скачать книгу бесплатно
– Понимаю. А я боялся, что столь долгое путешествие вас утомило.
– Да, я устала, мистер Хавер. Но мне не терпится все побыстрей урегулировать. Я еще не решила вопрос с продажей маминого дома в Калифорнии. И слишком долго отсутствовала на работе. Мне нужно вернуться, как можно скорее. Как мы поступим?
– Ну… – замялся Хавер. – Вы же видели, в каком состоянии дом.
– Там, откуда я приехала, никого не смущает наличие построек на земельном участке.
– Ох, моя дорогая! Боюсь, что ансамбль Розмер входит в список зданий исключительной архитектурной и исторической ценности. А это значит, что усадебный дом не только не подлежит сносу, но его также запрещено перестраивать и ремонтировать без согласия надзорной комиссии.
– С виду не похоже, что его можно отремонтировать.
– Все можно сделать, были бы время и деньги.
– Но вы же не думаете, что оно того стоит.
– Честно говоря, нет. Розмер пребывал в запустении сорок лет, и даже если укрепить стены и привести усадьбу в порядок, содержать ее будет чрезвычайно сложно и накладно. В доме более тридцати пяти комнат. Тридцать семь, если быть точным. Вообразите, сколько средств понадобится на их отопление. Одна крыша сожрет уйму денег. А еще придется бороться с сыростью, плесенью и…
– Так что вы предлагаете? Что можно сделать?
– Рано или поздно усадьба попросту обрушится…
Стоило мне только представить, как золотистые стены превращаются в руины, и сердце почему-то кольнула острая боль.
– Как долго жили в ней мамины предки?
– Думаю, лет триста-четыреста.
Несколько веков! Отсвет минувших времен заиграл бликами перед глазами; на несколько секунд я лишилась даже дара речи. И прежде чем нашлась, что сказать, в трубке снова забормотал мужской голос:
– Послушайте. Я введу вас подробно в курс дела при личной встрече. А пока я направлю к вам свою добрую знакомую. В собственности Ребекки Пул и ее супруга земельный участок, граничащий с Розмером. Она сможет ответить на часть ваших вопросов.
До звонка мистера Хавера я успела позавтракать – яичницей с фасолью и помидорами. Небо за окном грозилось дождем, но это не отбило у меня желания прогуляться. Мне нужно было размяться, снять напряжение с ног.
Ночную дежурную уже сменила другая работница – миловидная девушка с ярко-голубыми глазами на лице Белоснежки. Едва я подошла к стойке, ее губы расплылись в приветливой улыбке:
– Доброе утро, леди Шоу! Меня зовут Сара. Хорошо ли вам у нас спалось?
Заморгав в неловком смущении, я махнула рукой:
– Пожалуйста, не обращайтесь ко мне так официально. Можно просто по имени – Оливия.
Улыбка Сары искривилась от недоумения:
– А мисс Шоу подойдет?
– Вполне.
– Я могу вам чем-либо помочь?
– Я собираюсь прогуляться, но поверенный обещал прислать для разговора со мной свою знакомую. Если она появится, попросите ее меня подождать. Я отлучусь ненадолго. Хорошо?
– Конечно. Не торопитесь! Правда… – Сара покосилась через плечо на окно со средником, – дождь грозит испортить вам прогулку. У вас есть зонтик?
В ответ я подняла привезенный с собой длинный и прочный зонт. Англию и Сан-Франциско сближало одно – приверженность дождливой погоде.
– Я под защитой! – заверила я Сару.
И вышла на улицу. Людей на пешеходной дорожке можно было перечесть по пальцам. Мужчина в свитере и кепке рыбака выгуливал маленькую собачонку в вязаном комбинезоне; ее короткие ножки быстро семенили за хозяином. Две женщины средних лет в непромокаемых дождевиках поспешно обегали магазины.
Как и всегда, свежий воздух приподнял мне настроение. Я всю жизнь предпочитала ходить пешком, привыкнув к подобному способу передвижения с детства – благодаря маме. Она проходила по несколько миль в день, а я частенько сопровождала ее, вприпрыжку шагая сбоку. И, повзрослев, осталась «скороходом». (До той поры, пока не повредила ногу.)
В насыщенном влагой воздухе витал приятный, землистый аромат. Совсем недалеко, за «елизаветинскими» постройками, волнообразно дыбились живописные холмы. А сами дома выглядели так, словно могли в любую минуту «сложиться» под крытыми соломой крышами. Соломенные кровли меня удивили: я читала статью о дороговизне и горючести этого материала. К тому же, на вид они мне показались довольно тяжелыми.
Короткая узкая дорожка вывела меня на площадь – открытое, обсаженное деревьями пространство с «масляным крестом» в центре. Окружавшие ее по периметру узкие улицы были вымощены брусчаткой, ставшей со временем гладкой, скользкой и поблекшей до грязно-серого цвета. Машин на их проезжей части оказалось довольно много, особенно с одной стороны. Вдоль улиц тянулись магазины и лавки, перемежавшиеся с ресторанами, аптекой и ателье, в окне которого просматривались запыленные швейные машинки. На одном углу угнездился книжный магазин; выставленные в его витрине тома с разноцветными обложками, естественно, побудили меня подойти ближе. Магазин еще не открылся, но я пообещала себе вернуться позднее и покопаться на его полках. И еще больше воспряла духом.
А потом мой взгляд привлекла средневековая церковь, венчавшая пригорок на противоположной оконечности площади. И я направилась к ней, рассматривая по пути витрины. Вездесущая лавка с шерстяной пряжей, судя по виду, была открыта в тридцатые годы; магазинчик кухонной утвари заманивал покупателей ярко-бирюзовой посудой и мелкогабаритными бытовыми приборами; из булочной-кофейни разносился соблазнительный аромат, а пока еще закрытый индийский ресторанчик со столами, застеленными белыми скатертями, внезапно пробудил во мне тоску по любимым районам Сан-Франциско.
Подойдя к церкви, я постояла, восхищаясь потемневшими надгробиями с полустертыми надписями. Потом завернула за угол и поднялась на небольшую смотровую площадку. И оттуда увидела Розмер, словно выраставший из леса. Расстояние скрывало все трещины и бреши, и от его великолепия у меня перехватило дух. Ровные ряды окон, величественные башни, окрестные просторы, словно затканные лоскутами зелени… Все это завораживало и волновало. А дом! Тридцать семь комнат! В самом большом доме, где мне прежде доводилось жить, их было всего восемь. Что можно делать на такой огромной площади?
Начал накрапывать мелкий дождик, и я открыла зонт – не в силах сдвинуться с места и оторвать глаза от Розмера. Даже не имей я к усадьбе никакого отношения, я все равно подпала бы под ее очарование. Разум силился осознать: это дом моих предков. Древний. Подернутый патиной времени. Прекрасный. И хранящий мамины тайны…
Когда я подходила к гостинице, дождь уже разошелся вовсю. Штанины моих джинсов по низу промокли насквозь.
Зайдя в холл, я стряхнула воду с зонтика. И в этот миг краем глаза заметила тень. Она стремительно неслась ко мне. Но – слава Богу! – я вовремя спохватилась. Развернувшись, я увидела перед собой огромного пса. Процарапав когтями пол, он внезапно прирос к нему лапами.
– Бернард! – вскричала женщина, кинувшаяся вдогонку за пушистым ухоженным сенбернаром.
– Все в порядке. Он уже остановился.
Хозяйка сенбернара выглядела не менее ухоженной, чем ее питомец – стройная блондинка в толстой шерстяной тунике и леггинсах, засунутых в резиновые сапоги с причудливым цветочным узором.
– Добрый день! – обратилась она ко мне. – Вы, должно быть, Оливия? Джонатан – мой друг, он попросил меня вам помочь. Ему очень неловко из-за вашей сорвавшейся встречи. Меня зовут Ребекка Пул.
Я пожала протянутую мне руку; пальцы Ребекки оказались холодными.
– Здравствуйте!
– О, Господи, у вас молния!
– Молния? – полу-застенчиво, полу-смущенно прикоснулась я к правому глазу. Его голубую радужную оболочку прорезал по диагонали желтый зигзаг – знак, отметина, которую я истово ненавидела в детстве.
– Ваше семейство славится такими метками. Это не обязательно молния. Иногда бывает солнце вокруг зрачка, иногда еще что-нибудь. У многих сельчан тоже имеются отметины, – демонстрируя свою осведомленность, улыбнулась уголком рта Ребекка. – Метки богов… Разве вы не знаете?
– Это наша семейная черта? Наследственная? – моргнула растерянно я.
– Ну, да! Неужели матушка вам не рассказывала об этом?
– Вы не будете возражать, если мы присядем? А то нога… – вздохнула я.
Ребекка, наконец, заметила мою трость, и ее руки взмыли в воздух:
– О, простите! Разумеется! Правда, я запланировала с вами пообедать. Мне хотелось показать вам окрестности. Вы не против?
– Конечно, нет. Это было бы чудесно, благодарю вас, – подняла я палец: – Дайте только мне одну минутку…
– Да-да, пожалуйста.
Опустившись в кресло в крошечном холле, я потерла уплотнение чуть ниже коленки:
– Мне еще нужно захватить сумку и телефон.
– Пусть за ними сходит Сара, хорошо?
Пока я терла колено, пес уселся рядом и вперил в меня глаза цвета виски. С надеждой во взгляде, он обнюхал мое запястье – очень вежливо и не пуская слюнок, как делают многие сенбернары.
– Хороший мальчик, хороший, да? – шерсть пса на ощупь оказалась шелковистой; я погладила его за ухом, почесала под подбородком и нашла волшебную точку на грудке. Довольно заурчав, пес прильнул ко мне еще ближе.
– Бернард – очень хороший пес, – проворковала Ребекка. – Ему всего два года. Мне приходится водить его повсюду с собой, потому что щенком он вел себя крайне несдержанно. Но позволять такой крупной собаке сбивать людей с ног недопустимо. А вы собачница?
Перед глазами всплыл яркий образ моей любимицы по кличке Стрела. Я вспомнила, как она – еще молодая и сильная, с лоснящейся шкурой и пышущая здоровьем – мчалась по пляжу, хлопая ушами.
– Да, – односложно ответила я.
Сара принесла мои сумочку и телефон:
– Он звонил, но я не посмела ответить.
– Спасибо, – покосилась я на экран. Звонил Грант, мой жених. – Прошу прощения, но мне надо перезвонить до того, как мы тронемся в путь.
– Не спешите, говорите, сколько нужно, – вскочив, Ребекка подозвала свистом Бернарда, и пес послушно потрусил за хозяйкой, оставив меня в пабе одну. Я набрала домашний номер.
Грант ответил на третьем гудке:
– Оливия! По-моему, я по тебе соскучился. Как идут дела?
Я представила Гранта в нашем лофте в Сан-Франциско. Высокий мужчина плотного телосложения с живописно спутанными волосами и пальцами, запятнанными краской… Мы познакомились с ним восемь лет назад, на выставке маминых работ. И то, с каким упорством Грант стал добиваться моего расположения, не только польстило, но и глубоко меня тронуло. Крупный парень с ясными, золотисто-зелеными глазами, он тоже рисовал, и его абстрактные композиции высоко ценились в определенных кругах. Я редко удостаивалась такого внимания со стороны мужчин и согласилась с ним поужинать. Познания Гранта в области искусства и кулинарии, его благожелательность и милые комплименты окончательно сразили меня. И через пару месяцев он переехал жить в мою квартиру – «приз», который я отхватила лишь благодаря тому, что оказалась в нужном месте в нужный час.
Свою студию Грант устроил в комнате на верхнем уровне. Она была полна воздуха, света, растений и художественных работ – иллюстраций мамы, его картин и оригинальных натюрмортов с плодами и всякими яствами, которые я приобрела еще до встречи с Грантом.
Как же далеко теперь все это было!
– Поверенный застрял в каком-то городке. Так что я до сих пор не знаю всех деталей.
– Что ж, спешить ни к чему. Не торопись, разузнай все как следует. А продажу дома твоей матери я возьму на себя.
Я не все сказала Гранту. Только то, что после смерти мамы возникли вопросы, нуждавшиеся в урегулировании. Поскольку я еще до отъезда обратилась к риэлтору, мне показалось, что самым простым выходом в моей ситуации было поручить проконтролировать все Гранту.
– Риэлтор уже озвучила тебе сроки?
– Дом можно будет выставить на продажу уже на следующей неделе. Она рассчитывает получить три миллиона, – в тоне Гранта просквозило ликование. – И она рассчитывает получить хотя бы несколько предложений уже в первые часы.
Даже с учетом налогов и пошлин это была очень крупная сумма. Хотя ничего удивительного. Цены на недвижимость в Калифорнии были заоблачными, а стоимость жилья в районе Залива – и вовсе космической. Уэст-Менло-Парк примыкал к Стэнфорду и технологическому кампусу.
– Мы почти так и думали.
– Мы теперь сможем выкупить эту квартиру, Оливия! Это же здорово!
Прежде мы и мечтать о таком не могли. Даже возможность арендовать ее показалась мне в свое время невероятным подарком судьбы. Квартира принадлежала моим друзьям из редакции журнала; они усыновили ребенка и решили переселиться за город. Это было прекрасное помещение на верхнем этаже добротного здания, но еще более потрясающим мне показалось открытое пространство площадью с саму квартиру, с видами на залив в одном направлении и городской центр в другом. Весь прошлый год супруги намекали нам на то, что хотели бы продать квартиру, но до сих пор у нас не было ни средств, ни шансов скопить столько денег, чтобы мы могли всерьез обсуждать ее покупку.
А теперь все становилось реальностью. Хотя… я бы все это отдала за один только час, проведенный с мамой за чаепитием и пустой, беззаботной болтовней… Потерев пальцем бровь, чтобы сдержать эмоции, я кисло пробормотала:
– Да, возможно.
– Нэнси свяжется с тобой по электронной почте, – добавил Грант. – Но, по правде говоря, она хочет очистить дом. Никто не будет все это хранить, – «Ну, да! Оттуда придется многое выгрести, чтобы создать что-то новое». – Так что у тебя есть возможность разом от всего избавиться.
– Нет! – при мысли о том, что в маминых вещах будут копаться другие – чужие – люди, сердце больно кольнуло. – Я сама там все разберу. Я пробуду здесь неделю, максимум, две, и когда вернусь, решу, с чем и как поступить.
– Почему бы не перенести вещи в складское помещение? Кому от этого будет хуже?
– А к чему спешить? Прошел всего месяц.
– Ладно, любимая. Решать тебе, – в голосе Гранта прозвучала знакомая мне тональность – нотка терпеливости: «Скоро ее попустит, и она станет сговорчивей». Что-то в последнее время участились моменты, когда мне этот мужчина не то, чтобы не нравился, а вообще раздражал, и мне все меньше хотелось выйти за него замуж. Иногда я даже задавалась вопросом: может, я и не любила его никогда по-настоящему? – Я так ей и передам, – промямлил Грант.
– Как только я улажу дела здесь, я сразу разберусь и с остальными. Всему свое время.
– Хорошо, – послышался в телефоне глубокий вздох. – Но я вынужден тебе напомнить, что ты уже несколько месяцев зависаешь в режиме ожидания. Ты собираешься вернуться к реальной жизни?
В моей груди всколыхнулась печаль. Возможно, я злилась вовсе не на Гранта, а на то, как события прошедших восьми месяцев перевернули мою жизнь? На меня нахлынули воспоминания. Сначала – взмахи вымазанных в краске рук мамы, стоявшей перед холстом. Потом те же руки – красивые, изящные, с тонкими пальцами – но уже лежащие недвижно на ее теле в больнице…
Неужели мама навсегда ушла? Мне и сейчас не до конца в это верилось. Я все ждала, что кто-нибудь придет ко мне и скажет: «Это ошибка»…
– Наверное… Просто я сейчас ни в чем не уверена.
– Понимаю, любимая. Почему бы тебе не обдумать это денек-другой? Может, лучшее решение – это начать новую главу своей жизни как можно быстрее? После аварии все изменилось и уже никогда не будет, как прежде.
Сенбернар в холле отрывисто гавкнул – словно подчеркнул эту мысль. Или решил положить конец этому разговору?
– Слушай, меня тут ждут. Мне надо идти.
– Да, конечно, нет проблем, дорогая. Я люблю тебя…
Я уже была готова повторить эти слова следом за Грантом, но они вдруг застряли комом в горле. Почему? Потому что это была полуправда или неправда? Я пока еще не могла понять. И просто нажала «отбой». А Грант, пожалуй, даже не заметил.
Ребекка приехала в отель на «Рейндж-Ровере» цвета шампань. И скоро внедорожник примчал нас по узким дорогам через поля в густой лес.
– Это все часть поместья, – махнув рукой, сказала моя новая знакомая. – Почти две тысячи гектаров, в основном лесных и пахотных угодий.
– Поместья? – моргнула я.
