скачать книгу бесплатно
Печать Соломона
О. Бендер
Всякому действию полагается собственное звучание, символизирующее, что оное, хоть не озаботилось своей презентацией и пиаром, все же соизволило произойти. Весь мир вращается под звуки музыки, шум ветра, стрекот сверчков или хотя бы чью-нибудь пивную отрыжку. Статус звукового сопровождения столь высок, что иные даже верят: вся наша Вселенная началась с одного-единственного звука. Правда, скептики на это парируют, что, учитывая качество получившегося, звук тот был каким-то уж совсем непотребным.
Содержит нецензурную брань.
О. Бендер
Печать Соломона
Пролог. Школяр
Рыцари плаща и кинжала тоже могут быть без страха и упрека.
Лорд Сен-Джон Болингброк
Всякому действию полагается собственное звучание, символизирующее, что оное, хоть не озаботилось своей презентацией и пиаром, все же соизволило произойти.
Весь мир вращается под звуки музыки, шум ветра и прибоя, стрекот сверчков, или хотя бы чью-нибудь неромантичную пивную отрыжку. Статус звукового сопровождения столь высок, что иные даже верят: вся наша Вселенная началась с одного-единственного звука. Правда, скептики на это парируют, что, учитывая качество получившегося, звук тот был каким-то уж совсем непотребным.
Очередная вереница событий началась со скрипа ручки. Проистекал звук со стороны широкого, футуристичного вида полукруглого стола черного цвета, за которым сидел высокий человек в круглых очках, пиджаке и галстуке и методично что-то записывал. По внешнему виду и уверенности, с которой мужчина восседал в кресле, можно было предположить, что не только данный предмет мебели, но и весь кабинет с многочисленными книжными полками, мини-баром и мягкими диванами принадлежит ему же. Единственное, чем окружающая обстановка не баловала, так это избытком света, поскольку окна в помещении напрочь отсутствовали, а единственным источником освещения была настольная лампа, приглушенная абажуром.
Немногие знали, что окон в здании не было не по причине недалекости или лени его архитектора, а потому, что снаружи смотреть было особо и не на что, поскольку все строение целиком располагалось вне какого-либо достойного упоминания пространственно-временного континуума, а следовательно, ни один сторонний наблюдатель, забрось его сюда нелегкая, не увидел бы за гипотетическим стеклом ничего, помимо бесконечного тумана, уходящего во все стороны, насколько хватало глаз. В столь экзотичном месте располагалась штаб-квартира Таможни, ведомства, занимающегося преимущественно всем тем же, что и таможня обычная, то есть организацией процесса попадания всех живых существ и вещей из населенного пункта А в населенный пункт Б с максимально возможными неудобствами и минимально приемлемыми сроками. Разница состояла лишь в том, что Таможня с большой буквы занималась своей работой на стыке нескольких параллельных вселенных, с куда большим размахом и полномочиями и, как следствие, куда меньшими гарантиями успеха.
Руководитель сей почтенной организации, в свободное время вершившей судьбы целых народов, отложил наконец ручку и попытался придумать, чем бы еще ему заняться. Отчеты по текущим операциям были написаны как минимум на пару лет вперед, архивные дела все до единого подшиты, проштампованы и подписаны, после чего вероломно закончились, а взволнованная секретарша, – женщина лет пятидесяти в очках в толстенной роговой оправе и с таким тугим пучком на голове, что, казалось, если его распустить, ее уши опустятся как минимум на уровень щек, – сменявшая гнев адской фурии на милость только в присутствии своего шефа, уже пару раз заглядывала в комнату, умудряясь подсунуть начальнику кофе и бутерброды с минимальными возмущениями в атмосфере.
Владельца кабинета звали Альфред. Ну или же он в данное время суток предпочитал отзываться именно на это имя. Это было не столь важно, поскольку как раз сейчас он занимался изобретением новых причин не покидать собственное обиталище, и ни на какие оклики уж точно бы не отозвался. Причина такого странного поведения заключалась в том, что весь аналитический отдел его организации в полном составе вот уже шестую неделю подряд был занят расшифровкой энохианской базы данных, которой удалось разжиться в ходе их последней операции у одной видной ученой. Ученую звали Марууной. Та была демоном – суккубом, если быть точным. А еще – с некоторых пор – покойницей. Поэтому помочь с расшифровкой, увы, не могла.
Все полтора месяца Альфред гонял всю ватагу аналитиков, криптографов и программистов в хвост и в гриву, заставляя работать чуть ли не круглосуточно и доводя главу отдела до температуры кипения ртути, что было чрезвычайно приятно, хоть и делало их и без того непростые отношения еще менее дружелюбными. И вот сегодня, как он слышал, был достигнут некий прорыв, что означало, что ему, как начальнику и мозговому центру всей операции, должно спуститься на этаж, целиком занятый злыми аналитиками, не спавшими и не евшими последние семьдесят два часа, и принять доклад от их руководителя Бенуа Лефевра.
Альфред не рискнул приглашать всю эту толпу в свой кабинет, не без оснований опасаясь революции, но и соваться в их логово тоже хотелось не слишком. Вообще, он бы предпочел скорее заново на спор отправиться в Тартар и почистить зубы церберу, лишь бы этого не делать. Причина, помимо очевидных рисков для жизни любимого начальника, была еще и в том, что Бенуа, по мнению Альфреда, был невероятным занудой. А еще Бенуа считал, что все нужно делать в соответствии с правилами и его гипертрофированными моральными установками. А хуже всего, что эти свои расчеты он полагал необходимым донести до своего нерадивого начальника.
И если со следованием правилам у Альфреда проблем не было никаких, поскольку их он, как босс, мог и поменять в любой момент, то моральные установки его совестливого подчиненного оказались гораздо упрямее. Уже этого было достаточно, чтобы Альфреду периодически хотелось запихнуть Бенуа головой в действующий вулкан или отправить в самый дальний филиал отдела обеспечения на какую-нибудь коровью ферму. Он бы давно так и сделал, если бы не был уверен, что Лефевр одним своим нравоучительным трепом способен доказать вулкану, что дымить, плеваться лавой и поджаривать задницу аналитика совсем не в его – вулкана – интересах. Что же касается фермы, то при таком соседстве через неделю все буренки там ходили бы строем и вместо молока давали творог, а его Альфред на дух не переносил. Так что, как ни крути, занудство Лефевра приходилось терпеть. К тому же, глупо не признавать, чертов лягушатник был его лучшим специалистом.
Придя к таким невнятным выводам, Альфред решительно встал из кресла и, застегнув пуговицу на пиджаке, которому, в дополнении к неувядающему блеску классики и идущей в комплекте с ней чопорности, в данный момент не помешала бы лишняя кевларовая прослойка, направился на неминуемую встречу, откладывать которую становилось чем дальше, тем глупее. Выйдя в обитый темными деревянными панелями коридор, мужчина оказался напротив небольшой ниши, занятой столом, торшером, картотечными шкафами, жестким деревянным стулом и стратегически расположенным среди всего этого туловищем его секретарши. Удостоившись от женщины, носящей среди его подчиненных прозвище Сцилла, полного сочувствия взгляда, Альфред приветливо кивнул и обреченно прошагал в дальний конец коридора к дверям лифта и, секунду помешкав, нажал на кнопку.
Через несколько минут, оказавшись на нужном этаже, глава Таможни в последний раз перевел дух и с головой окунулся в атмосферу разворошенного муравейника. Вокруг него группами по несколько человек или поодиночке сновали люди, перетаскивая в руках стопки картонных папок, ноутбуки или просто чашки с кофе. Эпицентром жизнедеятельности этой колонии коллективного офисного сознания был сооруженный прямо посередине огромного опенспейса плацдарм с кучей стендов, на которые суетящиеся вокруг них сотрудники то и дело прикрепляли все новые листы с непонятными символами и графиками на них. Судя по всему, расшифровка архива действительно шла полным ходом.
Среди суетящейся толпы Альфред заприметил знакомую иссиня-черную шевелюру Бенуа. Тот сегодня был, против обыкновения, слегка растрепан и необычайно возбужден: волосы разметались на голове в лихорадочном беспорядке, мешавший Бенуа карандаш тот заткнул за ухо, а его традиционный пиджак сменился на белую водолазку, рукава которой были закатаны до середины предплечий. В таком виде парень, которому на вид можно было дать не больше двадцати трех, что-то яростно втолковывал стоявшему напротив бородатому программисту вдвое старше него, но тем не менее взиравшего на своего патрона с нетипичным для этой братии подобострастием.
Решив не сдерживать зарождающуюся в голове пакость, Альфред проследовал вперед и, не дойдя пары метров до беседующей парочки, скептично оглядел увешанные бумагой пластиковые доски:
– М-да, не знал, что у нашего информационного отдела так плохо с электронно-вычислительными мощностями… Вы бы хоть заявку подали – я бы вам счеты подогнал, а то пока вы тут в столбик планы врага просчитываете, тот рискует помереть от старости!
Услышав за спиной высказывание шефа, Бенуа на секунду закатил глаза в беззвучном раздражении и, распрощавшись со своим собеседником, развернулся лицом к ожидавшему его высокому начальству. К шефу он относился со смешанными чувствами: с одной стороны, тот был выдающимся стратегом, способным любую, даже самую плачевную ситуацию, обернуть в пользу их организации и человечества в целом, с другой же Бенуа осознавал – и это осознание прямо вытекало из предыдущего умозаключения – что невозможно столь успешно и долго занимать подобную должность, не будучи при этом беспринципной сволочью и гадом. Существовала у этого отношения и еще одна сторона, которую Лефевр, как истинный интеллигент, лучше кого бы то ни было умевший скрывать собственные эмоции, и как потомственный технарь, считающий, что на работе недопустимо ничего, помимо, собственно, работы, гнал от себя, как чуму. Поэтому, подавив тяжелый вздох, глава аналитического отдела принялся объяснять своему злоехидному начальству прописные истины, которые тот знал и без него:
– Вам прекрасно известно, что энохианский – магический язык, поэтому его цифровая обработка зачастую приводит к полному искажению первоначального смысла. Нам еще очень повезло, что Марууна, бывшая, без сомнения, выдающимся исследователем, хранила отчеты о своих исследованиях с пометками о том, какую магию необходимо применять к тем или иным фрагментам для восстановления изначального текста.
– Да-да… – Альфред небрежно отмахнулся от объяснений, будучи занят тем, что уворачивался от одного из аналитиков, спешащего по своим делам с такой кипой бумаг, что было удивительно, как под ним не проседают половицы. – Тебе не говорили, друг мой, что твои попытки объяснить очередную шутку с помощью логики и научного подхода не делают ее смешнее?
– Говорили, – Лефевр обреченно кивнул. – Вы же и говорили.
– Это всего лишь моя работа, – Ал довольно ухмыльнулся, – кто-то должен… Впрочем, перейдем сразу к делу. Судя по оживленности в этих стылых катакомбах, вам удалось наткнуться на что-то ценное?
– Стылые они по вашей милости, поскольку вы отказываетесь рассматривать заявки на финансирование ремонта отопления, которые я неоднократно отправлял.
Альфред, не сумевший в этот раз увернуться от несущегося на него клерка и теперь отстраненно наблюдающий за тем, как несчастный пытается в окружающей толчее собрать с пола свои бумаги, выбросил руку вперед в патетическом жесте и разразился целой тирадой:
– Я свято убежден, друг мой, что мировые шпионы и борцы с преступностью, такие, как я, не обязаны заниматься финансовыми вопросами, такими, как этот. Равно как и их верные приспешники не должны обращать внимание на подобного рода бытовые трудности. Что включает в себя отопление, наличие душа и необходимость сидеть по три месяца в необитаемой пустыне, питаясь ящерицами и подтираясь камнями.
– Могу я узнать, с чем связан последний пункт? – Бенуа решил прояснить для себя хотя бы эту деталь, понимая, что спорить насчет всего остального совершенно безнадежно.
– А это то, куда я тебя отправлю, если увижу у себя на столе еще хоть одну бумажку, содержащую в себе слова «котельная», «бойлер» и «отопительный сезон». Так мы, помнится, начали говорить о ваших успехах?
– Да, конечно. Во-первых, нам, кажется, удалось найти нужные вам координаты… – Лефевр выхватил с расположенного рядом стола одну из сотен одинаковых папок и принялся лихорадочно что-то в ней перелистывать. – Я пока не могу поручиться за их точность, но, возможно, нам удастся скорректировать данные позднее. Разумеется, они чрезвычайно устарели, и понадобится время, чтобы рассчитать соответствующие поправки. Но не буду забегать вперед: я попросил Клауса подготовить презентацию… – Бенуа принялся оглядываться в поисках нужного ему сотрудника. – Мне необходимо собрать ответственный персонал и дать соответствующие пояснения, и я хочу, чтобы в этот раз вы тоже присутствовали на брифинге!
– Хоть что-нибудь может спасти меня от этой участи? – Теперь пришел черед Альфреда мучительно закатывать глаза.
Лефевр, на ходу отдавая указания своим подчиненным, с едва заметным удовольствием замотал головой:
– Пожалуй, падение метеорита могло бы, шеф. Или иное приравненное к нему событие! – Бенуа определенно был настроен решительно, зная, что его начальник как черт ладана избегает подробных отчетов о проделанной работе и под любым возможным предлогом игнорирует назначенные совещания. – Ты собираешься отправить наших людей в местность, в которой не было ни единой живой души более двухсот лет, да еще и используя для этого сведения, почерпнутые из летописей тысячелетней давности. Которые, к слову, были получены от наших врагов при весьма странных обстоятельствах. Так что я просто не имею права позволить тебе лишний раз рисковать!
– Шеф! – От раздавшегося со стороны лифтов окрика, прервавшего гневную отповедь Бенуа, присели в ужасе даже самые увлеченные сотрудники аналитического отдела. А через минуту источник звуковых возмущений появился во плоти, с уверенностью танка продвигаясь сквозь людскую толпу в нужном ему направлении.
Явившийся с такими спецэффектами детина был ростом на две головы выше и на метр шире в плечах любого из находившихся в данный момент в зале, поэтому проблем с тем, чтобы оказаться вовремя замеченным, мысленно обруганным и вежливо пропущенным, не испытывал. Возмутителя привычной суеты отдела Бенуа и еще один источник его непрекращающейся головной боли звали Скугга. Или же просто Ску для тех, кто готов был рискнуть своей челюстью и назвать так командира силового подразделения Таможни. Готов был идти на такой риск, пожалуй что, один шеф, которому великан одновременно приходился еще и личным телохранителем.
Скугга раздражал Лефевра лишь немногим меньше, чем его непосредственный начальник. И происходило это в основном потому, что чертов верзила был безоглядно предан Альфреду и всегда готов встать на его сторону, невзирая на то, какому – преступно неоправданному, на взгляд Бенуа – риску их шеф подвергал своих сотрудников. Такое отношение бесило тем больше, чем чаще Альфред выходил из очередной передряги победителем, сумев переиграть своих оппонентов, нарушить по ходу дела все писаные и неписаные правила и не понести при этом ни единой потери.
Наконец громила, раздвинув людскую массу так же легко, как умели лишь иные ему подобные тектонические явления, добрался до напряженного Бенуа и с легкой полуулыбкой наблюдавшего за ним Альфреда, и, пытаясь одновременно перевести дух, на выдохе произнес:
– Шеф, у нас проблемы! – Наткнувшись на вопросительный взгляд начальника, Скугга некоторое время помялся, после чего глухо выдавил: – У нас это… ангела похитили! Опять.
– Та-а-ак… – Альфред, поджав губы, некоторое время переводил взгляд с главного аналитика на своего телохранителя и обратно, затем невесело усмехнулся: – Это становится системой. Что ж, полагаю, белые ходят первыми… И да, я правильно понимаю, что данное событие вполне себе классифицируется как падение метеорита? – Под жестким взглядом начальника француз обреченно кивнул. – Прекрасно! Тогда вы оба сейчас пойдете со мной и расскажете всю нужную мне информацию по дороге.
Глава 1. Визит вежливости
Никогда не начинай войну, если не уверен, что при победе
выиграешь больше, чем потеряешь при поражении.
Правило Октавиана Августа
…месяц назад…
Альфред стоял перед зеркалом, тщательно поправляя смокинг, и без того сидевший на нем как влитой. Обернувшись, он нашел взглядом спинку кресла и, схватив лежащий на ней галстук-бабочку, перекинул его на шею и принялся отточенными движениями завязывать галстучный узел. Его медитативное занятие прервал писк селектора на столе:
– Господин директор, к вам Бенуа Лефевр.
– Благодарю, Присцилла, пропустите. – Закончив давать указание секретарше, Альфред снова повернулся к зеркалу и придирчиво оглядел свой внешний вид, параллельно дожидаясь посетителя.
– Добрый день, шеф! Я хотел э-э-э… – Лицо вошедшего человека стало стремительно наливаться румянцем. Причина этого состояла в том, что хоть верхняя половина туловища его начальника и являла собой образец тонкого вкуса и нестареющей классики, про нижнюю часть ничего подобного сказать было нельзя: там, помимо трусов, ничего не имелось.
Непривыкший к подобной фамильярности Лефевр покраснел до ушей и впал в ступор, из которого его вывел насмешливый голос шефа:
– Не стоит стесняться своих желаний, дружище. В вашем возрасте это скорее норма, чем повод для беспокойства. Так чем я могу быть полезен бессменному начальнику нашего мозгового центра?
Бенуа, поняв, что прекращать издевательства над ним никто в обозримом будущем не планирует, демонстративно уставился в потолок и, выровняв дыхание, продолжил:
– Возможно, мне стоит зайти позже? Я не был предупрежден о вашем внешнем виде.
Альфред усмехнулся:
– Возможно, это потому, что я и не имел намерений никого предупреждать. Полноте, друг мой! К лицу ли вам, бывшему католическому священнику, такое смущение? Заподозрить вашего брата в невинности мог бы только тот, кто в жизни своей не сталкивался ни с одной из религий.
– Я был послушником в монастыре! – Бенуа скривился, как от зубной боли: эти подколки насчет его прошлого и истории его попадания на Таможню не кончатся даже вместе с его смертью. – И как будто вы сами так уж хорошо знакомы с земными религиями! Неужто вам довелось быть священником?
Альфред кивнул и потянулся за висящими на все том же кресле брюками:
– А также муллой, раввином и буддистским монахом. История и география моих похождений была весьма пестрой.
– Не сомневаюсь, – Лефевр лишь беспомощно покачал головой. – В любом случае, я зашел пригласить вас на игру в покер: ребята из команды криптографов устраивают турнир с силовиками и снабженцами, и я подумал, что вы, быть может, захотите присоединиться. Но уже вижу, что для вас это не актуально.
– Более чем. Мне предстоит сольный выход, как видишь.
– Могу поинтересоваться, куда вы направляетесь?
– Можешь, – Альфред согласно кивнул и умолк, всем видом намекая, что продолжения его ответ не предполагает.
– Но вы мне не ответите, я правильно понимаю?
– Не отвечу. – Ал, закончив со шнуровкой туфель, снова принялся оглядывать себя в зеркале. – Ты поразительно прозорлив, Бенуа. Не думал попробовать себя в аналитике?
– Очень смешно, шеф, – Лефевр позволил себе кислое подобие улыбки. – Что ж, тогда я пойду займусь делами.
– Согласен. Кстати, о делах. Разве у вас нет более ценных занятий, чем покер? Например, поиск ключа к зашифрованным документам, способным помочь нам остановить очередную катастрофу планетарных масштабов?
Бенуа нахмурился:
– Я не забыл о своих обязанностях, господин директор! Равно как и о той ответственности, которая на нас возложена! Но команда вымотана, и чем дальше, тем больше это сказывается на результатах работы. Так что я решил, что два часа, потраченные на глупые развлечения, пойдут моим людям на пользу. Или, по крайней мере, не навредят так сильно, как чья-нибудь вызванная усталостью невнимательность!
Альфред на секунду задумался и кивнул:
– Справедливо! В таком случае не смею тебя более задерживать. Будем считать, что мы все заслужили отдых…
***
Дождавшись, пока его обиталище наконец освободится от лишних глаз и их не в меру любопытного владельца, Альфред завершил свои приготовления, достав из ящика стола небольшой бумажный сверток и сунув его во внутренний карман смокинга, после чего принялся искать нужную Дорогу. Действие было привычным и отработанным до автоматизма: несколько плавных, будто ласкающих пассов рукой, и его кисть исчезла прямо в воздухе, словно скрывшись за невидимым глазу занавесом. Глубоко вдохнув, мужчина приготовился к вечному холоду и странным потусторонним ощущениям, которыми всегда сопровождалось хождение по Дорогам, после чего сделал широкий шаг вперед, исчезая из пространства полностью.
О существовании Дорог было известно совсем немногим. Они были чем-то вроде естественных порталов, позволявших преодолевать огромные расстояния в мгновение ока. Впрочем, были в этом и недостатки: в отличие от традиционного портала, который можно было точно синхронизировать с точкой выхода, рискнувший сунуться на Дорогу без подготовки или же без целой охапки правильно настроенных амулетов, мог легко попасть во временную бурю, застряв в переходном состоянии на несколько столетий. Кроме того, большинство Дорог были и вовсе не пригодны, поскольку имели выход под землей, под водой, в воздухе, или же вообще в космосе. Так что со временем эти пути оказались забытым и устаревшим обломком старого мира, которым никто уже и не помнил, как пользоваться. Альфред помнил и не без оснований считал себя в этом деле непревзойденным мастером.
Выбранная им Дорога, как и предполагалось, проморозив до костей и заставив все тело вибрировать как в припадке, вывела в неприметный, разрисованный чьими-то неумелыми граффити и признаниями в любви переулок в самом центре Москвы. Окунувшись в прохладную вечернюю атмосферу, характерную для середины весны, Альфред непроизвольно передернул плечами, неосторожно зацепив водосточную трубу позади себя, отозвавшуюся на подобные посягательства оглушительным лязгом.
Резкий звук взбудоражил и спугнул скрытую темнотой компанию подростков, расположившуюся чуть впереди в том же проулке, в котором оказался Ал. Услышав чей-то удаляющийся топот, мужчина сделал десяток шагов вперед и наткнулся на человека, что-то судорожно пытавшегося нашарить дрожащими руками на сыром и практически невидимом в окружавшей их темноте покрытом трещинами асфальте. Секунду посетовав на судьбу, которая вынуждала его, даже будучи при полном параде, блуждать по каким-то трущобам, Альфред пнул носком ботинка кучку сигаретных бычков и явно не в первый раз использованных шприцов и заметил то самое, что, по всей видимости, тщетно искал его новый знакомый. Подняв зажатый между двумя пальцами пакетик с неким белым порошком на уровень глаз, Альфред обратился к своему визави:
– Не это ищешь?
Совсем молодой, как выяснилось мгновение спустя, парень, который только теперь заметил непрошенное соседство, попытался резко отползти в сторону, весьма болезненно приложившись затылком о кирпичную кладку стены позади себя. Сползший с его головы капюшон ветровки обнажил взъерошенную, криво подстриженную макушку и физиономию с огромным количеством прыщей, царапин и прочих свидетельств переходного возраста. Особо на лице выделялись красные, все в полопавшихся капиллярах испуганные глаза.
– Д-да! Отдайте! – Дрожащая рука парня дернулась в сторону стоящего перед ним мужчины, но, сведенная судорогой, опала по дороге. Подросток еще раз нервно оглядел стоящего перед ним человека: его вид, от манеры держаться до понтового костюма, никак не желал гармонировать с окружающей обстановкой. Впрочем, в центре города кого только не встретишь, лишь бы этот чудик дозу себе не зажал! Внезапно глаза незнакомца, как показалось наркоману, на миг сверкнули синим, после чего метко брошенный пакетик приземлился прямо ему на грудь.
– Больше не теряй. – Альфред, потеряв интерес к беседе, развернулся и уверенно двинулся к виднеющемуся вдалеке силуэту небоскребов Сити, на ходу размышляя, какую бы истерику ему закатил Бенуа, узнав о том, что произошло в этой подворотне. Тощий моралист, пожалуй, в гроб бы его загнал и уселся сверху на крышке вместе со своими нравоучениями. Ал же был уверен, что возможность убраться с лица вселенной является высшим проявлением свободы воли. Всякое существо, на его взгляд, было вправе портить себе жизнь так, как считало необходимым.
К нужному строению Альфред в конце концов добрался на такси, которое заставил подъехать прямо к ковровой дорожке, ведущей ко входу в баснословно дорогой и такой же нелепый отель, который и являлся конечным пунктом его маршрута. Расплатившись и покинув салон, он направился к призывно распахнутым дверям, небрежно засветив черную, всю в золотых вензелях, карточку пригласительного перед швейцаром, тут же сменившего свою подозрительность на подобострастное заискивание.
Сегодня весь отель был за какую-то невероятную сумму забронирован под проведение весьма экстравагантного частного мероприятия, случавшегося не чаще чем раз в шесть лет, поэтому персонал был расторопен и предупредителен вдвое больше обычного. Перехватив у проходящего мимо официанта бокал шампанского на тончайшей ножке, который сам по себе мог считаться произведением искусства, Альфред прошел в центральный атриум, изобилующий разодетыми людьми, хрустальными люстрами, лепниной и золотом до состояния полнейшей безвкусицы. Сам Ал, когда-то давно родившийся и выросший далеко на севере в стылой пещере, где из всей роскоши и декора были лишь развешенная на жердях вдоль стен вяленая рыба да очаг посередине, хоть никогда и не отказывал себе в сибаритстве, столь вопиющей нехватки вкуса в этом деле понять не мог.
Впрочем, местные нравы его заботой не были, но вот с планами стоило поторопиться и успеть все до начала основной части приема, воспользовавшись тем, что публике, слонявшейся пока что без всякой пользы и сбивавшейся в стайки, дабы обсудить последние новости и сплетни высшего света, не было до него никакого дела. Еще одной удачей он считал то, что ему на пути пока что не встретилось ни единого знакомого лица. За это стоило благодарить его привычку держаться в стороне от любых элит, которую он тщательно культивировал в себе не один десяток лет. Хотя одну свою знакомую в зале он все же заприметил: в самом центре зала спиной к нему стояла высокая немолодая женщина, смотревшаяся со своим высоким пучком на голове и в темно-фиолетовом платье в пол элегантно и одновременно максимально сдержанно. Женщина периодически начинала разговор то с одним, то с другим гостем, ни с кем, тем не менее, не задерживаясь подолгу.
Дождавшись, пока его ничего не подозревающая жертва в очередной раз отвлечется от своих собеседников и ненадолго останется одна, Ал разжился еще одним бокалом и, лавируя среди гостей, отправился засвидетельствовать свое почтение.
– Мадам Корнелия? Весьма рад встретить здесь кого-то знакомого!
Женщина, услышав голос Альфреда, странно напряглась и резко обернулась, ища глазами источник своего беспокойства. Несмотря на секундное замешательство, она почти сразу взяла себя в руки и мило улыбнулась, принимая протянутый ей бокал.
– Рада… Весьма рада вас видеть, мой дорогой! Какими судьбами? Уж и не припомню, когда вас можно было встретить на подобных приемах.
– Увы. Обилие дел и забот, как правило, не позволяет мне тратить время столь расточительным образом. Впрочем, насколько я знаю, вы подобные сборища тоже посещаете лишь по долгу, скажем так, службы, – Альфред интонацией выделил последнее слово и выжидающе глянул на свою знакомую.
– Стало быть… – Корнелия в ответ наградила собеседника взглядом чуть более острым, чем следовало. – Предположу, что и сюда вас привела работа, а не тяга к светским развлечениям?
– Скорее, необходимость встретиться с нашими общими друзьями, – Альфред даже не подумал отреагировать на исходящую от его собеседницы угрозу. – А после, увы, мне вновь придется отбыть по своим делам так скоро, как только возможно.
– Что ж… – женщина о чем-то задумалась и продолжила как ни в чем не бывало: – В таком случае я бы советовала вам посетить фитнес-залы и бассейн. Гарантирую, что вы об этом не пожалеете! Владелец гостиницы проявил невероятный талант, проектируя это место. Особенно рекомендую индивидуальные комнаты. Это восьмое чудо света какое-то! Все эти купальные приспособления и пузырьки! Что уж говорить про местный штат массажистов! – голос Корнелии просто сочился притворным восхищением. – Думаю, если вы поторопитесь, то как раз успеете до начала бала.
– Благодарю вас, мадам! – Альфред отвесил галантный полупоклон, наскоро анализируя полученную информацию. – Описанное вами действительно звучит весьма впечатляюще. Так что, пожалуй, я и впрямь воспользуюсь вашим советом!
Завершив таким образом беседу, Альфред поспешил перейти в другой конец зала, где потратил еще четверть часа на возлияния и ненавязчивое уточнение у персонала местоположения фитнес-залов. Выяснив нужную информацию, мужчина отпил шампанского и, прихватив с собой бокал, отправился вглубь гостиничного комплекса. Путь был не слишком долгим: путешествие на лифте, пара подсвеченных изящными настенными светильниками коридоров, и он оказался напротив матовых стеклянных дверей, ведущих в фойе спа-салона отеля.
Рядом со входом обнаружились двое вооруженных автоматами и запакованных в бронежилеты шкафообразных охранника, каждый из которых был выше подошедшего к ним мужчины на добрые полголовы. Ал только успел подумать, как им не хочется самим залезть в холодную воду, целый день стоя в душном коридоре в полной боевой амуниции, как один из них шагнул вперед, заслоняя проход внутрь и обращаясь к неожиданному посетителю:
– Прошу прощения. Купальный зал сегодня зарезервирован для частного мероприятия. Могу я увидеть ваш пригласительный?
– Да, конечно. – Альфред подошел ближе, в очередной раз доставая на ходу все ту же черную с золотым тиснением карточку.
Охранник какое-то время рассматривал протянутый пропуск, после чего вернул его и покачал головой.
– Прошу прощения, но ваш пригласительный не распространяется на данную зону. Боюсь, я не могу вас пропустить.
– О… – Альфред прищелкнул языком. – Что ж, думаю, мы что-нибудь придумаем… – Едва закончив фразу, он резко выбросил вперед левую руку с зажатым в ней бокалом, выплескивая содержимое в глаза второго охранника, до того молча наблюдавшего за происходящим со своего места. Временно обезвредив одного из противников, Ал рванулся в сторону досматривавшего его бойца, мощным ударом головы впечатываясь снизу-вверх ему в переносицу. С противным чавкающим звуком носовой хрящ не успевшего среагировать человека впечатался внутрь черепа, вызывая повреждение мозга и мгновенную смерть.