
Полная версия:
Счастье по зернышку
Ты кушай и запоминай:
Потом я вряд ли повторю,
Забуду вдруг, что говорю».
Отец, пока не позабыл -
Уж очень он взволнован был -
Решил Матвею рассказать,
О чем Матвей наш должен знать:
«Давным-давно, времен Давида,
Я – быв ухоженного вида -
Влюбился в девушку одну,
И до сих пор несу вину.
Она красавицей была,
Устинией себя звала.
Но средь людей молва жила —
Кудесницей она слыла.
А я был молод, даже глуп,
Во многом был я очень скуп.
Решил жениться я на ней —
Не делать свадьбы для людей.
Устинья скоро понесла,
На свет мальчонку родила.
Но, видно, такова судьба —
Пришла к нам в дом сама беда.
Не знаю, как и почему,
И до сих пор я не пойму —
Ее в народе невзлюбили
И как-то палками избили.
Меня грозились утопить
За то, что с ведьмой буду жить.
Я со слезами взял мальчонку,
Умело завернул в пеленку
И в самый дальний отнес двор.
С хозяйкой шел на уговор,
Чтоб приглядела за тобой,
Пока я разберусь с женой.
Жене сказал, что ты исчез
И чтоб она бежала в лес,
Что нам покою не дадут,
Пока Устинью не найдут.
Она была добрее всех,
Все поняла и без помех,
Чтобы не трогали тебя,
Как в жертву принесла себя.
Ее боялись и ругали,
Но в лес уйти возможность дали.
Я даже с ней не попрощался,
В глаза ей глянуть побоялся.
С тех пор и не было и дня,
Когда б я не казнил себя.
А ты – о ней напоминанье…
За что мне это наказанье…»
Матвей сидел с открытым ртом:
Не мог и мыслить он о том,
Что мать его еще жива,
И что не сон эти слова.
Неужто, это рядом с ней,
С родимой маменькой своей,
Прожил он несколько недель?
Тут у него возникла цель…
Но прежде – папеньке сказать,
Что мать жива, он должен знать,
Что с ней он жил и говорил,
В лесу с Устиньей рядом был…
«Сынок, ты путаешь, небось,
Кажись, тебе привиделось?
Или ты болен, или что?
Ей там не выжить ни за что…»
Матвей не знал, как доказать,
Что видел мать, родную мать,
И что живет в лесу она,
И чудом выжила сама.
Он в лес решил забрать отца,
Чтоб тот поверил до конца,
И чтоб прощенья попросил,
И душу чтобы облегчил.
Не знал, как лучше поступить:
Не мог Меланью он забыть,
Как быть и где ее искать?
Устинья может подсказать…
Глава 23
Денечки быстро пролетели,
Не раз уж петухи пропели,
Напоминая каждый раз,
Что солнце встало в этот час.
Меланья тяжело больна,
В семье одной живет она.
Ее на берегу нашли,
Чужие люди жизнь спасли.
С трудом цыганка разбирала —
Зачем, куда она попала…
Металась долго вся в бреду,
Совсем не кушала еду.
Лишь иногда просила: «Пить…»
Не знали, чем ее лечить.
Хозяйка замужем была,
И девочка у них росла.
Лечили песнями они
Во всем селении одни.
Хозяюшка была Агафья,
А муж по имени Илья,
На гуслях он перебирал
И чудны звуки издавал.
Агафья голосом своим
Сливалась славно вместе с ним.
Заслушаешься – отдохнешь,
Всю тяжесть на душе стряхнешь,
Весь мир становится светлей,
Любая хворь пройдет быстрей.
Меланью песни исцеляли,
Да тело жизнью наполняли.
И с каждым днем больная наша
Пыталась кушать, стала краше.
Всем по душе пришлась она,
Словам своим была верна.
С постели только поднялась,
За дело сразу принялась -
Хозяйке помогала прясть,
Чтоб коврик дивный свой соткать
На память людям дорогим,
Чтобы приятно было им.
Когда совсем оправилась —
Меланья в путь отправилась.
С хозяевами распростилась,
До пояса им поклонилась
И по дороге по степной
Отправилась она домой.
Глава 24
Матвей с отцом на лодке плыли
И вскоре к острову подплыли;
На бережок знакомый нам
Сошли, смотря по сторонам.
Вокруг спокойно, тишина,
Лишь птица кое-где одна
Щебечет, будто их зовет.
Матвей отца уж в лес ведет.
Опять деревья расступились,
Матвей с отцом перекрестились,
Волнуясь, к дому подошли,
И сын сказал: «Вот мы пришли.
Хозяйка, открывай скорей!
Встречай непрошеных гостей…
Но им никто не отвечал,
Матвей негромко постучал.
Опять Устинья где-то бродит,
В лесу порядок свой наводит.
Что ж, мы Устинью подождем,
С тобой хозяйничать начнем».
Они дровишек натаскали,
Родник чистейший разыскали,
Котел поставили на печь,
Смогли огонь в печи разжечь.
Поленья тихо затрещали,
Окошки в доме заблистали,
В избушке стало так тепло…
Вдруг… ногу у отца свело —
Он резко на пол повалился,
За ногу с криком ухватился,
Ее руками растирает…
Что делать с ним, Матвей не знает.
Отец от боли весь уж взмок,
Боль утолить никак не мог.
По полу крутится, страдает,
А сын, как может, помогает —
Отцу больное место трет.
А тот от боли уж орет:
«О, Господи, прошу, помилуй!
И так терплю я через силу,
Вину свою я признаю,
И слово я тебе даю,
Устинье в ноги поклонюсь
И о прощении взмолюсь.
За прошлое – казню себя,
Устинью выгнал в лес, любя,
Хотел как лучше для Матвея,
О чем уж двадцать лет жалею…
О, господи, прости меня!
Дай мне дожить до того дня,
Чтобы вину мне искупить,
Ведь только так смогу я жить».
Отец молился, причитал,
И рядом с ним Матвей страдал…
Они надолго отвлеклись…
В окошке тени пронеслись,
Они ж не видят ничего,
Забыли, где и для чего.
Устинья молча подошла,
Рукой над гостем провела,
Молитву быстро прочитала -
Нога болеть враз перестала.
А Елисей запричитал:
«О, боже, я куда попал?»
Пред ним стояла все такая,
Как двадцать лет назад, младая,
Коса почти до самых пят,
Все тот же несравненный взгляд…
Она с улыбкою вздохнула
И обе руки протянула.
А он сидел, боясь дыхнуть,
Не смея глазом и моргнуть:
Вдруг пропадет виденья след?
Моргнет – и никого уж нет.
Устинья вдруг произнесла:
«Вставайте, это я пришла,
Ждала я вас да отошла.
Вот корешки вам принесла —
Тут корень жизни, есть такой,
Отведать может не любой.
Кто сильно болен уж душой —
Податься может на покой.
Раскаяться уж кто сумел —
Души спасенье есть удел.
А если телом ты больной,
Знать, очищаешься душой.
Отведать эти корешки
Возможно, осознав грешки.
Тогда любая хворь пройдет
И корень жизни оживет».
Матвей к ней молча подошел,
Отцу сказал: «Я мать нашел…»
Устинья сына обняла,
Слеза от счастья потекла…
Отец сидел, глазам не верил,
Во славу Божию поверил.
Судьбу свою благодарил
И бога, что его простил.
Согласен он теперь на все —
И на лесное житиё,
Чтоб рядом с нею вместе быть,
С Устинией любимой жить.
Тут паренек не утерпел,
Задать больной вопрос хотел:
Жива Меланья или нет?
Мать говорит ему в ответ:
«Цыганочка та хороша,
Видать, чиста ее душа.
И вскоре встретишь ты ее,
А дальше жизнь возьмет свое».
«Она жива! И где сейчас?»
«Жива Меланья. Придет час,
Когда увидишь ее вновь,
Бороться будешь за любовь.
Что дальше будет – не гадай,
С терпеньем время выжидай».
Глава 25
По дороге по степной
Шла Меланьюшка домой.
Цыганка шла не торопясь,
Дороги дальней не боясь.
Уж разболелась голова:
Никак не вспомнить ей слова,
Что ей Устинья нашептала,
Когда в дорогу провожала.
Вдруг озарение нашло —
Все будто вновь произошло:
Как в лодку наш Матвей садится
И на Меланию дивится;
Устинья рада этой встрече
И шепчет ей такие речи:
«Его ты ежель потеряешь,
Придешь ко мне – дорогу знаешь».
И очень нежно обняла,
А в руки узелок дала…
Тогда ей было не понять,
Как можно Птицу потерять?
Теперь все было решено,
И ясно было ей одно,
Чтобы Матвея разыскать —
Сперва бы к маменьке попасть.
Все объяснить, поговорить,
Совета у нее спросить;
Затем на лодке на любой
Поплыть к Устинье ей самой.
На том Меланья порешила
И по дороге поспешила.
Еще и солнце не взошло,
Как показалось ей село —
Домов виднелись очертанья…
Село то было без названья.
А вот родной Меланье дом…
Свеча горит уж в доме том,
А маменька, видать, не спит.
Цыганка в дверь скорей стучит.
Вот было радости до слез!
Уж сколько маменьке-то грез
Пришлось отведать, пережить,
Теперь уж можно не тужить:
Меланьюшка цела, жива!
«Ты, маменька, скажи сперва,
Что в свете люди говорят?
И у царя чего творят?»
«О, дочь моя, скажу тебе,
Что люди говорят везде.
О том, что парень молодой
Как в реку канул с головой.
Что царь с царицею никак
Найти его не могут, как
И ты бесследно испарилась,
В иголку будто превратилась.
Царь во дворце все перерыл —
Тебя там нет, и след простыл.
Намедни бабушка была
Из недалекого села.
Слыхала: Птица «залетал»,
Отца с собою он забрал,
Никто не знает ничего -
Куда, зачем и для чего?»
Меланья с радостью вздохнула
И облегченно протянула:
«О, Господи, благодарю!
Никто не доложил царю,
Что цел Матвей и невредим.
Он храбрый и непобедим!
Но неизвестно почему
Отца забрал…– я не пойму.
Куда они собрались в путь?
Найти их надо как-нибудь».
Меланья спать уже ложилась,
Наутро в путь идти решилась,
Но маменьке сказать сперва —
Молчала чтоб, не то молва,
Что вновь Меланья объявилась,
Чтоб до царя не докатилась.
А утром, солнце чуть светилось,
Меланья к маменьке явилась.
Та в слезы: «Ты куда собралась?
Я без тебя уж настрадалась.
Скажи мне, иль случилось что?
Опять страдать мне так за что?»
Меланья быстро, в двух словах,
Пересказала о делах
И об Устинье не забыла…
«Ой… помню я… давно уж было…
Ходили долго слухи очень,
Ее я помню, между прочим,
Красавицей она была,
Еще кудесницей слыла.
И люди, помню, так болтали,
Что за купца ее отдали,
А тот купец богатым был,
На пир людей не пригласил.
Бог видел, мало с ней он жил,
Мальчонку только и нажил…
Кудесница сбежала в лес,
Всем чудилось, что в ней жил бес:
Кто делал ей нехорошо —
Страдал тот сразу ни про что.
Вот и кудесницей прозвали,
Добро со злом перемешали.
Я в ней ценила все черты,
Характер святой доброты…
Постой, постой… а ведь отец
Мальчонки… Птица тот малец?
Его ведь вроде так прозвали?
Ну и задачку нам задали.
Выходит, мать того птенца —
Устиния–кудесница?
Вот это сказка, это было…»
Меланья обо всем забыла,
Уж так была поражена,
В раздумье вся погружена.
Устинья перед ней стояла,
И те слова все ей шептала:
«Придешь ко мне, дорогу знаешь…»
«Меланья, что ты там гадаешь? —
Мать прервала от ясных слов
– Забудь все! Мой совет таков».
Как тут забыть, когда все ясно,
Но спорить с маменькой опасно,
Пришлось ей хитрость применить
И слезы горькие пустить.
Меланья всхлипывает, плачет…
Мать не поймет, что это значит.
«Да ты неужто влюблена?—
Опешив, вскрикнула она -
Да что же делать мне с тобой?
Авось полюбится другой?
И при дворце-то жизнь пригоже,
За этим слезы лить негоже.
Царь жениха тебе найдет,
Из знати может подберет?
В богатстве можешь жизнь прожить,
Не будешь ни о чем тужить».
Меланьюшка не поддается -
На воле лучше ей живется,
К Устинье нужно ей попасть,
Матвея чтобы разыскать.
Мать только с горечью вздохнула,
Сама чуть было не всплакнула:
Меланью не отговорить,
Пришлось к Устинье отпустить.
Цыганка своего добилась,
Перед дорогой помолилась.
Мать проводила до реки,
И тут запели петухи.
Глава 26
Матвей на острове с отцом
Проспали ночку крепким сном.
А утром пили за столом
Настой из разных трав с медком.
Устинья им дала понять,
Что дом не будет покидать:
Тут столько лет пришлось прожить,
Без острова не сможет жить.
Здесь каждый кустик ей знаком,
Зверушки прибегают в дом,
Ее все любят здесь и чтят,
К ней птички на руки летят…
«Нет, никуда я не пойду,
Остаток жизни проведу
На острове, ведь здесь мой дом!
А вам решать, где жить с отцом.
Хотите, можно у меня,
Пожили бы пока три дня,
Потом решите, что и как,
Чтоб не остаться в дураках.
Здесь нужно время, чтоб решить,
Так сразу нам нельзя спешить -
Мы люди разные теперь…»
Вдруг тихо заскрипела дверь
И кто-то, вроде, постучал…
Отец от страха аж привстал.
«И кто ж в лесу еще живет?»
Устинья тихо: «Пусть войдет —
И в двери – Дома я, входите,
Так робко что-то там стучите?»
Матвей вскочил от удивленья:
Меланья, будто бы виденье,
В дверях раскрытых появилась:
«Мир вам» – и низко поклонилась.
Лицо цыганочки пылало,
И, видно, счастьем все сияло.
Матвей был несказанно рад,
Выкрикивал на разный лад -
Отцу Меланью представлял,
Что было с ними – посвящал,
Меланью был готов обнять,
От радости хотел плясать…
Устинью на руки поднял
И при Меланье он сказал,
Что это мать его родная…
«Да, да, Матвеюшка, я знаю… —
Меланья шла наперебой -
Я рада, что она с тобой!
И вот вы вместе всей семьей!»
«Скажи, случилось что с тобой? —
Матвей ее перебивал -
Я очень по тебе скучал» —
Признался девушке всерьез.
«Но вы, пожалуйста, без слез —
Шутя Устинья перебила,
К столу Меланью пригласила -
Гостей сперва за стол сажают
И чаем с медом угощают,
А уж потом расспрос ведут
И вежливо ответа ждут».
Меланья вкратце рассказала,
Что было с ней, куда попала,
Как люди добрые нашли —
Меланье выжить помогли;
Затем она их покидает
И к маменьке домой шагает.
Совета просит, чтобы мать
Дала добро к ним путь держать.
Что во дворце их потеряли,
Везде, похоже, обыскали…
«Царице я пообещала,
Когда меня та провожала,
Что ежели найду тебя,
То сразу или погодя
Заявимся мы во дворец,
Вернем мешок им, наконец.
А то наш царь пропажу ищет,
Никак мешок свой не отыщет».
«Вот скоро будет всем потеха!
Царю то будет не до смеха… —
Матвей задумался серьезно -
Как царь так мог? Ну как так можно?
Как сможет мне в глаза взглянуть?
Ведь я же мог и утонуть…
Что ты, Устинья, нам подскажешь?
Быть может, путь ты нам укажешь?
Как поступить? Иль отомстить?
На волю Бога все пустить?»
«Конечно же, не нужно мстить,
Сумейте всех за все простить.
Хотите ежель мой совет —
Без худа и добра-то нет.
С Меланьей вы бы не сдружились,
Любить бы вы не научились.
И вряд ли вы б меня нашли —
Чрез это коли б не прошли.
А так, благодаря мешку,
И посчастливилось отцу:
Конец страданиям его,
Видать, он заслужил того —
Меня он вновь-таки обрел,
К тому ж невесту сын нашел.
А царь свое уж получил —
Вину страданьем искупил.
Уж раз раскаяться сумел,
Знать, жизнь свою спасти успел.
Вернетесь во дворец, а там
Все быстро встанет по местам.
Простите только всех за зло:
Нам всем удачно повезло».
Матвей был счастлив всей душой,
Он, наконец, обрел покой,
И мать жива, Меланья рядом…
Окинув всех счастливым взглядом,
Решил у матери спросить:
«Вы нам позволите отплыть?
А сами для себя решите,
Как дальше жить вы захотите».
И незамедля снова в путь,
Не стали время зря тянуть.
Глава 27
Вот и знакомый бережок,
Откуда начал путь мешок.
Матвей Мелании помог
Сойти на этот бережок.
И, взявшись за руки, они
Шагали в сумрачной тени.
А в окнах царского дворца
Мелькали тени без конца,
Свечей мерцанье застилая…
«Ну вот, пришли, моя родная… –
Матвей вздохнул и постучал -
Гостей встречайте» – прокричал.
Ворота вскоре распахнули,
На двух непрошеных взглянули,
Пошли докладывать царю…
«Пожалуй, сам я посмотрю,
Кто это там, в столь поздний час
Решил порадовать всех нас?»
Гостей увидел, обомлел
И от стыда аж покраснел:
Свершилось то, чего боялся…
Дар речи у него отнялся,
Руками машет и мычит…
Меланьюшка стоит, молчит;
А Птица этак расхрабрился,
Что на царя он напустился:
«Мешок вернуть тебе пришлось,
А ты, царь-батюшка, небось,
Ни слова вымолвить не можешь?
Меланья, может ты поможешь?
Наш царь как будто бы немой,
Авось, и вправду он больной?»
Меланья сдерживает смех:
«Спросить бы надобно у всех,
Что с нашим батюшкой случилось?
Быть может, это божья милость?
Пришли, похоже, мы не зря,
Авось, мы вылечим царя?»
Царь, наконец, пришел в себя,
Свою бородку теребя,
Без остановки лепетал
И чуть заметно пол топтал.
«Друзья, позвольте… Я хотел, —
Царь от волненья весь вспотел -
Прошу вас не держать обиду.
Неужто я только для виду
Стою пред вами, лепечу?
Страдать я больше не хочу
И никому не пожелаю…
Я ваши чувства понимаю
И постараюсь сделать все,
Пока здоров и жив еще,
Вам в жизни чтобы не пришлось
Нужду узнать – не довелось.
Все, что попросите – исполню,
Ваш дом подарками наполню,
Велю на брачный пир созвать
И свадьбу счастливо сыграть…»
Меланья и Матвей застыли…
Они, конечно, все простили.
Им показалось даже, царь,
Как будто вовсе был не царь,
А очень близкий человек
И будто знают его век.
Вот как наш царь переменился!
Матвей уж очень подивился:
«Видать во благо пережито,
Как будто сеют через сито —
Вся шелуха выходит вон,
А чистое – благим зерном
Пускает первые расточки…
Ну и дела.… Бегут денечки…
И, слава богу, доживем
И свадьбу вскоре отведем…»
И все счастливые стояли,
Царицу тоже подозвали,
Решили все вопросы вместе:
Какое платье сшить невесте
И много-многое другое…
Бывает в жизни ведь такое!
Сбылись мечты – все рады были.
На свадьбу даже мед варили,
И все за счастье молодых
Из кубков пили золотых!
И ныне дуб у лукоморья
«И ныне Дуб у Лукоморья,
Все та же цепь на Дубе том,
И нет Коту никак подспорья,
Все ходит по цепи кругом…»
Сам Суд однажды на Рассвете
Пришел по праву всех судить…
Он видел в истинном все свете,
Он знал, как сердцем всех любить…
Он рассказал про Дивный город
И за собой повел Народ…
Из тех, кому Он был так дорог,
И возродился Новый Род…
Судил не Суд, судило Слово,
Был каждый сам себе судьей,
Все для кого-то было ново,
Кто стал вдруг пешкой, кто ладьей…
Давалось все не так-то просто
На мир по-новому смотреть,
Но ведь давалось всем для роста,
Чтоб семенам Добра созреть…
И было все как в старой сказке,
Где все закончилось добром,
Благодаря Его подсказке —
Добро боролось с темным злом…
Там, в сказке, есть Кощей бессмертный,
И там Живая есть вода.
Дорога там ведет не к смерти,
Она наверх ведет всегда.
В лесу по-прежнему избушка
Стоит без окон и дверей.
И только скромная старушка
Примером жизни станет всей.
Есть в сказке страшный Змей-Горыныч,
Уж без него-то никуда…
Но Волей, Силушкой Добрыныч
Осилит Змея навсегда.
Там чудеса, там леший бродит,
Там много хитростей-болот,
Русалка ложью всех уводит,
Там Правда ищет добрый плод.
Там на неведомых дорожках
Стоит один огромный Дуб,
Но стоит вдруг свернуть немножко,
В глуши теряешь зуб за зуб.
У Дуба бродит Кот ученый,
Златая цепь на Дубе том,
И Дух порой, непросветленный,
Лазейку ищет за Котом.
Там Цепь златая Дуб сковала,
За златом многие пойдут,
Но силу, ту, что Дуб питала,
Немногие ее найдут…
В лесу порою бродят Мишки,
Среди невиданных Зверей,
Там Белка собирает шишки,
Несет в свое дупло скорей.
В дупле грызет она орешки
И из скорлупок достает.
В лесной тиши слышны усмешки,
Там Леший шишки раздает…
Летает в небе там Жар-птица,
И освещает мрак ночной,
Но стоит вдруг за ней пуститься,
Один останешься с бедой.
У Лукоморья город вечный
За тридевять земель растет,
Его найдет не всякий встречный,
Там время новое идет…
Там, в море, Рыбка Золотая,
А с нею дядька Черномор
На дне Желанья охраняют,
Не выпускают на простор.
На море ветер там гуляет,
Разносит волны к берегам.
Там Кот Баюн всех усыпляет,
Бренча на гуслях по ночам.
Там камни жемчугом сверкают,
Лежат они на Дне морском.
Достать их – вглубь порой ныряют,
И носят бережно потом.
Вся сказка – быль, из жизни взята,
В ней победит добро, как дать!
И все, что в сказках скрыто свято —
Придется в жизни всем познать…
Пока Кощей над златом чахнет,
Вновь пробуждается Народ…
Там Русский Дух, там Русью пахнет,
И там воскреснет Новый Род…
Скворец и король
Король всех птиц искал чтеца,
Чтоб тот прочел письмо гонца.
Чтоб понимал язык другой,
Язык неведомый, чужой.
Но время шло, король искал,
Кто б то письмо истолковал…
Пришел однажды во дворец
Кузнечных дел чудак Скворец.
Нужда заставила Скворца
Искать работу без конца.
Прослышав о письме, Скворец
Летел на крыльях во дворец.
И вот одним прекрасным днем
Скворец был принят Королем.
Король на службу принимал
Того, кто мастером бы стал.
«Ну что – спросил Король Скворца -
В чем мастерство есть как дельца?
Покажи нам, чем хорош, Скворец…»
На что ответил тут кузнец:
«О, мой почтеннейший Король!
Мне просьбу выразить позволь,
Я ведь не просто так Скворец
И мастерски хорош кузнец,
Могу служить я и гонцом,
Не только славным кузнецом.
Я, утирая пот с лица,
Служить готов вам до конца!
Уж коли нужен вам гонец,
Слетать могу в любой конец,
А коли нужен вам певец —
И спеть смогу – сказал скворец -
Могу читать, могу писать,
Могу и челядь обучать.
На все способен я, вконец!» —
Закончил речь вести Скворец.
«Ну что ж… – задумался Король -
Уж коли ты талантлив столь,
Проверить надобно сперва,
На деле будут как слова.
Пока, пристроив во дворец,
Посмотрим мы, каков ты чтец!
Тут важно грамотно читать,
Язык всех птиц тут важно знать».
Так поселился наш Скворец
На время службы во дворец.
Ему каморку отвели
И утром вновь за ним пришли.
Пред Королем предстал Скворец,
Чтоб показать, каков он чтец.
Вот писарь свиток вдруг достал
И дал Скворцу, чтоб тот читал.
Раскрыл тот свиток наш Скворец,
Начало стал искать, конец.
Ох, жалко бедного Скворца,
Не мог в письме найти конца!
Вертел письмо и так и сяк,
Дар речи потерял, чудак.
Но чтобы не попасть впросак,
Он королю ответил так:
«Мое почтение, Король!
Исправить грамоту позволь,
Тут столько лишних строк и слов,
Писали видно для ослов.