Очень Светлый Паладин. Книга 2

На ресепшене её не оказалось. Прочесав несколько комнат, я нашёл её в одной из спален. Рыжая красавица с пухлыми губами, скорее всего просто натертыми, нежно дремала на кровати, её длинные рыжие волосы растрепанно лежали на подушке. Она выглядела так сладко и невинно, что… Да какого? Не время расслабляться!

– Подъём! – Я схватил её за талию, перекинул через плечо, и она сонно завозмущалась, забарахтавшись в моих руках.

– Эй! Пусти! Что ты творишь?! – пробормотала она, пытаясь вырваться, но несколько звонких шлепков по упругой попке быстро остудили её пыл.

– Во имя света, успокойся уже! Ты срочно нужна в храме, все только тебя и ждут! – произнёс я, уверенно шагая обратно.

На выходе из борделя охрана даже не пыталась меня остановить. Мужики просто отвернулись, делая вид, что увидели что-то прекрасное в отделке бордельных стен. Правильное, в общем-то, решение.

– Уф, вроде успел, – вздохнул я, скидывая рыжую с плеча. Она едва удержалась на ногах и сердито на меня смотрела. – Вот что значит, отношения после секса, а меня ведь предупреждали, ты теперь всегда так на меня смотреть будешь?

Монахи начали оживать, негромко перешёптываясь между собой, и как только заметили девушку, их возмущение вырвалось наружу.

– Женщина в храме?! Это святотатство!

– Это преступление перед церковью!

– Она не может находиться в доме Создателя!

Я терпеливо дождался, пока они накричатся, потом хлопнул в ладоши.

– Дама и господа, в этот чудесный день у нас запланировано несколько мероприятий. И первое – это свадьба! Моя, вот с этой красавицей. Здорово, правда? – Паладины странно переглянулись, а я продолжил. – Я, конечно, знаю о твоём неприятном прошлом, но давай оставим это в секрете. Лично я никому не расскажу что ты шлюха!

Вопли поднялись ещё громче. – Женщины не могут быть в храме! Они грязные! Они оскверняют святость!

Я скрестил руки на груди, встав в героическую позу и смерил говорившего тяжёлым взглядом – Это кто тебе такое сказал? С хрена ли она грязнее тебя, а? Ты, прости, чего это разорался? Откуда у вас такие правила?

– Это закон! Так сказал сам Бог! – монах надулся, и гневно задышал.

Я покачал головой. – Пиздёж. Я эмиссар Создателя и обвиняю тебя в богохульстве! Ну-ка, ребята, вон в тот угол его отведите и следите, чтоб не сбежал.

Паладины тут же схватили монаха и, несмотря на его жалкие протесты, утащили в сторону.

– Что тут происходит?!

Голос, тяжёлый, полный злости, раздался со стороны алтаря. В зал вошёл массивный, жирный мужчина, в тяжёлом, расшитом золотом одеянии. Лицо – надменное, с двойным подбородком и толстыми щеками. Верховный жрец собственной персоной.

Он надул грудь колесом и гордо шел в мою сторону, стараясь выглядеть еще больше.

– Я так понимаю, вы тут самый главный? – спросил я, с любопытством разглядывая его.

– Да! Я Верховный жрец! Что вы здесь делаете?! Объяснитесь немедленно!

Он шагнул вперёд, и в тот же момент в моей руке сформировалась золотая кувалда. Я не дал ему закончить. Просто размахнулся и со всей силы впечатал её прямо в его лоснящийся череп.

Раздался глухой хруст. Голову разорвало, как переспелый арбуз, кровавые брызги полетели во все стороны, забрызгав ковры, стены и ближайших монахов. Тело обмякло и рухнуло на пол с тяжёлым глухим звуком.

Мгновенно в зале воцарилась тишина.

Я вытер лицо от кусочков мозгов тыльной стороной ладони и встав в героическую позу, тяжело вздохнул. – Снова пиздёж. Что ж вы мне тут все врёте? Все же знают – вот он, Борислав! Самый верховный жрец. – Я указал на паладина. – Ещё кто-то хочет мне соврать сегодня?

Труп лежал на полу, его кровь стремительно впитывалась в ковры, одеяла, подушки. Монахи и паладины стояли молча, в лёгком ахуе, не зная, что делать дальше.

– Сейчас вы быстро поклянетесь мне в верности, и всё… и пойдёте по своим делам. Здорово, правда? Прям как праздник. Ну что, приступим?– Итак, переходим к самому интересному, – я оглядел перепуганных монахов, которые всё ещё не до конца осознавали, что их мир только что рухнул. – Будем договариваться, или вы против? Несколько самых смелых всё же не выдержали и начали выкрикивать что-то о святотатстве, убийстве, божественном возмездии и прочей чуши, совершено не понимая что происходит. – Товарищи паладины, вы запомнили, кто кричал? – лениво спросил я, растягивая слова. – Так точно, отец Алексий! – тут же ответили мои ребята. – Молодцы. Проводите этих господ вон в тот угол, – я махнул рукой в сторону темного закутка, где уже держали одного пленного монаха. Паладины без лишних слов схватили сопротивляющихся монахов, не обращая внимания на их слабые протесты, и волоком потащили их в наспех организованный отстойник. Оставшиеся монахи стояли бледные, явно переживающие о своей дальнейшей судьбе. – Вам бы не помещало иногда бывать на солнце, ещё кто-то хочет высказаться? – поинтересовался я, глядя на них. Ответом была оглушительная тишина. – Ну вот, другое дело, – довольно кивнул я. – Раз больше никто не хочет говорить, так и быть, я возьму своё слово. И слово моё – клятва! Я сделал шаг вперёд, вальяжно разминая плечи и принимая героическую позу, пришлось задрать подбородок. Монахи переглянулись, кто-то тихонько замычал, другие сжались, будто надеясь, что если не двигаться, их просто не заметят.

– Так, господа, – я хлопнул в ладоши, привлекая их внимание. – Смотрите, боженька на вас очень злой. Иначе нас бы тут не было, верно? Так что у вас два пути, либо встаём на путь исправления, либо идём вон в тот угол к своим друзьям. Ну что, считаю до десяти… Девять… Десять! Время вышло!

Среди монахов вспыхнула паника.

– Я… я клянусь!

– Мы ведь не можем ослушаться Его посланника!

– Конечно, мы верим в волю Создателя!

– Простите нас, мы были слепы!

Они закивали, некоторые даже рухнули на колени, торопливо складывая руки в молитвенном жесте.

– Отлично! – я довольно ухмыльнулся. – Повторяем за мной, Клянусь в вечной верности Создателю и Его Эмиссару! Клянусь служить без страха, без сомнений и без колебаний! Клянусь повиноваться беспрекословно, следовать воле Эмиссара и нести Его слово в этот мир!

Если нарушу клятву, если ослушаюсь или предам – пусть моя душа немедленно покинет бренное тело и навеки окажется в вечном рабстве у Создателя, дабы в страданиях искупить свой грех!

Монахи подхватили слова клятвы, поначалу тихо, срывающимся голосом, но с каждым повторением всё увереннее. Их голоса слились в единый хор, эхом разлетаясь по храму. И в этот момент воздух в зале сгустился, стало очень трудно дышать.

Снаружи донёсся странный гул, земля под ногами дрогнула. Это было легкое землетрясение, в храме стало светлее, и когда монахи, уже закончив клятву, подняли головы, они увидели это.

Рядом с величественной статуей лысого божества появилась ещё одна. Я. Статуя меня. Высокая, выточенная из белого мрамора, с дерзкой ухмылкой и вытянутой вперёд рукой, будто я что-то разъяснял толпе.

По залу прошёл лёгкий ветерок, ударив каждого монаха в грудь. Кто-то из них судорожно вдохнул, у кого-то из глаз потекли слёзы, а кто-то просто рухнул на колени, осознав, что только что ощутил касание самого Создателя.

– Чудо! – выдохнул один.

– Он благословил нас!

– Хвала Эмиссару!

Я довольный как кот объевшийся кошачьей мяты, хлопнул в ладоши.

– Ну что, первая часть выполнена, – сказал я, свистнув парням.

Паладины без лишних слов повели несогласных монахов к выходу из храма.

– Так, господа, не волнуйтесь. Я быстро, – усмехнулся я, в воздухе сформировался огромный золотистый меч, форма которого была, мягко говоря, странной, массивное лезвие, с гардой из двух идеально округлых золотых сфер, напоминавших яйца. Само лезвие тоже имело особенность, я же называл его просто, хуй-меч.

Несогласные монахи были уложены на мостовую в виде солнышка, головами внутрь, и даже не успели запротестовать, как одним круговым движением, золотистое лезвие, сияя в лучах солнца, отрубило им головы. Кровь растекалась по площади, праздношатающиеся жители столицы почему-то, вели себя очень тихо, стараясь спрятаться с глаз, но все же любопытство побеждало и было видно как те отовсюду выглядывают.

И в этот момент, когда последняя голова отделилась от туловища, на площадь вышла королевская стража. Блестящие доспехи, суровые лица, руки на рукоятях мечей. Они молча смотрели на нас, явно обдумывая происходящее. За гвардией на площадь вышли люди в балахонах, но я уже встречал таких, это б