banner banner banner
Белорусские знахари. Легенды, предания, рассказы, обряды. Этнографические материалы конца XVIII – начала XX века
Белорусские знахари. Легенды, предания, рассказы, обряды. Этнографические материалы конца XVIII – начала XX века
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Белорусские знахари. Легенды, предания, рассказы, обряды. Этнографические материалы конца XVIII – начала XX века

скачать книгу бесплатно

Как прозрела и сделалась знахаркой Степановна из Доморадчины

«Вот что рассказывала Доморачиха своей куме. «Не видела я ничегошеньки и уже замужем была. Вот на самый Христов день все из дома разошлись, кто в церковь, кто ещё куда. Остались дома только я и муж мой. Говорит мне мой муж: «Хоть бы, ты, слепая, воды принесла, а то сидишь тут чурбаком». Я заплакала, вёдра на плечи взяла и пошла за водой. Иду и плачу. Встречается мне человек:

– Здравствуй!

– Здравствуй! – отвечаю.

– Почему ты плачешь?

– Да вот слепая я, не вижу, где та вода.

– Идём, я тебя до воды доведу.

Привел он меня к колодцу и дал мне косточку в колодец бросить. И что ты думаешь? Я видеть стала, а косточка эта плавает поверх воды в колодце. Я бух тому старичку в ноги: рада-радёшенька, что увидела свет Божий.

– Черпай водицу, – говорит он мне, – а косточку эту возьми себе. Ты будешь знать много, очень много. Станешь отхаживать от болезней скот и людей; станешь отговаривать от злого человека и дурного взгляда. Тебе ведомо будет, что делать, чтобы скот вёлся у кого не ведётся; как дом строить нужно. Только смотри, деточка, чтобы у тебя эту косточку не украли!»

А муж её слушает наш разговор и любуется, на жену глядючи, (в то время его жена Доморачиха сильно была в славе), да и говорит:

– Вот же дошла. Ну, слепая, так слепая!

А Доморачиха так себе скромненько отвечает:

– Это Бог милостивый мне показал». (11. С. 75—76)

Как Арина знахаркой сделалась

«Несла Арина работникам еду. Встретился ей седой-преседой старичок.

– Здравствуй, деточка! Куда же это ты идешь?

– Несу на покос работникам поесть.

– Поставь горшочки, я тебе травку покажу.

– Дядечка, мне надо еду нести.

– Так это же не забавиться (не развлекаться). Ну, пойдём.

Три дня он её водил и всё показывал травы, какие и от чего, и всё уговаривал:

– Не иди ты замуж… Но ты выйдешь, не вытерпишь… Не послушаешь меня!..

Так он её водил, показывал разные травы и вывел на прежнее место. Так и вышло. С тех пор, как поговорила она со старичком, как ребёночек у кого заболеет, она ребёночку пользу даёт. От сглаза лечила, от ломоты, и если возле сердца ноет – от всего пользу. Всё он ей показал. Стала она сама себе на кусок хлеба зарабатывать.

А как вышла замуж, так сразу все знания забыла. Да и с мужем она не живёт. Арина и сейчас еще жива, только почти слепая: глаза её стали низкие, только немного свет видит перед собой». (11. 74—75)

Как Бог бобылку бабкой-повитухой сделал

«Ходил дедуля Бог по деревне, просился пустить переночевать. Но все жители, не имея чем его накормить, отсылали старика к бобылке. Пришёл старик к бобылке и просится на ночлег. Она тоже хотела отказаться, говорит: «Негде у меня». А дедуля ей на это: «Ах, моя голубка, я переночую и под лавкой». Согласилась бобылка пустить старика: «Что же, ложись на лавке, дам тебе что-нибудь подостлать». Бог вошёл в дом, лёг на лавку и говорит: «К тебе сегодня придут трое просить перебабить детей (принять роды)». Бобылка ему отвечает: «С чем же я пойду в бабки, если у меня нет ни дробинки соли, ни куска хлеба?» «Нет, не отказывай им. Возьми только пелёночку под пояс и иди. Но перед тем как бабить, посмотри, что там будет делаться». Так бобылка и поступила.

Пришли за ней первый раз, отвели в дом роженицы. Только посланец зашёл в сени, а она раз – и под окно. Видит – на столе много вина, хлеба-соли. Все пьют и закусывают. Приняла она ребёночка. Потом пошла второго младенца принять. Но сначала снова под окно посмотрела. А там носятся с саблями и ружьями, и все колются. Пошла она в третий дом, и опять под окно. Увидела, как пьют, закусывают, гуляют и плачут. Утром, как только проснулся тот дедуля, стал спрашивать, где она была и что видела. Она ему обо всём и рассказала. «Первый твой внук (все принятые повитухой новорождённые считались её внуками), где пьют и закусывают, бесчисленно будет богат. Второй внук, где колются, в солдаты пойдёт. А третий внук, где гуляют и плачут, обвенчавшись, едучи с венчания утопится. На этом, баба, будь здорова, живи – не тужи. Я твои обошёл клети и засеки». «Что ты, миленький, у меня же там ничего нет», – воскликнула бобылка.

Пошёл дедуля со двора, а баба та – в клеть. Как открыла дверь, так хлеб и посыпался через порог… Догадалась тогда баба, что у неё Бог ночевал. Очень обрадовалась она, что ничего обидного ему не сказала. Ну а всё то, что он предсказал, так и случилось. Один внук богато стал жить. Второй в солдаты пошёл. А третий, услышав от неё о своей судьбе, купил перед свадьбой воловью шкуру и обшил ею колодец. Вот, едучи с венчания, захотелось ему сильно пить. Подошёл он попить к вырытой свиньями яме, нагнулся попить, так там и захлебнулся». (41. С. 13)

Лекари-немцы

Порой Бог, прежде чем наделить избранника знахарским даром, посылал ему тяжёлые испытания, в том числе мучительной болезнью и болью. А затем отправлял к страдальцу своих посредников для исцеления и посвящения.

«Одна баба три года болела, с постели не вставала, высохла, как былинка. Как-то раз заехали к ним во двор лекари-немцы. Трав лекарственных везли они большие возы. Зашёл у них разговор с мужем, давно ли хозяйка больна.

– Три года уже, – говорит муж.

– Надо бы ей помощь дать.

– Помогите, сделайте Божью милость.

Дали немцы больной травы на три раза:

– Надо три раза это выпить.

Потом сказали, что с ней случится от той травы:

– После первой будет спать. После второй скрутит её, совсем плохо будет, но всё равно надо выдержать и третью выпить.

Третий раз как траву дали, так у неё лицо к затылку завернуло. Муж испугался и удивился:

– Вот урод, так урод. Ни самому посмотреть, ни людям показать!

Захотелось бабе в баню. Пошла, а там вся кожа с неё слезла, как рубаха. Выздоровела баба и сама стала знахаркой и костоправкой». (11. С. 77—78)

Получение знаний от Лесового и Лесовихи

Народное мифотворчество населило лес лесными духами, каждый из которых управлял территорией от опушки до опушки. Жилище Лесового, где он обитал с женой и детьми, находилось в самой глубине чащи. Но домой лесной дух заходил редко, обычно ночуя на верхушках сосен или в лесных оврагах, а днём расхаживая по буреломам и валежнику. Лесовой любил принимать разные образы. Его могли видеть стариком с белым лицом, тусклыми свинцово-синими неподвижными глазами; или человеком со сплющенным клинообразным лицом и такой же клинообразной бородой, одним глазом и одной ногой пяткой вперёд. Порой Лесовой «надевал» на себя настоящий человеческий облик, и распознавали его лишь по неподвижному правому глазу, значительно больше левого, и запахнутой левой полой одежды поверх правой, в отличие от обычных людей.

Лесной дух наделял знаниями тех, кто его почитал и приносил ему и его семейству в лес относы-жертвы в виде хлеба, сала и соли. Особое отношение у Лесового было к детям, проклятым матерями в полдень. Он их забирал к себе в лес, учил, а через семь лет возвращал в семью. Все семь лет ученик Лесового оставался невидимым и вёл жизнь созерцательную, набирался мудрости, питался «губяшечкой и труташечкой» («губяшечка» – нарост на берёзе, «труташечка» – трут), пил луговую воду. Лесной дух водил девочку или мальчика по полям и лесам, по городам и местечкам, по деревням и фольваркам, показывал разные житейские ситуации и давал собственные поучения на их счёт. Вернувшиеся после обучения юноши и девушки обладали большой серьёзностью, сосредоточенностью, сильными целительскими способностями, даром предвидения и начинали заниматься знахарством. Они продолжали сохранять добрые отношения с Лесовым, получали от него помощь в своём деле. Но если девушка, обретшая от Лесового знания, выходила замуж, то она сразу забывала всё, чему была обучена.

Лесовые запрещали ученикам после их возвращения к людям рассказывать о житьи-бытьи и наружности своего учителя, позволяя описывать только обучение и случавшиеся жизненные истории. Вот одна из них.

Лесная девка

«Была дочка у матери. Стала она в полдень просить есть и надоедать. А в полдень есть такая минута, в которую что мать ни проговорит, то и сбудется. Мать сказала со злости:

– Иди ты к чёрту! Убирайся! Что ты ко мне привязалась?

Как стояла дочка в избе, так лесовик взял её за руку и повел из избы. Мать не видит лесовика, а дочка видит, хозяин он теперь её. Так и увёл.

Пришли все домашние с поля полдничать. Мать зовет дочку, а той нигде нет. Мать удивляется:

– Куда же она делась? Тут же она была. Позовите её с околицы!

Бросились домашние за околицу, звали, искали, нигде девки нет. Заколотилось у матери сердце. Все сидят и полдничают, а она плачет. Искали девку долго, везде спрашивали. Туда пойдут узнавать – тут её нет. Сюда пойдут – тоже нет. И в воде искали, а потом стали поминки служить: как нет, так и нет. Вот год прошёл и второй. И девку эту всегда в церкви поминали. Как поминают, так матери на сердце легче.

Семь лет этой девки не было, семь лет водил её лесовик. Чем только она ни питалась, чем только душа её жива была. Даст ей лесовик губяшечку. Губяшечка, она как просвирочка, вкусная такая. Она потом рассказывала: «Как съем её, так до завтра и есть не хочется. И думать о еде не хочется». Приходит время спать. Приходят они к поляне, мхом поросшей, и так ей там мягко и тепло. А она всё время в одной рубашечке.

Придут они невидимые на свадьбу. Будет на той свадьбе тихо и хмуро, все гости задумчивые, затуманенные, молчат: словно тёмное облако повисло. А как придут лесовик с девкой, так сразу веселье, песни, игры. Пройдут они возле стола – и молодые целуются.

Заходят они в дома. «Там мой путеводитель порядок проверяет, – рассказывала девка. – Если что не в порядке, то кривится, не по нутру ему непорядок. Когда в доме хлеб из сеяной муки, он, пожалуй, откушает. А из не сеяной – обязательно откажется. Муку важно просеивать. Если кто хлеб, отобедавши, кладёт на лавку, это совсем не хорошо. Лесовик к нему не притронется. Если же кто воду процедит, наливая в дежу, то хлеб очень полезен, и есть его приятно. Ещё в закромах муку надо накрывать покрышкой.

Зашли мы раз в избу. В ней одни спят, не помолившись. И это нехорошо. А другие перед сном помолились. Это правильно. Ложась спать, надо перекреститься и Богу помолиться. И детей перед сном перекрестить. Перекрещённого во сне ангелы охраняют, а не перекрещённого – нет.

Входя в хату, где ссоры нет, он всегда долго стоит, всё осматривает. А если ссора не дай Бог, то торопит: «Здесь не будем, не будем. Здесь и Бог не бывает». Каждый день мы не больше, чем в двух дворах побудем, и снова в лес.

Как какой престольный праздник в селе, какая ярмарка, так мы уже тут. Будем ходить по рынку. Пойдёт он мимо лавок, товара не будет брать бумажного. Не берет, а только смотрит на него. Пройдёт возле лавок, возле всех. Послышится крик: водку пьют и льют, как разливное море. Купцы разрываются от азарта, народ наперебой их товар расхваливает, а Бог цены строит.

Возьмёт он и мне даст пряник, баранку, ореха два-три. Тут и съем, а в запас ничего брать нельзя… Будет, словно не нарочно, водить на ярмарке возле матери, возле всей моей родни. Как гляну я – слёзы катятся из глаз, ноги подкашиваются, жалко мне их – стараюсь задеть их хотя бы локотком. Он позволяет, но ни отцу, ни матери я не видна.

– Тебе родни не надо, пойдём, – говорит и уводит меня от них. Слышит ли их сердце, что я так близенько была возле них?

Стоим мы раз перед окном. Огонь горел, а потом погас. Сидит мать над больным ребёночком. А ребёночек кричит, – день и ночь всё кричит. «О, Господи Милостивый, пришли человечка, чтобы толкнул его немножко, дурь сбил», – просит мать.

А он всё стоит и слушает. «Пойдем, девка, покачаем дитёнка!» Как вошёл в хату, три раза качнул ребёночка, тот успокоился и затих, матери поспать дал. Та благодарит:

– Благодарю Господа Вышнего. Слава Богу, мой ребёночек спит.

Проспал ребёночек три дня. Пришли мы спустя три дня. Ребёночек опять закрикивается, а мать просит:

– Господи Милостивый! Хоть бы ещё того человека Бог привёл. Я бы ему молебен благодарный отслужила.

– Зайдём, девка, опять колыхнём его, пока жизнь его не прикончит: он немного проживёт. А она Богу молится – помолится и за наше здоровье. Дитя успокоится, а нам будет от матки благодарность!..

Обо всех думает, добрый. Подумает ли обо мне, приведёт ли меня когда-нибудь к матери и отцу?

Как седьмой год прошёл, привел он меня к корчме, где лавки на улице выставлены. Там мои мать с отцом сидят и горелку пьют. Отец выпьет стакан и матери даёт: «Пей!» А матери как-то не пьётся.

– Пей ты сам!

Отец налил второй стакан и опять даёт матери. А я всё мать толкаю. Она как крикнет:

– Водка какая противная!

И шлёп водкой через плечо прямо мне в глаза. Лесовик говорит:

– Вот когда тебя мать заберёт! – и оттолкнул меня от себя. Видна стала я людям и бросилась на грудь матери.

– Дочушка моя родимая! – закричала мать.

Схватила я её за шею – рук не разнять. Стала она бледная, как кора у берёзы.

– Как же ты мхом обросла, и кусочки одёжы приросли к твоему тельчику. Находилась, деточка?

– Ах, находилась, ах, находилась, мамочка!»

Стал народ приходить и дивиться лесной девке. Стала она лечить и ворожить, и говорить истинную правду. Ладная была девка, но очень уж серьезная». (11. С. 78—81)

Лесовиха, жена Лесового, тоже наделяла людей знахарскими способностями. Существовало следующее поверье. Родив ребёнка, она оставляла его голенького лежать на ветке дерева. Если проходивший мимо человек замечал младенца и накрывал своей одеждой, Лесовиха появлялась перед ним и предлагала на выбор богатство, власть, знания. Пожелавший иметь богатство сразу получал полные карманы золота. Но, выйдя из леса, он обнаруживал там лишь перегоревшие угольки. Совсем по-другому Лесовиха относилась к желавшим получить знания, одаривая их даром знахарства, как крестьянина Петрока.

Как Петрок прикрыл в лесу ребёнка и получил знания

«Косил Петрок сено на обочине леса. Стал к вечеру одолевать его сон. Видит он то ли во сне, то ли наяву: лежит ребёночек голенький-голенький, и весь в цветах. Очень жалко стало ему того ребёночка, и прикрыл Петрок его своей курткой. И тут, будто во сне, является к нему лесная девица, волосы распустивши, и говорит:

– Что тебе дать, Петрок, за то, что прикрыл моего ребёнка? Что ты хочешь: богатство, власть или знания?

– Не хочу я власти и того богатства. А нельзя ли мне получить знания?

Понравились слова крестьянина лесной девице.

– Хорошо, Петрок. Сделаю это для тебя. Ты будешь шептать, много шептать. И много пользы дашь и людям, и скоту.

С тех пор наш Петрок стал знахарем, а лесная девица его не забывала, часто наведывалась к нему. Он с ней советовался и много толковал. О чём – это уже их дела, нам это неизвестно. Жена Петрока рассказывала: «Лежу с Петроком, а к Петроку приходит лесная девица, волосы распустивши, вся в белом. Я лежу, от страха ни жива ни мертва, вся сжавшаяся. А она мне: „Что ты, кумонька моя!..“ А мне и страшно, и не хочу помешать их беседе, как они о своём толкуют, что к чему относится. Ох, хитра она, очень хитра! А потом она так скромненько уходит от него, как и пришла. Так это ведётся у них».

Раз Петрок пассажирку на чугунке (пассажирский поезд на железной дороге) остановил. Пьяный был, расхвастался: «Остановлю и остановлю!» И действительно, пассажирка раз и стала. А ему потом из города, откуда он ехал, пришлось переезда два месить по грязи». (11. С. 89—90)

Ужи и змеи – носители тайных знаний

Царь-уж

С древнейших времён белорусы делили ужей на лесных и домашних. Домашних ужей они воспринимали, как воплощение духов предков, покровителей дома и семьи. Их так и называли, «домовый уж». Домовых ужей очень любили и всегда под печкой давали им пристанище, кормили молоком и хлебом. Ужи запросто ползали по дому, запускали свои мордочки в миски с едой. Согласно народной вере, если в доме под печкой жил уж, то в доме навсегда селились счастье и достаток.

Проживавшие в северо-западных уездах белорусы переняли у соседей-литовцев древний обряд. Когда домашний уж умирал, хозяева сильно о нём горевали, как о старом семейном друге. Потом делали оберег от всякой беды: сдирали с мертвого ужа кожу и вытапливали его подкожный жир для особой свечи. В тяжёлое время свечу из ужиного жира зажигали даже днём. Свет её разливался по всей земле, освещал тёмные места, будил всех ужей, и они во главе с со своим Царём спешили на помощь. Собравшись вместе, ужи перешаривали всё под землёй и приносили деньги, драгоценности. Они мстили обидчику хозяев и делали многое-многое другое.

У ужей был свой вырай, или рай, куда они уходили на зимовку. В вырае росло Мировое дерево, где каждый обитатель земли имел собственное место. Души людей и птиц помещались на ветках. Ужи устраивались у корней райского дерева. Но не каждому ужу удавалось оказаться в вырае. Укусившие весной или летом человека отлучались от ужиного рая и продолжали влачить на земле самое жалкое существование, стараясь попасть под колёса экипажа или ещё каким-либо способом притянуть к себе гибель. Уход в вырай приходился на Воздвижение, 14 сентября (ст. стиль). В этот день Бог со своими наместниками, пчелой и жаворонком, «замыкал» ворота рая до праздника Сороков, 9 марта (ст. стиль.) Огромный Царь-уж шёл впереди своих подданных. Его чешуя сверкала золотом и серебром, а голову украшала корона из золотых рожков. Самые непроходимые места выбирали ужи для своего похода на зимнюю спячку. Редко кому из людей удавалось встретить их. Если же человеку посчастливилось увидеть на Воздвижение ужей во главе с их царём, то полагалось поклониться Царю-ужу, разложить перед ним скатерть и положить на неё хлеб-соль. Проползая через скатерть, Царь-уж в знак благодарности сбрасывал один рожок. Получив рожок, человек мгновенно обретал необычную мудрость и проницательность, дар угадывать чужие мысли, объяснять причины и следствия событий, умение выпутываться из самых сложных ситуаций.

Похлёбка из ужиного мяса

Народ верил, что можно стать знахарем, съев похлёбку из ужиного мяса. Тогда человек начинал понимать язык животных, птиц и растений. Он врачевал змеиные укусы, и ему не вредил змеиный яд, который знахарь высасывал из ранок. Его уже никогда не кусали змеи, а он сам всегда мог призывать их к себе свистом.

«В селе Никольске Минского уезда Минской губернии жил пан, и у него служил молодой работник. Пан часто брал с собой работника в поездки. Работника удивляло, что всякий раз хозяин приказывал ему остановиться то лесу, то в поле, а сам что-то слушал. Стало парню очень интересно, что же это пан слушает.

Приедут они, бывало, домой, или выезжают из дома, так пану всё время подают поесть какую-то чёрную «поливку» (похлёбку). Один раз работник не выдержал и тайно от пана попробовал несколько ложек «поливки». Поехали снова в дорогу пан с работником. Теперь уже парень сам, без хозяйских указаний, лишь где что пискнуло или брызнуло, стоит и слушает. Удивило это пана. Спрашивает он:

– Почему ты останавливаешься, что ты знаешь?

– А вот хорошо послушать, как звери и птицы сами с собой разговаривают.

Догадался пан, откуда у работника такие знания.

– Ни ели ли ты ужового мяса, которое мне всегда дают? – спрашивает он.