От НТВ до НТВ. Моя информационная война. Том 2

скачать книгу бесплатно

От НТВ до НТВ. Моя информационная война. Том 2
Андрей Владимирович Норкин

Автобиографическая книга Андрея Норкина «От НТВ до НТВ» в двух томах рассказывает о его многолетней работе на ТВ. В том числе, и о хронике драматического информационного противостояния, развернувшегося в медиа-пространстве нашей страны. Что стояло за громкими лозунгами о борьбе за свободу слова в начале двухтысячных? Какими принципами руководствовались владельцы и руководители СМИ? Все события и герои, описанные в книге, реальны.

От НТВ до НТВ

Моя информационная война. Том 2

Андрей Владимирович Норкин

© Андрей Владимирович Норкин, 2022

ISBN 978-5-0056-4921-8 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-4152-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«От НТВ до НТВ»

Том 2

Часть 4. Неудачное время для знакомства с Израилем.

Глава 22

После отключения ТВ-6 от эфира Гусинский оказался в весьма затруднительном положении, в смысле ведения медийного бизнеса. Вопреки распространенному в нашей среде мнению о полном и беспощадном ограблении властью бывшего хозяина НТВ, финансовое положение Владимира Александровича не выглядело катастрофическим. В его собственности остался телеканал NTV—International, несколько тематических спутниковых телеканалов, новостной интернет-портал, акции радиостанции «Эхо Москвы», печатные издания и телекомпании, производящие сериалы для российских и украинских вещателей, а также многочисленные объекты недвижимости, полученные «Мостом» в собственность и аренду еще в благодатные лужковские времена. То есть, голодная смерть Гусинскому не грозила. Но произошедшие события, конечно, заставили его пересмотреть собственную финансовую политику и, как следствие, диверсифицировать свой бизнес. Откровенно тяготили его только бумажные СМИ, заниматься которыми ему было скучно из-за их очевидной бесперспективности. Гусинский видел будущее только в развитии сетевых технологий, однако сразу бросить телевидение он не мог. Тут уже, как говорится, было дело принципа.

Почти год, с апреля 2001 по январь 2002 года, NTV—International, ранее выполнявший роль экспортной версии НТВ, демонстрировал в своем эфире программы ТВ-6. Но, когда вещание прекратилось, NTV—International остался без контента. К тому же, присутствие в названии компании аббревиатуры NTV, пусть и в написании латиницей, вызывало ненужные споры с нынешним владельцем. Все это подстегнуло процесс создания новой телекомпании, не имевшей ничего общего с НТВ, находящейся в собственности Гусинского и рассчитанной на русскоязычных зрителей вне самой России. Компания Overseas Media, которую упоминал Игорь Малашенко в программе «Глас народа», выступила учредителем нового СМИ, получившего название RTVi – Russian Television International. Но, одно дело – учредить «Русское международное телевидение», и совсем другое дело – наполнить его содержанием. И надо отдать Гусинскому должное, он с головой бросился в этот омут, как делал всегда, сталкиваясь с очередной сложновыполнимой задачей. Подобные жизненные ситуации придавали ему сил и азарта.

К январю 2002 года в распоряжении RTVi были лишь несколько помещений в Нью-Йорке и техническая возможность распространения сигнала. Между тем, замысел выглядел если и не грандиозным, то довольно смелым: создать собственные подразделения телекомпании в США, Европе, Израиле и, конечно, в России, охватив таким образом десятки миллионов русскоязычных телезрителей во всем мире. На тот момент глобального русского телевидения не существовало, а вещавшие в разных странах телеканалы на русском языке оставались сугубо местечковыми явлениями. Еще 22 января, в первый день после отключения ТВ-6, я обо всем этом ничего не знал. Но уже 24 января с удивлением обнаружил себя, сходящим по трапу самолета в аэропорту «Бен-Гурион».

Накануне в «Останкино» ко мне подошел Кричевский. Наши отношения с ним всегда оставались неплохими, можно даже сказать, они были уважительными, хотя никогда не переходили в дружеские. Впрочем, тогда в них уже чувствовался некоторый «холодок», возможно, объяснявшийся моей усталостью от постоянного общения с явными и теневыми лидерами нашей команды. Кричевский спросил, не хочу ли я слетать в командировку в Израиль, чтобы помочь местным журналистам выстроить работу информационной службы на создаваемой телекомпании? Он сразу пояснил, что это – личная просьба Гусинского, но пока на нее никто не откликнулся. Первым лицам лететь с такой миссией – не по рангу, а опрошенные им «звезды» информационного вещания УЖК боятся расстроить зрителей своим отсутствием. Этот аргумент выглядел странным, потому что тогда еще совершенно непонятно было, когда произойдет возвращение «команды Киселева» на экран, да и произойдет ли вообще? Поэтому я, конечно же, согласился. Тем более, что это была просьба самого Гусинского.

В состав нашей экспедиции помимо меня вошли еще три человека: оператор Борис Анциферов и двое продюсеров – Юрий Новоселов и Виктория Лебедева. Дорогу, проживание и питание оплачивала принимающая сторона, что было, конечно, само собой разумеющимся фактором, учитывая отсутствие зарплаты. Мы с Юлькой вытрясли из домашнего бюджета что-то около двухсот долларов, которые я должен был растянуть на всю поездку. По вполне понятным причинам, с получением краткосрочных израильских виз ни у кого из нас сложностей не возникло, так что единственной проблемой оставалась обстановка в самом Израиле. Юлька благословила меня на почти ратный подвиг и осталась ждать моего возвращения.

Что и говорить, время для знакомства с Израилем оказалось неудачным. В стране продолжалась так называемая «вторая интифада» или «интифада Аль-Акса», что наглядно подтверждало один из главных стереотипов: Израиль – страна, имеющая большие проблемы с безопасностью. На самом деле, все выглядело несколько иначе. Я могу говорить это с уверенностью, ибо с тех пор бывал в Израиле неоднократно, сначала по работе, а потом уже в качестве туриста. Количество моих посещений этой страны составляет несколько десятков, я неоднократно проехал ее с севера на юг и обратно, потому что путешествия с запада на восток более проблематичны. Во-первых, Израиль вытянут по вертикали, по горизонтали особо не разгонишься. А, во-вторых, путешествие на восток получается коротким именно из-за соображений безопасности, ибо вы быстро упираетесь в территорию Палестинской автономии. Я бывал в Израиле и в «горячие», и в «холодные» времена, и летом, и зимой, и один, и вместе со своими родными. В общем, я в очередной раз должен поблагодарить Гусинского! Если бы не он, я мог бы и не узнать эту странную, во многом – нелепую, но удивительную землю с ее не менее удивительным населением, которое смешит, очаровывает, восхищает и раздражает в одно и то же время.

«Интифада Аль-Акса» началась еще осенью 2000 года. (Слово «интифада» имеет несколько схожих значений: потрясение, восстание, избавление и другие – прим. автора) Общепринятой версией, объясняющей причины второй волны столкновений арабов с евреями непосредственно на территории современного Государства Израиль, считается «альпинистская выходка» Ариэля Шарона, одного из наиболее заметных политических деятелей в истории страны. В то время Шарон возглавлял партию «Ликуд», созданную по его же инициативе в далеком 1973 году. Удивительно, что за прошедшие годы он успел поработать на самых разных постах в правительстве, но ни разу не возглавлял весь кабинет, предпочитая продвигать вперед своих коллег по партии. Это никак не соответствовало военной биографии Ариэля Шарона, ибо на поле боя он никогда за чужие спины не прятался. Едва не погибнув во время Войны за независимость, Шарон использовал свое ранение не только для восстановления здоровья, но и для получения высшего образования. Однако, закончить университет ему не дали. Получив личное приглашение от легендарного премьера Давида Бен-Гуриона, Шарон возглавил знаменитый «спецотряд 101» – полулегальное военное подразделение, выполнявшее так называемые «операции возмездия». В состав «спецотряда 101» входили несколько десятков человек, отобранных лично Шароном, которые не числились в списках ни одной из воинских частей израильской армии, они даже не носили военную форму. «Спецотряд 101» был такой классической «киношной» суперармией, разве что сражался вполне реально, а не на экранах кинотеатров. Перейдя в легальный военный статус, Ариэль Шарон продолжил ковать свою боевую славу во время всех – весьма многочисленных – войн, которые вел Израиль. Шарон был героем и Синайской войны, и Шестидневной войны, и Войны Судного дня. Уже работая в правительстве он ухитрялся применять свои безапелляционные и бескомпромиссные методы деятельности и в, казалось бы, мирных процессах. Именно Шарона считают одним из основателей так называемого «поселенческого движения», которое он активно развивал уже после окончательного ухода из армии.

Конец военной карьеры Шарона оказался омрачен трагическими событиями, ответственность за которые мировая общественность целиком и полностью возложила на героического генерала. В 1982 году, будучи министром обороны, Шарон буквально продавил идею так называемой «Ливанской войны». На юге Ливана, страны, в которой шла отчаянная гражданская война, действовали вооруженные подразделения ООП – Организации Освобождения Палестины – возглавляемые не менее известным в мире человеком и, можно сказать, личным врагом Шарона, Ясиром Арафатом. Шарон не только смял все палестинские военные формирования, но и фактически захватил половину Ливана, да еще и сделал это с вызовом, адресованным всему миру. Например, он сфотографировался вальяжно попивающим кофе в одном из ресторанчиков Бейрута, как бы подчеркивая, что для него лично, как и для всего Израиля, нет ничего невозможного.

Как показывает история, подобное предположение весьма часто оказывалось истиной: на словах осуждая действия израильского правительства, мировое сообщество закрывало глаза на факты нарушения Иерусалимом существующих договоренностей. Достаточно вспомнить знаменитые операции армии и спецслужб Израиля, хотя бы уничтожение ядерного центра в Ираке, которому тайно аплодировали и в Америке, и в Саудовской Аравии. Однако, ливанскую историю Шарону не простили. Буквально водруженный израильской армией на пост президента Ливана Башир Жмайель был убит практически сразу, еще до своего официального назначения. Его сторонники обвинили в убийстве своего лидера палестинцев, с которыми вели вооруженную борьбу, и решили отомстить.

Я тогда учился в восьмом классе и как любой советский школьник был прекрасно знаком с термином «израильская военщина». Новые доказательства преступлений этого режима как раз и поступили из Ливана, из лагерей палестинских беженцев Сабра и Шатила, расположенных прямо в Бейруте. Сообщалось о сотнях, может быть, тысячах погибших мирных людей, среди которых преобладали старики, женщины и дети. Вообще, количество жертв резни в Сабре и Шатиле до сих пор не установлено: цифры колеблются от семисот до трех с половиной тысяч убитых. Официальная советская версия обвиняла в преступлении Израиль, что было правдой лишь отчасти. Сами убийства, вообще-то, совершили ливанские христиане, последователи партии «Катаиб», считающие себя фалангистами. То есть, политическая каша, которая на Ближнем Востоке кипит десятилетиями, всегда была густой, наваристой и приправленной таким количеством специй, что разобраться в обстоятельствах многочисленных трагедий этого региона решительно невозможно. В Сабре и Шатиле сами израильтяне никого не убили, но и Шарон, и другие армейские командиры, как минимум, могли остановить бойню, устроенную их союзниками в лагерях беженцев из Палестины под предлогом поиска боевиков. Но израильтяне сделали вид, что ничего не знали. Вот эта внезапная слепота и вышла Ариэлю Шарону боком, он был вынужден временно уйти в тень.

Я привожу эти обрывочные сведения из его биографии не только для того, чтобы обрисовать политический портрет Шарона. Портрет человека, не признающего никаких преград на своем пути и преодолевающего их любой ценой. Это важно и для понимания самого феномена политической и общественной жизни в Израиле. Хотя, говоря откровенно, полностью осознать этот феномен, по-моему, невозможно. В Израиле ухитряются сосуществовать признаки крайне левого, почти социалистического, жизненного уклада и столь же крайний, иногда ультраправый, консерватизм. Причем, во многом носителями этой вычурной идеологии являются, в первую очередь, выходцы из Советского Союза и России. Как наши эмигранты в Америке становятся самыми ярыми сторонниками Республиканской партии, консерваторами из консерваторов, так и в Израиле, так называемые «русские» отличаются наибольшей непримиримостью и желанием отстаивать ценности Эрец-Исраэль (Земля Израиля – прим. автора) до победного конца. При этом, в числе русских репатриантов не так уж и редко встречаются те, кто пытается, говоря по-русски, «откосить» от службы в армии.

Я видел Ариэля Шарона лишь однажды, на концерте «Из России с любовью», которые канал RTVi устраивал каждый год на майские праздники: День победы и День независимости Израиля. О них я еще расскажу. Прямо во время шоу на сцене за несколько секунд появился коридор из бронированного стекла, который вел к небольшой трибуне, тоже скрытой за пуленепробиваемым щитом. Премьер-министр Израиля подъехал на машине прямо за кулисы, в сопровождении охраны выскочил на сцену, произнес речь, завершив ее поздравительными словами на русском языке, и столь же стремительно покинул место событий. Сверхжесткие меры безопасности были абсолютно оправданы. В этом смысле показательна история одного из предшественников Шарона на посту премьер-министра Израиля, Ицхака Рабина.

Я напомню, что, хотя в Израиле существует президент страны, его функции – представительские. Президент Израиля – что-то вроде английской королевы, уважаемый человек на почетном посту. Но весь груз забот, связанных с управлением государством, лежит на премьер-министре. Ицхак Рабин фактически создал нынешнюю административную модель Израиля, если можно так говорить. В 1993 году в Осло он подписал с Арафатом целый ряд соглашений, которые положили конец первой арабской интифаде, начавшейся за шесть лет до этого. Рабин признал Организацию Освобождения Палестины, а Арафат признал Израиль и заявил об отказе от насильственных методов борьбы. На территории еврейского государства была создана Палестинская автономия – в Секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан. Это, если коротко. В 1995 году на митинге сторонников миротворческого процесса Ицхак Рабин был убит молодым человеком по имени Игаль Амир, религиозным студентом, заявившим, что таким образом он защитил народ Израиля от предательства. Я не буду сейчас вдаваться в подробности расследования убийства Рабина и в анализ дискуссий, которые продолжаются в Израиле до сих пор. Бывший премьер, действительно, для одних израильтян остается героем-миротворцем, для других – предателем, вступившим в сговор с палестинцами.

С Ариэлем Шароном произошла похожая история. После возвращения в большую политику он не только начал активно строить еврейские поселения на палестинских территориях, не только запустил проект возведения стены, разделяющей страну на еврейскую и арабскую части. Он, фактически, посадил Арафата под домашний арест! Последние годы своей жизни лидер ООП провел в городе Рамалла в собственной резиденции, заблокированной израильскими войсками. Все это уже происходило почти на моих глазах!

Внезапно, в 2005 году Шарон, едва ли не единолично, разработал и осуществил «план одностороннего размежевания», главным пунктом которого стал вывод израильских войск из Сектора Газа. Те, кто поддерживал и поддерживает сейчас это решение Шарона, доказывают, что премьер пытался выбрать меньшее из двух зол: жертвуя Сектором, он сохранял контроль на большей частью территории Палестинской автономии, то есть Западным Берегом. Сейчас трудно сказать, принесло одностороннее размежевание пользу или нет. Уже после смерти Ясира Арафата «размежевались» сами палестинцы. На Западном Берегу власть осталась у последователей Арафата из организации ФАТХ, а в Секторе Газа командование перешло к группировке ХАМАС. И, надо сказать, что их нелюбовь друг к другу едва ли не сильнее, чем общая ненависть к евреям.

Так или иначе, решение Шарона об оставлении Газы вызвало еще и политический скандал. Созданная им когда-то партия «Ликуд» раскололась, правительство ушло в отставку, были назначены внеочередные выборы, на которые Шарон решил идти уже с новой партией, «Кадима». Однако, 4 января 2006 года он был госпитализирован в знаменитый иерусалимский госпиталь «Хадасса» с диагнозом обширный инсульт. Шарон впал в кому и провел в этом состоянии восемь лет до самой своей смерти в 2014 году.

Существует никем никогда не доказанная, но весьма популярная гипотеза, что и убийство Ицхака Рабина, и растянувшаяся на годы смерть Ариэля Шарона – результат проклятия, наложенного на обоих политиков ультраправыми еврейскими консерваторами. Естественно, я говорю о религиозных евреях. Иудеи светские и иудеи религиозные, их взгляды на мир и отношения друг с другом – отдельная песня и мы ее еще обязательно послушаем в свое время. Сейчас о проклятии! В священных еврейских текстах встречается выражение «пульсей де-нура», которое можно перевести как «огненные розги». Ими Бог иногда наказывал провинившихся, например, архангелов и пророков. С течением времени и ростом популярности в мире учения Каббалы, «огненные розги» постепенно превратились в «удар огня», который Единый Господь направлял на конкретную человеческую особь. Наказание происходило как бы по просьбе взывавших к Богу, но только в том случае, если эта конкретная человеческая особь была по-настоящему виновна. В Каббале эта процедура получила название «пульса де-нура», и именно это выражение и используется сейчас для описания обряда страшного иудейского проклятия. Еще раз повторю: проводящие обряд «пульса де-нура» не управляют гневом Господа, а всего лишь сообщают ему информацию о преступнике, заслуживающем кары. В общем, жалуются! Причем, если их обвинения не подтвердятся Самой Высшей Судебной Инстанцией, наказание обрушится уже на их собственные головы. А наказание простое: смерть в течение года после завершения этой церемонии.

По некоторым данным, и в отношении Рабина, и в отношении Шарона проводились обряды «пульса де-нура». Причем и того, и другого обвиняли в совершении одинакового преступления: переуступке земли, принадлежащей народу Израиля, что считается очень серьезным проступком. Хорошо известный современным российским телезрителям израильский публицист и общественный деятель Авигдор Эскин, по его же собственным словам, был одним из инициаторов применения проклятия к Ицхаку Рабину. Про Эскина говорили еще и как об участнике обряда «пульса де-нура» в отношении Шарона, но этот факт сам Эскин опровергает. Летом 2005 года несколько израильских газет, в том числе Haaretz и Yediot Ahronot, опубликовали интервью раввина Йосефа Даяна, который утверждал, что был одним из тех, кто насылал проклятия на обоих израильских премьеров, и Рабина, и Шарона. Первого убили спустя месяц после проведения обряда, второй впал в кому через полгода. Таким образом, если отбросить мистическую версию, факт все равно остается фактом: бывший герой и борец за свободу в одночасье превращается в труса и предателя, заслуживающего смерти. Эта метаморфоза произошла в сознании части израильтян в отношении обоих премьер-министров.

Но сознание израильских граждан – штука очень сложная, живая и переменчивая, что постоянно приходится учитывать местным политикам. Многие из них постоянно проходят по одному и тому же маршруту, от всеобщей поддержки и завышенных ожиданий до глобального разочарования и обвинений в политической слабости и нерешительности. Так вот, возвращаясь к началу моего рассказа об Ариэле Шароне. В конце девяностых он вернулся во власть, возглавив партию «Ликуд», именно на такой волне: взгляды населения становились все более правыми, настроение – более агрессивным, а терпение – стремительно иссякающим. Шарон это прекрасно чувствовал и наглядно проявил свою жесткий характер. Почему я говорил об «альпинистской выходке»? Потому что в сентябре 2000 года Ариэль Шарон взошел на Храмовую гору, что и привело к взрыву, как в прямом, так и в переносном смыслах.

Не могу снова не вспомнить Авигдора Эскина! В девяносто седьмом году его едва не посадили за намерение обстрелять мечеть Аль-Акса свиными головами с помощью катапульты. Это обвинение осталось недоказанным, но свой срок Эскин позже отбыл, за недонесение информации о подготовке других провокаций, опять же с использованием свиных тушек. Что я имею ввиду? Цель, объект этих гипотетических и реальных действий – Храмовая гора в Иерусалиме. Для мусульманской части населения Израиля прогулка Шарона по Храмовой горе осенью двухтысячного года была ничем не лучше экстремистского замысла обстрелять Аль-Аксу кусками свинины. Появление Шарона в «святая святых» было не простым оскорблением, это было оскорблением смертельным! Хотя здесь снова необходимы некоторые пояснения, особенно относительно тех подробностей, когда этот термин – Святая Святых – пишется без кавычек и с большой буквы в обоих словах.

Храмовая гора – уникальный, то есть – неповторимый – объект на карте великого города. Иерусалим часто называют Городом трех религий. Но Храмовая гора, пожалуй, менее значима для верующих христиан. Наши святыни, в том числе, святыни православные, находятся чуть в стороне от этого места, хотя все на той же территории, как принято говорить, Старого города. Но иерусалимский Старый город – локация совершенно иного порядка, характера, смысла и значения, чем Старый город в Праге, Стокгольме или Риге. При всем уважении… Для мусульман Храмовая гора является третьим по значимости священным местом на планете, а для иудеев – первым, единственным и неповторимым.

Я был на Храмовой горе всего один раз. Практически сразу после снятия многолетнего запрета на ее посещение кем бы то ни было, кроме мусульманских верующих. Зато у ее подножия и в ее подземных лабиринтах бывал неоднократно, каждый раз унося с собой новые впечатления. Каждый из вас, я уверен, видел Храмовую гору неоднократно. Ни одна телепрограмма об Израиле, ни один рекламный буклет об Иерусалиме не обходятся без панорамы, доминантой которой служит огромный золотой купол. Парадокс заключается в том, что украшенная им мечеть Куббат ас-Сахра, то есть Купол Скалы – не самое почитаемое мусульманами место на Храмовой горе. Но именно под этим золотым куполом скрываются главные иудейские святыни! Для того, чтобы прояснить эту сверхзапутанную картину, необходимо некоторое время и терпение, но я постараюсь изъясняться как можно популярнее, не сваливаясь при этом в постмодернизм, ибо в таком случае нас завалит деталями. Достаточно лишь упомянуть, что одно из названий Храмовой горы – Мория, как из каждой строки толпами повалят гномы и орки! (Мория, подземное царство гномов в книге Дж. Р. Р. Толкиена «Братство кольца», открывающей цикл «Властелин колец» – прим. автора)

Храмовая Гора.

Я заранее прошу прощения у историков и профессиональных экскурсоводов за свой дилетантский рассказ. Но считаю, что имею право им поделиться, потому что это мои впечатления и мои выводы. Вообще, рассказывать об Иерусалиме и не говорить при этом о Вере – невозможно. Но Вера – слишком интимная сфера жизни человека, чтобы публично рассуждать по этому поводу и настаивать при этом на собственной правоте. Такова моя точка зрения. Мне представляется, что людей неверующих, не верящих – просто не существует. Потому что атеисты верят в то, что Бога нет. Ну, и ладно, оставим им это право. Знаете, есть такой чудный анекдот: «Бог сильно занят своими делами. Вдруг открывается дверь и к нему входит апостол Петр: «Господи! Там к тебе атеисты пришли. – Ох… скажи им, что меня нет!»

Когда вы попадаете в Иерусалим, привычный каждому человеку отчасти потребительский, немного циничный и все объясняющий взгляд на жизнь меняется. Вся система координат, в которой вы жили до этого момента, оказывается нарушенной. И каждый человек принимает собственное решение: соглашается ли он с этими изменениями или игнорирует их. Однако, в том случае, если победу одерживает желание принять увиденное и услышанное своим сердцем, и возникают проблемы противостояния с другими людьми, имеющими отличные представления о Вере. Такая вот, непростая история.

Для евреев место в Иерусалиме, именуемое Храмовой горой – настоящий центр Вселенной. Когда-то Давид выкупил эту священную землю у обитавших там иевусеев, а позже Соломон построил на ней Храм, в котором славили Господа, а также принимали законы, вершили суд и осуществляли другие важные дела. Почему именно это место? Потому что отсюда началось сотворение мира! Именно здесь находился, и, возможно, находится до сих пор, Камень основания, с которого все и началось. Правда, тут мы сразу же наталкиваемся на первый спорный момент, связанный с различными подходами к религии, практикуемыми иудеями и мусульманами. Впрочем, мусульман мы пока оставим в стороне и к упомянутому спору вернемся позже.

Именно здесь Господь создал Адама, который впоследствии совершил именно здесь первое жертвоприношение. И самое знаменитое несостоявшееся принесение в жертву тоже имело место именно здесь: я говорю об Аврааме и Исааке. И когда Соломон построил Храм, он стал единственным местом, в котором полагалось и разрешалось приносить жертвы во славу Бога. Учитывая изначальную святость места, Соломон оформил статус Храма как важнейшего сооружения, перенеся туда Ковчег Завета, обретенный евреями во время их многолетних скитаний после освобождения из египетского плена и до этого времени хранившийся со всеми полагающимися почестями в различных местах. В Первом Храме Ковчег с заповедями был установлен на том самом Камне основания, после чего эта часть Храма и получила наименование Святая Святых. В принципе, этих кратких сведений уже достаточно для того, чтобы понять и принять еврейскую версию значимости Храмовой горы, просуществовавшей в неизменном виде около четырех веков.

Потом начались проблемы. Времена великих царей Израиля ушли в прошлое, иудейские земли оказались обложены данью в пользу Вавилона и, в конце концов, его правитель Навуходоносор, совершив несколько карательно-завоевательных походов в эти края, разрушил Иерусалим. В том числе, был уничтожен и Храм. Собственно, тогда он и стал именоваться Первым Храмом, ибо было предсказано его восстановление. Ждать пришлось недолго, всего-то семьдесят лет, которые евреи провели в новом, теперь уже вавилонском, рабстве. Процесс возрождения Храма растянулся на пару десятков лет, по окончании которых Второй Храм смог принимать паломников. Правда, существовало весьма значимое отличие Второго Храма от Первого. В возрожденном Храме отсутствовал Ковчег Завета, бесследно пропавший во время вторжения Навуходоносора. Его нынешнее местонахождение – это второй спор, бурлящий вокруг Храмовой горы и приводящий сегодня к разнообразным конфликтам. Запомним этот факт и пойдем дальше.

По прошествии еще нескольких столетий другой видный израильский правитель, царь Ирод, полностью реконструировал Второй Храм, придав ему завершенный архитектурный облик, фрагменты которого существуют даже сейчас. Например, Западная Стена или Стена плача в более популярном варианте наименования. Споры из-за статуса Стены и ее названия – третья часть сложносочиненного конфликта вокруг Храмовой горы, которой мы и завершим этот список. А говорить всего лишь о фрагментах приходится потому, что и Второй Храм тоже был разрушен. Это произошло во времена римского владычества над Иудей, при императоре Тите, который хоть и пробыл у власти очень недолго, всего-то два года, с главной задачей современности – притеснением евреев – справился с большим энтузиазмом. Почти половину тысячелетия Храмовая гора и ее окрестности пребывали в упадке и запустении, пока на исторической сцене не появились арабы.

Халиф Омар, оказавшийся новым завоевателем Иерусалима, безусловно, внес огромный вклад и во всю дальнейшую историю этого города, и во все религиозные споры и войны, продолжающиеся по сей день. Хотя, откровенно говоря, первое, что он сделал, это навел порядок на Храмовой горе, за время правления римлян и византийцев превратившейся в гигантскую городскую помойку. Именно по воле халифа Омара Храмовая гора обрела чуть позже тот облик, которым сейчас любуются туристы всего мира, ибо он желал видеть священное место в подобающем виде. Так на Храмовой горе появились мечети Аль-Акса и Купол Скалы.

После этого в Европе проснулись христианские верующие. По большому счету, наша – христианская – роль в событиях вокруг Храмовой горы невелика. Хотя, разумеется, вход Господень в Иерусалим описан в Евангелиях, как и изгнание Христом торговцев. Это происходило именно на территории Второго Храма. Более того, подробности Введения во храм Пресвятой Богородицы также напрямую отсылают нас в Иерусалим. Но, так уж получилось, что сама Храмовая гора в перечне христианских святынь не занимает первого места. Тем не менее, крестоносцы на несколько десятков лет ввели в Иерусалиме и на Храмовой горе свои порядки, чтобы потом, на многие-многие века оставить их снова в руках мусульман. В начале двадцатого века многострадальный город в очередной раз поменял своих хозяев. Управление Иерусалимом оказалось в ведении британской короны и худо-бедно продолжалось до окончания Второй мировой войны, что, однако, вовсе не означало завершения споров о правах на город. Еще порядка двадцати лет Храмовая гора принадлежала, как это ни странно, Иордании. Дело в том, что при британском правлении три четверти палестинских территорий были отданы так называемому Эмирату Трансиордания, который позднее получил независимость и современное название – Королевство Иордания. Это произошло во время арабо-израильской войны 1947 – 1949 годов, когда был оккупирован Западный берег реки Иордан и весь Восточный Иерусалим, в том числе и Храмовая гора.

Евреи смогли вернуть город себе только в 1967 году, в результате знаменитой Шестидневной войны, в ходе которой разгромили армии сразу пяти арабских государств: Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Алжира. Храмовая гора перешла в руки израильтян на третий день войны, 7 июня. Именно тогда полковник Мордехай Гур, командовавший парашютно-десантной бригадой, сделал свое знаменитое сообщение по рации: «Внимание! Храмовая гора в наших руках!» И все же, даже сейчас Иерусалим, по сути, остается разделенным городом. Причем, Храмовая гора, так сказать, административно, относится к его мусульманскому кварталу. Вот, что касается территориальных споров. Теперь вернемся к спорам религиозным.

Еврейскую версию я уже привел в начале этой главы. В чем состоят мусульманские притязания, на которые, напомню, опирался халиф Омар? Разобрать залежи мусора Омар потребовал для того, чтобы помолиться. Помолиться на том месте, где это делал сам пророк! Название мечети Аль-Акса переводится как «отдаленная мечеть». Главные святыни ислама, как известно, находятся в Саудовской Аравии, в Мекке и Медине. В Иерусалиме же расположена третья по значимости и почитанию мечеть – это мечеть Аль-Акса, которую туристы часто путают с мечетью Купол Скалы, потому что не могут представить, как такое скромное здание, столь сильно отличающееся от стоящей рядом мечети с золотым куполом, может иметь гораздо более важное значение. Дело в том, что именно в Иерусалим отнес из Мекки пророка Мохаммеда его крылатый конь Бурак, и именно из Иерусалима пророк вознесся на небо. Исра и Мирадж – едва ли не главные из преданий о пророке Мохаммеде, которые напрямую связывают ислам и его последователей с Иерусалимом и Храмовой горой.

Я уже упомянул о спорах относительно того, что Камень основания до сих пор находится на Храмовой горе. Мусульмане в этом уверены, потому что комплекс мечетей Аль-Акса и Купол Скалы как раз и отмечает эти исторические точки: место, где пророк молился (Аль-Акса) и место, с которого он вознесся в небо (Купол Скалы). Вот вам и ответ: купол какой скалы? Той самой – Камня основания. Ведь камень – это кусок скалы, а поскольку место священное, ему необходимо укрытие, то есть – купол. Однако, многие религиозные евреи не согласны с такой трактовкой. По их мнению, настоящий Камень основания был разрушен во времена катаклизмов, пережитых Первым и Вторым Храмами. Находящий под Куполом Скалы камень, якобы, фиктивный. Он слишком большой и, скажем так, корявый: на него невозможно поставить кадильницу, чтобы в Йом-Киппур, то есть Судный день, совершить искупительное жертвоприношение. Теперь необходимо вспомнить второй спор, по поводу Ковчега Завета. Он, как известно, тоже находился в Святая Святых, рядом с Камнем основания. И именно перед Ковчегом и совершался ритуал в Судный день. Однако, как я уже говорил, Ковчег был утерян сразу после разрушения Первого Храма, что, кстати, не мешало проведению служб в период Второго Храма. Отсутствие Ковчега объяснялось тем, что он был спрятан по велению Бога. Существует множество предположений, где находится Ковчег. Причем, показателен тот факт, что и иудаизм, и ислам, и христианство не слишком расходятся в описаниях содержания Ковчега, разве что используя различные термины. А вот относительно его нынешнего местоположения единство мнений отсутствует. Самая грустная версия гласит, что Навуходоносор забрал Ковчег в Вавилон, где он был навеки потерян. Я лично думаю, что это ошибочное предположение, потому что Ковчег Завета не та вещь, которая могла бы просто взять и исчезнуть! Очень многие уверены в том, что он спрятан в Африке, а точнее говоря, в Эфиопии, в городе Аксум. Эту версию поддерживают и среди иудеев, и среди христиан, в том числе коптов. Правда, сторонники этой теории очень сильно расходятся в подробностях путешествия Ковчега из Иерусалима к новому месту пребывания, но итог у них одинаковый: конечная точка маршрута находится на территории Эфиопии. Возможно, именно поэтому израильские власти так много внимания уделяют привлечению репатриантов из этой африканской страны? Может быть, они ищут Ковчег? Или уже нашли его и таким образом помогают тем, кто в свое время спас великую святыню?

Добавлю, что мусульмане настаивают на собственном варианте, согласно которому Ковчег Завета находится где-то на территории современной Турции. Самую популярную, знаменитую кинематографическую версию я рассматривать не буду, хотя она, безусловно не лишена определенного обаяния! («Искатели утраченного ковчега», художественный фильм 1981 года, снятый режиссером С. Спилбергом по сценарию Л. Каздана и положивший начало циклу фильмов о приключениях археолога Индианы Джонса – прим. автора)

И, наконец, Стена Плача – величественный фрагмент Второго Храма, сохранившийся до наших времен. Она тоже является объектом самых горячих споров, продолжающихся долгие годы. Наверно, правильнее называть ее Западной стеной, потому что она, действительно, являлась частью Второго Храма, той его частью, которая выходила на запад. Термин «Стена Плача» появился во время иорданской оккупации: арабы, наблюдавшие сверху за евреями, приходившими к Стене, не могли не заметить, как те плачут, совмещая свое общение с Господом с горечью от потери единственного места, где они могли когда-то делать это беспрепятственно. Именно Стена стала в двадцатом веке и остается в веке двадцать первом главным предметом споров и конфликтов между евреями и арабами. Поводом для них становятся любые строительные или ремонтные работы, религиозные праздники, митинги и массовые акции, заявления политиков и проповеди священнослужителей. Арабы утверждают, что евреи пытаются нанести ущерб мечети Аль-Акса: то ли прокопав под стеной тоннель, то ли обрушив ее, то ли просто осквернив. Евреи обвиняют арабов в том, что само их присутствие на Храмовой горе является осквернением главной святыни иудаизма, потому что больше ничего, даже приблизительно сравнимого со Стеной, от Храма не осталось. Ну и, традиционно, свою порцию дровишек в костер подбрасывают представители христианских конфессий.

Львиная доля этих сомнительных заслуг принадлежит английским управленцам, вводившим свои правила в Иерусалиме сообразно с собственными представлениями о плохом и хорошем. Это слишком долгая история, а я и так затянул со своим экскурсом в прошлое. Ограничусь лишь тем, что до Папы Римского Иоанна Павла II христианами святость Стены Плача вообще ставилась под сомнение. Арабы называют ее Стеной аль-Бурак, потому что, (опять возвращаемся к спору «номер один») прилетев из Мекки в Иерусалим, пророк Мохаммед привязал своего крылатого коня Бурака именно к этой стене. Поэтому, мол, Стена является неотделимой частью мечети Аль-Акса. Очень любил рассуждать на эту тему Ясир Арафат, причем даже после окончания Первой интифады. Наконец, даже сами евреи не могут прийти к единому мнению о том, как нужно относиться к Стене, ведь если она является частью великого Храма, она обладает и его святостью. А в Храм просто так, в любое время и только по собственному желанию, попасть было невозможно! Значит, точно такими же должны быть и правила посещения Стены, к которой в наше время ежегодно приходят миллионы людей со всего мира.

Я много раз был у Стены Плача. И, конечно, мой рассказ об Иерусалиме пока только начат. Но это затянувшееся историческое отступление кажется мне нужным для того, чтобы объяснить атмосферу, царившую в Израиле в момент моего первого приезда в эту страну. В каком-то смысле, и характеристика поступка Ариэля Шарона, и описание споров вокруг принадлежности и значения Храмовой горы являются примерами того, как различный подход к трактовке исторических событий и фактов – технология современной информационной войны – приводит к кровопролитию. Поскольку, когда я впервые попал в Израиль, там, без преувеличения, шла самая настоящая война.

Глава 23

Итак, прогулка Шарона по Храмовой горе произошла в сентябре 2000 года. Причем, надо сказать, что до осени, в течение всех предыдущих месяцев года никаких терактов, никаких столкновений с палестинцами в Израиле не было. Я не хочу, чтобы мои слова воспринимались как обвинения в адрес Ариэля Шарона, но факты – вещь упрямая. Посеянные им семена дали свои всходы. Сам Шарон стал лидером партии «Ликуд», а затем и премьер-министром, получившим возможность жестко осуществлять ту политику, которую он считал необходимой. Благо, поводов оказалось предостаточно.

12 октября в Рамалле толпа палестинцев голыми руками буквально разорвала на куски двоих израильских солдат – резервистов. Это был первый акт «интифады Аль-Акса», объявленной Ясиром Арафатом в ответ на «осквернение» Храмовой горы. Нападения на евреев стали происходить еженедельно. 1 июня 2001 года в Тель-Авиве террорист-смертник взорвал себя у входа в популярную молодежную дискотеку «Дольфи», лишь недавно открывшуюся в здании бывшего дельфинария. Эта трагедия остается, возможно, самым «русским» терактом в Израиле, поскольку подавляющее большинство из двадцати одного погибшего составили русскоязычные подростки, в основном, девушки. А 29 ноября, снова в Тель-Авиве, бомба взорвалась в пассажирском автобусе.

«Автобусная война», как составляющая террористической деятельности палестинцев в ходе Второй интифады, растянулась на два с половиной года. Именно столько времени потребовалось израильским властям для того, чтобы разработать новую систему безопасности для общественного транспорта. И именно в это время я впервые появился в Израиле и стал приезжать туда с периодичностью от одного до трех раз в месяц. Это были рабочие поездки и мои перемещения по стране, в основном, ограничивались гостиницей, квартирой Гусинского и тель-авивскими ресторанами, в которых он проводил различные встречи и мероприятия. Способ защиты собственной жизни оставался простым: не пользоваться общественным транспортом. Эта задача решалась легко, поскольку нас встречали, привозили, сопровождали и отвозили на автомобилях телекомпании. К тому же, человека, приехавшего из России в Израиль в начале двухтысячных, тяжело было напугать словом «терроризм» и действиями террористов. В Москве уже взрывали и общественный транспорт, и жилые дома. И хотя к подобным преступлениям привыкнуть невозможно, некоторая защитная реакция у меня уже выработалась. Выражалась она в профессиональной деятельности.

После отключения ТВ-6 «команда Киселева» в полном составе перебралась на «Эхо Москвы». Венедиктов тогда начал формировать свою уникальную технологическую модель, которая до сих пор существует в эфире радиостанции. Программы «Эха» стали вести не только кадровые сотрудники радио, но и приглашенные телезвезды. Не могу сказать, что это всем нравилось. Я не застал самых первых дней десанта УЖК на «Эхо», но боюсь, что поведение коллег не слишком отличалось от того, что имело место быть при переходе части коллектива НТВ на ТВ-6. Так что, у радиоаборигенов появление представителей высшей медийной расы особенной радости не вызвало, хотя публично никто не роптал. Тогда на «Эхе» это еще не было модным…

Я же в самом начале этого «эховского» периода, выходил в радиоэфир киселевских «Итогов» и информационной программы «Сейчас» по телефону, в качестве специального корреспондента в Израиле. Истинную причину моей поездки туда мы, конечно, не озвучивали, но новостей мне и так хватало. Уже на следующий день после моего приезда произошел взрыв на Центральной автобусной станции Тель-Авива, а еще через день – теракт на улице Яффо в Иерусалиме, который впервые в местной истории осуществила женщина-смертница. Как видите, мне было, о чем рассказывать. Было и чем заниматься по прямому, так сказать, назначению.

Редакция RTVi, как таковая, на тот момент еще находилась в стадии формирования. Имелся небольшой штат сотрудников, но мотаться приходилось по всему Тель-Авиву. Руководство сидело почти в центре, а, например, монтажные аппаратные располагались на каких-то дальних выселках, чуть ли не в жилых домах. Хотя понятия «центра» и «окраин» к Тель-Авиву вообще довольно трудно применимы. Сам город представляет собой огромный конгломерат, с почти нечитаемым делением на районы. Или муниципалитеты, как их принято там называть. В период моего знакомства с этим городом, Тель-Авив представлял из себя (в моем понимании) улицу Ха-Яркон (из множества вариантов написания ее названия я предлагаю выбрать какой-то один, кажущийся мне наиболее подходящим для кириллицы) и идущую вдоль Средиземного моря набережную Герберта Сэмюэла, первого Верховного комиссара Палестины, о заслугах которого евреи спорят и по сей день. Но, видимо, положительных оценок все же чуть больше, раз его заслуги отмечены подобным образом.

Все остальные районы Большого Тель-Авива представлялись мне какими-то бескрайними складскими территориями. Я прошу прощения за невольную жесткость в формулировках, но единственная характеристика, приходящая на ум при первом знакомстве с Израилем, после того, как вы покидаете аэропорт, это – срач… При всей захватывающей дух красоте местных пейзажей – гор, пустыни, морей и лесов – города Израиля быстро опускают вас с небес на землю из-за вопиющего бардака на улицах! «Почему у вас так грязно на улицах?» – спрашивали мы с женой наших израильских друзей, -«Потому что сегодня – шаббат! Никто не работает!» – отвечали они. «А сегодня почему так грязно? – Потому что был шаббат, еще ничего не успели!»

Это не упрек израильтянам в неопрятности или, Боже упаси, лени! Это – данность. Это менталитет человека, живущего большую часть года под палящим солнцем, в условиях дикой жары, сменяющейся на краткие зимние месяцы пронизывающим ветром и холодными дождями. Израиль, хотя он и играет в футбол в составе УЕФА (Европейский союз футбольных ассоциаций – прим. автора) – страна восточная, страна медитативная, неспешная во всем, что касается организации жизненных процессов. Как опять же говорили наши друзья, главное в Израиле – терпение. С течением времени и с увеличением количества своих посещений этой страны я тоже стал меньше внимания обращать на бытовой и строительный мусор, попадающийся под ноги тут и там. Тем более, что строят израильтяне очень много и очень быстро, так что строительные свалки просто перемещаются с места на место, а бытовой мусор… Ну, когда вдоль улиц растут апельсиновые деревья, мандарины, лаймы и лимоны, кумкват и другая цитрусовая экзотика, плоды которой никто не собирает, потому что для этих целей существуют специальные плантации, становится понятно, что какое-то количество гнилых фруктов свалится на асфальт.

Апельсины, кстати, стали моим первым потрясением в Израиле. Я никогда не видел, как растут апельсины, тем более, не видел такого их количества. Январь и апельсины на деревьях – вполне логичное сочетание для этой страны, в которой каждая сельскохозяйственная культура приносит местным жителям по два, а то и по три урожая в год. При условии, что за ней ухаживают, конечно. Но с этим-то как раз полный порядок, достаточно просто заглянуть под любой, подчеркиваю, любой кустик. Вы увидите, что вся земля оплетена тонкими трубочками, по которым к растениям подводится вода. Это система капельного орошения, внедренная во всех израильских городах, благодаря чему они и поражают количеством зелени. Кроме того, в начале года израильтяне отмечают праздник Ту би-Шват, в буквальном переводе «Новый год деревьев». Он, как и все в Израиле, имеет собственное религиозное значение и объяснение, но тогда я узнал о его светском понимании, заключающемся в том, что евреи всеми семьями выходят на улицу и сажают самые разные деревья.

Тема праздника Ту би-Шват стала для меня главной в дни знакомства с редакцией телеканала RTVi. Пока мои коллеги – Юра, Вика и Боря – занимались обменом опытом в части организации работы редакции и репортажных съемок, я общался с будущими ведущими телекомпании. На трактах мы пользовались текстом, в котором и фигурировал «Новый год деревьев», но соискатели должности ведущего новостей почему-то рассказывали мне об этом событии, как об очередном террористическом акте. Мне приходилось делать скидку на волнение и постоянно объяснять, что сообщение о радостном факте, о хорошей новости должно, конечно же, интонационно отличаться от информации о трагическом происшествии…

Тем не менее, процесс кадрового комплектования шел довольно быстро. И потому, что ни у наших хозяев в Тель-Авиве, ни у нас самих времени оставалось не так уж и много: в RTVi были заинтересованы в скорейшем начале работы, а нам не очень хотелось задерживаться надолго. И потому, что необходимые специалисты нашлись почти сразу. Большой удачей для начинающей телекомпании оказались опытные операторы: Семен Кацыв или Александр Шабатаев многим молодым журналистам RTVi вполне годились в отцы. Уже пришел работать корреспондентом Сергей Гранкин, за плечами которого было немало горячих точек по всему миру. Для тележурналиста в Израиле это весьма важное качество! Свою программу, правда, не слишком долго, готовил для RTVi Александр Ступников, бывший глава минского бюро НТВ, в свое время едва не лишившийся свободы из-за прямого конфликта с белорусскими властями. Ведущим ежедневной информационной программы «Сейчас в Израиле» мы отобрали Михаила Рабиновича, молодого человека удивительного обаяния, который, если не ошибаюсь, потом работал на RTVi в течение семи лет, то есть, даже больше, чем я сам. Работой редакции руководил Дмитрий Ладыженский, совмещавший в себе и столь необходимое терпение, и легкость на подъем. В конце концов второе его качество пересилило: сначала он вернулся в Россию, где продолжил работу в СМИ, а потом уехал в Германию. Главным режиссером новой телекомпании стала Таня Кисилевски, получившая высшее специальное образование еще в СССР, а после эмиграции запустившая в Израиле первую в истории страны телепрограмму на русском языке. Таким образом, костяк будущего израильского отделения телекомпании RTVi был почти готов уже к окончанию нашей командировки. Поэтому московской делегации удалось даже побывать на нескольких экскурсиях: от прогулок по улочкам самого района Яффо до поездок в Иерусалим и на Мертвое море. Для этих вылазок и пригодились взятые из дому деньги, потому что покупку сувениров руководство RTVi, естественно, не оплачивало.

Высшее руководство израильского подразделения RTVi, которое целиком и полностью отвечало за размещение и развлечение гостей из России, было представлено в лице Марка Меерсона, генерального директора телекомпании. Небольшого роста, абсолютно лысый, с ровным загаром и огромным количеством самых разнообразных браслетов на обеих руках, Марк Меерсон производил впечатление человека, который никогда и никуда не торопится. По причине собственной нерешительности… Но со временем я понял, что эта неторопливость Марка объяснялась совершенно иначе. Господин Меерсон в совершенстве владел главной жизненной парадигмой гражданина Израиля – терпением! Иногда казалось, что он буддист! При этом совершенно необъяснимым выглядело его сотрудничество с Гусинским, человеком взрывного темперамента, абсолютно незнакомым с самим словом «терпение». Однако, Марк Меерсон не был буддистом, просто он был ветераном израильских спецслужб!

Владимир Гусинский, как уже известно читателю, всегда питал слабость к бывшим сотрудникам специальных ведомств. И если в России он хвастался генералом КГБ Бобковым, то в Израиле Владимир Александрович козырял полковником «Моссада» Меерсоном. Что было неточностью, поскольку Марк никогда не служил в «Моссаде», организации, занимающейся политической разведкой. Это не смущало Гусинского. Во-первых, он, словно большой, так и не повзрослевший, ребенок не упускал ни одной возможности похвастаться: если уж не собственным успехом, то достижением человека, работающего вместе с ним. Во-вторых, думаю, что Гусинский просто не видел разницы между подразделениями израильских спецслужб. А между тем, полковник Марк Меерсон, действительно, имел в своем послужном списке немало ярких страниц.

Марка привезли в Израиль в подростковом возрасте. Привезли, естественно, из Советского Союза, а если быть точнее, из Белоруссии. Сам о себе он не слишком охотно рассказывал и не рассказывает, предпочитая говорить о своих детях и внуках. Тем не менее, известно, что во время Шестидневной войны Марк Меерсон был ранен в боях за Голанские высоты, после чего поступил на службу в организацию «Шабак», в которой и проработал несколько десятков лет. «Шабак» или «Шин-бет» – это Общая служба безопасности Израиля, ее название сформировано из сокращения фразы «Шерут ха-Битахон ха-Клали», а в сферу ее ответственности входит контрразведка и борьба с терроризмом внутри страны, то есть едва ли не самые главные направления в поддержании безопасности Государства Израиль. В «арабском секторе» он проработал лет двадцать, и к этому периоду относится единственная история о его службе, которую он сам мне рассказывал. И она, разумеется, повествует об умении проявлять терпение. Насколько я помню, нетерпеливое подпрыгивание по какому-то личному поводу, типа профессиональной неустроенности, я проявлял в разговоре с Марком уже много лет спустя после моего ухода с RTVi. В связи с чем и услышал следующее. Один из его агентов, по происхождению – бедуин, как-то пропал. Перестал выходить на связь, не явился на несколько встреч, то есть не подавал никаких признаков жизни. Это продолжалось несколько недель, потом счет пошел на месяцы, а затем Марк просто вычеркнул его из списков… Этот человек появился спустя два с половиной года! Просто пришел и сказал, что готов снова приступить к исполнению своих обязанностей. На вопрос, где же он был все это время, бедуин ответил, что ждал кровника. Выполнив таким образом свой личный долг, этот человек вернулся к долгу гражданина своей страны. Я понимаю, что этот рассказ очень напоминает притчу о реке, которая проносит мимо труп твоего врага, но, тем не менее…

Уже в конце восьмидесятых, насколько я понимаю, Марк Меерсон, прекрасно владеющий русским языком, оказался в СССР. Естественно, не просто так, в качестве туриста! Информации об этом мало, а сам он, повторю, не отличается особенной словоохотливостью. По одним сведениям, Меерсон якобы возглавил «русский отдел» израильской контрразведки, по другим – курировал открытие посольства Израиля в Москве, которое произошло, как известно, только в 1991 году. Так или иначе, в середине девяностых он познакомился с Гусинским. Произошло это, по всей видимости, случайно. К этому времени Марк уже вышел в отставку и занимался бизнесом, связанным с консалтингом в области безопасности, в самом широком смысле. По (оговорюсь!) неподтвержденным из официальных источников сведениям, встреча Владимира Гусинского и Марка Меерсона была вызвана тем, что «Группа «Мост» активно искала западных консультантов, специализирующихся в вышеуказанной сфере услуг. Ну, а дальше все происходило по известному сценарию и в 1996 году Марк Меерсон официально перешел на работу в «Мост». То есть, в тот же год, как и я.

Осмелюсь предположить, что меня и Юлю с Марком и его супругой Этой связывают дружеские отношения. После нашего разрыва с Гусинским и всей системой RTVi, с Меерсонами мы и созваниваемся, и встречаемся при первой возможности. И начало этой взаимной симпатии пришлось именно на мою первую поездку в Тель-Авив. Уже в 2010 году, когда я отмечал свой день рождения именно в Израиле, Марк и Эта подарили мне совершенно роскошный альбом об Иерусалиме, сопроводив подарок подписью на русском языке: «42. Не знай горя. Не знай зла. Святой город хранит тебя! Эта и Марк». Вообще они – очень красивая пара. И очень трогательная. Марк и сам, как я уже говорил, небольшого роста, но Эта на его фоне выглядит просто Дюймовочкой, такая она миниатюрная и изящная. И она единственная, кто всегда называет своего мужа – Марек, получается очень по-домашнему.

Иногда мне казалось, что Марка тяготит работа с Владимиром Александровичем. Он никогда в этом не признавался, никогда ни на что не жаловался. Но при постоянном общении возникало чувство неудовлетворенности и даже обиды, которые он испытывал по отношению к Гусинскому. Возможно, я абсолютно не прав в этом утверждении и на самом деле все было не так. Но, когда Гусинский продал RTVi, я позвонил именно Марку. И он был искренне рад случившемуся! Официально он, как генеральный директор израильского отделения телекомпании, не давал никаких комментариев, но мне рассказал, что наконец-то вздохнет свободно. «Я просто счастлив, что Володя продал канал!» – радостно сказал он мне. «Что же ты будешь делать?» – спросил я, поскольку меня вопросы трудоустройства всегда очень волнуют, а Марк Меерсон, как никак старше меня более, чем на двадцать лет. – «Ты что, думаешь мне нечем будет заняться?» – искренне удивился полковник израильской спецслужбы. И знаете, с тех пор, с момента окончательного перехода телекомпании RTVi к совершенно посторонним людям, прошел уже не один год, но Марк Меерсон, действительно, выглядит счастливым человеком! Он жив, он здоров, он путешествует вместе со своей женой, а ведь этой возможности он был лишен все те долгие годы, что работал рядом с Гусинским. У него растут внуки и их становится все больше и больше, по крайней мере, к каждой из наших новых встреч количество их фотографий все увеличивается! И я ловлю себя на мысли, что Марк живет правильно. И мне не грех брать с него пример: учиться терпению и радости. Я знаю, что отсутствие этих качеств – мой большой недостаток, мягко говоря. Я – человек очень закрытый и постоянно рефлексирующий, что, конечно, не может не огорчать и не угнетать моих близких. Честно сказать, я вообще не представляю, как моя жена меня терпит, такого эгоиста и нытика? Хотя, с другой стороны, я же не полковник «Шабак», я всего лишь сержант запаса Советской Армии, так что у меня еще есть время исправиться!

Глава 24

И все же, главным человеком на RTVi, конечно, являлся Гусинский. Наша группа встретилась с ним то ли на второй, то ли на третий день пребывания в Израиле. Это произошло в каком-то ультрадемократичном заведении общественного питания, каковых в Тель-Авиве великое множество. Глава телекомпании приехал на служебном «мерседесе», чтобы пообщаться с нами за скромной дневной трапезой. Разговор особо не клеился. Собственно, это и не было связным разговором, так – ненавязчивое словесное шелестение, как это бывает при первом знакомстве ранее неизвестных друг другу людей. Повторю, каждый из нас видел Гусинского в прежней жизни, в лучшем случае, один раз. А он, если нас и видел когда-либо, то совершенно не помнил. Это было чертой его характера. Лицо и имя человека Владимир Александрович запоминал только тогда, когда понимал, что с этим человеком он будет иметь дело хотя бы некоторое время.

По окончании общего рабочего обеда Гусинский тихо попросил меня прийти на личную встречу. К тому моменту я по-прежнему ничего на знал о его планах и воспринимал нашу поездку в Израиль, как шефскую помощь коллегам. Но тогда мне уже было суждено стать этим избранным, выбивающимся из общей массы сотрудников человеком, на которого шеф возлагал определенные надежды. Встречу Владимир Александрович назначил в ресторане Raphael, одном из самых пафосных мест города, о чем я тоже, разумеется, не знал. Не думаю, что он хотел произвести на меня впечатление, скорее всего, Гусинский просто испытывал нехватку времени, а до «Рафаэля» он мог дойти из своей квартиры за пару минут. Я – тоже, хотя в тот приезд я жил не в легендарном отеле Dan Tel Aviv, а в гостинице попроще, под названием Lusky Suites, находившейся, буквально, напротив. Гусинский же владел (и владеет) квартирой в небоскребе King David, составляющим с отелем Dan единый архитектурный ансамбль. В общем, в этом «Рафаэле» и произошло мое окончательное грехопадение.

Наконец-то была озвучена истинная причина моего пребывания в Земле Обетованной. Гусинскому не нужна была никакая «шефская помощь». Ему нужен был свой человек в Москве. Причем – новый свой человек. То, что наши консультации ребятам из команды Марка Меерсона были не очень-то и необходимы, стало понятно очень быстро. И хотя Гусинский за глаза всех их (кроме Марка, конечно!) называл дураками и лентяями, справляться со своими обязанностями они учились очень быстро. А вот человека, который бы согласился возглавить в России новую телекомпанию Гусинского, у него не было. Ибо работа предлагалась нервная, можно сказать, неблагодарная, да и по размеру оклада никак не дотягивавшая до величин, привычных бывшим топ-менеджерам НТВ.

Я же просто не мог отказать Гусинскому. Мне это даже не пришло в голову: ответить отказом на просьбу человека, который так много сделал для меня. Он создал телекомпанию, в которой мне посчастливилось работать, которую у него потом отняли, несмотря на все мои попытки его защитить… А теперь он предлагает мне начать новое дело с самого начала! Конечно, я согласился! Согласился, не отдавая себе никакого отчета. Вообще, не понимая, как, с кем я буду это делать: создавать с нуля, пусть маленькую, но настоящую, работающую в эфире информационную телекомпанию… Можно сказать, что я был настолько польщен и тронут этим предложением, что даже не обдумывал его. Уже вернувшись в Москву и рассказав обо всем жене, я увидел испуг в ее глазах и только тогда ужаснулся. «Как же мы все это сможем потянуть?» – спросила она. И не получила ответа, потому что его не существовало…

В ночь отъезда из Израиля меня разбудил телефонный звонок. Причем, звонил не мобильный телефон, а местный, установленный в номере. Я тупо уставился на часы и понял, что показывают они пять утра, а вставать мне было нужно никак не раньше восьми. Женский голос с ярко выраженным акцентом произнес: «Вы, конечно, простите, пожалуйста, что я Вас беспокою! Я работаю в этой гостинице. И мне сказали, что Вы сегодня уезжаете и я просто не могу Вас не спросить! Скажите, пожалуйста, что с Левочкой Новоженовым? Мы так за него беспокоимся!» Оказалось, что это звонила одна из уборщиц отеля. Я постарался успокоить ее, сообщив, что со Львом Юрьевичем все в порядке, на канале «НТВ Мир» он ведет новую передачу и нужно просто найти ее в эфире. По всей видимости, мне удалось вселить спокойствие в душу этой прекрасной женщины, потому что много лет спустя, когда мы с женой остановились в этой же гостинице, выяснилось, что эта уборщица не только продолжает там работать, но и помнит наш ночной разговор! Этот эпизод стал первой монеткой в той копилке встреч, наблюдений и удивительных открытий, сделанных мною в Государстве Израиль. За прошедшие годы их собралось великое множество, поскольку что-нибудь эдакое мы привозим домой из каждой поездки. Кстати, второе похожее происшествие произошло, буквально, в тот же день, в зале вылета аэропорта «Бен-Гурион».

Я о чем-то разговаривал с Юрой Новоселовым, когда к нам подбежал страшно запыхавшийся человек. Срывающимся голосом он спросил каждого из нас, не являемся ли мы господином Баррелем? Ни я, ни Новоселов не были господином Баррелем, поэтому вынуждены были огорчить нашего незнакомого собеседника. Покачав головой, он побежал дальше, останавливаясь у каждого мужчины и задавая все тот же вопрос. Через несколько минут Юра засмеялся, указывая на что-то за моей спиной. «Он нашел господина Барреля!» Я обернулся и увидел, как наш знакомый обнимается с огромным толстым евреем, явно придерживавшимся ортодоксального направления в иудаизме: его борода и пейсы были воистину монументальны. Причины, по которым настоящего господина Барреля пришлось идентифицировать с таким трудом, разумеется, остались для нас неустановленными. Но настроение этот случай, конечно, улучшил.

Так что, домой я вернулся в растерянности. С одной стороны, все случившееся за несколько последних дней было веселым и интересным, но с другой стороны, теперь предстояло взяться за что-то страшное и неизведанное. Однако, рефлексировать было уже поздно, решение – принято, слово – дано. Оставалось выполнять обещанное. При этом, как оказалось, я не учитывал два важных фактора. Один – очевидный, а второй – неожиданный. Во-первых, я никогда в жизни не занимал руководящей должности. И, говоря честно, никогда и не хотел быть начальником, что какое-то время вызывало у моих маленьких детей недоумение. Им казалось, что каждый человек хочет быть начальником и командовать другими людьми. Приходилось объяснять, что это далеко не так… Хотя с дочерью мне этого добиться, по-моему, не очень удалось и теперь она с удовольствием командует нами, безапелляционно указывая на ошибки своих бестолковых родителей!

Но если с отсутствием опыта руководящей работы еще можно было справиться с течением времени и накапливанием оного, то адекватно отнестись к реакции коллег на мое решение, оказалось гораздо труднее. Хотя еще до моей поездки в Израиль я говорил, что не вижу себя в числе участников создававшегося «олигархического колхоза», я никак не мог ожидать, что по возвращении домой столкнусь с неприкрытой злобой и абсолютно незаслуженной ненавистью. Так, я в первый раз в своей профессиональной жизни стал «нерукопожатным».

В первый, потому что потом последовали и второй, и третий раз… (Нет никаких сомнений в том, что этот рассказ станет очередным предлогом для таких обвинений!) Причем, приговор «нерукопожатность» мне выносили по самым разным поводам, иногда взаимоисключающим. Но первый раз запомнился лучше всего, потому что, повторю, я не был готов к такой трактовке собственных действий и еще не умел держать удар. Когда я рассказал Киселеву об итогах моей встречи с Гусинским, он очень рассердился. Возможно, Евгений Алексеевич всерьез рассчитывал на мою дальнейшую работу в его команде. Возможно, он не ожидал, что я не последую его рекомендациям. А я их, действительно, проигнорировал и не только в смысле выбора карьерного пути. Например, Киселев строго-настрого запретил мне ходить в Тель-Авиве в румынский ресторан, в который, по его словам, Гусинский меня обязательно должен был позвать. Приверженец высоких бытовых стандартов, Киселев категорически не принимал «низкую кухню», она претила его мировоззрению. Получилось же, что ресторан Mamaia на улице Бен Иегуда стал для нас с Юлькой одним из самых любимых мест Тель-Авива, в первую очередь, из-за страшно калорийного, но безумно вкусного десерта «папанаш». А тогда всю нашу компанию в румынский ресторан привез не Гусинский, а Меерсон, и все остались очень довольны незамысловатым, тяжелым, жирным, мясным меню заведения. Расстроился только хозяин, потому что Боря Анциферов, поддавшись на чьи-то уговоры, поставил на стол лично купленную им водку «Кеглевич», редкостную гадость, должен признаться. Но законы гостеприимства не позволили запретить пить делегации из Москвы этот фруктовый суррогат, вместо того, чтобы дополнить пиршество более традиционным горячительным.

Но, ресторанная история, конечно, была совершенно не сравнима по своим последствиям с моим кадровым непослушанием. Решающий разговор, как раз тот, в котором он предупреждал меня о грядущем вероломстве Гусинского, Киселев запланировал в неформальной обстановке. Дело происходило в квартире Матвея Ганапольского. Пока в гостиной веселились гости, в соседней комнате заперлись я, Киселев, Венедиктов и Юрий Федутинов, генеральный директор «Эха Москвы», на которого Гусинский уже возложил обязанности гендиректора создаваемой телекомпании. Видимо, представители «Эха» выступали гарантами мирного переговорного процесса, на случай, если мы с Евгением Алексеевичем вдруг решили бы набить друг другу морды. Хотя предполагать такое было, очевидно, смешно…

Естественно, я не принял никаких аргументов своего, уже почти ставшего бывшим, начальника. Я не мог их принять, я дал слово Гусинскому! А Киселева еще раньше информировал о своих сомнениях в правильности его выбора. Поэтому, единственным результатом наших переговоров стало джентльменское соглашение не переманивать людей и не позволять себе публичных критических выпадов в отношении друг друга. Было ли это соглашение выполнено? Разумеется, нет. Я никого за собой не звал. Но несколько человек сами подошли ко мне с просьбой принять их на работу в телекомпанию, которая уже получила название «Эхо». Выбор названия объяснялся просто. Нам нужно было создать и зарегистрировать российское СМИ. Если бы мы захотели работать под американским брендом RTVi, это потребовало бы гораздо больше времени на бюрократические процедуры. Ну и кроме того, Гусинский волевым решением обязал радиостанцию «Эхо Москвы» помогать нам. Против чего, кстати, Алексей Венедиктов пытался возражать, но позднее, сменив собственное неприятие этого проекта на заинтересованность в нем, в конце концов и добился моего увольнения, забрав «Эхо-ТВ» в свои руки.

Пока же, на стадии создания телекомпании, я в полной мере ощутил, что значит оказаться мишенью для разгневанных членов УЖК. Так сказать, я примерил на себя шкуру Коха или Чубайса. Обещание Киселева не мочить меня в СМИ было сдержано лишь в том смысле, что сам он ничего не говорил, но и подчиненных не сдерживал. Может, не хотел, а может не мог. Кричевский иронизировал, что Норкин будет работать на «конголезском телевидении», намекая на то, что аудитория нового телеканала находится за пределами России. Шендерович сетовал, что, уходя с отечественного телеэкрана, Норкин «совершает творческое самоубийство». Но это были еще вполне миролюбивые заявления, а в основном все крутилось вокруг обвинений в предательстве. Особенно выделялось интервью Володи Кара-Мурзы, в котором он заявлял, что, цитирую, «Норкин продался Гусинскому!» Услышать такое, конечно, дорогого стоило!

Впрочем, Володя периодически ставил и ставит меня в тупик своими умозаключениями, и, хотя к его фамилии сейчас и добавляют слово «старший», я никогда не мог относиться к нему всерьез. Соответственно, и обижаться на его заявления при всем желании не получалось. Владимир Кара-Мурза-старший – человек не совсем обычный. Про таких людей говорят, что у них присутствует обостренное чувство справедливости. Иногда эта черта характера подавляет в индивидууме все остальное, в том числе, здравый смысл, ощущение реальности. И человека заносит в такие дебри, что становится и страшно, и смешно одновременно. Например, когда проект ТВС стремительно разваливался, в Уникальном Журналистском Коллективе быстро назначили виноватого. Им оказался Кричевский. На имя Киселева поступило коллективное письмо, которое, в числе прочих, подписал и Володя. Объяснял он мне все эти страсти следующим образом: «Я вообще-то никогда никаких писем не подписываю. Но мне сказали, что Гриша – мудак, и надо подписать. Я и подписал!» Логично, не правда ли?

Позже, когда уже после закрытия ТВС мои непримиримые критики, забыв на время то, что они говорили про меня, пришли работать на RTVi, был в их числе и Кара-Мурза. Однажды он позвонил мне и радостным голосом спросил, слышал ли я про отставку Устинова? (Владимир Устинов, Генеральный прокурор РФ с 2000 г. по 2006 г. – прим. автора) Я ответил, что не только слышал, мы об этом рассказываем в эфире. «Вот!» – сказал Кара-Мурза, – «Видишь? Мы его критиковали, и его сняли!» Я даже поперхнулся от такого вывода и посоветовал ему все же поскромнее относиться и к собственной персоне, и к оценке влиятельности нашей телекомпании. Так что, мои отношения с Володей развиваются по спирали. Когда он решает, что я совершил очередной неприличный поступок, то начинает активно меня критиковать. На «Свободе» или в «Собеседнике». Потом передает приветы через общих знакомых и пишет мне в Facebook* (* организация, запрещенная на территории РФ). Я радуюсь и отвечаю. Проходит время, и все начинается снова. Поэтому я ценю Кара-Мурзу за последовательность, а люблю – за непредсказуемость. И, в конце концов, он мой родственник: крестный отец нашего младшего сына.

Таким образом, в конце января – начале февраля 2002 года я оказался не только перед необходимостью приступить к совершенно незнакомой мне работе, но еще и попал под санкции со стороны бывших единомышленников. Рассчитывать я мог только на Юльку, потому что знакомство с Юрием Юрьевичем Федутиновым состоялось буквально только что и я совершенно не представлял, чего мне ждать от этого человека. Усугублялось положение тем, что работать приходилось в помещениях «Эха Москвы» вместе с «командой Киселева», которую радиостанция, как я уже говорил, временно приютила. В одно и то же время мне приходилось и выходить в радиоэфир в рамках «телевыпусков» информационной программы «Сейчас», потому что я еще вроде как оставался сотрудником закрытой телекомпании ТВ-6, и заниматься вопросами еще не открытой телекомпании «Эхо». Пытаясь при этом и сдержать данное Киселеву слово не перетаскивать к себе его людей, и сдержаться, чтобы не отвечать на оскорбления, которые позволяли себе некоторые из этих «неперетаскиваемых». Представляете, каково это было? Особенно, если учесть, что никоим образом не считаясь с мнением собственного редакционного коллектива, Венедиктов всячески поддерживал присутствие на радиостанции «команды Киселева». А к деятельности нашей странной троицы (Норкин, Норкина и примкнувший к нам Федутинов) он, напротив, относился крайне скептически. Резоны у него, безусловно, были.

В то время «Эхо Москвы» занималось подготовкой резервного аэродрома на случай переноса массированных государственных атак на новую цель. Этим аэродромом была заявка на проект радиостанции «Арсенал», чем постоянно занимался Федутинов. Дополнительная головная боль в виде нашего «Эхо-ТВ» ни ему, ни Венедиктову была совершенно не нужна. Забегая вперед, скажу, что выигранная «Арсеналом» в феврале 2002 года частота 87, 5 FM, по большому счету и принесла «Эху Москвы» только ненужные проблемы. Вопреки опасениям Гусинского, «Эхо» никто не закрыл, так что новая радиостанция, во многом дублирующая «Эхо», оказалось банальной обузой. В конце концов, частоту продали и сейчас на ней вещает радио Business FM.

Чтобы как-то развести все эти многочисленные потоки в разные стороны, под нужды телекомпании «Эхо» выделили дополнительное помещение. Собственно, это был кабинет Федутинова, находившийся не в знаменитом «эховском» коридоре-кишке, а в его зеркальном отображении, по другую сторону лифтового холла. Это была территория, забронированная под «Арсенал», потому что на площадях «Эха Москвы» рабочего места у генерального директора радиостанции не существовало. Впоследствии я осознал, что в тот момент впервые столкнулся с одним из блистательных трюков Юрия Юрьевича, которые позволяли ему двадцать два года занимать пост генерального директора радиостанции, совмещая его с руководящими должностями в куче других организаций. Я, кстати, совершенно неожиданно для себя оказался заместителем генерального директора радиостанции «Эхо Москвы»! Соответствующая запись осталась в моей трудовой книжке. Это тоже придумал Федутинов, исходивший из понятных только ему представлений деловой целесообразности. Для нас с Юлькой Юрий Юрьевич оказался неоценимым помощником: мы ничего не понимали в вопросах руководства СМИ, а он ничего не понимал в телевидении. Тем не менее, в последующие шесть лет нам удалось сделать немало.

Я не знаю точно, какова была роль Федутинова в том, что телекомпания «Эхо-ТВ», в конце концов, исчезла. Вернее, сначала исчезли я и Юля, а уже потом все остальные и все остальное. Мне ЮЮФ, как мы его называли, всегда казался союзником. Был ли он таковым на самом деле? Сейчас я не могу быть в этом абсолютно уверенным. Что я знаю точно, так это то, что, говоря простым языком, Юрий Юрьевич – жук, которого еще поискать! Другое дело, что на «Эхе Москвы» был и другой жук, еще более выдающийся! И мои отношения с ним также нельзя воспринимать однозначно. Естественно, я имею ввиду Алексея Алексеевича Венедиктова.

Алексей Алексеевич Венедиктов.

Как вы, конечно, заметили, среди множества лиц, встречающихся в моем повествовании, есть несколько человек, выделяемых мною особо. Возможно, Алексей Венедиктов – самый особенный из них. Хотя бы потому, что до сих пор продолжает активно действовать в медийном пространстве, а не пылится где-то на задворках истории.

При этом Венедиктов остается во многом неразгаданным персонажем, прячущим свои скелеты так глубоко в шкафу, что в их поисках вы рискуете попасть прямиком в Нарнию. Венедиктов, кстати, очень неравнодушен к жанру «фэнтези», но цикл К. С. Льюиса, насколько я помню, не принадлежит к числу его любимых. Впрочем, это всего лишь то, что я помню. А это означает, что на самом деле все может обстоять совершенно иначе.

Алексей Венедиктов – очень хитрый и очень умный человек. Именно в таком порядке. Но я не могу назвать его «хитроумным», каковым был, например, Одиссей, если верить Гомеру. Одиссею здорово удавались сиюминутные хитрости, он был тактиком. Иначе не застрял бы в своем возвращении на Итаку. А Алексей Венедиктов, напротив, блестящий стратег, ухитряющийся уже почти двадцать лет руководить, мягко говоря, весьма специфическим СМИ и при этом сохранять не только свой пост, но и свое политическое влияние.

Мои отношения с Алексеем Алексеевичем, в общении с которым мы довольно быстро перешли на «ты», прошли через несколько стадий. На первом этапе, который включал всю мою революционную деятельность»на НТВ и ТВ-6, с частыми посещениями студии «Эха Москвы», лозунгами, призывами к борьбе до победного конца и так далее, я оказался жертвой гипноза. Венедиктов представал в исключительно положительном образе, рыцарем без страха и упрека, пламенным трибуном и профессиональным журналистом. Второй этап ознаменовался нашей тесной работой над совместным проектом под названием «Эхо-ТВ» и мой гипнотический туман стал постепенно рассеиваться. Венедиктов-журналист и Венедиктов-политик уступали свои места Венедиктову-менеджеру и Венедиктову-человеку, а с этими двумя взаимодействовать оказалось куда сложнее. Закончилось все довольно печально, взаимными упреками и многолетней паузой в общении. Позже начался третий этап, продолжающийся до сих пор: ровный, без влюбленностей, но и без склок и скандалов, такой, какой, наверно, и приличествует двум уже не очень молодым людям, которым есть, что вспомнить при встрече.

Я считал и считаю, что в моем разрыве с Гусинским главную роль сыграл Венедиктов. И именно он подготовил и осуществил переход телекомпании под полный контроль «Эха Москвы», с само собой разумеющимися кадровыми изменениями. Не скрою, когда-то мне было обидно. И от самого факта, и от того, при каких обстоятельствах все происходило. Эти занятные подробности тоже много говорят о моих бывших либеральных коллегах. Но сейчас, во-первых, я Венедиктову благодарен! За то, что он так много сделал для переоценки ценностей, через которую я прошел. А, во-вторых, мне кажется, что теперь я понимаю причины его поступков и они уже не кажутся мне какими-то ужасными. Я их, по-прежнему, не одобряю и не принимаю, но понять могу.

Представьте себе мальчика с огромным количеством комплексов. Мальчика сомнительной (по тем временам) национальной принадлежности, не самого фотогеничного, который ко всему прочему растет в неполной семье, а с определенного периода жизни вообще воспитывается бабушкой. Политические перемены, произошедшие в стране, застали его уже во вполне зрелом возрасте, но он ухитрился не упустить предоставленного судьбой шанса. И, как мне кажется, в этот момент закончилась история жизни гражданина СССР Алексея Венедиктова, а начался процесс грандиозного мифотворчества, создание совершенно новой личности, гражданина мира, которого все знают, как Веника. Я даже не беру это слово в кавычки, потому что это новое имя Алексея Алексеевича образовано от его фамилии и не имеет никакого отношения к предмету, с помощью которого наводят чистоту в доме.

Что вы знаете об Алексее Венедиктове? И что вы знаете о Венике? Думаю, ответы на эти вопросы будут разными. Потому что, в первом случае, вы, скорее всего, не знаете ничего, а во втором знаете многое. Хотя, на самом деле, это вам так кажется, что вы многое знаете о Венике. С момента своего прихода на «Эхо Москвы» Венедиктов стал очень активным и единственным составителем собственной биографии. Если вы некоторое время посвятите сбору и анализу имеющейся в открытом доступе информации о нем, вы не найдете почти ничего, что относилось бы к «доэховскому» периоду его жизни. Как такое могло произойти? Почему биография одного из самых известных медиа-менеджеров страны представляет собой огромное белое пятно на протяжение первых тридцати пяти лет и наполняется событиями лишь после 1990 года? У меня есть только одно объяснение и оно заключается вовсе не в том, что жизнь Венедиктова до «Эха» была малоинтересной.

Леша сам пишет историю своей жизни. Пишет таким образом, который кажется ему наиболее целесообразным. Этот способ заключается в создании информационного шума вокруг его персоны. Огромное количество новостей, интервью, заявлений, скандалов, обвинений, расследований, опровержений, слухов, сенсаций, связанных с именем Венедиктова, вываливается на различные страницы при самом активном личном участии Алексея Алексеевича. Но во всей этой информационной лавине очень мало фактов! И это мне представляется крайне интересным моментом.

Он крайне скуп в рассказах о своем детстве и юности. Это – табуированная тема. «Отец – офицер ВМС Советского Союза. Погиб на подводной лодке. А мама была врачом-рентгенологом и два года назад умерла». Это фрагмент программы «Сотрудники», вышедшей в эфир «Эха Москвы» в 2000 году. «Отец был офицером подводной лодки. Погиб в 1955 году за неделю до моего рождения. Мама умерла семь лет назад, мы с ней не говорили об этом. Как-то я всегда сам себе был предоставлен. Я – человек, который сам себя сделал». Это чуть более подробный рассказ Венедиктова о своих родителях, который он позволил себе в 2005 году. И все!

Я тоже никому не рассказываю о том, как осенью 1990 года погибла моя мама. Но, Норкин и Венедиктов, с точки зрения известности, публичности, раскрученности, как говорится, «две большие разницы». Интернет, казалось бы, должен хранить каждое произнесенное слово? И это так и есть, если слово было произнесено. Однажды я лично присутствовал при встрече Венедиктова с двумя незнакомыми мне пожилыми женщинами, которые, как выяснилось, знали его родителей. И я понял, что ему было крайне неприятно, что рядом с ним в этот момент оказался посторонний человек. То есть – я. Поэтому я не буду писать о том, что услышал. Потому что я чувствую, что тема семьи, тема родителей, тема детства – невозможна в его понимании для публичного обсуждения. Я, в конце концов, не биограф Венедиктова и не должен раскрывать все тайны его жизни. Ограничимся лишь выводом, что он сам не хочет делиться подобной информацией.

Почти схожая ситуация и с его педагогическим прошлым. Венедиктов был преподавателем истории, не ставил двойки ученикам младших классов и какое-то время учил будущего министра финансов страны Михаила Задорнова. Снова повторю: «И все!» Но именно на этот период своей жизни Венедиктов впервые начинает накладывать толстый слой псевдоинформации, намеков и откровенных вымыслов. Он начинает формировать свой новый образ, образ того самого Веника, за которым прячется сейчас. По всей видимости, это есть некая защита, своеобразная мимикрия. Я столкнулся с этим его желанием «быть как все» или казаться таковым, когда начал работать с ним в тесной связке.