Маска Гермеса

До своего заключения, он участвовал в планировании и осуществлении ловушек для террористов. Делалось это рискованным способом. Под оком спецслужб тем позволяли просачиваться в столицу, затем отслеживалась цепочка перевозки оружия и взрывчатки, а также фигуранты попустительства среди милицейских чинов. Попавшую в эти сети рыбёшку тут же выуживали. Но, как и бывает в сложных играх, агенты оказываются двойными, в результате и сам охотник попадает в западню.

Так, под непосредственным руководством Византа, в хорошо спланированной операции, спецназ нагрянул на склад, где якобы собрались боевики перед проведением своей акции. С десяток накачанных дурью смертников отчаянно сопротивлялись, но, как позже выяснилось, они были ложной мишенью.

Террористы вели дезинформирующие переговоры по сотовой связи, доступной оперативникам, которые уверовали, что вычислили логово зверя, намеревавшегося покинуть его ради кровавой жатвы. Но нарвались на засаду, в результате, пятеро бойцов погибло, с полдюжины получили серьёзные ранения, а лейтенант Визант пожалел, что остался жив.

Но настоящий кровавый подвох их ждал впереди. Другая группа боевиков захватила универсам с заложниками, цена освобождения вылилась в десятки жизней невинных граждан.

Агент, давший ложные наводки, был завербован Сотником. Византу настоятельно советовали не упоминать об этом на следствии и суде. Даже Моторин, его непосредственный начальник, кому он доверял, убеждал его, что эти показания ничего не изменят, или того хуже, усугубят его вину.

Впрочем, Моторин обещал, что приложит все усилия, чтобы вытащить его из тюрьмы. Сотник же был человеком Юдина, заместителя министра внутренних дел, который курировал антитеррористическую деятельность в своём ведомстве, и был соратником Спирина, своего визави из ФСБ, более влиятельной персоны, чем Моторин. Словом, Визант был первым стрелочником, теперь пришла очередь и Сотника.

Сотник в течение многих лет создавал агентурную сеть среди сепаратистов. Это был его конёк. При разработке и осуществлении операции Визант и использовал его информаторов, за недостатком своих, поскольку милиция масштабнее присутствовала на Кавказе, и в силу этого имела больше связей среди местного населения и диаспоры в России. Но Визант ещё упрекал себя и за то, что рьяно взялся за дело, не без честолюбивых устремлений. Самонадеянность и подвела. С другой же стороны он имел серьёзное поручительство от высокого и опытного наставника, старого волка Моторина. Разве голова не пойдёт кругом?

Не секрет, что милиция разъедалась коррупцией и беспечностью, но Моторин ссылался на жёсткое предписание свыше о всяческом взаимодействии в борьбе с терроризмом. Не исключено, что Визант стал разменной пешкой в соперничестве ведомств. Но в новых обстоятельствах судьба могла дать шанс ему на спасение, или, напротив, перемолоть в своих жерновах. Тут или пан, или пропал.

***

Буранов имел закрытую беседу с главой управления собственной безопасности Константином Вольским, мужчиной лет под шестьдесят, невысоко роста, с плотной полнотой, облысевшего, с живыми крупными глазами, от внимания и пронзительности которых ничего не ускользало.

Его служба входила в состав ФСБ, хотя могла действовать и самостоятельно, сотрудничая и с МВД и прокуратурой, но в таких случаях нужна была санкция высшего лица страны. Этот случай как раз сейчас и наступил – президент подписал указ о создании объединённой комиссии по внутреннему расследованию, которая на время подчинялась только ему. Благодаря Вольскому, Буранов узнавал о тех скрытых намерениях лидера страны, которые не доводились до него лично, и сам в свою очередь, мог через Вольского донести свои соображения, без аудиенции.

– Следствие наше почти не двигается с мёртвой точки, – высказался Вольский, когда они уселись напротив друг друга за овальным столом. – Милиция выстраивает невидимую стену для моих людей. Подчищают концы, целые тома дела исчезают.

Вольский хоть и жаловался, но по сути его слова выражали указание.

– Прошли те времена, когда МВД трепетало перед нами, – сдержанно ответил Буранов.

– Пока, я могу только предполагать, откуда ветер дует.

– И откуда же он дует? – директор взирал на собеседника непроницаемыми оливковыми зрачками.

Разговор касался политики, темы скользкой, и как осторожный тактик, Буранов сперва выслушивал кремлёвского фаворита, прежде чем высказаться самому.

– Амалиев и Кадыров конкурирующие кланы, как, впрочем, и все кланы на Кавказе. Не исключено, что Амалиев, или ещё некие силы за ним, надеялись, что нынешний чеченский лидер теряет фавор. Но взрыв, опять же, мог бы похоронить репутацию и того и другого. Кому это выгодно? Я не говорю о террористах, которым нужен хаос. Но кто и по какой причине в МВД противодействуют моему расследованию. Без твоей помощи этот клубок мне не распутать.

– Я так понимаю, ты хочешь взять в разработку кого-то из крупных чинов? – хладнокровно осведомился Буранов.

– Именно. Круг очерчен, но твой совет не помешает.

– Если есть обоснованные подозрения, я готов дать санкцию на отслеживание любого из своих подчинённых, – сухо ответил Буранов, не поддаваясь на лесть и намёк на то, что теракты, кем-то, кроме террористов, могли быть использованы и в борьбе за власть. – Следить за чиновниками из других ведомств я могу только с санкции президента.

Директор уверенно открестился от провокационных версий.

– Думаю, кто-то просто спасает честь мундира. Хотя нельзя исключать, что там завелись продажные мерзавцы, – резко добавил он.

– Основания, Григорий, более чем очевидны, – бойко подхватил Вольский. – Сотник не в одиночку создавал агентурную сеть, где наверняка кишело крысами. Некто Визант, ваш человек, ныне осуждённый, использовал его информацию, и хотел во время расследования указать на Сотника, но его показания замяли. Мои люди поднимали архивы, там полно белых пятен на этот счёт. Уверен, что этого Византа подставили, как и сдали сейчас Сотника.

– То совместное расследование возглавлял следственный комитет, а милиция переиграла моих людей, – развёл руками директор.

– Я знаю. Как и в последнем случае, когда следственный комитет не решился расширить круг следствия дальше фигуры Сотника. А он ключевой свидетель. Там, в лагере, он может замолчать навсегда.

Вольский выставил Буранова в ущербном виде, как проигравшего другим силовым ведомствам. Тут от союза и деться было некуда, чего директор вообще то и хотел, оставалось только вырулить на равноправные позиции.

– Прокуратура больше имеет влияние на суд, чем мы, вот и получаем плоды, – констатировал Буранов.

– Зато есть возможность взять реванш. У нас имеется финансовая зацепка на Сотника. Его брат в Германии открыл пару автосервисов, стоимостью приблизительно в пять миллионов евро. Хотя до этого работал простым моряком.

Раскрывая эту информацию, Вольский давал понять, что имеет сведения и от внешней разведки, через голову Буранова, который стойко снёс и этот маленький укол. Он наверстает позже, подключив своих спецов к делу и подмяв под себя этого Вольского, чтобы тот не обольщался на счёт своего мимолётного фавора у президента.

– Вдруг эта ниточка ведёт к финансовой системе продажных чиновников? А ещё хуже, террористов?

– Хорошо, договорились, – утвердительно произнёс директор, а затем добавил то, о чём будто забыл за важными деталями. – Мы вместе пойдём к президенту за санкцией отслеживать высокопоставленных персон из других ведомств.

– Идёт, – подхватил Вольский.

– Получается, что нашего сотрудника, по фамилии Визант не справедливо упекли за решётку? – поспешил сменить тему директор.

– Его вина слишком натянута, на мой взгляд.

– Я буду ходатайствовать за него, – пообещал Буранов, чтобы не ронять себя в глазах Вольского тем, что равнодушен к судьбе своих коллег. – Не исключено, что мы вернём его на службу.

– Мы его могли бы использовать уже сейчас. Он находится в одном лагере с Сотником. Пока Сотник держал язык за зубами, а Визант, возможно, единственный, кто способен вызвать его на откровенность. Сотник находится в отчаянном положении – и проболтаться боится, а заодно и того, что никто его тайн не узнает.

– Резонно, – согласился Буранов, вскинув бровь, скрывая то, что он приложил максимум своего влияния, чтобы виновного Сотника поместили в ту же колонию, где отбывал срок и его бывший сотрудник Визант, в то время как за неизбежным спором этих двух врагов наблюдало бы всевидящее око ведомства.

Оставаясь в стороне от судебного процесса, Буранов мог ответить присущим его службе способом: продолжить засекреченное расследование. В том, как раздобыть самые недоступные сведения, ведомству, разумеется, не было равных, а дойдёт ли дело до суда, это уже вопрос второстепенный, рассчитанный в основном на публику, к вниманию которой секретные службы не имеют особой ревности.

Важно уличить соперников в глазах высшего лица страны.

Для Вольского же, ревизора в силовых структурах, Буранов, тем не менее, был совсем не по зубам. Поэтому Вольский сам спешил в объятия директора самой могущественной службы.

***

В бушлат Византа сунули записку, когда он, нагромождённый миской жидкой каши с ломтями чёрного хлеба и кружкой чая, садился за стол. Узнаваемым старательным почерком Сотник предлагал ему новую встречу.

По лагерю бродили слухи, что в захолустный город, в районе которого находилась колония, прибыли столичные следователи, что сразу связали, разумеется, с не утихавшими событиями раскрытого покушения на массовое убийство. Окажись Сотник соучастником терроризма, он становился смертником по неписанным тюремным законам. Тем более, что заключённые, не избалованные развлечениями, жили ожиданием справедливого возмездия. Однако Сотник прежде времени не выглядел безвольным существом, которому всё равно, живёт он или нет. А вот на Византа злобно и предупредительно косились, как бы говоря, что и у него нет причин для особых надежд. Когда с тобой говорят представители власти в лагере, это всё равно, что тебя опускают до уровня стукача. Здесь же никто не сомневался, что следователи в первую очередь намерены допытывать Византа.

За час до отбоя они укрылись от посторонних глаз и от ледяного ветра ранней сибирской осени, в глухом месте у торца барака.

– Тебе, похоже, светит освобождение, – необычно хладнокровно переда новость Сотник.

– С чего ты это взял? – недоброжелательно брякнул Александр.

– Известно откуда… Твоя служба взялась за новое расследование. Этого следовало ожидать… Ради чего сыскари из ФСБ нагрянули в это гиблое место? Здесь и зэков скоро нужно будет занести в красную книгу. За твоими показаниями, самой собой.

– Нельзя ли ближе к делу? – грубо перебил его Александр в отместку за прошлый раз, когда собеседник позволил пренебрежительный тон.

Ненависти за то, что он оказался в тюремном бараке по причине измены, Визант почему-то не испытывал. Разве только презрение.

– Не перебивай, дело не шуточное. На меня уже один раз стрелки перевели. Но я лямку тянуть не хочу, – признавался Игорь обречёно.

– Первые месяцы здесь особенно тяжело. Но я в этой экзотике более двух лет, даже привык, – с издёвкой подметил Визант.

– Не ври, к этому привыкнуть невозможно. Мне, что молчать, что говорить – один чёрт. Но от молчания на душе погано. А известно мне не так уж и мало, я не забыл собрать компромат, – он всматривался в холодное зарево сумерек. – Уж если я заложу кого-нибудь, то не для того, чтобы медленно догнивать здесь, да и то в страхе, что в любой день утопят в параше, или придушат ночью подушкой.

– Твоё дело закрыто, чего тебе волноваться? – равнодушно бросил Визант.

– Чёрта с два. Следствие заново открыли, ты что, не понял? Да ещё фээсбэшники, у которых зуб на ментовскую контору. На меня повесят всех собак и накинут ещё с десяток годков, мало не покажется. Соучастие в терроризме, сам понимаешь, система тут беспощадна, меня переведут в тюрьму со строгим режимом.

– И что же я могу сделать?

– Помочь и мне выйти на свободу. Я считай, ходячий труп. Но я важный свидетель. Выбор то у меня невелик – между смертью и смертью, между заживо погребённым в каменном мешке, или быстрой гибелью в этом же лагере.

– Тогда странно, что ты ещё жив, – изрёк Александр без злорадства, просто, как бы констатируя факт.

– Странно, что я вообще попал сюда… – Сотник совсем не выглядел малодушным, как этого ожидал Визант, и если он не был настолько циничным, чтобы так хладнокровно держаться, то тогда он относился к разряду мужественных людей, хотя и был крысой.

В эту секунду лагерь осветился электрическими прожекторами и фонарями, их теперь мог наблюдать охранник на вышке, метрах в пятидесяти.

– Пока я тебе почти всё сказал. Если со мной что случится, найди человека по кличке «писарь». Он даст наводку к моему архиву.

– А он не сдаст тебя?

– Материал заполучить всё равно не просто. Я ведь над этим думал. Это получится не у каждого, у кого даже будет наводка. Тебе дам подсказку, додумаешь остальное сам. Риту Вагнер, надеюсь, знаешь?

– Слыхал, – изрёк Визант, но не сразу, и с напускным равнодушием.

– Думаю, что не многие её знают хорошо? Она интриганка, каких поискать. Умеет прятать свои чувства, но хорошо играет чужими.

– В нашей работе, без этого качества нечего и нос совать, – на одном дыхании пробормотал Александр, чтобы скрыть нервозность.

– Что верно, то верно, – нехотя отшутился Сотник. – Так вот, тем провалом ты обязан не мне, как ты, наверное, считаешь, а ей, или ещё точнее кому-то, кто руководил ей. У неё в постели бывали и высокие чины.

От взрыва ревности Визант едва ли не отделал его парой тройкой хуков в уязвимые места. Так бы он и поступил, несмотря на внешнее физическое превосходство собеседника, но удержала мысль, что тот только провоцировал его на откровенность, дабы почерпнуть дополнительные сведения.

– Ты выгораживаешь себя, – презрительно воскликнул Визант. – Не твой ли агент подвёл нас под ложный манёвр бандитов?

– Мой агент разве лично всё довёл до твоего сведения? – резко воскликнут Сотник.

– Нет… – пришёл в замешательство Александр. – Сведения я получал от своего начальства… И от Риты Вагнер тоже.

– Вот именно. Агент погиб вместе с боевиками. Он предупреждал, что бандиты будут маневрировать. Я сохранил его телефонные записи. От него я передавал сведения своему начальству… И Вагнер, то же… Только в устной форме, – хитро добавил Сотник.

– Я доверился потому, что до последней секунды вся информация подтверждалась. Или этот твой агент оказался предателем, или кто-то ещё выдавал сведения бандитам. Но почему именно Вагнер? Где доказательства? – теперь ревность у Византа выразилась в сильное любопытство.

– Мой агент погиб. Предатели не жертвуют собой, они, как правило, подставляют других. А Рита, человек Спирина. Она стоила того, чтобы он продвигал её, и не только из-за постели. Она была его ушами и глазами. Этот серый кардинал Спирин не подстраивает провокации своими руками.

– Значит, из тебя сделали козла отпущения, – позлорадствовал Визант в отместку за язвительный тон собеседника.

– Ну-ну, полегче… Ты вот образец беззаветного служения своему делу, а всё равно сюда попал. Что уж говорить обо мне? – артачился Сотник в презрительно шутовском тоне.

– Допустим, что всё это правда. Зачем им нужно было допускать этот теракт? Ведь Спирина за это не погладили бы по головке, даже если никто и не обнаружил какой либо подтасовки.

– Вот этого точно сказать не могу. Одни продают оружие, другие прикрывают наркоторговлю, самые влиятельные бонзы начинают войны из-за ресурсов. Чем терроризм хуже? Хотя, думаю, всё выглядит банально – клановые разборки. А что касается этого Спирина, может, он переродился, с нашим братом такое бывает. Когда борешься с нечистью, то и самому не долго попасть в её разряд. Но мне наплевать, я лямку тянуть не собираюсь.

Сотник растоптал уже второй, до конца истлевший окурок, и тут же достал из мятой пачки следующую сигарету.

– Я один из тех, кто создавал агентурную сеть среди кавказцев, – продолжил он. – Рекрутировал их в органы. И не скрою, брал мзду, за протекцию. Многие из них просто горят желанием надеть форму. Им нужно крышевать своих земляков, или отбивать чужую собственность. И не только. Не исключено, что туда просочились террористы. Хотя, для меня, они все террористы. Работал я под патронажем Юдина, главного куратора антитеррористической борьбы в ментовской системе. Он же отчасти и рулил бизнесом в кавказской диаспоре. Имеется и кое-какой компромат, но раскрыть карты могу только под гарантии свободы.

Игорь снизил темп своей речи, жадно затягивался третьей сигаретой, пытаясь как бы согреться изнутри. Мороз крепчал поминутно.

– Здорово же ты залетел, – скептически заметил Визант.

– Надеюсь, ещё встретимся, – вдруг ретировался Сотник.

***

С ощущением обновлённой надежды и желанием передохнуть от изнурительного и тупого лагерного труда, Визант так и не сомкнул глаз в сладостной истоме, пока трясся в развалюхе фургоне с двумя охранниками по разбитой дороге в пятьдесят вёрст.

– Вы два раза встречались в лагере с Сотником с глазу на глаз. О чём шла речь?

Двое следователей ФСБ, среднего возраста и заурядной внешности, сидели напротив него за узким столом в серой облезлой комнате для допроса, при городском СИЗО.

– Я надеялся, что буду под контролем, – парировал Александр.

– В последний раз Сотник оставил три окурка, – подхватил другой следователь.

– Он готов дать некие показания, если ему гарантируют свободу, – ответил равнодушно Визант.

Сыщики даже не переглянулись, их угловатых схожих лиц едва ли коснулась и тень удивления.

– Мы сомневаемся, что его сведения стоят того, – пробормотал главный из них, старше и по возрасту. – Но вы говорили с ним около полу часа. На что был потрачен остаток времени, кроме того, что вы сейчас передали?

– Он бросил мне затравку.

После сосредоточенной паузы, Александр обрисовал их разговор, не упомянув о «писаре» и Рите Вагнер.

– И он не дал вам ключи к своему компромату?

– Нет, не дал. Он надеется на ваше содействие. Я только могу передать его предложение?

Теперь они уставили на него свои пронзительные взгляды, из которых исчезло всякое расположение. Препирательство стоило ему таким ужесточением допроса, когда бы он вошёл в транс непонимания того, что с ним происходит. Подобное он уже испытывал в своё время. Из него будто вынимали душу, подвергали её некому магнетизму и возвращали уже другую, в ней он чувствовал свою вину и желание раскаяния в том, чего не совершал. Правда, остаток воли срабатывал таким же мистическим образом, и он не признавал вину. Почему же теперь ломаться?

– Он вам назвал кличку «писарь», зэка, к которому вы должны были обратиться, чтобы получить нить к его сведениям. Вы не хотите с нами сотрудничать? – ядовито добавил следователь.

– Я получил свои пять лет, – отрезал Визант.

– Вас могут помиловать, или даровать условно досрочное освобождение. Но могут и увеличить срок, если мы докажем, что вы были в сговоре с Сотником. А мы докажем, если захотим. Мы сейчас прервёмся, сделаем хронометр ваших ответов, если выясним, что разговор с Сотником был длиннее нашего с вами, мы начнём допрос заново. И так будем продолжать, пока вы не вспомните слово в слово обе встречи с Сотником. А ещё подвергнем вас экзаменовке на полиграфе. Вы знаете как это неприятно.

– Мы с ним выясняли отношения, – с горячность высказался Визант.

– Какие?

– У меня есть подозрения, что я нахожусь здесь из-за его предательства. Его агент, чьими данным я пользовался при операции, или был двойным агентом, или террористы знали, что он работает на нас, но использовали его, инсценируя ложную подготовку к теракту. В результате, я попал в ловушку, и даже двойную. Погибли люди из моей команды, и ещё десятки невинных граждан, – с сожалением признавался Александр, но устало, повторяя это уже не раз и не желая выглядеть принуждённо раскаявшимся. – Когда бандиты вычисляют нашего агента, они его убивают. Получается, они задолго до операции знали, что он работает на нас, и дезинформировали нас с его помощью.

– И что же объяснил Сотник? – главный и его помощник заинтересовались кратким рассказом, что снова вернуло их расположение.

– Он перевёл стрелки на Юдина, замминистра МВД, и Спирина, руководителя УФСБ по Москве и области.

– Мы отлично знаем, кто эти люди, – отрезал федеральный следователь, будто не желал произнесения вслух названных лиц.

Но поразило Александра прежде всего то, что упоминание высоких чиновников не произвело на них впечатления. Или присущее хладнокровие осталось при них, или слухи о грязных делах не были для них внове, а вероятнее всего, они не придавали таким показаниям значения, уверенные, что персоны в таком ранге не подвластны правосудию.

Громкими фамилиями Визант прикрывал имя Риты Вагнер, имея на это личные причины. Если бы даже Рита сыграла свою роковую роль в его судьбе, Александр и не подумал бы подставлять её под удар фемиды или каких то её тайных врагов. Он предпочёл бы, и надеялся, рано или поздно, заглянуть в её глаза и самому всё выяснить.

– Мы намерены провести очную ставку с Сотником, – заключил главный из них, к удивлению Александра, ожидавшего более длительного и подробного допроса.

Хотя всё ещё только начиналось, и возможно его будут истязать допросами, пока не поймут, что вымучили из него все нужные показания. Сейчас он не мог разобрать, стараются ли эти службисты провести беспристрастное расследование, или как это чаще бывает, отрабатывают какой то заказ начальства. Да и не мешало бы в первую очередь знать какого именно начальства. Не отводилась ли ему очередная роль разменной пешки?

Неволя безапелляционно приучает человека к состоянию животного, и лучше не будоражить себя надеждой на свободу, это расхолаживает волю к первобытному выживанию. После первого допроса он не помышлял об освобождении, его мечтания ограничивались привычным душным бараком, трёхразовым питанием и жёстко отрегулированным существованием.

***

Заключение в городской кутузке продлилось уже два дня, без единого вызова на допрос. На третий день его перевели в одиночную камеру. Неужели решили смягчить содержание, для сговорчивости, меняя кнут на пряник? Или неожиданно испугались за его жизнь, цена которой вдруг поднялась по каким то причинам? Впрочем, Визант сомневался, что чьи-либо показания всерьёз повлияют на ход возобновлённого расследования. Уж слишком сильна круговая порука среди высших чинов, чтобы пешки вроде него или Сотника, могли прорваться в дамки с каким бы то ни было компроматом.

На пятый день подтвердились самые нелепые и навязчивые опасения. Допрос вёл один следователь, тот который меньше чином.

– Сотник мёртв, – сообщил он, не отрывая взгляда от заключённого.

Повисла восклицательная пауза.

– Как это случилось? – тихо спросил Визант.

То, что и ожидалось, произошло, но уж слишком быстро.

– На лесоповале. Накрыло сосной, – неприязненно отвечал федеральный сыщик.

– На моей памяти в этом лагере не было ни одного убийства. Вы верите в несчастный случай?

– Конечно, не верим. Мой коллега остался там на расследовании.

– Когда это произошло?

– На следующий день, когда вас сюда привезли, – следователь перешёл на благожелательный тон, открыл даже бутылку воды, которую принёс с собой, и налил в оба пластмассовых стакана.

Из-за поражения спесь быстро сходила с него, теперь они нуждались в нём ещё и как в помощнике.

– Вы не предупреждали администрацию, чтобы его держали изолировано, – вкрадчиво атаковал Визант.

– Мы высказали такое пожелание. Но просьба – не приказ. Нужно было просто вывезти его из лагеря, вместе с вами, – спокойно объяснял следователь. – Начальник заверил, что на лесоповале не более опасно, чем в других местах.

Офицер ФСБ ждал замечаний от собеседника.

– Странно, что Сотника не убрали раньше, если уж он опасный свидетель. Не верили, что будут пересматривать дело? А когда это случилось, не рискнули отдать его в ваши руки, – рассудив как бы про себя, Визант прервался, а затем снова спросил: – Подробности какие известны?

– Чтобы их узнать, нужны свидетели. А зэки как воды в рот набрали. Ничего не видели, ничего не знают. Сексоты могли бы прояснить картину, но показаний не дадут, если начальство велит. Тут мы бессильны. Есть одна пока зацепка – если это убийство, то здесь, в относительно спокойной зоне, его могли купить за хорошие деньги. Платить ведь надо не только убийце, но и тюремщикам. Получается, что заказчик, не из бедных.

Следователь, какое то время сосредоточенно смотрел перед собой, затем его лицо стало начальственным, вспомнил, что перед ним подследственный, а не коллега.

– Теперь вы понимаете, как нас интересует выход на досье Сотника?