Цикличность

В этот момент к воде подошла целая вереница девушек. Они тащили увесистые тюки грязного белья и беззаботно перешучивались. Я побежал к воде им наперерез, по пути я достал меч из ножен и пару раз им взмахнул для увесистости произнесенных слов.

– А ну, брысь! По домам, говорю! Живо!

Девушки в ужасе закричали, побросали свои тюки на землю и разбежались кто-куда. Однако, мой жест вовсе не оценили стражники. Двое взяли бердыши наизготовку, старший выхватил меч. Они стали двигаться так, чтобы люди с бердышами, держа меня на безопасном расстоянии, заблокировали с двух сторон. При этом старший встал в нижнюю стойку, подходя так, чтобы он мог в любой момент нанести удар по ногам и при этом не попасть в бердыш коллеге.

Я знал эту тактику. Ведь это я ее придумал. Радует то, что командиры стражи продолжают строго блюсти правила боевой подготовки. Не радует то, что за все это время они так ничего нового и не придумали.

Я перебросил меч в нерабочую руку и, высоко подняв кисть, направил меч острием к земле. Затем повернул корпус и вжал голову в плечи. На поясе за спиной у меня всегда хранился кинжал. Старая привычка, я взял ее с собой с пустынных восточных дорог и, теперь, благодаря ей никогда не выходил из дома безоружным.

Теперь человек с мечом не достанет моих ног. А люди с бердышами не рискнут сильно давить, голова и корпус закрыты, из такой стойки я легко парирую их удары. А атаковать таким длинным оружием ноги слишком опасно, можно переломить древко или неудачно открыться.

Конечно, они могут кинуться гурьбой. Или просто начать давить бердышами с обеих сторон. Но тогда это будет уже не задержание, а ликвидация. На ликвидацию я пока что не заработал. Поэтому, пока они медленно шли на меня, а я отступал. И эта ситуация развивалась мне во благо. Дальше узкая улица, идущая вдоль набережной, соединялась с широкой мощеной дорогой, идущей в восточный замок. Там ребята с бердышами вынуждены будут немного разойтись, чтобы оградить меня от зевак, и в это момент я смогу без труда от них уйти.

– Ребята, я не хочу никому зла. Поверьте мне, вода отравлена. Очень скоро начнут умирать люди. Мы должны что-то сделать. – Мне лишь нужно было потянуть время.

– Господин, успокойтесь. Мы вас даже задерживать не хотим на самом деле. Не хотите в Секретариат – не надо. Поспите у нас в караулке пару часов и все. Можем вам там стол накрыть, опохмелитесь.

В этот момент из узкого бокового переулка на набережную выбежала небольшая фигура. Худенькая женщина несла сверток в дрожащих руках. Она была вся в поту. От лихорадки она не могла нормально идти, при этом она постоянно что-то шептала, стараясь устоять на ногах.

Женщина не заметила нас и врезалась в одного из стражей, что был вооружен бердышом. Она посмотрела на мужчину замыленным взором и промолвила слабым голоском.

– С моим малышом что-то не так. Вы мне не поможете?

С этими словами она потеряла равновесие и упала на гранитную плиту, даже не пытаясь смягчить падение руками. Стражник же рефлекторно выронил бердыш и выхватил из рук женщины сверток.

Старший караула побежал к женщине и перевернул ее на спину. Ее пустые глаза неподвижно смотрели прямо перед собой. Белки глаз пожелтели, а горло распухло так, будто внутри вырос огромный нарыв.

Стражник, что держал на руках сверток, торопливыми движениями развернул его и посмотрел что там внутри. Он ничего не сказал, просто снял свободной рукой шлем с головы, а затем рассеянным движением протер лоб от выступившей испарины, при этом он так и не смог отвести взгляд от содержимого свертка.

– Достопочтенный Мисса, – старший убрал меч в ножны и обратился ко мне. – Скажите, что мы должны делать?

– Ребят, я не буду врать. Столицу уже не спасти.

– Она…

– Да, город неминуемо погибнет.

– И что же делать? – стражник кивнул, а я почувствовал, как перед его глазами проплыли образы всех его домочадцев.

– Мы все еще можем спасти мир от этой заразы.

– Каким образом?

– Мы можем уничтожить Столицу. Можем взорвать город. На его месте образуется глубокая воронка и реки обернуться вспять. Озеро будет хранить этот яд, все в округе вымрет, но при этом выживут другие города. Митарр, Терриал, Утейла, Лимфис, Дернау и многие другие – эти города мы еще можем спасти.

– Моя семья родом из Лимфиса, – сказал, ни к кому особо не обращаясь, стражник со свертком в руках.

– Хорошо, достопочтенный Мисса. – Старший стражник кивнул, видно было, как борется в нем чувство долга и желание стремглав бежать домой к своей семье. – Какой план?

– Под городом есть большой погреб. О нем мало кто знает, кроме чудотворцев. Еще при Старом Короле его выкопали для того чтобы хранить там припасы на время осады. Но, вместо этого, откопали что-то странное, что-то вроде склада. То, что там хранится – это однозначно оружие, и мы можем его использовать.

– Как?

– Я не совсем понимаю, как оно работает. Но если мы обложим его гремучими камнями для горных работ, то оно наверняка взорвется.

– Как же мы попадем в этот самый погреб? – сказал стражник, что все еще держал в руках сверток.

– Единственный известный мне вход расположен в Южном замке. Надо выкрасть или купить взрывчатку и отнести ее туда. И стоит сделать это как можно быстрее, пока зараза не распространилась за пределы города.

Он не выдержал. Старший караула бросил меч на мостовую и побежал. На ходу он скинул с головы шлем и что есть сил припустил к себе домой. Его можно понять. Провести последние минуты жизни со своей семьей, это то благо, которое выпадает далеко не каждому. Еще раз обнять жену, поцеловать сына, это то истинное желание, которое просыпается лишь тогда, когда ты уже лежишь на земле, а горячая кровь, покидая тело, оставляет за собой лишь могильный холод.

Двое подчиненных молча смотрели вслед своему командиру.

– Я готов так-то. Нам-то все равно уже нечего терять. – С этими словами стражник с непокрытой головой опустил сверток на гранитную плиту рядом с телом женщины и поправил его так, чтобы не было видно, что лежит внутри.

36. Джесс

«Когда чудотворцы набрали мощь, то сразу подмяли под себя Столицу и все ее предместья. Некоторые даже и не поняли, что теперь служат чудотворцам, а не королю. И еще жив был Старый Король, когда чудотворцы обратили свой взор на восток и подчинили своей воле земли Хадилхата. Тем самым отодвинув свои границы на восток до мертвой пустыни. Последним форпостом их нового мира стал городок Бархуз. Это старая военная крепость, там ничего не растет, летом колодцы пересыхают и вся провизия привозная. Единственным разумным объяснением существования Бархуза является его удачное стратегическое расположение. Говорят, что город создавался для обороны, мол, где-то за пустыней живут чужестранцы, что могут пересечь бескрайние пески и остаться при этом в живых. Мало кто верит в это. Но вот укрепленная крепость, вот ее стена, направленная бойницами на восток. Кого-то здесь ждет гарнизон Бахруза. Ждет и боится».

Карим Обер «Угроза с востока».

863 год со дня Возрождения. Митарр

– Парень! Да ты идиот!

– Почему? – я не то чтобы оскорбился, но действительно не понимал, что я такого натворил.

С того момента как меня спасли от разъяренной толпы уже прошло несколько часов. Страх понемногу улегся. Возбуждение прошло, лишь немного тряслись коленки.

– Как бы тебе это втолковать, чтобы не обидеть? Вот ты вдоль дорог видел столбы?

– Видел.

– Для чего они?

– Для того чтобы на них людей вешать.

– Да, милая такая северная традиция. Чтобы люди четко понимали, что в этих краях шкодничать запрещено. А кого вешают, знаешь?

– Преступников.

– А еще?

– Чудотворцев?

– Эй, глядите-ка, прозрел!

– Ты хочешь сказать…

– Да! – Лоррис запустил пятерню в свою седую бороду. Он который час тщетно пытался вычесать маленькие веточки, что впутались в бороду, пока мы пробирались по густому кустарнику. – Я хочу сказать, что если бы не я – ты бы уже сдох!

– Я думал, что эти традиции ушли в прошлое.

– Они и ушли, сынок. – Лоррис посмотрел на меня своими глубоко посаженными глазами. – Но времена меняются. А перемены всегда сопровождаются вспышками жестокости. Еще дед мой говорил: «Всегда смотри на эшафот. Если тот равномерно работает, значит все нормально. Если пылью покрылся, то скоро в крови утонет».

– А я-то тут причем?

– Да притом! Вот подумай своей юной светлой головой, зачем все эти люди здесь собрались?

– Товары привезли.

– Ага. А зачем?

– Продать.

– Верно. Продать одно, купить другое. А если не продать, то денег не будет. А значит не на что купить. А значит, домой они все вернуться ни с чем. Следующая зима для них пройдет впроголодь, если вообще смогут они до весны дожить. Кто в этом виноват?

– Ты намекаешь на меня? Я-то тут причем?

– Не причём. Но на столбе бы смотрелся, как влитой. В таких ситуациях всегда должен быть виноватый. А вот виновен ли он на самом деле, это уже вопрос второй. Ты когда заорал, что чудотворец, я чуть в ущелье не ухнул с перепугу. Вот уж не думал, что ты настолько тупой.

Я не нашелся что ответить. Лишь взял в руку головешку и разбередил ею угольки. Лоррис встал на ноги, отряхнул пятую точку и молча скрылся в густых зарослях, окружающих нашу ночлежку. Старик, конечно, был прав. Если бы не он, висел бы я сейчас на столбе у дороги и собирал ворон на знатную пирушку.

Лоррис довольно ловко вывел меня из толпы и протащил по густому кустарнику до своей лежки, расположенной в стороне от дороги, прямо у обрыва. Отсюда было видно как ворота Митарра, так и край подъездной дороги, но, благодаря буйной растительности, с дороги это место нельзя было заметить. Лоррис организовал небольшой костерок. Он немного дымил, но над Митарром клубился настолько густой и вонючий столб дыма, что наш очаг был практически незаметен.

Смеркалось, солнце медленно уходило за горизонт. С каждым днем оно все дольше выжидает перед тем, как скрыться за горной цепью на западе. Через пару месяцев оно решит вовсе не покидать небосклон, и пройдет прямо над хребтами Сиала, превращая ночь в бесконечный закат. Я уже видел такое, когда был с господином на севере, удивительное явление.

В Терриале никогда не бывает таких ночей. На моей родине наоборот, ночи очень темные, даже сарай перед собой без факела не разглядишь. Земля под ногами черная, как смоль и, если ночь безлунная, то непонятно, где граница черного неба и черной земли.

Сегодня солнце скроется, однако темно все равно не будет. Зарево от полыхающего города освещает окружающее пространство, словно полная луна. Пожары в Митарре все не утихают, вполне вероятно, что их просто некому тушить. Пару часов назад я видел, как люди сбрасывали трупы со стены прямо в ущелье. Очень много тел. Люди без каких-либо отличительных знаков и один стражник в изорванной форме сносили трупы к обрыву и спихивали вниз.

Кто-то был завернут в саван, кого-то сталкивали в обрыв в том, что было одето на человеке в момент смерти. Обычно одеждой в таком положении не брезгуют. А значит что-то не позволяло людям снимать с мертвых одежду. И, точно, это падали в обрыв останки сухих. В Митарре большая беда, а сухие всегда сопровождают трагедии, как верный спутник.

Я прекратил считать тела после первой сотни и старался больше не смотреть на эту траурную церемонию. Я видел много смертей в Терриале, но там некогда плодородная земля всегда охотно принимала в мягкие объятья своих сыновей и дочерей. То, что происходило сейчас в Митарре, вовсе не походило на церемонию прощания. Вот со стены полетел труп мужчины с разбитой головой. Он чей-то сын и чей-то отец. И никто, никогда не сможет найти место, где он упокоился. Уже не выйдет почтить его память. Река внизу в эту пору года еще не обмелела, и сильное течение унесет тело на восток, и не узнают близкие, где его кости найдут последнее пристанище.

Исан говорил мне, что в Митарре людей хоронят в стенах тоннелей, которыми изрезана вся скала, на которой стоит город. Видимо тоннели обвалились от землетрясения, или просто не успевают и, чтобы по городу не пошли болезни, людям приходится скидывать тела своих родичей с обрыва. Это печальная необходимость.

Лоррис неожиданно вынырнул из кустарника и разложил у костра большую охапку хвороста.

– Хорошие дрова нынче большая удача, можем даже что-то поджарить. – Старик улыбнулся с довольным блеском в глазах.

– Ты что так долго? Молился опять? Как у Скипа дела?

– Вот странный ты человек, Джесс. Вроде ученый, а глупый. Скип меня не услышит, есть у него работа поважнее. Важно то, что каждая молитва – это несколько минут наедине с самим собой. И, уверяю тебя, порядок и покой в голове, что я за эти минуты приобретаю, не раз спасали мою жизнь.

– Не убедил, завтра еще раз попробуешь.

– Тьфу на тебя, зараза!

– Ладно, а что мы на твоем костре жарить то будем?

– Можем чего умыкнуть с обозов.

– Не боишься, что поймают?

– С минимальным риском можно по обочине пройтись. Поискать то, что обозы в Митарр везли, а оно уже портиться начало. Наверняка сейчас куча чуть лежалой еды вдоль дороги валяется. На нас никто и не посмотрит, одним поберушкой больше, одним меньше.

– Не отравимся.

– Простите, сир. Если ваш нежный желудок не терпит такой еды, то предлагаю вам самим придумать, где брать провизию.

– Слушай, хватит меня поносить!

– А то что? Чудо сотворишь? Ах да, у тебя же вещей не осталось. Ничего, могу сбегать поискать.

– Серьезно, прекращай.

– Я тебя спас, изволь пару дней потерпеть. Ты меня, кстати, из избы не вытащил, если помнишь. Я тебе ничем обязан не был.

– Ты лежал весь в пене…

– Ага, а еще обоссаный и вонючий. Мог хоть в сторонку оттащить, для очистки совести. Сам вон успел камзол стибрить, а брата по несчастью бросил подыхать.

– Извини, я и не подумал…

– Что адепта надо вытащить, да? Брось, пустое это дело. У вас, у чудотворцев, мозги набекрень, ты сам в этом в самой меньшей степени виноват.

– А как ты выбрался?

– Ну, уж не благодаря тебе, это точно. Пришел в себя, огляделся, никого. Вышел из хлева смотрю, вся деревня собралась у дома неподалеку от хлева. Думаю, ты именно оттуда камзол свой и уволок. Что-то кричат, обсуждают.

Я стороной их обошел, да что-то дернуло – к окну подошел внутрь глянуть. А там раненых куча лежит и врачевать видимо некому. Все только суетятся, ничего толком не делают. Я плюнул и прямо к толпе подошел.

Они меня увидели – тут же загалдели, бабы детей попрятали. Мужики, кто на ногах был, похватали кто, что мог. Один даже полено с дровницы зачем-то схватил. Смотрят со смесью страха и презрения. Я им сказал что, мол, давайте договоримся. Я ваших врачую, а вы меня потом отпускаете на все четыре стороны. Они помялись, подумали, да согласились в итоге.

Четыре дня мне потребовалось, чтобы в норму всех привести. Потом мне староста их, ночью втихую коня подвел, и я уехал. Здесь у Митарра коня обменял на топор и куртку обшитую пластинами, это сейчас нужнее будет.

– То есть за мной никто не гнался?

– Да про тебя все забыли почти сразу, сир. Я, конечно, понимаю, что столь высокая персона требует к себе внимания, но вот не учли селяне твоего высокого самомнения. Ты слишком глупый и самоуверенный, юный чудотворец.

В этот момент земля содрогнулась. Меня подбросило в воздух на добрый метр, и я неловко бухнулся на бок. Лоррис устоял на ногах и привычным движением выхватил топор. Со стороны дороги донеслись крики. Затем что-то затрещало, и я увидел, как городская стена дала трещину. Осколки камней полетели вниз, но сама стена устояла.

– Твою мать! – заорал Лоррис. – Что вообще в этом мире твориться-то?!

Я вскочил на ноги и, не зная что делать, заметался вокруг костра.

– Не мельтеши! Не знаю, что происходит. Но вечерняя трапеза откладывается. Ждем темноты и выходим к воротам. Усек?

– А если меня узнают?

– Серьезно?! Думаешь, кто-то успел твой портрет зарисовать и около дороги повесить?

Как только опустились сумерки, мы сквозь заросли вернулись к ущелью . У ворот собралась многочисленная толпа испуганных людей. Они вопрошающе кричали, но на стене никого не было. Вообще никого. Митарр будто замер в ожидании чего-то. Это был переломный момент для всех тех, кто ожидал прохода сквозь город. Я видел, что многие из тех, кто ждал возможности пройти, плюнули на все и теперь второпях облегчали обозы, чтобы как можно быстрее двинуться назад на север. Самые расторопные уже успели уехать. Но основная масса решила возвращаться на север именно сейчас.

Разворачивающиеся повозки врезались друг в друга. Погонщики ругались и дрались. Лошади, напуганные недавним толчком, пытались хоть куда-то рвануть. Один из возниц не управился с тяжелым мерином и тот, поломав упряжь, с ходу врезался в близлежащую повозку. Конь поломал борт и запутался в тканевом навесе. Закутанный в ткань, непрерывно лягая воздух, конь поскакал в противоположенную сторону и на всем ходу сорвался в обрыв. До людей, стоявших на дороге, донеслось лишь безумное ржание.

В этот момент ворота Митарра неожиданно начали опускаться. Все, кто еще минуту назад кричал и галдел, затихли в один миг. Только лишь лошади продолжали бесноваться, гонимые в неизвестном направлении инстинктом.

Когда ворота опустились, к людям вышел один единственный человек. Он чеканным шагом прошел по воротам к толпе. Мужчина был облачен в тяжелый парадный доспех. Шлем он не стал одевать, и его идеально выбритая голова отражала зарево пожаров за его спиной. Усы мужчины были красиво уложены, броня блестела, отражая вечернее небо.

Командир гарнизона предстал перед людьми в самом благоухающем виде. На его груди красовался вышитый герб его рода – алый цветок, скрещённый с мечом на белом фоне. Герб Митарра представлял собой тот же цветок, только уже без меча. Сейчас он выглядел совсем иначе, нежели днем. Раньше он нервничал и пребывал в смятении, сейчас же командир источал уверенность и благоразумие.

Он положил руку на рукоять меча и заговорил громовым голосом.

«Дорогие друзья! Я – командир гарнизона этого города. Моя семья обороняла Митарр с тех самых пор, когда гербы севера еще были выкрашены в желтый цвет. И до сего дня я боролся за жизнь этого города как мог, хотя в последние дни уже и утратил всякую надежду. Сегодня я вынужден сообщить вам печальные новости с юга. Несколько часов назад случилось непоправимое… Столица нашего государства, сердце нашей Страны и твердыня чудотворцев… была уничтожена неизвестной силой».

За моей спиной раздался возбуждённый шепот.

«Взрыв невероятной силы уничтожил весь город со всеми его жителями. Вестовой голубь с той стороны перевала только что принес эту печальную новость. Те чудотворцы, что не были в момент трагедии в городе, распространяют эту новость по всей стране. Она, безусловно, правдива. Вы наверняка и сами почувствовали ту силу, что уничтожила Столицу. К сожалению, никто не уцелел. Чудотворцев остались жалкие десятки… Как и судий… Как и слуг хартии. Страны больше нет, отныне все сами по себе. И посему, с сего момента ворота Митарра открыты для всех. Вы вольны идти туда, куда захотите. Город умирает, помощи теперь ждать неоткуда. Если вы знаете куда бежать, бегите. Я не справился с возложенной на меня честью, навлек на свой род позор».

С этими словами командир гарнизона развернулся лицом к Митарру и спиной к толпе. Он вынул меч из ножен и отсалютовал городу, который стонал и пыхтел в небо дымом пожаров. Даже лошади, словно уразумевшие что происходит, затихли. Затем командир бросил меч к своим ногам. Тот гулко ударился о дерево, и этот звук эхом разнесся по ущелью. Командир какое-то время молча смотрел на разрушенный город, затем шумно вздохнул, вдруг, подбежал к краю пропасти и бросился вниз.

Никто не успел что-либо понять или сделать. Люди, стоявшие у ворот, успели лишь ахнуть от удивления. Без единого крика последний защитник Митарра принял свою смерть. Лишь когда из глубины ущелья до разношерстной толпы донесся громкий раскат удара металла о камни, она пришла в движение.

37. Роккар

«Молва твердит, что далеко на севере, за ледниками, тоже есть открытая вода. Но мне видится это маловероятным. Я всю свою жизнь плавал на судах по Граничному морю. Еще маленьким мальчиком я заступил юнгой на сторожевой корабль в Лимфисе. Я был шестым сыном спившегося кораблестроителя. Мать умерла от какой-то заразы ходившей в порту, а старшие братья продолжили путь отца. Я, естественно, про пьянство. Так что, другого пути у меня просто не было. Жизнь швыряла меня, как могла. Два раза я тонул вместе с кораблем. На моем теле три огромных шрама после абордажей, устроенных людьми с Карокаса. Я видел волны выше, чем Лимфийский маяк. И я бывал в тех местах, которые еще не нанесены на карты. Так что, если бы на севере действительно было море, то я бы знал путь туда. Сейчас, когда я возглавляю флот Оберна, мне трудно передать словами, что значит скучать по воде. Каждое утро, просыпаясь, я думаю, что мой корабль сел на мель. И лишь спустя пару минут осознаю, что это я сел на мель, а не мой корабль. Оберн – замечательный город. Здесь река Глубокая, что несет свои воды с самого Бирдремма, впадает в море. Пускай не весь этот путь можно проделать по воде, но по реке к морю каждый день прибывают сотни торговцев. Здесь всегда кипит жизнь. Но, если мне предложат бросить все и уйти на поиски северного моря, пускай даже снова сидеть в шторм на вороньем гнезде, я соглашусь».

Адмирал Демме Аксинский «От юнги до адмирала»

862 год со дня Возрождения. Металлическая долина.

Я стоял внутри небольшой пещеры с низким сводом. Здесь было очень жарко, пахло плесенью. В пещере, еще в незапамятные времена, были пробиты несколько отверстий на поверхность для вентиляции, но шахты чудотворцев были настолько глубоки, что жар из их глубин поднимался даже сюда.

Вчера мы, наконец, достигли пятнадцатого города. Для того чтобы не привлекать внимание мы расположились в перевалочном бивуаке прямо у входа в шахту. Деандир замаскировал наш приезд под неожиданную ревизию. Все старатели сейчас находились в самом городе. Барон пообещал оплатить им время вынужденного простоя, и теперь даже в пещере был слышен громогласный гул толпы, празднующей неожиданный оплачиваемый отпуск.

Дети расположились в сторожевой башне прямо при входе. С ними остался Лоррис. Старику особенно тяжело давался переход по Металлической долине. С каждым днем кашель разбирал его все сильнее. Он прятал от всех платки, промокшие насквозь от кровавой мокроты. От любой помощи он отказывался. И я, против его воли, ночами применял к нему чудеса клириков. Я помогал ему, как мог. Но ему постепенно становилось все хуже. Чтобы пойти на поправку, ему необходимо было как можно скорее покинуть долину. Но, ради детей, он был готов терпеть столько, сколько понадобиться. Даже если этот поход закончится его смертью.

Я почувствовал легкое дуновение ветерка. Привычка заставила меня обернуться, но я знал, что никого не увижу.

– Ольберт, здравствуйте.

– Роккар, мое почтение. Я вижу, что Лоррису становится все хуже. Я знаю, что вы врачуете его, но это не обязательно.

– Почему?

– Потому что уже завтра он сможет забрать детишек и отвести их по старому тракту на свою родину.

– Вот так просто? Возьмет и поедет на север по старой, разбитой дороге.

– Да, просто возьмет и просто поедет.

– С детьми?

– Да, с детьми. Роккар, я понимаю, что долгие годы вам в голову ввинчивали мысль о том, что мы скверные, злые и всесильные боги. Но это не так! Мы просто выполняем свою роль. Мы создали этот мир, придумали Кошмар и Циклы. Но, уже целую вечность, мы задаемся теми же вопросами, что и вы.

– Например.

– Кто создал нас и зачем?

– Вы не знаете?

– Нет, мы веками размышляли над этим, но так и не смогли понять, ради чего мы все это делаем.

– Но, при этом, вы продолжаете раз за разом безжалостно истреблять своих детей.

– Скип, например, считает что существо, создавшее нас, тоже не знает, кто создал его. – Ольберт оставил без внимания мое замечание. – Посему Благороднейший из нас старается не забивать себе голову такой ерундой, а занимается делом. Мирра считает, что это наше наказание. Она обречена сеять хаос, хотя создала Идеальный мир, Скип чист сердцем, но он неизменно будет преданным, а я навечно остаюсь в этом мире, даже когда мои родичи отправляются с нашими детьми в Идеальный мир.

– А что считаете вы?

– Я считаю, что мы часть системы, которая вышла из под контроля.

– Не понимаю.

– Все мы винтики, которые могут вместе составлять идеальную машину. Но, почему-то эта машина работает не так, как должна. Наши дети не хотят познавать истину. Нам приходится навязывать им благо. Причем навязывать довольно грубо и жестоко. Такое ощущение, что изначально у нас в руках был идеально подогнанный механизм, но появилось что-то, что разладило его.