скачать книгу бесплатно
***
Действенность слов Отиса проявилась сразу же, – главарь «Арнольд» и его нукеры не липли более к Александру, будто и не было предыдущего ультиматума. Впрочем, Визант решил, что осведомлённый батюшка приписал удачным обстоятельствам своё влияние. Скорее всего, начальство из ФСБ предупредило лагерную администрацию, чтобы с их человека не упал и волосок. «Арнольд», которому осталось два года в отсидке, сам признался, что спецслужба мстит за убийство своих агентов, и вряд ли стал бы проверять это правило на себе. За гибель Сотника ответил «писарь», которому добавили три года за причинение смерти по неосторожности.
Глава 5
Освобождение
В очередной раз, в серой глухой камере для допроса в Лефортово, уже пропитанной эхом его повторяющимися до бесконечности показаниями, его ожидали въевшиеся в печёнку два следователя, из управления собственной безопасности. Выглядели они сегодня как-то заносчиво, видимо, из-за того, что откопали нечто свежее, и снова готовые запустить истязающую вереницу вопросов.
– Чем будете заниматься, когда выйдете на свободу? – неожиданно спросил один из них.
При трепетном и опасливом ожидании свободы, вопрос поразил Византа, в какой то момент он не мог опомниться, похоже было на очередную издёвку. Но следователь не шутил, взгляд его был спокоен.
– Подамся в частный сыск, – брякнул Александр, сам ещё, всерьёз не помышляя о том, что будет делать на недосягаемой свободе.
– Начальство готово вернуть вас на службу.
– Мне ставят какие то условия? – апатично заметил Визант, считая, что его дразнят, доводят до отчаяния, чтобы он согласился на любую цену за освобождение.
– Нет… Вас выпустят в любом случае. Хотя, как вы знаете, отставных агентов спецслужб не бывает. Надеюсь, когда освободитесь, вы не откажете в услугах своему Отечеству? – звучал металлический голос.
Следователь не стал дожидаться его ответа, после этих слов покинул обескураженного заключённого.
С этого момента его подвергли тестам и собеседованиям с психоаналитиками. Через два дня его привели всё в ту же камеру, чтобы объявить результаты его психологических мытарств.
Его первый психологический портрет составлялся, когда он нанимался на эту работу, теперь они выясняли, что изменилось в его характере, не будет ли это помехой в его обновлённом амплуа. Предложили ему роботу агента по особым поручениям, не открывая пока, в чём именно она состоит, предупредив только, что она не менее опасна, чем предыдущая. И не всегда ведомство может прийти ему на помощь. Похоже, это и было условием его освобождения, хотя Визант и не думал отказываться. Всё напоминало дурной сон о Джеймсе Бонде, в чью шкуру его пытались засунуть.
– Мы выяснили, что вы не страдаете от озлобленности, – с такого резюме начал следователь. – У вас нет подавленности и неверия в законность. Качество достаточно редкое, то, что нам подходит. И всё же есть потери. У вас почти исчезло доверие к людям. А те, с кем вам придётся работать – команда профессионалов, которые одновременно являются и идеалистами, и прагматиками. Иногда задачу можно будет выполнить, только положившись на соратников. На вашей новой службе нужно быть готовым к самопожертвованию. У вас был неудачный опыт. Тех, кого вы считали друзьями, предали вас. Но в новом статусе вас могут предавать чаще. Однако снискать чью то дружбу, бывает сложнее, чем проявить отвагу. Вы – сильная индивидуальность, одинокий волк, как и многие из нас, но нужно быть частью сообщества, системы, если угодно, несмотря на цинизм и измены.
После этого банального резюме произнёсённого в столь менторском духе, следователь сделал паузу, переглянувшись с напарником, а затем продолжил.
– Мы знаем, что вы превосходно владеете французским языком, хуже английским. Почему не изъявили желания работать заграницей?
Вопрос показался Византу странным, поскольку они отлично должны были знать ответ, если подробно изучали его досье. Он поднял уставшие недоумевающие глаза на допросчика.
– Я был уверен, что здесь я был бы полезнее, – медленно проговорил он.
– А теперь вам предстоят командировки заграницу, – резюмировал собеседник хладнокровно.
Офицер сделал паузу, расстегнул кожаную папку и протянул Византу лист в прозрачном файле. Плотная гербовая бумага.
– Это постановление президента о помиловании. С этой минуты вы свободны. Недели две можете отдохнуть. Вам будут платить пособие. Не живите там, где вас легко найдут знакомые или родственники. Ещё вам предстоит подписать новый служебный контракт.
***
Один из богатейших людей страны, Виталий Лаврецкий вкрадчиво пытался примерить политический макинтош. Некоторые из его предшественников, оспаривавшие право у политической власти влиять на судьбы страны, давно осели за рубежом, а один, самый дерзкий из них, отсиживал длительный срок.
Но Лаврецкого, насытившегося деньгами, овладела страсть к политическому влиянию, его не пугали поражения, изгнание или даже тюрьма. Войти каким то образом в историю, куда интереснее проживания своих капиталов. Благотворительность, на которую он успел изрядно потратиться, давала скромную известность филантропа. Его честолюбию, это как глоток воды жаждущему.
Власть терпела только лояльных олигархов, к числу которых принадлежал и Лаврецкий. Однако он или недостаточно проявлял преданность власти, или у него завелись очень влиятельные враги, решившие отнять бизнес.
Понимая, что тягаться с заказчиком на самом верху бессмысленно, он продал большую часть прибыльных активов. Его барыши оказались не удел, а спокойно проживать их в тёплых краях было не в его характере, который требовал компенсации. Способ он видел один – формировать независимую от государства идеологию.
Прямое политическое влияние исключалось примером безжалостной расправы над магнатом Ходорковским, после чего спонсировать можно было только партию власти, да и то, нужно было стать в очередь, из-за того, что она итак была перекормлена. Однако, многих, даже среди правящей элиты, это не устраивало, поскольку государство, несмотря на свою пугающую мощь, как огромную эскадру несло на отмель, из-за слеповатого самодовольства её капитанов. Впрочем, многие язвительные умы отмечали, что огромная великая Россия давно села на мель, и вытащить её из болота для далёкого плавания – занятие бесполезное.
Предлагать общественному сознанию альтернативную идеологию также было проблематично, поскольку телевидение контролировалось государством.
Но Лаврецкий не опускал руки и нашёл выход. Он стал скупать киностудии в стране и заграницей, надеясь снимать фильмы в пику официальному искусству, в планах было и создание независимого телевидения, вещавшего из зарубежья.
Однако пока это относилось к дальней перспективе. Сейчас его беспокоили слухи о подготовке новой атаки на него со стороны властей, которые, как правило, подтверждались. Возможно, его предупреждали, чтобы он исчез из страны, отводя ему время для этого. Он имел связи с чиновниками из правительства и даже из президентской администрации, но с какого то момента они отвернулись от него как по команде. Сейчас контакт остался только со Спириным, да и то через связных, и только потому, что спецслужба пыталась контролировать крупный бизнес как и многие важные сферы жизни. Посредник же, это почти всегда испорченный телефон, или подвох, а возможно и признак опалы. Поэтому Лаврецкий не особенно полагался на Спирина, подозревал его в двойной игре, но тот оставался единственным источником информации из высших кругов. В ближайшие дни Лаврецкому предстояла встреча с доверенным лицом этого тайного манипулятора.
***
Сегодня, на явочной квартире, Николай Спирин выглядел без тени намёка на интимные отношения с Ритой.
– У меня к тебе ответственное поручение, – начал он, когда они сели друг против друга у столешницы. – Послезавтра тебе предстоит встреча с Лаврецким.
Рита вскинула бровями над своими очаровательными крупными глазами.
– Секретные сведения? – озабоченно спросила она.
– Нет. Расслабься, дело не представляет служебной тайны. Просто слухи. Хотя от них может зависеть многое.
Спирин выдержал паузу, собираясь с мыслями, но выражение его было таким, будто он её гипнотизировал.
– У тебя будет частная встреча, ты подбросишь информацию, которая рано или поздно просочится в прессу. Лаврецкий в любом случае всё узнает. Но сейчас, мне нужна его реакция, до того как он что-то предпримет. Одним словом, ты зондируешь почву, от этого будет зависеть и тактика власти в отношении его.
– Почему именно я? – тихо спросила Рита.
Спирин пристально смотрел на неё.
– Ты, лучшая кандидатура. У меня есть, конечно, и другие. Но у них нет твоего обаяния и ума. Ты выведешь мужчин на откровенность. Тем более что Лаврецкий в настоящее время холостяк.
– Ах, вот оно что? – воскликнула Рита. – Ты даешь мне лицензию на то, чтобы я с ним переспала? – оскорблёно добавила она.
– Разве я способен этого требовать? – воскликнул Спирин насмешливо и высокомерно. – По-моему, ты недооцениваешь наши отношения. Эти слова меня ранят. Твой шарм неотразимо действует на противника, а с другой стороны я же не могу посадить тебя в клетку. Ты вольная птица, этим мне и интересна. У меня недоверие к женщинам, которые принадлежат кому-то, пусть даже и мне. Я не хочу быть связанным ревностью, – резюмировал он спокойно.
– В любом случае, я не собираюсь с ним спать, – отрезала Рита, не понимая до конца, где издёвка в словах Спирина, а где искренность.
– Мне приятно это слышать… Но тебе не придётся с ним даже флиртовать…
– Будто он не понимает, что мы будем его интриговать.
– В политике всё интриги. Рита, это то задание, о котором многие могут только мечтать, – загадочно изрёк Спирин, будто бы хотел даже подмигнуть.
– Ну, хорошо, – воскликнула Рита, ощутив прилив тщеславия, в котором на время утонуло её раздражение. – О чём пойдёт речь? – деловито спросила она.
***
Лимузин Лаврецкого доставил её в роскошный подмосковный особняк. Дворецкий в униформе, чуть старше среднего возраста, с прямой осанкой, провёл её в просторный зал, меблированный в духе модерна, с равномерным мягким освещением, с многочисленными диванами, креслами и встроенными шкафами.
Вошёл мужчина средних лет, подтянутый, выше среднего роста, аккуратно стриженый брюнет, с острыми чертами лица, прищуренным тёмным взглядом, в расстёгнутом пиджаке, без галстука. До сих пор она видела его только по телевизору и на снимках печатной прессы.
– На вас готовят атаку, бескомпромиссную, на поражение, – как приговор произнесла Рита, когда Лаврецкий занял место напротив, у журнального стола.
– Пока только вы меня атакуете, – снисходительно ответил собеседник своим мягким голосом.
Её красота, категоричный тон и строгий вид, из-за делового брючного костюма льняного цвета, держали Лаврецкого на дистанции, он избегал вульгарно жадного взгляда.
– Моё дело предупредить. У власти нет желания расправляться с вами, или ещё с кем бы то ни было. Но ваша тайная оппозиционность её раздражает, – высказалась Рита самоуверенно, но с привкусом благосклонности, надеясь на компромисс.
– Понимаю… Я не первый, кто попадает в опалу. Я всегда к этому готовился. Но экономическая элита не может стоять в стороне от политической жизни. Это бессмыслица. Времена государственной монополии на все сферы жизни прошли. Кроме извечной русской гордыни оттого, что получаешь безраздельную власть, или думаешь, что получаешь, ничего в действиях политбомонда, нет.
Ответ показался Рите грубым и не разумным.
– Вы что, всерьёз? Хотя, может быть вы и правы. Но она, власть, настроена жёстко, и никакие очередные скандалы, потрясающие весь оставшийся мир её не пугают. Ведь прошлые скандалы она выдержала, и от них только окрепла. А что касается гордыни, то в Кремле аналогичным образом думают и про вас. Только они то думают от имени державы, страх перед распадом которой, сильнее, чем перед отсутствием демократии.
– Да, да, расхожая мысль, – ядовито парировал Лаврецкий.
– А нахрапистые попытки либерального прогресса обернулись в ущерб самому прогрессу. Не думайте, что власть позволит кому-то играть самостоятельную роль.
– Я на это и не надеюсь, но идеалы либерализма очень живучи. Не грех их отстаивать, – заметил собеседник сдержанно и твёрдо.
Рита смерила его сожалеющим взглядом, но промолчала, не собираясь так сразу уйти.
– Наша беседа приняла слишком жёсткий тон, – вдруг благожелательно прервал паузу Лаврецкий. – Не мешало бы чем-нибудь её смягчить. Воды, соку, кофе, чаю. Может быть, вина?
– В другой раз, – холодно отказалась Рита. – У вас ведь есть серьезные недруги, которые не прочь выгнать вас из страны, а то и похуже. Не мне вам объяснять, как это делается. Стоит только пустить кровь, и на её запах приплывут акулы. И не потому, что именно вас недолюбливают в Кремле. А просто потому, что у него нет других исполнителей.
– А вы беспощадная женщина. Ваши метафоры и аллегории меня поражают. Хотя, это тоже старая сказка – про хорошего царя и плохих бояр. Может, намекнёте ещё на кого-нибудь.
– Если бы даже я и знала, я бы не сделала и намёка здесь, где стены имеют уши. Моя служба не любит огласки. По моему, я достаточно вам наговорила, – как-то неожиданно равнодушно произнесла она.
– Вашей службой не запрещено отобедать со мной в каком-нибудь уютном ресторане, – подхватил её намёк Лаврецкий на то, что официально предупредительный тон встречи закончен.
– Тогда я буду выбирать сама, наугад, по ресторанному справочнику, – отвечала она, прямо смотря своим обворожительным взглядом на него.
Рита не имела указаний от босса опасаться записи разговора. Она сама приняла решение относительно самой пикантной части этой встречи. Попади запись в прессу, и отвечать пришлось бы ей, а не Спирину. Так, видимо и было им задумано – подбросить Лаврецкому информацию или, скорее, дезинформацию, которую сам же Спирин не прочь слить в прессу, а потом откреститься от причастности к этой утечке. Спецслужба пускала дымовую завесу, а затем наносила удар.
В пустующем в эти дневные часы ресторане, они продолжили разговор в отдельном кабинете, охрана дежурила снаружи, в зале.
– У президентской семьи есть преданное окружение, а ещё и те, кто набивается в таком качестве, – продолжила высказываться Рита, когда они сделали заказ. – Некоторые делают это через интимные отношения. Например, ваш визави, алюминиевый магнат Оспин, сорока однолетний холостяк, подбирается к дочери, которой уже двадцать шестой год. Она закончила МГУ, мечтает о публичной карьере. Известность стоит не дёшево, тем более быстрая известность. А томиться, полной юных мечтаний, барышне, из самой высокой семьи страны, в неизвестности, просто нелепо. Президент же наложил запрет на всякую гласность относительно своей семьи. Можно только представить отчаяние дочери. Тут или с ума сойдёшь, или взбунтуешься.
Рита изъяснялась без злорадства, не избегая взгляда собеседника, её сияющие глаза не выдавали ревности к персоне из числа политической элиты. Но в них присутствовало лукавство и сопереживание, она будто отстранялась от чужих приоткрытых тайн, и в тоже время ощущала в них себя.
– Не думаю, что эти сведения мне понадобятся, – пренебрежительно заметил на это Лаврецкий, маска вежливости и иронии сошла с него.
– Родственность между сильными мира сего не теряет актуальности.
– Логично.
– У президентской семьи, а также у ближнего окружения много дочерей на выданье, – Рита гнула свою линию, смотря собеседнику в глаза. – Родственность с ними даёт гарантию безопасности.
– Вы упрямо хотите меня сосватать?
– Если вы этого сами захотите, – пожала плечами Рита.
– Вообще то, я могу позволить себе свободу, в том числе и в интимных связях.
Подали заказанное блюдо из фаршированной форели, испробовав его, Рита поощрила собеседника восторженным взглядом.
– Что вас удерживает в этой организации? – контратаковал Лаврецкий.
– Я удовлетворена своим нынешним положением, – сдержанно ответила Рита, но её голос выдавал то, что она готовилась к такому вопросу.
Лаврецкий лишь посмотрел на неё с наигранным сожалением. Его несговорчивость, и этот мягкий намёк на предложение, которое давало бы ей невообразимый взлёт в карьере, что-то перевернуло в её душе. Уверенность Лаврецкого сочеталась с отчаянием того, кто слишком много ставит на кон, такой человек нуждается в союзниках, и Рита вдруг остро ощутила, что она упускает шанс.
– Я выскажу вам то, что мне не велено было передавать. Высшая власть, возможно, здесь не причём. Это всё интриги Спирина, и тех, кто за ним может стоять. Мои слова – это его слова. Но на что именно вас провоцируют, я не знаю.
Рита высказывалась взволнованным голосом, глаза её блестели искренностью, – то редкостное очарование, которое она не смогла бы сыграть или скрыть.
– Спасибо за то, что предупредили, – с сардонической ухмылкой поблагодарил её Лаврецкий, превратив её озабоченность в шутку, вероятно из-за того, что слова эти не являлись для него открытием, но сама её попытка ослушаться своего влиятельного опекуна ради него, что, по крайней мере, выглядело так, оставила сильное впечатление.
Глава 6
Заграничный след
Артур Воленталь, возвратившись в пятничный вечер в свою лондонскую квартиру, обнаружил зашифрованную электронную депешу, где предлагалось провести сеанс связи в одном из Интернет кафе. Будучи агентом ЦРУ, не особо секретные сведения он получал в офисе адвокатской фирмы, вывеске одной из штаб-квартир разведки в Великобритании. Сейчас на связь выходила агентура, о которой не знало его местное начальство. На завтра же, у него было запланировано свидание с Мари, которое следовало бы перенести на пару часов позже, или того хуже – совсем отложить. Подобные засекреченные новости, как правило, надолго изменяли все личные планы.
И всё же, этот сигнал Воленталь воспринял с воодушевлением, надеясь на некоторую тайную и рискованную миссию. За последний год кровь застоялась в его жилах без острых ощущений.
Потомок русских эмигрантов во втором колене, американец по гражданству, здесь, в Королевстве, где проживал последние пять лет, он испытывал некую тоску по привязанности, в том понимании, в котором она существовала у его предков, ревностно хранивших атмосферу традиций, и передавшихся ему с молодых ногтей. Хотя Воленталь только по этим семейным признакам и ощущал свою историческую родину, морально никак не единился с её современностью. Британская же деликатность к частной жизни, их холодная привязанность, изобилующая поверхностной колкостью, являлись для него вакуумной оболочкой, в которой он нёсся в таком же пустынном пространстве, пусть оно и было расцвечено, отполировано и вычурно. Ему нужна была страсть, выходившая за рамки индивидуальной меркантильности, по приятельской откровенности, которой здесь так остерегаются.
Чтобы встряхнуть себя от вяло размеренного отсутствия событий, он заводил любовные романы. Последний из них – француженка, приехавшая из страны законодательницы моды в страну зарождения идей этой моды. Идею, как известно легче предложить, чем реализовать. Там, в Париже она имела бутик и почти не имела известности, и посчитала, что ей необходим свежий глоток воздуха, другие впечатления, в надежде, что здесь откроются долгожданные перспективы. Возможно, именно жажда новизны их и свела.
Мари близилось к тридцати, миловидная, но ещё более экстравагантная, неприступная и темпераментная. Познакомился с ней в одном из клубов. До этого уже знал кто она и откуда, и выбор его был не случаен. Угадав в ней тягу к привязанности и свободе, определённую тоску на чужбине, Артур плавно вписался в её круг знакомых. Представился адвокатом, однако квартира в престижном районе, и наличие достаточно свободного времени, что не свойственно преуспевающим клеркам, наводили на него таинственный флёр. Она подозревала в нём собственника, с неплохой рентой.
К тому же Воленталь был галантен, остр на язык, но без обиняков, что совсем не соответствовало её представлению об американцах, кем он представился. Сказалась долгая жизнь в Европе, считала она, находя в таком превращении приятное ощущение.
Одетый в куртку и джинсы, чтобы не очень выделяться среди аудитории, наполнявшей в выходные дни Интернет кафе, он вышел в назначенное время на связь. Зашифрованное послание указывало ему следующее место встречи.
Через полчаса Артур узнал на скамейке в Гайд-парке плотного мужчину в сером плаще и шляпе, лет пятидесяти, с «Таймс» лежавшем рядом, как бы стерегущей место для визитёра. Воленталь присел и развернул туже газету, что являлось паролем. Через пару секунд, связной назвался Биллом, обменявшись парой слов, они решили пройтись.
– Дело серьёзное, – продолжил незнакомец на классическом английском. – Мы будем оплачивать вам некий частный заказ. Придётся ездить по Европе. Подошлём вам пару сотрудников. Изучите их досье, не удовлетворят – пришлём других. Хотя подходящих людей для будущей миссии, раз два, и обчёлся. В дело будет посвящено ограниченное число лиц. Операция будет проводиться под совместным началом русских, и нами. Не будет хватать людей для сопутствующих заданий, можете нанять кого то из местных пинкертонов. Легенда у вас та же – адвокат, частный сыщик, или коммерсант, это уж как вам будет угодно. Словом, свободный художник.
Связной на секунду прервался.
– Русских, в первую очередь, хотя и нас тоже, интересуют финансовые каналы, через которые их опальная диаспора подпитывает подрывную деятельность против их правительства, как они считают.
