скачать книгу бесплатно
– В данном случае это одно и то же, – махнул я рукой.
– Вы напрасно считаете, что я заведомо окажусь не на вашей стороне, – помолчав, продолжал доктор. – Если ваш рассудок действительно помрачен, то, поверьте, я удостоверю этот факт. Я независим в вопросах психиатрии, и здесь никто не может на меня повлиять.
– Да не помрачен мой рассудок, не помрачен! – в отчаянии простонал я. – В этом-то все и дело!
– Знаете, в чем главная специфика душевных болезней? – неожиданно спросил Филипп Филиппович. – То есть в чем их отличие от болезней более привычных – физических?
– Ну и в чем же? – хмыкнул я, с неохотой втягиваясь в продолжение разговора.
– В том, что страдающий от физической болезни, как правило, знает, что болеет, соглашается с этим фактом. Человек же душевнобольной практически никогда не признает наличие у себя заболевания. По крайней мере, до какого-то момента.
Я презрительно фыркнул:
– Намекаете, что я больной на голову и не знаю об этом?
– Все может быть, – спокойно ответил доктор.
– Филипп Филиппыч, это чушь! Как вы себе это представляете? Я заболел – и стал считать себя не тем, кем являюсь на самом деле?!
– Такие случаи весьма распространены, – сказал он тоном знатока.
– Да, но я прекрасно помню всю свою жизнь! Жизнь Уткина, а не Носова, понимаете?!
– Вы могли изучить чужую жизнь, – с тем же почти издевательским спокойствием продолжал психиатр. – Тем более что речь идет об известном человеке.
– Ну и как это тогда?.. – взмахнул я руками, с досадой сознавая, что диалог с психиатром меня разволновал. – Как это возможно?.. Я изучил чужую жизнь перед тем, как заболеть и представить себя на месте другого? Так, что ли?!
– Вы могли изучать не намеренно, не для того, чтобы, как вы выразились, заболеть. Вас просто мог на протяжении многих лет интересовать известный кинорежиссер Уткин. Тем более что когда-то вы с ним вместе учились…
– Доктор, – взмолился я, – вы уже поставили диагноз – или как вас понимать? Я и есть Уткин!
– Диагноз поставим позже, – ласково сказал Филипп Филиппович. – Вот еще немного поговорим и…
– Филипп Филиппыч! – перебил я. – Скажите прямо: вы считаете, что я Носов, и переубеждать вас в этом бессмысленно?
– Вы действительно Носов, – немедленно произнес он. – Хотя я допускаю, что сами себя вы им не считаете.
– Это просто бред, – со злостью прошипел я.
– Мой бред? – уточнил доктор.
– Видимо, ваш, раз вы психиатр! Говорят же, что все психиатры – сами психи…
– То есть в существование психических заболеваний вы, по крайней мере, верите?
– Ну, видимо, они бывают, – пожал я плечами.
– А я вам как специалист говорю, что они не только бывают, – самым резонным тоном молвил Филипп Филиппович, – но и могут поразить фактически любого. Да, в том числе и психиатра. Но чаще все-таки в лечении нуждаются пациенты, а не врачи, – развел он руками, словно отчасти сожалел о таком положении вещей.
Вот уже несколько дней я по многу часов разговариваю с Филиппом Филипповичем. Он все-таки втянул меня в свои сети. Более того – он заронил в меня искру сомнения. Небольшого, крохотного, но все-таки сомнения. Я действительно слегка стал сомневаться в том, кем являюсь на самом деле. Иногда я как будто прихожу в себя и говорю себе же: «Нет, это невозможно! Пора кончать с разговорами! Он очень убедительный, этот доктор, он профессионал. Вот он и запудрил мне мозги. Как я могу хоть на секунду усомниться в том, кто я есть?! Я Устин Уткин – и точка!»
Но это чувство, к сожалению, быстро проходит. Чаще всего я теперь занимаюсь в одиночестве тем, что представляю себя Носовым. Могу ли я им быть? Возможно ли это? Доктор уверяет, что возможно. Я не верю, а он только кивает: правильно, вы и не должны верить, вы ведь больны. А тот факт, что люди сходят с ума, нельзя отрицать. Иногда действительно сходят. Все об этом знают. Так, может, я и впрямь – сошедший с ума неудачник Носов, возомнивший себя успешным Уткиным? И на этой же почве его и убивший? Доктор говорит, что такое бывает. Реально случившееся полностью вытесняется из головы бредовой галлюцинацией, иллюзорным воспоминанием, которое воспринимается больным как абсолютно подлинное.
И на все мои слова у этого Филиппа Филиппыча есть ответ, буквально на все. Когда я говорю, что помню во всех подробностях свою многолетнюю совместную жизнь с Аллой, он возражает:
– На протяжении этих самых многих лет вы лишь фантазировали о том, как бы вы жили с ней. На деле вам это не удалось. И это, вероятно, стало одной из причин вашего заболевания.
Короче, он уже не сомневается, что я больной. И своей железобетонной уверенностью заставляет сомневаться и меня.
В этой безумной ситуации есть один только плюс: смертная казнь мне уже не грозит. Грозят годы лечения в психушке, но это вроде бы можно пережить. Доктор уверяет, что можно. Хотя и не скрывает, что люди редко выходят оттуда полностью выздоровевшими. Если вообще когда-нибудь выходят.
Подумать только, я – спятивший Носов! Настолько влезший в шкуру Уткина, что полностью поверивший в целиком придуманную чужую жизнь!
– Филипп Филиппыч, – спросил я сегодня доктора, – а как вы думаете… если я действительно Носов, то когда я… когда перестал считать себя Носовым и стал считать Уткиным?.. Одним словом, когда именно я спятил?
– Думаю, именно в тот момент, когда вы убили Уткина, – со своим неизменным ледяным спокойствием ответил психиатр. – Вас настолько шокировало собственноручно совершенное злодеяние – вероятно, первый в вашей жизни по-настоящему ужасный поступок… В общем, это убийство вас настолько потрясло, что ваша психика в целях элементарной самозащиты перестроилась. И в ту же минуту вы уверились в том, что вы – Уткин, стоящий над трупом покончившего с собой Носова.
– Я готов был бы полностью в это поверить, – дрожащим голосом ответил я, – если бы только мне предоставили хоть одно доказательство того, что я – этот самый Носов.
– Боюсь, на данный момент вы можете признать этот факт только путем логических умозаключений, – сказал доктор. – Но если вы это сделаете, то, уверяю вас, рано или поздно вы вспомните все, что произошло. Осознаете себя Носовым – и вылечитесь.
– А если я… только притворюсь, что осознал? – спросил я. – Чтобы выйти на свободу.
– Меня вы так не проведете, – самодовольно улыбнулся Филипп Филиппович. – Да и любого другого хорошего специалиста – тоже.
Из этой затянувшейся, не знаю даже на сколько дней, психотерапии меня внезапно вытащил визит Аллы. Ее посещение было, мягко говоря, как ушат ледяной воды. Да, она пришла ко мне на свидание. Чего я меньше всего ожидал.
Я еще подумал, когда меня только к ней вызвали: если она начнет разговор в духе «Носов, как ты мог так поступить?», мое сопротивление доводам Филиппа Филиппыча окончательно будет сломлено.
Но разговор пошел совсем по-другому – с первой же фразы Аллы, даже с первого произнесенного ею слова…
Сначала она молчала, и я тоже. Через полминуты она выразительно посмотрела на охранника, стоявшего совсем рядом со мной.
– Хотите поговорить с ним наедине? – вежливо поинтересовался охранник у наверняка известной ему актрисы.
Алла кивнула.
Придя со мной в комнату для свиданий, охранник первым делом нацепил на меня наручники. Меня это огорчило. Они думают, что я наброшусь на Аллу и попытаюсь ее задушить? И вообще чье это указание – следователя или доктора?
Теперь же я думаю, что Алла сама попросила надеть на меня эти отвратные кандалы. И благодаря им охранник без всяких опасений вышел из комнаты, оставив меня с Аллой тет-а-тет.
Наручники были замкнуты на мне сзади. Крайне неприятно общаться с кем-нибудь в таком унизительном, скованном положении. Не говоря уже о том, что попросту сидеть так неудобно.
Я терпеливо ждал, пока Алла заговорит первой. А она тихо произнесла:
– Уткин…
Явно обращается ко мне… Что же это? Как ее понимать? Она решила все-таки прекратить свой оговор? Совесть замучила?
Но все оказалось для меня куда более плачевно.
– Уткин, – еще раз сказала Алла, – я пришла сообщить тебе, что безумно рада… безумно рада твоему краху. Я счастлива, что мы в итоге с тобой расквитались… пусть даже такой огромной ценой.
– Со мной расквитались? – ошарашенно повторил я. – Кто расквитался?
– Прежде всего я и Нестор, – ответила она. – Но я знаю, что и многие другие испытали большое облегчение, услышав о твоем конце.
– Ты и Нестор? – переспросил я. – Ты о Носове? Вы с ним… расквитались со мной?! Алла, этого не может быть! Ты врешь мне! Зачем ты мне врешь?! Алла, зачем? Зачем ты устроила со мной эту метаморфозу?
– Затем, что я тебя ненавижу, – прошипела она точь-в-точь так же, как тогда на допросе у следователя. Только там мы были не одни, поэтому она называла меня Носовым. А сейчас говорит то же самое уже напрямик, поскольку мы без свидетелей. Обращается ко мне как к Уткину… Поскольку я, разумеется, и есть Уткин!
Ну надо же, а я чуть не поверил шарлатану-доктору! Они меня чуть с ума не свели на пару со следователем!
Но все же как это понимать? Она меня ненавидит? Меня, своего гражданского мужа? Режиссера, прославившего ее на весь Союз? Это какой-то бред.
– Алла, – с усилием произнес я, – за что… за что ты меня ненавидишь?
– Ты сломал жизнь Нестору, – прошептала она со слезами на глазах. – А заодно и мне.
Я был ошарашен. Она сейчас не играет. Я прекрасно могу отличить, когда она играет, а когда говорит искренне.
Меня поразило это еще в кабинете у следователя. Она там сказала: «Ненавижу тебя, Носов!» – с абсолютной искренностью. Может, шоковое воспоминание об искренности этих ее слов и заставило меня чуть не поверить в то, что я и впрямь – Носов. Но теперь сомнений не остается: я Устин Уткин, и Алла Лавандова меня ненавидит. Еще одна вариация затянувшегося кошмара, в который я угодил.
– Алла, – произнес я как можно спокойнее, – объясни, пожалуйста, подробно, что значит «расквитаться»? Как понимать твои слова? Это какая-то месть? Месть – мне?!
– Ты всегда был тугодумом, – усмехнулась Алла. – А то бы давно уже все понял сам. Особенно после того, что я тебе сейчас сказала.
– А что ты сказала? Ты сказала, что вы вместе с Носовым со мной расквитались. Но ведь это же чушь! Носов мертв!
– Я же уточнила, что мы расквитались с тобой «огромной ценой», – напомнила она.
– Ценой его смерти, что ли?! – воскликнул я.
– Именно, – злорадно прошептала Алла.
Я нервно оскалился:
– Ну хорошо, он псих, это я могу понять. Я так сразу и подумал, кстати, что он покончил жизнь самоубийством специально, чтобы насолить мне. Но, Алла, ты-то здесь при чем? Какое ты можешь иметь отношение к этому идиоту? Мы не виделись с ним сто лет.
– Говори за себя, – спокойно произнесла она. – Ты не виделся с Нестором сто лет. А я в последнее время виделась с ним очень часто.
Я не верил своим ушам:
– Виделась? Где? Как?
Алла выдохнула и покачала головой:
– Все-то тебе надо разжевать. Так вот слушай: Нестор был моим любовником.
– Был, – сипло повторил я. – А когда стал?
– В этом году.
– Но… разве он был в Москве?
– Естественно, ведь я, как ты знаешь, из Москвы почти никуда не уезжала.
Я все не мог поверить:
– Нет, ты говоришь так нарочно. Этого не может… Он же вскоре после учебы укатил в свой Копейск – или куда там…
– Укатил, – подтвердила Алла. – Из-за тебя, скотина. Ну а в этом году он объявился в Москве. Уже из-за меня.
– Слушай, я сейчас действительно перестану хоть что-то соображать. Все, что ты говоришь, – это какое-то безумие! Ему, Носову, из-за меня пришлось уехать?! Из-за меня?! То есть это я, оказывается, виноват в том, что он такой бездарный?!
– Ты прекрасно помнишь, что он не был бездарным, – сквозь зубы процедила Алла.
– Даже если допустить, что это так, – отмахнулся я, – кто тогда помешал ему утвердиться в профессии? Опять я? Палки ему в колеса ставил? Даже если бы я этого зачем-то хотел, я бы не смог! Кто я такой был? Выпускник ВГИКа, как и он. Мы все были на равных…
– Ты забыл самое главное, – чеканя каждое слово проговорила Алла. – Ты лишил его меня.
– Ах вот оно что! Ну так тебе саму себя и следовало винить! Ты ведь не больно-то сопротивлялась, когда я якобы забирал тебя у него!
– Я была совсем глупой, наивной, ты заморочил мне тогда голову. А для Нестора мой уход к тебе стал трагедией всей его жизни. Я слишком поздно это поняла, слишком поздно осознала, какую непоправимую ошибку совершила.
– Какой изумительный текст, – нашел я в себе силы сыронизировать. – Это не он тебе его написал перед смертью? Не Носов?
– Замолчи, – брезгливо прошептала Алла. – Ты всегда был такой. Для тебя нет ничего святого.
– Не то что для Носова, да?
– Да, он настоящий человек, – горячо произнесла она. – Только он мог сделать то, что сделал. Отомстить тебе ценой собственной жизни.
– И не без твоей, как теперь выясняется, помощи?
– Да, потому что я полюбила его. Ты понял? Когда мы с ним снова встретились в этом году, во мне впервые в жизни вспыхнуло настоящее чувство… То есть оно зажглось уже давно, но именно тогда я впервые поняла, что всю жизнь любила только одного человека. Нестора.
Ко мне вновь вернулось ощущение полной нереальности происходящего. Казалось, что еще такого шокирующего я могу услышать после того, что слушаю уже на протяжении нескольких недель – от следователя, от психиатра… И вот сейчас Алла говорит мне то, во что невозможно, просто невозможно поверить. И все-таки я не могу ей не верить. Как ни ужасно, ее шокирующие, мучительные для меня откровения стали тем объяснением, которого я так давно ждал. Объяснением, которое наконец позволило мне понять, что со мной произошло, и которое дало мне возможность убедиться, что я не сумасшедший. Конечно, нет. Как я только мог сомневаться в этом… Заподозрить, что я сам и являюсь гнусным подлецом Носовым. Впрочем, тюрьма, пожалуй, может сделать с человеком и не такое.
Но все-таки оставались в объяснении Аллы еще некоторые пробелы, которые я решил немедленно восполнить.
– Послушай, – я старался говорить спокойно, сдержанно. В эту минуту я понял, что мне уже ничего не нужно от этой женщины, только услышать всю правду до конца. – Послушай, если ты его так оценила и полюбила, то что тебе мешало уйти к нему и обрести наконец-то счастье?
Алла закусила губу:
– Конечно, я мечтала об этом. Но это было уже невозможно. Нестор стал сломленным человеком. Все, что у него было, – это безграничная любовь ко мне.
– Еще скажи, что это ты надоумила его сдохнуть, – я все-таки не смог сдержать злости.
