скачать книгу бесплатно
– Вот ты-то уж точно нет! Меня два дня не было, а ты не мог мне таблицу распечатать, балбеса гонял!
«Колобок» стушевался.
– Ладно, Люда, не заводись. Лучше скажи, когда ты мне «Отель погибшего альпиниста» вернешь?
– Верну, не бойся. Только страницы, извини, приклею. Сам знаешь, какое там качество, пинцетом приходится переворачивать.
– Ну вот, – нарочито огорчился толстяк. – Давай после этого книги.
Но в голосе его не слышалось сожаления, просто он хотел сбить напор упрямой Людмилы, которой он, судя по всему приходился начальником, но откровенно побаивался. Видимо, Люда слыла моральным авторитетом, неким неформальным лидером небольшого коллектива.
– Да прекратите вы! – не выдержал бородатый парень в очках, все это время не принимавший участия в разговоре. – Деньги, телевизоры, японцы! Разве об этом надо в такой день говорить?!
Все стушевались. Нахимов понял, что сотрудники никак не могли свыкнуться с известием о гибели Семена. Каждый думал об этом как о глупой неуместной шутке. Сейчас откроется дверь, и он войдет в кабинет, как всегда, энергичный, веселый, заряженный на работу, и любая проблема сразу решится, и дело пойдет как по маслу…
Бородач осекся. Все тоже хранили скорбное молчание. На глазах у Оли и Люды появились слезы.
– Значит, книги Семена здесь решил оставить? – нарушил тишину «колобок» мягким голосом.
– Да, матери они ни к чему, а ребятам будут нужней.
– Что ж, тебе видней, просто думали, что для матери все будет важно, любая вещь, оставшаяся от сына.
– Вот это ей передам, – Нахимов показал на грамоты и пару вымпелов.
– Все, что осталось…– в голосе толстяка звучали искренняя боль и сопереживание.
Остальные сотрудники тоже с сочувствием глядели на Александра, но все они были молоды, а молодость не умеет долго горевать, это чувство противно самой ее сущности. Жизнь берет свое, дергая за уздцы гормонов и тайные веревочки пышущих энергией желез. Тем более, когда в окна врывается сладкий запах весны, распускаются клейкие листочки березок и чистым голосом выводят соловьи любовные трели. Нет, скоро и нас спрячут на глубину двух метров, чтоб не мешали жизни, а пока будем общаться, работать, наслаждаться и дышать полной грудью. Да и не в землю нас спрячут, а сожгут в крематории, потому что Москва все растет и растет, а земли в ней все меньше и меньше.
К Нахимову подошла Оля и сказала:
– Вы ведь были другом Веснику?
– Да, несмотря на разницу в возрасте… Скорее, он был мне как старший брат, опекал, даже воспитывал иногда. Из-за него ведь я и на физтех поступил. Семен задачки со мной решал, доставал сборник, отмечал карандашом от сих до сих, а потом проверял. Если я не мог сам допереть до чего-нибудь, терпеливо объяснял. Сам-то он вундеркинд, с ним вот никто никогда не занимался, все сам…
– Понимаю, мы все любили Семена. Я ведь с ним из одной группы и на базе в одном отделе оказалась. Вокруг Весника, несмотря на его молодость, крутилась работа всего нашего отдела. Мы слывем передовыми на нашем предприятии, потому что у него идей хватало на всех, и совсем, как с тобой, если у кого-то что-то не получалось, сразу приходил на выручку, мгновенно отыскивал решение или давал совет, как его найти. Самое обидное то, Саша, что в последнее время он ходил особенно взволнованный, что-то сумел отыскать такое, обещавшее сделать переворот и в отечественной, и в мировой науке. И вот, внезапная смерть. Все в шоке, сегодня утром даже сам директор «Гранита» пришел, потому что и он знал про достижения Весника. Ты не думай, что коллеги не переживают, про деньги говорят, про телевизоры. Всем, на самом деле, тяжело…
Она замолчала. Нахимов тоже не мог произнести ни слова. Кто бы ни вспоминал Семена, всегда находил в нем какие-то новые, еще неведомые для него грани.
Нахимов почувствовал, что Оля сама явно выделяла Семена из остальной группы молодых ребят, уж очень неравнодушно говорила про него, и, похоже, знала обо всех интересах, и научных, и личных. Хотя Семен не выглядел на свои двадцать два года, и Александр всегда поражался этому. Возможно, эффект взрослости создавали умные, умудренные неким опытом, грустные глаза. Нет, почему грустные, разве Весник хандрил когда-нибудь? Всегда он заражал окружающих оптимизмом, энергией, радостью жизни, но нет-нет, проглядывала в его взгляде такое таинственное ощущение скрытого знания, не доступного другим. А во многой мудрости много печали.
Колосов, отойдя к окну, разговаривал с «колобком». Другие сотрудники расселись по столам и принялись за работу. Кто-то писал формулы на листке бумаги, интеллигент с двумя детьми набирал на терминале программу. В кабинете стало тихо, только слышалось равномерное жужжание вентилятора. Люда сидела перед терминалом и что-то тоже набирала. Лишь один бородач все никак не мог приняться за работу и бормотал что-то невнятное.
– Только раз я видела, как Семен вышел из себя, но не сильно, – донесся до него голос Ольги. – Из-за Наташи Донченко. Знаешь ее? Подружка моя, в другом отделе практику проходит. Они к нему вместе с этим, Бирюковым Женькой, пришли. Он в другом корпусе, в отделе Разломова работает. Кстати, жуткий лодырь, на работе почти не появляется, приедет в обед, отметится на листочке, якобы на работе был, а сам домой уезжает или еще куда. Сколько раз слышала, как Семен его отчитывал, по-дружески, конечно, а тот за свое. Разломов вообще хотел его куда-то сплавить, но кто-то заступился. Здесь ведь и сотрудника трудно уволить, слышал же, что Сергей Иванович рассказывал?
«Колобок» словно почувствовал, что речь идет о нем, оглянулся на Ольгу и Нахимова. Девушка улыбнулась ему и продолжала:
– Там, говорю, штатный сотрудник, а здесь студент. Плюнул на него Разломов, перестал его замечать.
– Как же он диплом-то защитит теперь?
– Не знаю, да наверняка выкрутится. Если до шестого курса добрался, значит, уже как-то приспособился. Что-нибудь придумает. Так вот, Женя что-то Наташе сказал, такое обидное, я не расслышала, но слышу, голоса стали громче, и Семен даже схватил за грудки Бирюкова, а потом дал пощечину.
– Ничего себе! – изумился Нахимов, – но потом-то они, наверное, помирились, потому что я не замечал между ними враждебности.
– Может, и помирились, – согласилась девушка, – но такой инцидент был. А Бирюков, по-моему, не такой человек, который забывает обиды.
– Постой, постой, – спохватился Нахимов, – что ты этим хочешь сказать? Что Евгений может быть причиной смерти Семена?
– Каким-то боком, – подумав, сказала Ольга, – все наши ребята, да и я сама, просто не могут поверить, что Семен взял и умер от сердечного приступа. С чего бы это? Ему не пятьдесят и даже не шестьдесят лет, чтобы взять и умереть. Хоть убей, не поверю. А когда узнала, что в момент смерти с ним рядом находился Бирюков, мне это показалось очень и очень подозрительным.
– А медицинская экспертиза? Она ведь ничего не показала, никто не бил Семена, никаких повреждений на теле не обнаружено, патологоанатомы вскрыли ведь труп, и официальная причина смерти – остановка сердца, – Нахимов говорил все это только для острастки, ведь он и сам не верил заключению врачей, но хотел, чтобы вязкие предположения подтвердил кто-нибудь другой, посторонний.
– Вот это для меня и самой загадка, – призналась Ольга.
Нахимов невольно залюбовался ею: настоящая красавица, с каштановыми волосами и темно-зелеными глазами, нежные щеки, коралловые губки. Работа на секретном предприятии еще не выпила из нее соки молодости, лишив очарования и привлекательности. Он даже сейчас замечал на себе ревнивые взгляды парней, нет-нет оборачивающихся на них и отвлекающихся от работы.
Девушка спохватилась.
– Ох, заболталась я, народ вовсю работает, а я лясы точу.
К ним подошел Колосов.
– Александр, все взяли, что хотели?
– Да, спасибо большое, Максим Андреевич, я, пожалуй, пойду.
– Хорошо, если что, обязательно звоните, чем смогу – помогу. Все произошло так неожиданно, даже портрет с траурным венком приготовить не успели. Если б я узнал чуть раньше, то хотя бы помог маме Семена отправить тело на родину…Мы еще соберем денег, обязательно поможем…Оленька, если вам не трудно, можете проводить Сашу?
– Конечно, заодно листинги возьму. Ребята, – она крикнула сотрудникам, – кто запускал программу? Кому листинги забрать?
– Мне, – радостно откликнулся толстый парень в теплой вязаной кофте.
– Вот тебе-то, Паша, не помешало бы и самому прогуляться лишний раз, – заявила Ольга. – Ну ладно, так уж и быть, пользуйся моей добротой. Пойдем, Саша.
Они вышли из кабинета, спустились по широкой, выкрашенной коричневой краской лестнице.
– Ольга, а можно попросить об одном одолжении?
– Конечно, – ответила девушка.
– Давай сходим в кабинет, где, хм-м, работает Бирюков.
– Это можно, только я уверена, что его нет. Неплохо устроился, – на бумажке, где отмечают время прихода сотрудники, он есть, а физически нет. Он ведь в последнее время даже сам не появляется на базе, просит кого-нибудь отметить его и все. Ушлый пройдоха, деньги у него куры не клюют.
– Ты и это знаешь? – присвистнул Нахимов.
– Разведка работает, – пошутила девушка.
Молодые люди поднялись по лестнице. Длинный коридор устилал узкий багровый ковер с темно-зелеными краями. Тихо, лишь изредка выходят из кабинетов сотрудники. Они подошли к кабинету 421. Ольга осторожно приоткрыла дверь, заглянула внутрь и позвала кого-то.
Вышла девушка с длинными русыми волосами и в очках с тонкой дужкой, совсем еще юная, видимо, только после института.
– Маша, привет, как дела?
– Хорошо, сама как?
– Тут парень один с физтеха, хотел с Женей Бирюковым поговорить. Он где сейчас?
Маша презрительно, как показалось Нахимову, мотнула головой.
– Да где ему еще быть, пьянствует где-то и в карты, наверное, рубится. Сюда уже третью неделю не заглядывает.
– Понятненько, слушай, Маша, хочешь я тебе абонент на одну книжку продам, я слышала, ты хотела ее купить.
– На «Спартака»?
– Да.
– А сама ты что?
– Представляешь, мне Гришка где-то откопал ее, то ли выменял у знакомых, то ли купил за сумасшедшие деньги, не колется. Так что я занесу тебе как-нибудь.
– Отлично, завтра давай, если что.
– Договорились!
Девушки попрощались, и Ольга многозначительно посмотрела на Нахимова, видал, какой тип этот Бирюков, третью неделю в загуле!
Молча спустились на первый этаж, вниз идти было гораздо проще.
Ольга озабоченно взглянула на его грамоты и вымпелы, которые он так и держал в руке.
– Знаешь, как наши сотрудники друг друга иногда называют?
– Нет, – ответил Нахимов.
– Животными, – усмехнулась Ольга.
– Животными? – удивился тот.
– А что, Семен не рассказывал?
– Никогда такого не слышал.
– Догадайся с одного раза, – развеселилась девушка. – Да ладно, не парься, у нас же на проходной охранники, так вот, они следят, чтоб чего лишнего за территорию не вынесли, а мы бумаги иногда домой берем, почитать на досуге или на субботу, воскресенье поработать, такие уж мы трудоголики. Ну и, чтоб у товарища офицера не возникло ненужных и лишних вопросов, пихаем все это хозяйство себе под блузку или рубашку. Ты тоже так сделай, а то объяснять долго придется. А оно тебе надо?
Нахимову это, конечно же, было не надо, и, несколько напуганный словами энергичной девушки, не выходя из здания, тут же последовал ее совету. Хорошо, что был в костюме, просто стал несколько упитаннее, и все. Впрочем, Нахимов чувствовал, что в последнее время на пару килограммов похудел, потому что ремень пришлось затягивать на одну дырочку правее, чем обычно.
Они подошли к проходной. Нахимов посмотрел в небо, там кружили то ли ласточки, то ли стрижи, для них не существовало ни границ, ни запретов, ни секретных документов, проносимых на животе сотрудниками «Гранита». Он еще раз взглянул на красивое грустное лицо девушки, и ему стало жаль ее. Наверняка и ей нравился Семен, а тот, возможно, ничего об этом не знал. Вполне вероятно, занятый наукой Весник даже не догадывался о том, что является предметом чьих-то невысказанных грез и ожиданий, и теперь уже никогда об этом и не узнает…
Стараясь не привлечь внимание охранника, пристально рассматривающего людей, выходящих из «Гранита», Нахимов быстро сдал временный пропуск и выскользнул на улицу.
Затем он двинулся обратным путем к метро «Сокол», но заходить внутрь не стал, а подошел к будке телефона-автомата, достал из кармана пиджака маленькую записную книжку и отыскал номер соседа по комнате Егора Рыбина.
– Здорово, Егор! Узнал?
– Привет, Саша, как дела, куда пропал?
– Пока не пропал, вопрос на сто рублей, где сейчас можно найти Женю Бирюкова?
В трубке Нахимов услышал сопение. Егор вообще не слыл коммуникабельным парнем, но был типичным физтехом-москвичом. За его плечами кружки шахмат, секция плавания и немного фехтования, физматшкола, да еще занятия с репетиторами, на которых родители, сами кандидаты наук, не скупились, понимая, что рано или поздно все денежные вложения себя окупят. Рыбин поступил на физтех во всеоружии, если что недопонимал, ему тут же объясняли родители. Нахимов помнил, как на первом задании по матану доцент Ветров вызвал его к доске. В задаче нужно было разделить многочлен на одночлен.
– Вы раньше это проделывали? – деликатно поинтересовался чрезвычайно тактичный преподаватель, не желая на самом старте травмировать душу юного первокурсника.
– Нет, – флегматично ответил Рыбин, и ни один мускул не дрогнул на его скуластом, словно выточенном лице спортсмена. Затем взял в руку кусочек мела и лизнул, вызвав смех в аудитории.
Доцент опешил, с таким редким человеческим экземпляром встретился в первый раз. Вместо уверенного шорканья мелом по доске или робкой заминки провинциала – невозмутимость спартанского воина.
При всем этом Рыбин проводил упомянутую алгебраическую операцию сотни раз, но вот такой уж человек. Выслушивал совет доцента и как бы бездумно воплощал его на доске.
Если ко всему прочему добавить квадратный, вздернутый высоко подбородок, маленькие, глубоко посаженные глаза бандитского авторитета, то можно представить, с каким чувством отпустил на место Егора ошеломленный доцент. Экзамены Рыбин сдавал на «отлично». На зимней сессии первого семестра профессор Уткин поставил пятерку Егору по аналитической геометрии, но тот настолько взбесил непредсказуемостью и независимостью поведения, что, глядя в спину отличника, завернувшего шею длинным шарфом, воскликнул: «Ну и фрукт!»
С шарфом вышла такая история. В ту зиму Рыбин решил закаляться и ездил на физтех даже в самые морозные дни, завернувшись тем самым шарфом, но без шапки. Кончилась бравада банальной простудой. Родители заставили Егора облачиться в теплую одежду, и тот вынужденно приезжал уже в светло-желтой дубленке. Между тем Рыбин несмотря на всю экстравагантность, был очень хорошим парнем. Нахимов убеждался в этом немало раз.
Так что и теперь рассчитывал на помощь москвича, имевшего величайшую ценность – городской телефон.
Нахимов знал, что Рыбин будет бурчать, но трубку не бросит, пока не дослушает просьбу.
– Ладно, через полчаса звякни, но не гарантирую ничего, я не сберегательный банк.
– Хорошо, – коротко ответил Нахимов, потому что Рыбин не любил рассусоливать и не признавал излишних разглагольствований.
Александр засек время, на часах ровно четыре. Значит, полпятого надо перезвонить. Рыбин такой, позвонишь минутой раньше или минутой позже, из себя не выйдет, но даст тебе понять, какой ты необязательный и непунктуальный.
Под рубашкой все еще топорщились вымпелы да грамоты. Так и помять все можно.
К счастью, совсем недалеко от метро располагался газетный киоск. Однако возле него подозрительно толпились люди, и Нахимов почувствовал: что-то случилось в размеренной жизни продавца газет. Так и вышло.
Несколько людей стояли перед закрытым окошком. К счастью Нахимова, продавец, молодой парень, пришел через пару минут и заявил:
– Спокойно, товарищи, всех обслужим. Без газеты никто не уйдет! Я провожал инкассатора.
Тут взъярился старичок с хрипящим голосом:
– Когда вы будете честно и благородно работать?! Распустились. И это уже не в первый раз, как я замечаю! Я напишу жалобу.
– Могу показать бюллетень, я болен, – жизнерадостно воскликнул парень и подмигнул Нахимову.
