обратил внимания, лишь когда с моих кораблей к берегу направились шлюпки и один из датчан, забеспокоившись, подошел ко мне что-то спросить, он обнаружил, что кроме плаща и шляпы ничто в моем облике не напоминает о датском таможеннике.

– Пора! – скомандовал я своим архаровцам и, выхватив шпагу, воткнул ее в датчанина. – Не пускайте их к пушкам! Умрите, а не пускайте!

Повторять не пришлось – всякий понимал, что успех всего дела и наши жизни целиком зависят от этого. Мнимые гребцы, ловко орудуя ножами и абордажными саблями, спрятанными до поры под банками, в мгновение ока перебили всех датчан в районе причала. Это дало нам еще пару минут, пока кто-то из бдительных часовых, привлеченный непонятными движениями, не пальнул в воздух, подняв тревогу. Очевидно, стражники и пушкари недалеко ушли или располагались рядом, поскольку довольно быстро вернулись. Но что происходит, они не знали, фитили их мушкетов не горели, и дружный залп из пистолетов, которым мы их встретили, оказался полной неожиданностью. Оправившись от первого замешательства, они кинулись в бой. Но к нам уже подошло подкрепление с кораблей, и бой закипел. С кораблей, поддерживая нас, гремели фальконеты, и, обернувшись, я увидел, что на флагштоках датский белый крест на красном поле сменился шведским золотым на синем.

– Вперед, curvachi, вы что, собрались жить вечно? – крикнул я и кинулся в гущу схватки.

Когда я только попал в тушку принца и мне пришлось драться в лесу со стражниками Кляйнштадта, мне показалось, что ничего страшнее этого боя в моей жизни не будет. Потом я так же подумал о той страшной ночи под Кальмаром, когда я вместе со своими «каторжанами» резал глотки спящим датским солдатам, а потом уходил лесными тропами от их разъяренных товарищей. Но все эти воспоминания померкли в Кристианаполе…

Перебив стражников на пирсе, мы ворвались в крепостной двор. Ошалевшие датчане лезли со всех сторон, но на наше счастье не нашлось никого, чтобы их организовать. Сначала я стрелял, однако вскоре на зарядку просто не стало времени, и я схватился за свою кавалерийскую шпагу. Для изящного фехтования не было места, и я просто лупил лезвием и гардой направо и налево, нанося ужасные раны, кровь из которых хлестала во все стороны. Рядом со мной бок о бок бились отобранными у датчан алебардами Аникита и Анисим. Вскоре весь двор был завален трупами, но мы с нашими противниками осатанело продолжали кромсать, скользя и спотыкаясь в лужах крови. К счастью, шведские офицеры не поддались всеобщему безумию, и пока мы сражались, они с солдатами заняли ключевые башни, ворота и батареи. В какой-то момент я понял, что моя шпага сломалась, да и сил ею размахивать больше нет. Но это и не нужно, поскольку враги кончились. Нет, мы не перебили их всех, на это нас вряд ли хватило бы, но вражеские солдаты, поняв, что проиграли, стали сдаваться.

Я сижу посреди крепостного дворика и блаженно щурюсь на выглянувшее солнце. Рядом со мной хлопочут Лелик и Болек и что-то рассказывают. Я их не слышу и только устало киваю. Потом, проведя языком по пересохшему нёбу, понимаю, что ужасно хочу пить. Показываю знаками своим верным драбантам, и Кароль понятливо протягивает мне какую-то баклагу. Жадно выхлебав половину содержимого, оглядываюсь и сую ее в руки Аниките, тот, ни на секунду не забывая о вежестве, изображает поклон, степенно пьет и делится остатками с Анисимом. Что мне вместо поклона изобразил он, я уже не вижу, ибо немного отключаюсь от реальности. Пред глазами встает последняя ночь перед нашим отправлением, когда меня вновь позвали к королю Карлу.

Его величество лежал на своей кровати, и в полумраке его лицо казалось особенно бледным. Никого рядом, кроме королевы Кристины, не было, что довольно странно.

– Подойди ближе, герцог Иоганн, мне трудно говорить.

– Да, ваше величество, – ответил я, приблизившись вплотную.

– Я умираю… Что же ты не разубеждаешь меня, как мои придворные?

– Я вижу, что вы говорите правду. Кто я такой, чтобы спорить с человеком, который скоро предстанет перед господом.

– Ты странный парень, Ганс… честный… храбрый… и очень непростой. Я рад, что не ошибся в тебе.

– Не ошиблись в чем, ваше величество?

– Подожди задавать вопросы, у меня мало времени. Король не всегда может быть хорошим христианином, такое уж это ремесло. Еще реже он может быть хорошим родителем для всех своих детей. Да-да… только один унаследует корону, а чем меньше получат остальные, тем лучше для блага государства. Ибо благо государства превыше всего! У меня есть дочь… старшая дочь… ты видел ее…

– Вы говорите о принцессе Катарине?

– Да, о ней. Я хочу, чтобы она вышла за тебя замуж.

– Простите, ваше величество, но это так неожиданно. Я заштатный герцог, а ваша дочь – принцесса крови.

– Ты потомок древнего рода и дельный человек. Кроме того, у моей девочки не ладятся дела с помолвкой. Я ведь отнял трон у Сигизмунда, а у него куда больше прав на престол, не говоря уж о том, что мы, Ваза, не так давно стали королями. Так что Катарину мало кто полагает достойной партией в королевских семьях, хотя она богатая невеста. Да-да, согласно «закону о приданом», она богатейшая наследница в Швеции. Ты беден, я знаю, но ты доказал, что знаешь счет деньгам и не просадишь приданое моей дочери. Будучи моим зятем, ты вполне можешь стать единственным герцогом в Мекленбурге, и никто не скажет, что ты недостоин быть зятем короля.

– Ваше величество, чтобы стать единственным герцогом в Мекленбурге, мне надо изгнать племянников ее величества, – ответил я умирающему королю и посмотрел на королеву. – Вряд ли подобный произвол понравится моей потенциальной теще. Не говоря уж о том, как это воспримут в империи. Вы, ваше величество, отнеслись ко мне по-отечески, когда я был жалким изгнанником. Именно благодаря вам я стал герцогом, и я готов принять любую вашу волю, как если бы это была воля моего отца. Но…

– Что «но», Ганс? Обычно ты не столь нерешителен. Что тебя беспокоит?

Ну и что прикажете делать? Рассказать умирающему, что я огулял вдову еще не остывшего дяди и имею виды на ее княжество?

– Захочет ли ваша дочь выйти за меня? Я ведь мальчишка по сравнению с ней!

– Очень красивый и обаятельный мальчишка! – вступила в разговор королева Кристина. – Все мои придворные дамы без ума от вас, а последние ваши подвиги просто приводят их в безумный восторг. Или вы хотите сказать, что Катарина стара для вас?

– Вовсе нет, ваше величество она, конечно, несколько старше меня, но разница в возрасте совсем невелика (ага блин, подумаешь, десять лет), да и в браках коронованных особ такие пустяки редко играют роль.

– Но вот и прекрасно, если у вас нет других возражений…

– Только одно, ваше величество: моя матушка, дай ей господь долгих лет жизни, как раз занимается поисками подходящей невесты для меня. Я вполне отдаю себе отчет в том, что лучшей партии ей не найти, однако было бы сущей непочтительностью с моей стороны не спросить ее мнения на сей счет.

– Пожалуй, в ваших словах есть резон, дорогой Иоганн Альбрехт. Мы найдем способ известить вашу почтенную матушку о наших матримониальных планах, и при ее положительном ответе…

– В котором я нисколько не сомневаюсь!

– …При ее положительном ответе мы немедленно объявим о вашей с Катариной помолвке.

– Я рад, что нам удалось обо всем договориться, – тихим голосом проговорил Карл. – А теперь я устал и хочу спать, ступайте, Иоганн.

Я, коротко поклонившись, собирался выйти, но королева сделала мне знак рукой, чтобы я ее подождал. Буквально через минуту она вышла из королевской спальни и попросила меня проводить ее. Мне ничего не оставалось, как предложить ее величеству руку, причем обернуть ее плащом мне даже в голову не пришло. Некоторое время мы неторопливо прогуливались, потом ее величество нарушила молчание.

– Иоганн, вы хороший друг моему сыну.

– Я счастлив, ваше величество, заслужить такую высокую оценку от вас!

– Да, настолько хороший, что я иногда этого не одобряю.

– Простите, но я вас не понимаю.

– Вы довольно долго морочили мне голову вашим мнимым романом с Эббой Браге, но недавно я узнала, кто именно увлечен этой несносной девчонкой и чей грех вы так искусно прикрывали. Да-да, вам вполне удалось меня провести, но недавно я все узнала.

– Мне очень жаль, ваше величество.

– Вам жаль, что вы нагло водили меня за нос, или что вы попались на вашем вранье?

– Помилуйте, ваше величество, ну какое уж тут вранье? Со времен Адама мы, мужчины, устроены так, что имеем охоту к прекрасному полу. И на пути к достижению этой цели можем дойти до бог знает каких непотребств. Ну, право же, чего дурного в том, что ваш сын немного увлекся этой красивой девочкой? Разумеется, он наследный принц и ему необходимо думать о своей репутации. Но он еще и мальчишка! Ему надо влюбляться в красивых женщин, осыпать их путь цветами и залезать к ним ночью в окно. Это более чем нормально, и наоборот, если мужчина не будет всего этого делать в юности, то бог знает, что из него вырастет в будущем.

– И вы не нашли ничего лучше…

– Вы полагаете, что было бы лучше посетить с ним веселый квартал? Увы, ваше величество, при всей своей репутации я плохо ориентируюсь в таких местах.

– Пожалуй, вы правы, это не самый лучший выход в такой ситуации. Но я хотела поговорить не об этом.

– Я весь внимание! – с готовностью откликнулся я на возможность уйти от щекотливого разговора и уставился на королеву с самым наивным видом, какой только могла изобразить моя физиономия.

– Несносный мальчишка! Не думайте, что меня теперь хоть на минуту обманет ваш постный вид! Так вот, я не родная мать принцессе Катарине, но я питаю к ней самые нежные чувства и не хотела бы, чтобы вы разбили ей сердце.

– Как можно, ваше величество!

– Боже мой, какой искренний вид! Вам бы комедиантом быть, а не герцогом! Не заставляйте меня в очередной раз пожалеть, что я дала себя уговорить на этот брак. Я прекрасно осведомлена о ваших похождениях и не намерена их терпеть. Вы немедленно должны порвать отношения с вашей любовницей и обещайте мне, что никогда их не возобновите!

– Увы, ваше величество склонно преувеличивать мой успех у дам. У меня нет никакой любовницы… мы расстались еще до начала войны!

– Вот как? Ладно, пожалуй, я поверю вам на этот раз. Но предупреждаю вас, Иоганн, что буду пристально следить за каждым вашим шагом. – Сказав это, королева решительно высвободила руку и направилась к своим покоям, благо мы почти дошли до них. Уже в дверях она обернулась и спросила меня: – А вы знаете, что моя придворная дама госпожа Спаре ждет ребенка?

В ответ я только развел руки, выражая полное недоумение. Дверь за королевой закрылась, и я, стоя посреди коридора, только и смог сказать себе: «Вот бык-производитель».

– Вот бык-производитель!

– Что вы сказали, ваша светлость?

Вопрос Кароля вернул меня к реальности. Я сидел посреди заваленного трупами крепостного двора, и вокруг меня с беспокойным видом толпились мои приближенные. Блин, я что, отключился?

– Что вы сказали, ваша светлость? – повторил мой верный Лелик.

– Моя светлость интересуется: как обстановка?

– Все просто прекрасно. Крепость взята, датчане прекратили сопротивление. Победа, ваша светлость!

– Потери?

– Пока не могу точно сказать…

– Среди наших, почитай, четыре десятка побитых, да столько же раненых, – встрял в разговор Аникита. Он уже привык, что я всегда первым делом интересуюсь потерями.