Настоящее время

А в обед следующего дня, едва вышел я на волю из здания, у курительной скамеечки нашей организации возник элегантный высокий силуэт. Окружающие мачи, да и хачи, почувствовав отчего-то себя неуверенно, рассосались, позволив нам с Аполлодором выбрать место, где нам удобнее было бы сидеть.

– Зубная фея. –И оценив мою реакцию на сказанное продолжал.: -Вообще-то это Ангелова инициатива, насчёт последнего подарка, но такая она нерешительная, что пришлось вмешаться. –Я попытался раскрыть рот, но он снова опередил: – Бабулька. За девяносто. Жизнь прожила такую, что кабы я, или, скажем, Ипполит, столько сделали бы, нас впору повышать на пару ступеней. Так-то вот. И на старости лет- Альцгеймер. Вот и решил ангел, когда её последний зуб выпал сам собой без боли, крови и эмоций, дать ей напоследок вспомнить эпизод из детства, сказочно далекого и нереально счастливого, когда она первый молочный зубик мышке отдать готовилась. А фея, даром, что у неё память девичья, их только так и отбирают на профпригодность, ударилась в непонятки…

Чёрт огляделся вокруг. Мы сидели, вольготно расположившись на скамеечке, которую люд, казалось не замечал, пробегая мимо. Раз только бутуз трёх-четырёх лет внезапно заинтересовался Аполлодоровой персоной и остановился, в упор его разглядывая. Лицо чёрта сделалось резче, нос отчего-то стал больше и горбатее, над висками обозначились рожки, а глаза засверкали угольками. Пацана как ветром сдуло. Друг же мой веселился, словно сам был ребёнком.

–Зубных фей немного. И память у них никакая потому, что ну ни разу это не принципиально, чтобы только первый утраченный зубик одарить. Любой ребёнок втайне надеется и на забывчивость мышки, или феи, и на то, что взрослые просто забыли всё, связанное с подарками за зуб, и на страшнейшую где-то в мире, может и не нашем, нужду в выпавших молочных зубах… И кому такая вера может помешать? Уж в нашей-то «конторе»– точно никому.

И снова я не успел задать вопроса, на который уже звучал ответ: – Вот только не надо опять начинать расспрашивать про тёмные и светлые силы, да извечное противостояние добра и зла. Ты же знаком немного с восточными религиями, в которых ясно сказано, что ни того, ни другого не существует? То-то и оно. Мы, и черти, и ангелы, существуем и работаем в одной гигантской структуре и делаем одно дело. Вот чтобы попонятней, -он указал пальцем на чувака с метлой, орудующего в десятке метров от нас: – В домоуправлении же не могут одни и те же люди и производить уборки газонов, устранение засоров, и прописку жильцов с оплатой услуг… И мы поделены на отделы всего лишь по роду осуществляемой деятельности. Это кто-то, который хедер в свое время прогуливал, придумал фразу -силы добра и силы тьмы, сам себе даже не совсем в силАх понять и объяснить…

Аполлодор пошлёпал носком безукоризненно вычищенного ботинка по плитке- у меня в мозгу снова представилось копыто внутри него- и усмехнулся. Нет, определённо невозможно нормально общаться с их братом-чёртом…

–И вообще, – он покрутил в воздухе пальцем: – Вы, человеки, бы поосторожней с апостолами-то. А то, понимаешь, они невесть, когда понаписали для не пойми кого, да незнамо зачем, одно на другое непохожие эти Евангелия, а вы, не раздумывая и не сопоставляя, их за неоспоримую истину принимаете. Небось вон даже недавнее обнуление, новые поправки да прочее, и то до сих пор ваши многие мусолят, а тут будто и ни на миг сомнений ни у кого не возникало…

–И скажу, что лично знал пару-тройку тех «писателей». Не хочу говорить плохого, а и хорошего-то особо, веришь ли, нечего. Повторяю, – палец опять устремился вверх: – Пару-тройку. А кто писал остальные, лично мне неизвестно.

Тени легких облачков проползали у наших ног, сотни каблуков, подошв и платформ прошлёпывали мимо, изредка прокатывались колёса и колёсики, шарахались прочь неосторожно приблизившиеся к бесу мелкие собачонки…

–Ну а что старушка? – спросил у Аполлодора, радуясь самой возможности, наконец, задать вопрос.

–Старушка напоследок побыла некое время вполне довольной, даже радостной. Смотрела на домашних осмысленно. Говорить, правда, даже не пыталась, болезнь такая, да и зубов не осталось.

–А потом? – спросил. –А потом? – собеседник пристально взглянул на меня. Не понимая, отчего я спрашиваю про очевидное: – А потом Ипполит её увёл. Её путь подошёл к концу.

–Ну а чего я хотел? – поинтересовался сам у себя: – Чтобы ангел столетнюю вылечил, сделал молодой и счастливой? В её-то «за девяносто»? А разум уже рисовал картину, на которой высокая фигура в светлом костюме ведёт под ручку тщедушную сухонькую старушонку, весело щебечущую беззубым ртом и произносящую, не очень, правда, внятно, изысканные выражения, явно приятно воспринимаемые ангельскими ушами. И за этой легкой остроумной и обоюдоприятной беседой двое не замечают, что шагают уже выше облаков, и что им навстречу, гремя ключами, поднимается, чтобы отпереть кованые высокие ворота, персонаж, с так хорошо старушке памятным лицом. Он открывает створки, на шаг отступает, не сводя взгляда с новоприбывшей и распахивает руки для объятий… -Ну здравствуй! Как давно я тебя жду! …

–Да. Пожалуй, это идеальный конец для любого рассказа. –Оборачиваюсь, было к Аполлодору, но… скамейка пуста. Только краем глаза замечаю чёрную «Камри», помигав, оторвавшуюся от бордюра… Вздыхаю вольно и радостно, встаю и намереваюсь пойти порадовать себя горячим чебуреком. Светофор предупреждает поздно метнувшегося меня желтым. Из окошка ближайшего ко мне синего фордовского фургона тонкий палец с розово-фиолетово-перламутрово накрашенным ногтем предупреждает о недопустимости срываться на переход столь запоздало, а запыленная белая «Нива» – пятидверка перекрывает ко мне дорогу автомобилям, уже ринувшимся на зелёный с другой стороны… Киваю всем головой, впрыгиваю на тротуар и снова радуюсь жизни, в которой всё идет, как каждому и предопределено… Если, конечно, ежечасно не искушать судьбу зазря.

Хотите- верьте…

А вот тоже, честное слово, было… Лег я, значит, спать нормально… Это когда не позже полвторого, после Ркацительки, да Портвешка вдогонку. Ложась прикрыл окно- оно март все же, и половину шторки отодвинул, чтобы немного луна комнату освещала. И отъехал в момент, словно как провалился.

И, вроде бы, давным-давно я здесь живу уже, а квартира не моя… Остро и тревожно все пахнет кругом, да ещё и душно… Протягиваю руку и… матушки-светы… она волосатая. Будто я самый Шариков Булгаковский. Вскакиваю- опять чудеса- и ноги у меня- лапы мохнатые, и сам я весь шерстяной.

–Да что там, перебрал, да приспал, – думаю, и решаю до сортиру, пардон, провояжить. И… спрыгиваю вниз головой с дивана. –Ну, – пугаюсь на лету- Блин, ща убьюсь мордой об пол, – а сам шлёп на лапки и пошёл на четырех… Совсем уж, что ли, окосел после вчерашнего, как шавка какая, або кот…

До клозета дочетверенил. –Надо- думаю- Вставать, что ли, свет- то включить, и р-раз… Поднялся. Поднялся, а выше, вроде, стал ой, как ненамного. Тянусь к выключателю, а на лапах коготки… Да хрен с ним, конечно, проснусь утром- посмеюсь, коли это вспомню… А в сортире, вроде, всё и в темноте вижу, вокруг какой то полусвет – полуморок серо-зеленоватый… Помню, главное, что куда делается в этом помещении! Прыг, и на унитазе…

Обратно так же пришлось четверенить, правда уже полегче стало, и поуверенней шагалось. Скакнул на диван, а спать- как отрубило. А за окном, на воле- лунища всё как половодьем залила… И дорогу, и тротуары нечищеные, и крыши с цепочками кошачьих следов…

И, почти не думая, снова –скок- вниз головой на пол… Прыг – на подоконник. Сижу. Прогуляться в таком –то виде козырно, наверняка, было бы… Не каженный божий… ночь такая возможность выпадает. И начал шпингалет открывать. Помню же, как кошки двери, прыгая на ручки, открывают, на кнопки звонков в прыжке жмут… Значит и я- человек, временно кошкорукий, смогу… И смог, открыл, -Ай да я! Мяу… -И шасть- на ближнюю соседскую крышу…

После, естественно, вниз, я же не кот, прямо так, в натуре, по крышам вам сигать. Иду, не торопясь по подмёрзшему снежку… Иду, а ноги… лапки не мёрзнут. Хорошо, спокойно, мыслей никаких, иду. Наслаждаюсь ночью. Собака навстречу трусит… Знаю её, пару раз что-то давал ей, она двора за два- три от нас обитает…

И чего это вздумала? Болезная, подсобралась-то к чему? Ща как блябну… И аж вспотел, то есть- взъерошился- я же сейчас кот! Шасть- шасть по сторонам, а вскочить и некуда. Встаю опять в полный рост, руки, то есть лапы подымаю и ору: – Фу, место, нельзя… -Выходит, сами понимаете: –Мяу, Мя-яу, Мя-я-я-я-а-у-у-у! Собака замерла, глянула на меня, засомневалась в генеральной линии поведения и протрусила мимо… Так-то, животина, знай наших…

Победить-то я победил, и шавок не боюсь, и обращаться с ними умею, но… не во сне, и не когда я почему-то кот. К тому же на нашей и соседней улицах зверюги и посерьёзней этой тихой сучки имеются. Всё- таки, выходит- на крышу…

Повернул назад, пару домов прошёл, на забор затащился- и как это со стороны кажется, что коты чуть ли не взлетают вверх по забору? Прошёл, словно в цирке, по верху штакетин, все время боясь перепутать лапки и съерашиться вниз, присел и бросил тельце на крышу сарая. Таки я тот еще суперкот – антрекот! Дальше- дело времени, вскоре уже сидел я и на крыше дома, на сухом шифере. Сидел, и для какой-то радости… вылизывал себе… Ну. Не важно, что именно…

Чу- уши сами собой скакнули вперёд и вздёрнулись кверху, нос задвигался и как искра сквозь тело прошла. Невнятно мекнув по –бараньи моё, а в то же время чужое уже тело куда-то помчалось осторожными прыжками, тормознулось, припав передними лапами и я увидел … Подобно мне она, поджав лапки, сидела в тени трубы и с интересом, я бы сказал- откровенным интересом- пялилась на меня…

Понимаю, что я человек, что утром проснусь и всё будет, как раньше, что это сон, но… Ни о чём думать с той секунды не мог и ничего больше не видел. Кроме искорки в зелёном её глазу…. Это было неконтролируемо, и я снова гортанно заурчал и медленно, ставя лапки след в след, двинулся к ней…

– Верно, больной, всё так и было. По звонку жильцов бригада приехала минут через десять и сняла с крыши двухэтажки абсолютно голого мужчину, мяучащего, отыскивающего кого-то и ходящего по верхотуре на четвереньках… Впрочем, не беспокойтесь, мы понимаем- весна и всё такое… Скоро Вас подлечат, выпишут и ступайте, себе домой.

Я не знал, что и предпринять. Очевидно я в «дурке» и меня действительно будут лечить. Возможно, как показывают в фильмах, сделают «овощем», запеленают в смирительную рубашку… Ещё- о боже- могут ведь и на работу сообщить… Пропала благополучная моя и почти налаженная привычная жизнь, буду работать дворником, время от времени попадать в больницу, все от меня откажутся…

–Руку вытяните, больной… Механически вытягиваю, чувствую крепкий хват, жгут на предплечье и укол… Бледное желтовато-зелёное небо… Низкая луна… Пара искорок в зелёных глазах…

Утро прокралось сквозь окна палаты и залило светом. Безрадостным, тоскливым. Явно, давно пора уже было вставать, но ни одна душа ко мне досе не входила. Я пошевелился и отметил, что всё у меня в норме и что, чего я так опасался, привязать меня никто не удосужился.

–И чо? Хрен через плечо! Будь, что будет, пусть дворником, пусть на всю жизнь один, зато ка-акое приключение! А стану-ка, пожалуй, писателем! Ненормальный писатель- это же так нормально! И так стало спокойно. Так хорошо… Я лежал, пялился в белый потолок и по-идиотски улыбался…

Дверь распахнулась, усатый санитарище, тыкнув мне прокуренным жёлтым пальцем в живот пророкотал: -В 13 кабинет. Живо. Там новый доктор. Не наша. Наши обе заболели. Дома кошки подрали. Март, ептить. Живо-о, больной!

Я вздохнул, встал и подумал: – А как, интересно, должен вести себя нормальный ненормальный, когда его приглашают к врачу? Забиваться под кровать? Удирать по длинному коридору, опрокидывая за собой белую больничную мебель? Начать бормотать детскую считалочку, глупо улыбаться и семенить к нужному кабинету? Ответа не было, и я просто отправился к нужной двери рядом с длинным, нелепым дядькой в белом халате.

Санитар открыл дверь: -Мурина Васильна- «кота» Вам привел вчерашнего… Вы просили. И впихнул меня в кабинет.

Лицом к окну, так, что виден был только стройный силуэт на фоне яркой мартовской сини, стояла невысокая женщина. –Сядьте, «больной» и слушайте – даже не сочла она нужным повернуться. – На кушетке Ваша одежда и документы. Одевайтесь и «Марш», свободны!

Ага, ага- мозги лихорадочно заработали… Сейчас я оденусь… А откуда у них моя одежда и документы? Так, я оденусь, она скажет, что поверила в мою нормальность, я начну кивать радостно головой и уверять её, что, мол, точно-точно, вполне нормальный и здоровый… Она скажет, оборотясь к прячущимся где-то тут же коллегам: – Гляньте, де, как и всякий сумасшедший, он уверен в самой, что ни на есть своей нормальности… Подойдёт, погладит меня по головке, пообещает вылечить очень-очень скоро, а пока для моего же блага запрёт меня в палате, и уколы, рубашки, овощ…

– Ну же, одевайтесь! – она по-прежнему любовалась небом с неожиданно белыми облаками, больничным подтаивающим садом и не проявляла никакого ко мне интереса. Я тронул пальцем пакет и увидал в нём одежду. Свою. Вскочил, нервно и суетно переоделся, положил в карман документы.

–Запомните. Это для Вашего же блага… ВЫ. НИГДЕ. НЕ БЫЛИ. НИЧЕГО. С ВАМИ. НЕ ПРИКЛЮЧАЛОСЬ. И никому ни слова… Хотя… это было бы, полагаю, чудесно… Это –сценарий раз.

Сценарий два- ВОЗВРАТА. К ПРЕЖНЕМУ. НЕ БУДЕТ. НИКОГДА. И вообще- не будет ничего привычного, и запланированного. Выбирайте… И можете идти, санитар в курсе дела и проводит…

Я сглотнул нервно, повернулся и зашагал к выходу. Старая деревянная дверь, многажды крашеная белой масляной краской… Ключ без колечка, торчащий в замке… Снова повернулся, и… из-под ресниц плавно в этот же момент повернувшейся «докторши» мне мигнули две зелёные искорки…

Неловко и торопливо, будто лапками, кручу ключ… Мекаю, ставя ноги след в след, двигаюсь к окну… Искорки скачут и подмигивают… Прощай, скучная обычная человечья жизнь… не судьба! Мя-а-ууу…

Монолог вампирчика….

Как мало вы, друзья, знаете о вампирах. То есть, самим-то вам, естественно, много читающим и неутомимым в выискивании произведений интересных и дающих толчок к неким размышлениям, кажется, что ведомо вашему разуму почитай всё, но… Я, простой заштатный вампир Терентий, даю зуб на то, что об иных незавидных сторонах нашей нелегкой жизни мало кто из людей имеет более-менее стройное представление. Таки, представьте- на кону вампирский настоящий зуб. Бросьте сказать за то, что всего один и тот, наверняка ненастоящий. Да, один, да… ненастоящий. Но заказанный, замеренный, оплОченный и изготовленный протезистом высокого класса. Стало трохи интересней? Тогда повествую.

И всегда- то жилось нам не особо жирно, да вольно. И моральных, и религиозных, да и медицинских проблем находилось на ровном месте на наши тухесы и головы предостаточно. Самые из нас циничные, бездушные и беспринципные быстро и без соплей, воплей, терзаний скатились на «краснуху», отчего цвет лица, характер, а особенно запах, от них исходящий скоро сделал их в некотором роде изгоями вампирьего племени. Имиджу и харизЬмы им это прибавить не могло, как и здоровья, и большая часть их вскоре… тихо, либо с криками- скандалами откинули сандалии.

Другая нестойкая общность любителей кровушки, люди обаятельные и полнокровные, этакие щекастые весельчаки, без особого труда сыскали себе друзей и знакомцев из числа продавцов мясных магазинов, рыночных мясников или работников мясокомбинатов. Иные счастливчики сыскали блат на станции переливания крови, или аптеке. Знакомый моего сетевого собеседника как-то слышал историю о том, что, якобы, один бывший наш соотечественник, перебравшийся в Европу… или напротив- европеец, попавший к нам… устроился на работу ассистентом хирурга- стоматолога. Получив доступ к некоему количеству свежайшей … сами понимаете, чего.

Большинство из этой когорты под влиянием новых друзей и соблазнов тоже поменяли приоритеты, принципы и образ жизни. Вампирское существование ныне из них поддерживает исключительно Рахиль Соломоновна Иванова, и то, единственно пользуясь многолетней негаснущей мужниной любовью… Ох, таки знали б вы, какой за то она имеет от него гемморой в голову….

Ну и, наконец, споткнусь привычно за то, за что только ленивый, мёртвый и хронически… обнулённый сейчас не цепляется языком. За наш звёздный, коронный, вездесущий ковид…

Вот как честному убеждённому в своём праве и даже зачастую имеющему специальный сертификат вампиру опознать инфицированного простака на тёмной улице? Люди, в отличии от нас, пошли до такой степени тёмные, да дремучие, что не только к здоровью, а и к виду своему, поведению, да состоянию совершенно равнодушные. Куснул раз такого наглого хама в профилактических целях, испугать- то, конечно, испугал, а сам после слёг. Нюх отшибло, как у пса после гонки за механическим зайцем на табачной плантации, глаза покраснели, как… у вампира, три дня сушняка, аж до присыхания дёсен, а после- самое обидное- дикое желание кружками хлебать рассол.

Ну люди мы не чахлые, иммунитет быстро восстанавливаем, да в норму приходим. Но приходится дальше жить и пить, что уже в свете иных происшествий и обстоятельств делать становится зачастую не так легко и безопасно… Всё чаще начинаешь снова и снова ловить себя на опасениях, связанных с невозможностью безошибочно вычислить в толпе индивида, подходящего для подкрепления твоих физических и интеллектуальных сил…

И вот тут-то дошёл, докатился я, дорогие мои, до мысли столь же гениальной для нашего сословия, как и скорбной… И не токмо я один до такого допетрил, полагаю… Только представьте, что начнет твориться, когда некоторое количество народу перестанет заниматься древними, обоюдополезными процедурами кровопускания и примется снош… рыться в мозгах другого человека с целью установить интеллектуальный контакт, приводящий к улучшению здоровья, самочувствия, возможно, к экстазу, эйфории и последующему оргазму, и зависимости от подобного общения…

Эт-то уж, я вам скажу, столь же далеко от истинного вампиризма, как божий дар от яичницы, как хрен от гусиной шеи, как моральный кодекс строителей коммунизма от… конституции Мумбу-Юмбу или какой иной неведомой цивилизации страны. Потому, граждане наши-товарищи, начнём и скорее кончим со злом, которое идет вразрез со всем хорошим, да и не очень в нашей жизни. С вирусом, что ни вам здоровья, ни нам счастья принести не способны. А единственно приносит денег типам, до которых ни людям, ни вампирам касаться лишний раз не способно и не кошерно… Чтобы не запачкаться… И заживём без вирусов и гнусных типов дальше…

Так давай наливай хоть «краснухи». Дерябнем градусом по вирусу! Катись дальше, недокоронованный колобок, колбаской…

Патли, Младший бог чая.

Вот и попробуй остаться агностиком даже в наше время. Хотя, возможно, именно в наше время с этим наоборот сложнее. Реконструируются с чудовищными дополнениями религии старые, родятся, как ежата из утконосьего яйца новые, в очереди на то, что вспомнят и их, стоят те, коих ни во времена неведомые, ни в обозримом прошлом не исповедовал, да что там, о которых ни духом, ни слухом ни один из сынов Адамовых… Не знал, -как говорится: -Никто, но помнить обязаны все…

А житиё моё, скажу вам, не очень. Сами понимаете- вирус-шмирус, дома сидим, шиш без масла едим. Жрем пустую похлебку с жидким чаем вприхлебку… У кого-то не так всё, но я уж три месяца сиднем сижу и золотого, значит, запасу боле не имею.

Чай же в окрестных магазинах- гадость наиполнейшая, для коей старинно- изысканные «Писи сиротки Хаси» и «Сики свентой Вероники»– не уничижительные названия, а скорее приподымающие до уровня второсортного пойла… Можно, конечно, пойти туда, сам, между прочим, не знаю куда, или заказать где, тоже без стопроцентной гарантии на доставку в итоге, более приемлемого напитка, но… Но иногда это бывает дорого, иногда -долго, и время от времени временно (шедеврально подмеченная важность времени) недоступно. И пью я, вспомнив, что дитё природы, хоть и заблудшее, да окультуренное, всё, до чего дотянется рука с каменной дорожки сада.

Буквально пару дней тому вхожу в кухню с очередным купажом из листьев калины, тысячелистника, цветком жасмина и полулистиком мяты и вижу на излюбленном месте всех моих гостей и кошек чумазого чувака. Первая мысль, что на диванчике прихерился цыган, а не то- атипично тёмный таджик.

–Салам, -молвлю-Напополам. Кто таков, что надо, как фамилия? А он сидит себе и молчит…

–Алё-о, товарисч…– встаю перед ним, готовый, если что, взять за шею и штанину и вынести за калитку.

Чувак изображает замысловатый жест, некое время лопочет по-тарабарски, то и дело бросая на меня взгляд снизу-вверх. Ещё реплика… еще… следующая… А я, значит, медленно понимаю, что язык его от тирады к тираде меняется. И наконец, слава святым пельмешкам, дошла очередь и до русской речи.

Конечно, согласен, первое ваше впечатление- тронулся умом. Но не всё так просто. И не только по причине отсутствия у меня ума, хоть половину жизни и провел, втыкаясь головой в татами, отчего обзавёлся нимбом, сияющим иногда, когда солнышко отражается от шлифованной макушки, но и от того, что за столько лет разучился сильно удивляться и поддаваться сильным чувствам…

Короче, объяснил мне этот Гондурас, что является он никем иным, как… младшим богом зелёного чая ПатлиЧаем. Тут уж пришла пора мне засомневаться в его нормальности, но он сплел пальцы в причудливую мудру, пролопотал мантру и на моём столе задымилась чашечка, так и просящаяся в руку. ПатлиЧай жестом попросил не перечить своему желанию.

Таки, чем я рискую, выбирая между сумасшествием и отравлением, успокоил я себя и отхлебнул дивного напитка… Гость на чистейшем русском, мягко и извиняюще, лесным ручейком струил и струил монолог. С удивлением узнал, что даже самые грубые и нехорошие чаи всё равно расписаны древними высшими сущностями по ритуалам, временам года и суток, событиям и даже кастам, хоть и давно уже мало кто не токмо придерживается, но и помнит об этом. Я же своими извращенными «изысками» свожу на нет содержание и смысл тысячелетних небесных свитков и до такой степени сумел уже повлиять на мировой порядок, что возникла необходимость в паре новых чайных божеств, одним из коих как раз и был мой гость. «Тонкий», или «младший» чай, примерно так звучало бы его имя у нас, благодарил меня за то, что именно с моей подачи он появился на свет, но выражал опасение, что ввиду крайне малого количества адептов богом он будет… так себе.

От собственной ли важности, либо допитого неземного вкуса чая, почуял я себя творцом богов, одним из вершителей мироздания и не менее, чем основателем религий.

–Внемли мне, -вытягиваю вперёд по-Ленински руку: – И запоминай… Что сказать дальше, естественно и в проекте не было, остаётся только нести пустословицу, стараясь не ляпнуть в промежутках откровенную нелепость…

–Не бойся быть слабым богом нечайного чая, ибо предлагаю тебе… И снова запас слов, смысла и логики того… испарился. Но беру себя в руки и пробую импровизировать…

– Быть тебе… могучим богом всего, что только можно опустить в чашку кипятка, включая вездесущие пакетики и благословенный Дошик! –«Тонкий» рухнул на колени. Преклонённая его голова подрагивала от восхищения. Вот она- восточная выдержка! Любой бы на его месте скакал бесом. Как иначе, когда только что на ровном месте из младшего боженёнка микроскопических уровней становишься могучим покровителем …непонятно чего, но так долго перечисляемого и широко людьми нашего века потребляемого, что явствует из моего спича…

А когда голова его снова поднялась, на меня глянули гордо и грозно горящие глаза, россыпь крупных алмазов на ослепительном тюрбане ослепляла, рост и стать того, который минуты назад казался забравшимся в дом цыганёнком поражал воображение, а неземной голос, которым он благодарил меня, звучал одновременно везде и абсолютно ниоткуда. От избытка чувств я преклонил колено, словно рыцарь перед синьором, и когда снова поднялся был на кухне уже один.

И коли вы не поверите ни единому слову моему, приходите. Чашка, из которой в начале нашей беседы сделал я первый глоток, осталась у меня. Она самая простая на вид, но, если даже случится ей упасть и разбиться, в течение пары дней неведомым мне образом в доме появляется чашка новая. Красивей, или проще предыдущей, чуть больше, или немного меньше, расписная, либо одноцветная…

А ещё… А ещё все растения в нашем саду, к которым только потянется моя рука сама собой, вкладывают в нее чистый, крупный лист… Лист, который я смогу опустить в чашку с кипятком, угождая моем богу. Так, что… хотите, или не хотите, но теперь он есть! Вы прочитали про него, вы подумали, представили, и даже если не поверили, всё равно сделали его сильней. Таково существование богов… Я знаю. Я простой создатель, я червь и пылинка мироздания. Такой же, как и все вы.