Рутинная работа

Тут вдруг я услышал шум в коридоре. Там, судя по звуку, толпилась целая толпа народа, и все они очень крепко ругались. Я как можно быстрее на одной ноге припрыгал от кушетки до коляски, примостился на сиденье и покатился к двери. Там за дверью, в маленьком предбаннике, происходило что-то из ряда вон. Но я пока не знал что именно. И тут вдруг завыла общая тревога. На безе произошла какая-то беда!

Я рванул к двери что есть мочи и открыл ее. Первое что я увидел, это то, что весь пол просто залит кровью. Не скажу что я очень нежный человек, но в коридоре все напоминало декорации к фильму ужасов. Большая лужа крови на полу, на стенах кровавые отпечатки от ладоней. От лужи к двери в основной коридор идет толстый кровавый след.

И при этом вокруг все время кто-то мельтешил. Наконец я увидел, что в основании лужи сидит Фрам. Около него на коленях видит Перес, а рядом с ним метался Гарсон, и постоянно что-то орал.

Фрам ранен в руку, я видел, что вся его рука в крови. Но тут Перес немного сместился в сторону и я увидел, что он источник крови вовсе не на руке. Перес зажимает салфеткой гигантскую рану на горле Фрама. Горло было рассечено так, что голова Фрама почти была отсечена от тела, тут невозможно было что-то сделать. Фрам умирал. Он уже не мог хватать ртом воздух, глаза расширились, лицо побледнело. Фрама ранили пару минут назад, и теперь уже все было кончено.

– Кириллов! Быстрее в операционную! Возьми перевязочный пакет, и тащи его в основной коридор, там все увидишь! Там Бернар… ранен. И аккуратней там. Да не медли, мать твою! – заорал Перес.

Я настолько быстро насколько позволяло кресло, покатился в операционную. Найдя экстренный пакет, я тут же рванул туда, куда сказал Перес. При выезде из комнаты я оглянулся на Фрама и заметил, что его глаза остекленели, руководитель нашей экспедиции умер. Гарсон остался подле него. Перес же схватил свой ящик и рванул по коридору в ту же сторону что и я.

– Алекс, давай пакет!

Я кинул ему экстренный пакет, он налету схватил пакет и выбежал из двери. Я ринулся за ним, работая руками что есть мочи, но передвигаться быстрее на кресле уже нельзя было физически. Я осознавал, что Фраму я уже ничем не мог помочь. Можно подумать, что я очень черство отреагировал на увиденное, но я находился в шоковом состоянии и просто еще не мог осознать, что Нильс умер окончательно и бесповоротно. Мой мозг работал в ту секунду только как фиксатор информации.

Оказавшись в коридоре, Перес тут же кинулся к кому-то, что лежал на полу и метался в агонии окруженный лужей крови. По голосу я понял, что это Бернар, но узнать его я не мог, он был весь в крови, а лицо исказила гримаса. Но он хотя бы был до сих пор жив. Я увидел дальше по коридору труп Раджича, Мирко лежал чуть поодаль с воткнутым в глазницу ножом. Он лежал на боку и слегка недоумевающий взор был обращен как раз в мою сторону. Нож вошел в глаз по самую рукоять, Раджич умер мгновенно, даже не успев ничего понять.

Еще одно тело без головы, зацепилось рукой за магистральный провод, идущий вдоль стены и безвольно повисло на нем. Голову тело потеряло вследствие прямого выстрела пневматического пистолета предназначенного для размельчения твердых пород, лежащего как раз на полу неподалеку. Все вокруг было в ошметках этой самой головы. Методом исключения я понял, что тело принадлежало Селиванову. Но пока никак не мог разобраться, что тут все-таки произошло.

– Алекс! Можешь на полу посидеть, мне надо Бернара довести до операционной.

Я посмотрел на Переса с легким удивлением. Я до сих пор не очень-то отдавал себе отчет в происходящем. Я посмотрел на Бернара, теперь было видно, что обе его ноги разорваны, видимо он получил выстрел тем же пистолетом что разнес голову Селиванову.

Наконец, скорость моей реакции на информацию сравнялась со скоростью получения этой самой информации и я начал сознавать, что произошло нечто ужасное и трое близких мне людей уже мертвы.

Подавив тошноту я, опершись на Переса, пересел на пол. Серхио тем временем с большим трудом сумел перетащить на кресло Бернара. Бернар посмотрел на меня, и вяло улыбнулся. Его лицо было мертвенно белым, в глазах было смирение, вряд ли он осознавал, что улыбнулся мне. Он умирал, даже Перес не сможет его спасти. Может Бернар, будучи уже одной ногой в могиле, видел там своих родных. А эта его улыбка была адресована уже им, а не мне. Но я трактовал ее как знак примирения между нами.

Когда Перес закатывал кресло в предбанник, оттуда, чуть не сбив врача с ног, пулей выскочил Гарсон и побежал куда-то со всех ног. Перес никак на это не прореагировал на это, просто пропустил Пьера и повез Бернара в операционную, делать свою работу.

Я еще не знал, что тут произошло, и кто устроил эту кровавую баню. Но вряд ли в голове у Гарсона сейчас были светлые мысли, поэтому я решил последовать за ним. Я сумел подняться на одной ноге и теперь, как мог быстро, прыгал по коридору, руками держась за тот самый магистральный кабель. Во всех помещениях базы истошно выла сирена. Но все члены экспедиции и так были в курсе ситуации, и ждать помощи им было уже неоткуда. Вся солнечная система слышала тревогу, но в ближайшую неделю мы не получим никакой помощи.

По кабелю я добрался до шлюзовой. Здесь был главный выход с базы для тех, кто выходил в одном скафандре без оборудования. Им почти не пользовались, поскольку почти всегда отправлялись на вездеходах и соответственно выезжали из гаражного отсека.

Поэтому увидев, что активно табло, закрепленное над дверью шлюзовой, я без труда понял, куда направился Гарсон. Я твердо решил его остановить, хотя и не до конца был уверен в том, что же он хочет сделать. Счетчик на табло показывал сорок секунд, столько времени осталось до того момента, как в шлюзовой восстановиться атмосфера. Потом я запрыгну в шлюзовую, одену скафандр, а затем…

Вот тут проблема. Как я помогу Гарсону, если даже не могу толком идти? Но пока я пытался понять, что мне делать, открылась дверь, и я нырнул в шлюз одним большим прыжком. Придется действовать по месту, созидать буду на ходу.

По стенам шлюзовой были закреплены аварийные скафандры. Это были всеразмерные легкие скафандры, без какой либо защиты от механических повреждений. Они предназначены только для того чтобы выйти на поверхность и там ждать помощи.

Я с большим трудом сумел одеть нательный комбинезон и взялся за нижнюю часть самого скафандра. Немудрено, что когда я сунул ногу в наружные штаны, то задел свежую рану. Я закричал. Боль очень напоминала ту что я чувствовал когда упал. Будто никто не отрезал мне ногу, и она всегда была при мне. А сейчас какой-то садист пытается выпрямить ее, уничтожая колено. Нет, так не выйдет! Надо чем-то себе помочь. Так, вон аптечка на стене, может стать плохо, но попробовать стоит. Я на одной ноге доскакал до аптечки и взял знакомый пенал с обезболивающим. Моей печени теперь точно каюк, но Гарсон спас меня, я, пожалуй, отплачу ему тем же.

Я сделал себе инъекцию и сразу почувствовал, что этот укол потом долго еще будет вспоминаться мне в трудную минуту. Организм ответил мне сначала приступом тошноты, а потом меня будто ударили в грудь. Видимо это был уже перебор, возможно фатальный. Но если остаться сидеть здесь, то просто и бессмысленно умрут оба – я и Гарсон. Поэтому надо двигаться. Мне как будто сдавили голову, никакой боли я не ощущал, но картинка в глазах, будто стала слишком насыщенной и резкой. Сердце стало биться медленней, но каждый удар я ощущал болью в груди и шее.

Но боль в ноге совсем ушла чего я, собственно, и добивался, теперь надо действовать. Только надо пересилить эту навязчивую яркость видимой мной действительности. Естественно без ноги я вообще не смогу двигаться в легком скафандре, поэтому я скомкал два нательных комбинезона из других скафандров и затолкал их в наружные штаны, будет как культя, все равно мне уже не больно. После этого я наскоро нацепил верхнюю часть скафандра и пристегнул к ней старый куполообразный шлем, такой древней конструкции, что он еще не вращался вместе с головой.

Нажав на кнопку, я стал ждать того момента, как шлюз сравняет давление с наружной средой. Вообще, я чувствовал себя ужасно. Тошнило так сильно, что я серьезно боялся испортить дыхательную систему шлема. Сердце громко и медленно ухало в голове, заглушая все другие сигналы от моего тела. Перед каждым ударом я будто резко падал вниз, от чего перехватывало дыхание.

Наконец шлюз открылся, и я увидел Япет во всей красе. Черное небо над головой и белый, неровный лед под ногами. Я сделал первый шаг по сыпучему льду Япета здоровой ногой, потом подтянул вторую ногу, где был мой импровизированный протез. Потом еще шаг вперед здоровой ногой, снова подтянуть ногу. И так шаг за шагом. Я чувствовал, что в ноге чавкает. Верное дело, разошлись швы, и кровь из открывшейся раны заливает скафандр. Главное успеть вернуться до того как потеряю сознание, тогда Перес подлатает.

Гарсона я увидел через тридцать маленьких шажков, каждый из них давался мне с таким трудом, что я считал их. Наш механик стоял на небольшом рукотворном ледяном холме, чуть левее шлюза. Холм этот был насыпан очень давно, еще в ту пору, когда строили базу. Это очень удобная точка с нее хорошо видно как садящиеся на площадку спутники, так и подъезжающие к гаражу вездеходы, и немаловажно, что до него рукой подать от шлюза. Это уже потом на самой базе возвели диспетчерскую вышку, строение высотой в тридцать метров с панорамным обзором. Но холм отчего-то не стали разравнивать, возможно, просто поленились.

Гарсон стоял на вершине этого холмика, ко мне спиной и не двигаясь наблюдал за чем-то по ту сторону холма, где была стартовая площадка для спутника. Я поковылял к нему, шаг вперед здоровой ногой, затем подтянуть больную и так по кругу.

По дороге я машинально обернулся на двери гаража и с удивлением увидел что «Мальта» стоит с открытой кабиной вне его, хоть ворота и закрыты. Внешне она выглядела вполне целой, но правое переднее колесо было вывернуто наружу так сильно, что вездеход касался поверхности льда днищем. Передвигаться на нем, естественно, теперь было невозможно. Да что такое здесь произошло? Сколько я пролежал после звонка домой? Вряд ли больше пары часов, и столько всего случилось. Только сейчас я, задумавшись, я прочувствовал ту ситуацию в которой оказался. Вернее, наконец, полностью осознал, что Фрам, Селиванов и Раджич погибли. Меня затрясло, не знаю от ужаса или от приема обезболивающих препаратов, а может вообще от потери крови. Но пока Гарсон просто стоял и смотрел перед собой. Значит, пока я справляюсь.

– Гарсон, ты слышишь меня?

Молчание.

– Гарсон?

Резкий выдох.

– Эй, я слышу, как ты дышишь!

– Да, я на связи, Алекс. Задумался немного. – Гарсон говорил очень медленно, так протяженно его речь не звучала никогда.

– Ты в порядке?

– Я-то да, а вот ты, судя по голосу нет. Зачем вообще вышел?

– Кто убил ребят, что произошло?

– Долгая история.

– Плевать. Что там за холмом?

– Словами и не описать.

– Ты что не можешь мне нормально объяснить что тут произошло?

– Алекс, тебе надо назад. Возвращайся на базу.

– Не пойду. – Говорить было тяжело, жгло в груди. Но я упорствовал.

– Ладно, малыш. Но если что Пересу скажу, что сам виноват.

К тому моменту я как раз добрался до подножья холма. Гарсон бегом спустился вниз, и, закинув мою руку себе на плечо, помог мне подняться. По дороге наверх мы ничего не сказали друг другу. Гарсон двигался очень медленно, будто в эфире, таким я его видел впервые. Обычно он наоборот делает кучу лишних движений, но не сейчас. Меня же от этого подъема уже практически покидало сознание. Я не видел лица Гарсона из-за светоотражающего забрала, и это меня немного беспокоило, очень хотелось понять, что у него на уме.

Наконец, когда мы оказались наверху я смог разглядеть посадочную площадку. От увиденного мне стало еще хуже, чем было. Передо мной была полностью разрушенная посадочная площадка. А метрах в двухстах от нее лежала груда обломков, по сохранившейся кое-где краске это были останки нашего спутника.

– Он прилетел, никому ничего не сказав. Спокойно пристыковался согласно процедуре и начал дозаправку. А затем уже из диспетчерской дал старт полностью заправленному и закрепленному на поверхности спутнику. – Гарсон без лишних прелюдий начал свой рассказ.

– Кто, о ком ты? – самые страшные мысли поселились в моей голове. Неужели опять он, опять рыжий?

– Селиванов. С ним что-то произошло. – Я выдохнул с облегчением, хотя это было абсолютно неуместно.

– А вездеход? – я указал пальцем на сломанную «Мальту».

– Так это тебя привезли. Он давно так стоит. Бернар так гнал, что подвеску разбил и снова движок угробил. Так спешили, что бросили его до поры снаружи. Хотели взяться, когда вы с Раджичем домой улетите. Хотя теперь все бессмысленно.

– То есть?

– Как ты теперь взлетишь с поверхности? Нет ни спутника, ни пилота, ни площадки.

– А на первой базе?

– До туда еще надо добраться. Вездеход, последний из функционировавших, как раз у гаража стоит. Я, может, и подлатаю, но Бернар… – Гарсон махнул рукой.

– Что же делать?

– Ничего. Мы погибли, Алекс. Он повредил станцию, он лишил нас спутника. А парой выстрелов в главный компьютер из пневматического пистолета, не оставил нам шансов дотянуть до межпланетника. Все сейчас на аварийном питании, а то скоро откажет.

– Гарсон?

– Дальше хуже. Затем он прошел по помещениям базы. – Гарсон вообще не обращал внимания на то, что я стою рядом с ним. Просто говорил, как диктор по ТВ. – Первым ему попался под руку Раджич. Он просто вогнал ему столовый нож в глаз. Ни слова не обронил. Раждич так и умер, с удивлением на лице. Затем Фрам. Этот ублюдок разрезал ему горло просто так, без ярости, без криков, просто ударил ножом и все. Но Фрам сумел отползти и включить тревогу. Мы все прибежали по тревоге. А Селиванов как раз достал пневматический пистолет. Первым в коридоре оказался Бернар, ему он отстрелил ноги. Выстрел получился неудачным, видимо Артем не удержал пистолет в руках и оружие откинуло в сторону. Но он не успокоился и пошел, очевидно, добить Фрама, а потом расправиться с тобой и Пересом. Здесь-то я и подоспел. Я по пути подобрал тот самый пневматический пистолет и выстрелил просто навскидку, когда Артем открывал дверь медблока. Его голова… Я убил человека, Кириллов.

– Гарсон, это было необходимостью. – Мне никогда не доводилось испытать то, что ощущал сейчас Гарсон. И мне бы не хотелось ощутить это. Пускай Селиванов, очевидно, сошел с ума, но он оставался человеком, жизнь которого окончилась по воле Гарсона.

– Пускай так. Но теперь-то все кончено. Ничего не остается делать, Алекс! Только умереть так, чтобы не мучиться. Не поеду я с тобой на Ио, малыш.

– Что?!

Но, я слишком медленно осознал что собирается сделать Гарсон и был просто не в состоянии что-то сделать. Внезапно Гарсон резко рванулся в сторону от меня и сорвал крепление шлема. Он хотел скинуть его с головы, но не успел, он на секунду замер в стоячем положении с руками у шлема, а потом закачался и упал на живот.

– Гарсон!?

Я слишком хорошо знал, что он мертв, но почему-то упорно не хотел в это верить. Я потряс его тело, но оно уже было бездыханным и затвердевшим. Космос убивает меньше чем за секунду, здесь нет шансов на спасение. От отчаяния я схватился за шлем. Господи! Гарсон умер, на базе остались только я, Перес и Бернар, и последний вероятно не выживет. Что же теперь делать? Для меня одного, всего этого слишком много. И я вдруг ощутил рукой, что лежала на шлеме, защелку крепившую шлем к скафандру. На секунду я согласился с тем, что это, в принципе, неплохой выход. Но тут же одернул руки от шлема, чтобы избежать соблазна идти по легкому пути.

Но что же теперь делать? Голова не варит, кажется, сейчас меня вырвет. Меня замутило еще сильнее, теперь то, что я видел, стало вместо слишком четкого, наоборот очень мутным. Нет, даже не так, я просто очень долго фокусировался на предметах. Целую секунду я видел их нечетко и только потом объект становился различим. Я сделал неловкий шаг, к краю холма. Как вдруг Гарсон зашевелился.

– Что же ты наделал, Алекс? – сказало тело Гарсона, ворочавшееся на льду и силящееся неловко встать.

– Что?

Если я скажу что испугался, то совру. Я пребывал в настолько высокой степени испуга что, отпрыгивая от ворочающегося трупа, толкнулся ногой, которой не было. Мне повезло в том, что я при этом не упал. Ибо падение в таком скафандре неминуемо окончилось бы для меня трагедией.

– Алекс, зачем ты делаешь это с нами? – Труп Гарсона продолжал вертеться на льду.

– Гарсон, я не понимаю?

– Почему ты заставляешь нас делать это?

Я никак не мог понять, что происходит. И тут вдруг мир вокруг меня замер. Гарсон, уже успевший встать на четвереньки, замер в такой позе. Мне показалось, что сами звезды, безмятежные в своей сути, будто перестали мерцать на черном небе.

– Хватит, я вынужден это прекратить! – голос раздался у меня из-за спины.

Я резко обернулся, чуть при этом, не потеряв равновесие, и увидел его. Рыжий! Он стоял рядом со мной на холме. Он был одет только в костюм, как обычно. Он выглядел в точности так, как выглядел в тот день, когда я встретил его в первый раз в яме. Только теперь он смотрел на меня не своим фирменным надменным взглядом, а с некоторой заботой.

– Ты?

– Это перебор. Ты же волен создавать. Ты можешь сам выбирать путь. Со временем ты научишься создавать что-то нейтральное, но сейчас ты перегнул.

– Перегнул? – сказал я, смотря на замерший на четвереньках труп Гарсона.

– Да. В первый раз ты создал все таким, чтобы все складывалось в твою пользу. А теперь ты словно качнул маятник в другую сторону, и получилось вот это. Слишком мрачно. Они ведь люди, Алекс. Они чувствуют. Мир создаешь ты, но для них это единственная реальность.

– Я не понимаю.

– Давай попробуем еще раз. Может в этот раз получиться лучше. Может стоит поменять обстановку? Возьми что-то другое.

– Другое?

– Леш, нет! – вдруг прямо за спиной Рыжего откуда-то послышался голос Риты. Я не видел ее, но был абсолютно уверен в том, что это ее голос.

– Рита? – я был удивлен. Но с недавних пор меня такие фокусы уже не повергали в шок.

– Ты видишь кого-то еще? – Рыжий обернулся, он явно не видел никого позади себя. – Кого-то видишь, Алекс?

– Действительно, Леш. Кто же я?

– Ты Рита, моя жена. – Я слышал, что Рита довольно хмыкнула.

– Алекс. Ты видишь кого-то еще? – Рыжий запаниковал.

– Леш, ты хочешь вернуться ко мне?

– Я очень хочу, но не знаю как. – Ответил я бестелесному голосу.

– Не слушай ее! – закричал Рыжий, мечась по холму.

– Ты сейчас на Япете? – мягко сказала Рита.

– Да, кажется. Не уверен! Я запутался! Все это похоже на дурной сон.

– Ты можешь проснуться?

– Алекс, не играй в эту игру. Ты просто все усложняешь. – Рыжий взял себя в руки, но заметно нервничал и сердился.

– Леш, это не совсем сон. Это нечто большее. Но ты должен разрушить эту иллюзию.

– Как? – спросил я голос Риты.

– Разрушь связи.

– Не понимаю.

– Алекс, ты подыгрываешь своему же миру, это глупо. – Рыжий погрозил мне пальцем.

– Алекс разрушь это наваждение. Освободись от него. Все что ты видишь не настоящее, не бойся. То, что ты видишь, вокруг не существует. Но тебя что-то держит там, какие-то связи, которые ты сам создал. Что-то там стало тебе дорогим и не отпускает, надо с этим распрощаться.

– Я не понимаю. Как это сделать?

– Алекс, ты сейчас очень рискуешь. Я знаю, чем это закончится, не горячись. – Но рыжий был всего лишь частью наваждения, я почувствовал это. Если все это всего лишь видение, значит, и он лишь играет роль, которую я ему отвел.

– Что-то стало тебе дорого там, во сне, и из-за этого ты не можешь вернуться.

Что-то, что стало мне дорогим? Но что? База? «Мальта»? Какие-то вещи? Кажется такой философский вопрос из области разумения Фрама. Фрам, бедняга, как же мне будет его не хватать.

И тут я понял, что дорогим мне на Япете стали именно люди. Люди, с которыми я делил жилище. Наваждение само уже практически уничтожило все, что меня держало здесь. Осталась лишь самая малость.

Может снять шлем? Я могу спокойно дышать в открытом космосе, ведь я не был в открытом космосе, никогда не был. Я был где-то на границе нескольких реальностей не имеющую четкую территориальную привязанность. Но я не стал этого делать, ведь связи сохранены, я не смогу вырваться.

И тут я заметил, что Рыжий куда-то пропал, что ж так даже проще. Если он и был связью державшей меня здесь, то он просто самоустранился, сыграв мне на руку.

Теперь я должен спуститься с холма и разрушить все что осталось. Люди, те самые парни, с которыми я так долго делил кров. Но делать особо ничего и не требуется. Гарсон мертв. Селиванов мертв. Фрам мертв. Раджич мертв. Остались только Перес и Бернар. Только они остались между мной и моей возможностью освободиться.

Я шел на базу. Нога не болела, но я все равно чувствовал ее отсутствие. Может это тоже связь? Нет, нога, скорее причина, чем следствие. Если бы не нога я не встретился с Рыжим. А именно тогда все пошло кувырком. Именно тогда это началось. С первой секунды в яме мир уже стал зыбким, иллюзорным. В ту секунду я получил возможность освободиться.

Я зашел на базу в ту же дверь, откуда и покинул ее. Только покинул я крепкий объект, существующий во времени и пространстве. А вернулся в иллюзорную цитадель, насильно удерживающую меня в мире грез.

Вскоре сирена в шлюзе оповестила меня о том, что давление на базе и в шлюзе сравнялось, и я скинул шлем, откинув его подальше от себя. От сильного удара, куполообразный шлем покрылся трещинами и покатился по полу. Он прикатился к развороченной аптечке. Я вспомнил о том, что возможно очень навредил своему здоровью лишним уколом. Но теперь, когда я понял всю суть данного мира, это уже не доставляло мне никаких проблем. Даже тяжелые удары сердца и очевидное кровотечение из раны ушло на задний план. Зрение было ясным как до укола, только свет от искусственного освещения больно бил по глазам.

Это было логично, теперь мне ничего не грозило, ведь и укола не было никогда. Все это просто в моей голове. Весь этот спутник, вся моя жизнь, это лишь фантазия. Реален в ней лишь я, остальные статисты.

Такой же техникой, как по поверхности, я двигался теперь по базе, делал шаг здоровой ногой и подтаскивал к ней больную. Я продвигался довольно медленно, но такой формат движения был комфортен мне, я никуда не спешил. Я шел и слушал отчаянный звон сирены, где-то на Земле существующей только в моей голове, люди, работавшие в придуманном мной агентстве, сейчас рвали на своей голове волосы, стараясь связаться с созданной мной самим базой на Япете.

Наконец, я приковылял к медблоку и поднял с пола у двери брошенный Пьером Гарсоном, человеком который никогда не рождался и соответственно никогда не умирал, пневматический пистолет. Я осмотрел его и включил в режим нагнетания давления. Когда шкала на дисплее заполнилась, а сам пистолет начал немного вибрировать в руке, я направился в операционную.

Я прошел мимо трупа Фрама, в этот момент я порадовался, что никакой Нильс Фрам никогда не существовал, ведь в таком случае ему не пришлось в действительности умереть. При взгляде на седого Фрама глаза, которого с мольбой смотрели куда-то сквозь меня, душу пронзила грусть. Пускай человек не существовал в реальности, но я очень привязался к нему. Это лишь убедило меня в том, что связями, держащими меня здесь, были именно люди, которые окружали меня. Теперь сомнений не остается.

Я зашел в операционную, Перес стоял над кушеткой, безвольно опустив голову.

– Я не справился, Бернар…

Выстрел. Пересу оторвало левую руку, а голова отделилась от тела и покатилась по полу. Мгновенная смерть. Прости меня, Серхио. За последние дни ты стал самым близким мне человеком. Но ты не был настоящим. Я знал это, но если бы он успел поднять на меня глаза, то я бы не смог нажать на кнопку сброса давления.

Теперь все, пора очнуться. Все мертвы, ничто меня тут не держит. Никакие связи меня уже не привязывают к этому месту. Но ничего не происходило. Я был озадачен. На станции отчаянно ревела сирена, но все кроме меня были мертвы.

– Рита, я свободен?

Но ответа мне не последовало. Я немного забеспокоился. Неужели я не прав и не люди были моими связями с этим местом. Но что тогда?

И тут меня осенило. Не только люди связывали меня с этим местом, но я сам был частью его. Вернее мое собственное существование в этом мире было основной связью. Именно она удерживала меня на придуманном мной мире Япета.

Я дождался, пока давление в пистолете достигнет необходимого для выстрела значения. Потом я поднес пистолет к виску. Хотя достаточно просто направить его сторону головы, его разрушительная мощь столь велика, что я все равно умру. Было страшно, рука тряслась, я раздумывал над своей теорией и уже немного сомневался, правильно ли я вообще истолковал свое существование.