скачать книгу бесплатно
– Простите, а Вы по какому вопросу? Зачем я вам понадобился? – на последних словах голос Суматохина дрогнул и он начал теряться еще больше.
– По очень серьезному. Очень! – Каштанов подался немного вперёд, давая тем самым понять, что он не шутит.
Но Суматохин не поддался на это, и сам немного выпятил грудь вперед и левой рукой уперся в косяк, преграждая путь Каштанову.
– Неплохо было бы сначала объяснить цель вашего визита, а потом уже нагло вторгаться в чужой дом, – сказал Суматохин.
Каштанов встал на прежнее место.
– Я от Бориса Васильевича Шпагина. Надеюсь, вам это имя о чём-нибудь говорит? – сказал он.
Это имя говорило Суматохину о многом. О многом очень неприятном для него. Ему стало по-настоящему страшно, и он не смог найти, что ответить.
– Можно я теперь всё-таки пройду, – улучив момент крайней растерянности хозяина квартиры, гость продолжал напирать на него.
– А, конечно, конечно, – Суматохин освободил Каштанову проход.
Каштанов прошел, снял плащ, повесил его на вешалку, обернулся к зеркалу, достал из кармана расческу и начал причёсываться. На вид ему было лет двадцать пять не больше. Его темные короткие волосы были тщательно зализаны на бок. Узкие, маленькие, почти как у китайца, его глаза излучали большое чувство собственного достоинства и самоуверенность на правильном белом овале лица. Нос у него был тонок, с широкими крыльями, рот представлял собой две тоненькие розовые полоски. Суматохин сразу почувствовал шестым чувством, что этот человек чужой: он сделан из другого теста и пришел из другого мира. Каштанов был одет в рубашку цвета индиго, черный стильный галстук и широкие брюки.
В прихожую из кухни вышла Элеонора. Каштанов обратился в ее сторону:
– Михаил Анатольевич Каштанов, – быстро представил гостя, стоящий позади него Суматохин.
– Очень приятно, Элеонора, – представилась жена Суматохина и сделала что-то вроде книксена.
После представления гостю на её лице мелькнула игривая улыбка.
Каштанов уставился на неё каким-то странным растерянным взглядом. Потом быстро опомнился, засунул расчёску в карман рубашки, взял руку Элеоноры и поцеловал её.
– Мне тоже очень приятно. Очень. Вы знаете, я раньше думал, что такие женщины бывают только на обложках дорогих журналов. Хотя нет, к чему я сравниваю, Вы намного лучше, – выдал неожиданно Каштанов.
Элеонора не знала, как правильно отреагировать на такую внезапную лесть, и снова лишь игриво улыбнулась.
– Давайте обсудим наши дела на кухне, – обратился к Каштанову Суматохин, которому надоело наблюдать за этим непонятным любезничанием между ним и его женой.
– Дорогая, нам с молодым человеком надо кое-что обсудить с глазу на глаз, где-то с полчасика, и не плохо было бы, если нас никто не будет беспокоить. Хорошо? – обратился Суматохин теперь к жене, увлекая гостя на кухню.
Элеонора измерила мужа самым презрительным взглядом, и ничего не ответив, отвернулась и ушла в комнату. Муж вызывал теперь у неё исключительно отрицательные эмоции.
– Водку? Коньяк? – предложил он гостю.
– Нет, спасибо.
– Что так?
Каштанов посмотрел на Суматохина своим странным невозмутимым взглядом, посмотрел ему в глаза и сказал:
– Я спиртное не употребляю. Спиртное – это для слабых людей.
– Суматохин бегло посмотрел на гостя. «Да, с ним мне будет тяжело договориться о чём-нибудь», – подумал он.
– А я выпью, – сказал он вслух, достал из холодильника бутылку коньяку, немного отпил из горлышка и убрал бутылку обратно в холодильник.
– Да вы не мельтешите так, что вы всё крутитесь, как будто не можете устоять на одном месте. Садитесь же, – сказал Каштанов.
– Я не кручусь вовсе, – неуверенно промямлил Суматохин. Его бесил наглый тон гостя, который был моложе его лет на пять, если не больше.
Суматохину показалось, что Каштанов всем своим поведением дает понять ему, что он находиться в зависимом положении и ему не имеет никакого смысла диктовать свои правила.
– Вот так-то лучше. Не люблю суеты, – сказал Каштанов, одобряя то, что Суматохин наконец сел напротив него.
– Кстати, а кем вы приходитесь по отношению к Борису Васильевичу, если не секрет? – спросил после некоторой паузы Суматохин.
– Извините, что сразу не сказал. Я его племянник, – сказал Каштанов. Потом добавил: – По маме.
– Зачем такие подробности?
Всякий раз, оказываясь в сложных ситуациях, несмотря на некоторую пассивность, Суматохин становился очень чутким ко всему происходящему вокруг. Поэтому, когда Каштанов поведал ему о своем отношении к Борису Васильевичу, Суматохин тут же уловил некоторое потепление в его голосе. «А ты оказывается братец не так уж и грозен – каким хочешь показаться», – с тщательно скрываемым самодовольством подумал Суматохин. «И с тобой мы еще вполне можем поладить».
– Ну что будем делать, Олег Никитич?
– Я не знаю, чем я вам могу помочь?
– Пожалуйста, не прикидывайтесь дураком. Вы далеко не дурак. Обмануть такого умного человека, как мой дядя – это еще надо суметь, это не каждый сможет.
– Зачем же так? Почему обмануть?
– А что разве не так?
– Конечно, нет.
– Ну, хорошо. Объясните мне, что случилось?
– Конечно, я поступил как свинья. К сожалению, я не помню, сколько прошло времени с момента нашей последней встречи с Борисом Васильевичем, полмесяца, а может быть месяц.
– Почти два месяца, – уточнил Каштанов.
– Господи, какой кошмар – два месяца! Если бы вы знали, как мне стыдно. Честное слово я не знаю, что мне делать? – и Суматохин отвернул голову в сторону, чтобы не смотреть в глаза собеседнику.
– Вы хотели объяснить, что произошло?
– Я рассчитывал отдать большую часть тех денег, что брал у вашего дяди уже в этом месяце. Но произошло страшное. Норин папа тяжело заболел, и понадобились деньги на его лечение, много денег. В результате мы с женой потратили почти все свои сбережения. Не поверите, но я очень переживал из-за всего этого. В страшном сне я не мог себе представить, что окажусь в такой ситуации. Я много думал: как мне быть? И я решил, чтобы не оправдываться, когда человек оправдывается, он всегда подпадает под подозрение, сразу накопить всю сумму, которую должен или на худой конец большую часть и принести Борису Васильевичу. Таким образом, мне было бы не так стыдно перед ним. И Борис Васильевич, я думаю, простил бы меня. Жаль, что получилось, что вы как бы первый нашли меня и поставили меня в такое положение. Такое положение, даже не знаю, как его назвать, не честного человека что ли.
– По-моему вы сами себя поставили в такое положение.
– Да, вы правы. Но поверьте, если бы вы не появились сегодня, я бы самое большое недели через две, сам дал бы о себе знать Борису Васильевичу.
– Эх, вашими бы устами…
– Понимаю, мне трудно сейчас поверить. Но хотите верьте, хотите нет, можете спросить у моих друзей, всё, что я когда-либо брал в долг, я всегда возвращал.
– Очень надеюсь на это. Очень.
– Можете передать Борису Васильевичу, что деньги ему я верну в самое ближайшее время. Конечно, всё сразу не смогу, сами понимаете в связи с болезнью отца жены, мы оказались в затруднительной ситуации, но половину как минимум…
– Кстати, что сейчас со здоровьем папы?
– Какого папы?
– Я имел виду здоровье вашего тестя.
– А, сейчас ему значительно лучше. Самое страшное уже позади.
– Прекрасно. Только я не очень понял: как вы хотите разрешить вопрос?
– Просто передайте Борису Васильевичу от меня: во-первых, тысячу извинений, а во-вторых, что через неделю, максимум через две я привезу деньги.
– Вы знаете: я может быть и последовал бы вашему совету, если бы не одно но, дело в том, что мне пришлось произвести расследование, чтобы найти вас. И неужели вы не догадываетесь, что занимаясь вашими поисками, мне удалось кое-что узнать о вашем характере, о том какой вы хитрый и нечистоплотный человек. И после всего этого вы думаете, я смогу вам верить.
– Господи, какое расследование? – Суматохин изобразил на своем лице искреннее удивление.
– Ах, артист. Вы очень талантливый артист. В этом я убедился. А теперь слушайте о расследовании. Мало кто в наше время даёт деньги в долг без оформления соответствующих документов. К сожалению, мой добрый дядя принадлежит к этому малому числу людей, верящих в лучшие качества окружающих, чем вы ловко не преминули воспользоваться. Здесь, конечно, и дядя мой кое в чём виноват, когда держится за свой авторитет. Не то сейчас время, не то. А вы. Всё-таки ловко просчитали, что мой дядя из того типа людей, которые могут дать денег, не взяв расписки. Наверно, имеете опыт? Познакомились вы с моим дядей на банкете, на котором вы оказались совершенно случайно, там-то вы и умудрились как-то завязать ваши отношения. Потом выяснилось, что у вас имеются общие интересы, а точнее, страсть к классической музыке, и вы принялись иногда вместе посещать консерваторию, а после посещений долго и горячо обсуждали услышанное. Скорее всего вы не бум-бум в классике, нахватались специально по случаю верхушек, но роль свою сыграли отменно. Потом, спустя некоторое время, когда вы попросили у Бориса Васильевича пять тысяч долларов, якобы «для поправки дел», тот выдал их вам, не раздумывая, поскольку успел к этому времени проникнуться к вам самыми глубокими чувствами. А вы так жестоко провели его! Впрочем, вернёмся к расследованию. Когда вы пропали из поля зрения моего дяди, номер вашего сотового телефона был единственной ниточкой, по которой можно было вас отыскать. Но вы то как раз полагали, что все ниточки оборваны, ведь этот телефон вы купили у какого-то несчастного наркомана. Но я, представьте себе, умудрился найти этого наркомана. Как? Оказывается наши сотрудники милиции умеют неплохо работать, если их хорошо простимулировать. Мне потребовалось заплатить пятьсот долларов одному оперативнику, из того района, где была совершена кража телефона; после чего он собрал несколько наркоманов из этой округи, запер их в камере, и подразнив дозой сказал, что они получат её только после того, как признаются или выдадут вора, укравшего тот телефон. Ребята решили не мучиться и выдали товарища. Этот товарищ продал вам телефон в кафе. Я нашёл это кафе. Барменша вспомнила вас по мной описанным приметам, но не могла назвать ни вашего имени, ни каких-либо иных важных данных, зато вспомнила, что с вами в тот день поздоровался некий автослесарь Костя. Я нашёл Костю. Костя сказал, что ремонтировал как-то вашу машину, но даже марки её не помнит. Он вообще мало, что о вас помнил. Я попросил его хорошенько подумать, и надо же, он выдал мне важную зацепку, он вспомнил, как вы общались с неким Макаровым, постоянным клиентом Кости, и как будто вы были с ним знакомы. Я встретился с Макаровым, пообщался с этим словоохотливым господином. Он мне сообщил, что работал некоторое время с вами в одном здании, вы соседствовали офисами. Вы перестали арендовать там помещение года два с лишним назад, Макаров годом позже. Я помчался в это здание, это был какой-то научно-исследовательский институт. Там, посулив женщинам секретарям, незначительную денежную награду, я вскоре получил некоторые документы с вашими паспортными данными, подписью, в общем, это был финиш. Кстати, мне пришлось израсходоваться на ваш поиск и деньгами и временем. Так что придётся прибавить к вашему долгу ещё семьсот долларов… Бедный дядя, он же ведь до конца не был уверен в вашей злонамеренности, предполагал, что с вами могло случиться что-нибудь экстраординарное. Что с ним будет, когда я ему расскажу о результатах расследования? Как видите, берегу я его.
– Это какая-то ошибка, недоразумение. Я не хотел никого вводить в заблуждение. Мерзко конечно получилось. Сам не могу понять, как я мог забыть об этом важном деле, – оправдывался Суматохин.
– Можете напрасно не оправдываться. На моё мнение о вас это уже никак не повлияет.
– Но зачем же так?
– Зачем? А как по-вашему я должен к вам относиться? Любезничать с негодяями – это не по мне.
«Как говорит, как говорит, – подумал Суматохин. – Как со сцены. Странная манера. Очень он многое о себе думает».
– Не суди и не судимым будешь, – сказал вслух, в своё оправдание, Суматохин.
– Только не надо о морали, о принципах. Нет у тебя, Суматохин, ничего святого, нет у тебя никаких принципов. Я тебя всего насквозь изучил. Что ты так на меня смотришь? Ударить хочешь? Давай, вперёд, быстрее под суд пойдешь, быстрее тебя выведут на чистую воду.
Этот резкий переход на «ты» вызвал в душе Суматохина бурю ненависти. Он с дикой отчаянной злобой посмотрел на Каштанова. Но его взгляд разбился об холодный, колючий, излучающий нечеловеческую силу взгляд серых глаз Каштанова. Суматохин нервно мотнул головой, вздрогнул и опустил голову, спрятав лицо в сложенные перед собой на столе руки.
Это проявление слабости Суматохина окрылило Каштанова и он, встав со стула, прошёлся по кухне к окну, с самым торжественным видом на лице. «Жаль, что дядя не может видеть, как я хорош в этот момент. Если бы он сейчас меня увидел, он бы гордился мной», – подумал Каштанов. С минуту постояв у окна, посмотрев в него без всякого смысла, он обернулся и подошел к Суматохину, взялся ладонью за его плечо и слега потрепал.
– Вот так, Суматохин. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что ты весь в моих руках? Весь!
Суматохин молчал, оставаясь в том же положении.
– Что молчишь? Что поник головой? Довела жизнь? Нет – это не жизнь тебя довела: это ты сам доигрался. Красивой жизни захотелось? Что ж имеешь право. Только не за счет таких людей, как мой дядя. Запомни это. Такие люди обид не прощают.
Каштанову доставляло удовольствие глумиться над Суматохиным, морально добивать его, но не потому что он был таким жестоким: просто такие люди, как Суматохин, в его системе ценностей занимали низшие места. Таких людей он определял как неправильных, бессмысленных, нарушающих гармонию жизни. Он считал, что такие люди способны только на то, чтобы повсюду сеять хаос, смуту, неурядицы, и не способны совершенно ни к чему созидательному. И таких людей, по его мнению, нужно или воспитывать или наказывать. Перевоспитать Суматохина было на его взгляд делом не реальным из-за его возраста. «Дожить до тридцати и не набраться ума – это тяжелый случай, очень тяжелый», – подумал Каштанов.
– Что же мне с тобой делать? – произнес вслух Каштанов.
Суматохин не реагировал.
– Кстати, а жена твоя знает о твоих подвигах? Что молчишь?
Суматохин по-прежнему никак не реагировал.
– Молчи, молчи. А мне кажется, что её тоже не мешало бы привлечь к обсуждению твоей проблемы. Всё-таки не чужой человек. Может с ней мне быстрее удастся найти общий язык.
Суматохин поднял голову, распрямил спину.
– Не надо, – отрезал он.
– Что значит не надо? – спросил Каштанов.
– Я просто хотел сказать, что мы сами договоримся, без посторонних.
– Вот так-то лучше.
– Что вы хотите?
– Сейчас объясню. Принеси лист бумаги и ручку.
– Зачем?
– В твоём положении лучше не задавать лишних вопросов.
Суматохин вышел из кухни, потом вернулся, держа в одной руке тетрадный лист в клеточку, в другой шариковую ручку.
– Что, лучше листа не нашел? – обратился к нему Каштанов.
Суматохин пожал плечами.
– Ладно, садись, – повелительно сказал Каштанов. – Сейчас будешь писать расписку. Суматохин задумался.
– Начинай. И вот еще что: условия кредита изменились, из-за твоего поведения. Теперь будешь отдавать так: по тысяче долларов каждый месяц, первый взнос через неделю, каждый месяц будут набегать пять процентов, в случае же опоздания вместо пяти – двадцать процентов. По-моему шикарные условия, – и Каштанов немного посмеялся, видимо полагая, что его шутка удалась. – Вот кстати, тут написано всё по пунктам.
Каштанов достал из кармана рубашки листок, в котором условия были расписаны по пунктам, и протянул его Суматохину. Суматохин внимательно прочитал и долго продолжал ещё смотреть в этот листок.
– Что-то не нравится? – ехидно спросил Каштанов.
– Ну почему же… Есть, конечно, кое-какие моменты. Впрочем, если я весь в ваших так сказать руках – могу ли я возражать, – то ли спросил, то ли утвердил Суматохин. Он говорил это с таким серьёзным, сосредоточенным, умным видом, что можно было подумать, что он собирается подписаться под выгодной сделкой, с которой имеет шанс что-то поиметь. Это насторожило Каштанова.
– Хватит рассуждать, – сказал он. – Пиши.
– Михаил, простите, забыл как вас по батюшке…
– Не важно. Просто Михаил, – Каштанов начал нервничать.
