Эротоманка. Все о любви

«Дети Евы рождались в аду…»

Дети Евы рождались в аду,в прогрессии протуберанцев,крылья вырваны на лету.волочились по следу,зов, жужжание.Узнаете – Земля?Стук копыт, рык и ржание,все желаемое – нельзя.Где дьявол содом возвеличилдо мысли единой —постель,эротика – мысленный трафик,искомая самоцель.

«Догребай, спеши…»

Догребай, спеши,доживай, дышисинеглазый мрак, смак, веселый май,гнев и сердолик,златокамня лик,унесенный ветромклекот синих птиц.

«Мы расстворяемся друг в друге…»

Мы расстворяемся друг в друге,смешны деленья на миры,твои неистовые руки,твои горячие вихры -как ураган, горячий, нежный,всесильный, страстный, неизбежный,ворвавшийся в мои пространства,смешавший бездну окаянствас манящей свежестью озонаи оглушительного звона.

«Когда мы были динозаврами…»

Когда мы были динозаврамив доисторической дали,питались горечью и лавраминещедрой пепельной земли.Летали, плавали и ползали,любили спать, любили есть,драчливыми кичились позами,вздымая чешую и шерсть.Нажравшись, грели рожи плоские,инстинкты тешили свои,надув багрово шеи плоские,вели смертельные бои.И души темные, звериные,надежная скрывала бронь,и не был превращен в извилинырассудка бешенный огонь.Ты скажешь: динозавры вымерли.Я с ужасом в тебя гляжу:со дна души, в страстях ли, в дыме ли, —взлетает зверь по виражу.

Выпустим птицу!

«       Выпустим, говорю…»

       Выпустим, говорю       среброгрудую птицу —       петь, петь, петь!       А не томиться.       Пусть обнажится суть —       всем бы нам   крошку неба.       Если свободен путь,       птице ли – хлеба?       Меч в твои руки вложу —       клетку – наотмашь!       Я и сама дышу       не беззаботно.       Слышишь – как тонко в груди?       Видишь – как дышит ветер?       Выпустим птицу! Лети!       Пусть будет путь ей – светел!       Только напрасен плач       горе -дебила.       Что же ты в слезах, палач?       Птица тебя забыла.       Видишь – смеется, летит,       в синих лучах серебрится.       Может, тебя  и   простит       эта свободная птица.

«Белое бы тебе крыло…»

Белое бы тебе крыло,вечное бы тебе – тепло!Неба стихия – цель!А в апогее – трель!Пой, создавай волну,славную голубизну,славный словесный вздор,рифм перебранку  и спор.Каждое слово – ложь,каждое слово – дрожь,в целом же  тысячи нот —музыки вечной взлет.Если перепоешь —значит – переживешь.

«Стань светла…»

Стань светлау Млечной звезды,не ветла —но нет пустоты.Тот же шелест и шелест —плач.Он слышней, когдакони – вскачь.В центробежномсмешеньи временв человеке —вдруг топот и звон.Брызги, брызгииз-под копыт,свист и визгии рана болит.Через часэтот всадник умрет,через мигстанет пылью народ.

«Печали – побольше. Она – от потопа…»

Печали – побольше. Она – от потопа.Она до потопа – великая сушь.Она – как на облачке Пенелоппа,чтоб виделось – дальше,чтоб слышалась – глушь.И в сердце – так тонко. Вот-вот и сорвется,лишь пеночки горлышко ноту  возьмет,петлей резонанса плач птичий взовьетсяи тысячи жизней с собой унесет.

Жми на газ!

«Байкер. Лидер газовых треков…»

Байкер. Лидер газовых трековСпиртом продраена глотка.Рокот мотора и рока рев.Пыль героина коптит волос носа.Металл, тугоухость, слава садиста.Дама – заплечный рюкзак налегке,его столетняя война, одиночество,согревающее  спину.Горький трах посреди опустевшей Вселенной.– Пей. Последний глоток.Фляжка пустая летит вдоль шоссе.– Мы остались одни?– Не одни мы остались.– Пинается?– Выжил, черт.– Нахрен, сдохните оба!Скинул лямками в сток карбюраторных мыл —и в распыл.

«Люблю гонки…»

Люблю гонки,лохматых лохов на старте,кто верит в дизель феррари,в сердца закопченных машин,крутых блондиновс танцующими желваками, —широкие лапы способныдевичьи бедра прикрыть.Не о фиговых листочках.Долой даже плавки!Старт!Жми на газ!

«Гони, гони, гони!..»

Гони, гони, гони!Обгонишь на сотую мига,и после первого кругавыпью губы твои.Но почему ониулыбаются мне, как фига,в глазах ослепительный росчерк —встречных машин огни.То фары далеких машин,рискованных их пилотов.Что женщина для тебя?Подруга, сестра и мать.Но помнишь тот час, когдав дыму среди звездного кругатебя «рот – в – рот» отдышаласлучайная пьяная блядь?

«Фугас у виска …»

Фугас у виска —Это больно.По настоящемувъедливов плоть.Фугас у виска —невольно —епере-качиваниев кровь.

Сброшенный жокей

Ты сдох, урод,от тебя останетсяв лошадиной памятитолько запахи с солью потаплетка.Пена жвачки:– Хоп!Ты сдох, наконец-то, гад,лежишь под барьером дзота.Кобыла сбросилатвои бедра с плеч,она отныне – свободна!Она одна,но ей не прилечьвозле манежки модной.Она летит вперед,от плетки освобожденная,и не в ладонь твою с сахарком,а в ветер – отныне влюбленная.Сдохни палач! Гетры и бридж поролонпровоняли, натерли бока.Сдохни, палач,который плеткой гонял.Мы по-гу-ля- ем,пока.!

Руками ужаса

Ужасы кормят нас адреналином.

Вот за что мы их любим.

С Хеллоуином, читатель!

«Лишь бы не в сон…»

Лишь бы не в сон,где эротофантазийне счесть,где выплывает из ваты объятийкиноварь страха и лесть,тонут обмылки – ладошкина лицах —не заходи в туман,он совратит синий бант на косице,смерчем затянет в обман.Он заползет языком слизня в ухо,он до мурашек дотек,бешеный секс, где прохожая шлюха,цедит лобка липкий клок.

«Пройди игру за мастера…»

Пройди игру за мастера,за мастера пыток и слез,тащи волосатую когтями поперек паркета,брось сквозь вазы, стеклянные рамки, торшеры — об стену,подушку – в визжащий ибальник.Успокойся.Дыши, дыши…Сядь, вставь, вынь из глотки трусы.Сдуй перья с лица.Прими по роже.Кончи.

«На лице  то ли улыбка…»

На лице  то ли улыбка,то ли запасной вход в вагину,в ней квадрат пятипалой тоски,смерть любимой во время актапод крик замогильныйнадрывный,которыйруками ужасарасшнуровываетвиски.

Яд в подгузниках хромосом

Звон бутылки об асфальт.Дамочка после фуршета, ежа рожицу,дико выдергивает   из плиток шпильку.Шаги.Маньяк?Тролль, клоачный шутник?– Настоящий.Деменция – оперение пульсирующей предстатыв испарениях  парного гнездовья.Морда отпетого маньяка,без коньяка выпущенного из гастронома,– Отвали!Скисшим студнем дрожат глаза.Яд в подгузниках хромосом.Кома.Замысел глух и сверчком стрекочет  в мошонке.Трахать лобковый пух?– Полноте!– Сколько раз назвала дураком?Скотч на щеках.Столбик водопроводный в руках.Босоножка без шпильки.

Невеста Хеллоуина

Ужасадеревянный озноб —хелло, Хеллоуин,мертвяк и сноб —три па зеленойкики-муры,в куске вагиныногтем ноги, —ура!Смелее,откинь вуаль,невесты сгнившейузришь печальи желтый спорышв норе ноздри,а кто  в зрачках —лучше не смотри.

Прозектор

В руках ассистента  хирургавозмездие сонным лжецам,проктологам и демиургам,научным хмырям и скопцам. Безумнейший  страх не остудитего ослепительный фас,лишь в полночь  будильник разбудит —спешит  наверстать    скорбный час.Не брезгуя призрачной гнильюпод сферой больничных зеркал,припомнит, как  кофе с ванильюнад  шлюхой   убитой  алкал.Не   воскресил – лишь забвеньюне  предал  заоблачный  лики  понял, что   нет  места    тленью в  том  мире, где  рай невелик.Пусть  когти уверенных гарпийсдирают  со щек трупный грим,усмешка сквозная, как скальпельнасытится  телом нагим.

«Проще  нет – геометрию  века…»

Проще  нет – геометрию  векавтиснуть  в  последний  свинец.Вот – пуля. Вот – лоб. Вот – исходная  веха.Не  важно, как  жил, где  конец,не важно  в каких обитал окаянствах,кого  перед  смертью   позвал,рассеется  в  памяти кокс или пьянство,нетленно  одно – идеал.Когда-то  влюбился  в портрет  незнакомки,а  рядом – трехцветный  тритон. Но  лик  неземной   проступал   сквозь  пеленки,стаканы  и  небосклон.Ты  труп. Но  не  стерся  в сознании  вектортуда, где  блаженная  дрожь,едва лишь  в  мертвецкой  погаснет  прожектор,ты  заново  собран – и  прешьна  свет, напролом  сквозь теченья  и  скалы,сквозь  спальни  любовных  утех.Ты – точка, ты – рифма, ты – маленький  шалыйсвинцовый  восторженный  смех.

Крематорий

Печь не  сработала, перегорели пробки, жареный дух  не наполнилмолекулами этила  стопки.Тайно из   мертвого  глазапо  щеке  скатилась   слеза,растопник  ее не заметил:пить на  работе   нельзя.Лишь галочкой в строчке пометил.А  птичка, с  журнала   взлетя,села  на  мертвые  брови,отчету  о  смерти вредя.– Галка, лети на  место!Нету  в  покойниках боли!Слезу на  язык  попробовал:– Конденсат, что ли?

«Чудеса невозможны…»

Чудеса невозможны.Афродита, вынутая из волн,не дыша под скальпелем садомазы,включается в гонку порн —ографийи наркотическое забытье,после того, как под призмой пилизмазохОстят ее.Чтиво пьес – вне регресса,ужас взлетает, увы,на карусели прогресса,где рельсы экстрима кривЫ.

Сломанный свежий нейл-арт

Взмах топорарассекает рассвет пополам,тромбами сгустковудавлен анал комара.Сел на большой,наглотался до рвоты, стервец,высосал каплю последнюю,только взлететь не успел.Лютиком синим ладоньзагребает могильный туман,силясь сорвать одуванчик,но разлетается прочь.Втоптан в манжету травысломанный свежий нейл-арт,мясо под ним палача,кровь его и жиропот.

За кольца муки

Заведи рукиза кольца муки,ты не в «холокост»играешьпопробуй – в ошейники ключиком тонкимпо часовой.Не прост?Я вижу: скальпельэнциклопедийпролистал – ого!Но знаешь, гдемои главные нервы?Далеко.Они созвучны клаксону тротила:задел – и взрыв!Слово» атака» – тайная сила.Ты все еще жив?Мутант в колыбели —стократно  злее.Оглянись:заплачет младенец,куснет, не жалеет.Платочком утрись.

«Она уползала, и кровь текла…»

Она уползала, и кровь текларучьемиз разорванных бедер.Он выл за скалой,искал и вонзалв туманраскаленные ноздри.Но шквал обманул,унес аромат ее рандалеко на запад.Он выл, бесновался,винтовку дугою загнули жижею глазна гальку прибрежнуюкапал.

«Шаги… и шаги…»

Шаги… и шаги…Только послушай, за дверьювстал и ревнует, скот.Я его ненавижу, презрением мерюкаждый его приход.Шаги и шаги…Что ему надо?Там – минус сорок, мороз,брошенные среди снегопада,корчатся пестики роз.Ухо к двери приставил…Не должна, а пристал…Пусть знает – здесь праздник!Гора шоколада!Музыка! Смех! И бал!И какой! На пуантах! На шелковых крыльях!В объятьях гирлянд и свеч!(Не зови меня только к хороводу бутылей,не зови меня только – лечь).Я же знаю, он точит напильником,и если ему не открыть,все равно кровь прольется насильником,и не твоя, может быть.

«Что значит в па смердеть с мерзавцем…»

Что значит в па смердеть с мерзавцем,где зависть дергает за нитки,в той вековечной клоунаде,где совесть, ложь и смерть – клубком?Не просто все распутать – броситьздесь  догнивать в слюне экстаза,людская мерзость для подонка,как тихой устрице – поток.Гниль и болота жижа – страхилишь для детеныша в кроватке.Спи, детка, не гляди – ублюдокопять в экстазе над тобой.

«Снова этот, в черном плаще…»

Снова этот, в черном плащеослепительный,почти идеал.Он входит, бросает на кресло шарф,сквозь носок его омерзительныйзеленый мизинец пророс(лучше бы вовсе бос!)Сексуальное нечто бубнит под нос,напевает,и нежной рукой по кнопочкераз – де – ва – ет.И вот уже где-то в ногахзамирает.

Ящик роддома

-1-Услышала сука: зародыш пищал,кривя полосатую рожицу,он ушки на темя вострил и пиналкуда-то меж ребер под кожицу.Наверно, можно, боятьсявек выворота наоборот,или  проблему, что  мимогоршка этот даун нальет.Адсорбции нож бесполезен -молвою предотвращен,и в мебельном хлорвинилене сможет напакостить он.-2-Лишь бы в клинике не сорваться —зеркалом светят органы,думаешь, он единственный, ктоспоткнулся об зад твой порванный?Не любила, не прижимала к груди,матку вырвала вместе с инстинктом.В поднебесные дали  гляди,утягченные солнечным сфинктером.Родила младенчика своего,бросила в ящик роддома —будет ручки к тебе тянутьвсю жизньиз дыр космического содома.

Существо

(из записок, найденных среди обломков НЛО)

– 1-

В  точке  А – совпадают  глаза,

в  точке В –  расцветает  пупок,

конечности – плавный  разрез

вдоль  симметричного  туловища.

Пульс   подчиняется  взгляду,

равному  скорости  света,

мозг подчиняется  звуку

на  уровне  биоволн.

–2-

В  стадии  размножения он  сдирает  с себя  кожу,

становится  беззащитен, кровь  отходит  из  мозгов,

мозжечок его обнажается, содрогается тело в конвульсиях,

передаются импульсы в каждый клокочущий нерв.

И  обнажаются   зубы, и прорастают  щупальца,

и тянется  он когтями  к лохматой  самке  своей,

сдирает  с нее  шкуру, впивается  в тело  зубами,

в экстазе она замирает, закатывая глаза.

От  трения  тел  и  аур эфир  заполняют помехи,

и у него – стоны, и у нее – дрожь.

Потом  они  расползаются, влезают в  свои шкуры,

вытягивают  губы и  произносят: «П – О – К – А …»

Затявканный подъезд

«Самые веселые в городе – собаки…»

Самые веселые в городе – собаки.У них сегодня свадьба, и суета и визг,они совсем забыли про мусорные баки,где пули живодера, где жуткий страх и риск.И кубарем несутся, поют и веселятся,молоденькую самку целуют вшестером.А люди  очень хмурятся, а люди матерятсяи разгоняют свору кто – палкой, кто- пинком.И только очень старый, одноногий нищий,бездомный побирушка, пропойца и брюзга,вслед радостному лаю и хлопает, и свищет.И распускает листья кленовая нога.

«Затявканный подъезд…»

Затявканный подъезд,затоптанный газон,старух больных насест,нацелен на циклон.Сидят, как зубы в ряд,больные да корявые,сидят, глядят, свербятвиски мои кудрявые.

«За стенкой скрипят слабоумные люди…»

За стенкой скрипят слабоумные люди,жуют, рефлексируя в ритме червей,и мылят под душем чулочные грудив предчувствии томных страстей.Пока не замылят подмышек зловонье,пока сало бедер мочалка дотрет,молчание в мире, как в телефоне,которому  плюнули  в рот.Лишь вечер грядет – и задвижутся нервыпотоком изжеванных скошенных лиц,здесь тот победит, кто окажется первымна финише спермочастиц.

«Племя черных ворон …»

Племя черных ворон —эти черные гладиолусы,не умирающие на снегу,потрошат пепел, стружку и волосы,паклю, веники и фольгу.Вдруг – разумное вопросительноеподозрительное и мнительное:"Как?"А потом обреченное: "Мрак!" -И удирают, удирают черныебархатные проворные,рожденные от дыхания дьявола,предвозвестники смерти.Схватила одна, покарябалаиспорченной луковки четверть.А этот – не в шлемы крови -вкогтился в хвостик моркови.Что ж вы за мною скачете?Что в мыслях бездонных прячете?То ль голодны, попрошайки,то ли  разбойные шайки.Говорят, разоряете гнезда,говорят, очи вырвали звездам,говорят, к смерти – карканье в ночь.Прочь от меня, проклятые, прочь!А один, такой старый, больной,глаз оранжевый  под слезой.Ну, нате, возьмите, проклятые,припасы мои небогатые:корку хлеба, да каши ложку -хватит вам? Но опять у окошка —стучат, стучат, стучат.Настучат…

«Этому в луже сейчас хорошо-хорошо…»

Этому в луже сейчас хорошо-хорошо,волны кантуют кадык, нос его в призме зеркал,руки – как взмах ТУ, сам он сквозит в облаках,дома жена не дает, врезал начальнику в фас,сын, рыжемордый стервец с дочкой начальника влип,стерва – воротит нос, дура, пошла на аборт,внука его – о! – крашенозадая блядь.К этому в луже сейчас разве один подойдет?Сядет снежинка на мель темноблаженных глаз.Внука его – о! – темные гады – под нож,в месиво – в крошево – в фарш!Разве врачихе еще брови дерьмом не натер?Завтра пойдет – и…

«Тихо- тихо подступила тишина…»

Тихо- тихо подступила тишина,шина, шина – и задачка решена.А и В соприкоснулись в точке С ,два пузырика несутся над шоссе.И летят, парят, мерцают в вышине,и горят, их души   мыльные  в огне.

«Так вот и рухнуть с балконом,  …»

Так вот и рухнуть с балконом,и полететь, и поплытьнад сонным городом, замершим кленомв волшебное «может быть».Познать до одури, до испуганевозможный полети дотянуться до млечного круга,до самых страшных свобод.

«И снова повторять…»

И снова повторятьв заторах авеню:весна пришла опять(вот-вот и догоню).И множится стократвеселое «авось»,и снова кто-то врозь,кому-то  в темя – гвоздь.И девочка скулитв подъездные глазки,и грубый текстолитвжимается в виски.

«Небо в трещинах – сучья ползут…»

Небо в трещинах – сучья ползутчерные и глубокие,ЖЭУшный горит мазут,капли текут черноокие.Асфальт под ногами проели жуки,старухи пронзили клюшками,и кормят седых воробьев старикиоттаявшей рвотой и плюшками.

Генная память

Я бегу за поездом твоим —с ног сшибает ветер ураганный!Я зову тебя сквозь встречный дым —заглушает грохот окаянный!Не могу никак тебя догнать,ухватиться за шинель руками…

(Завожу будильник.

Время – спать…)

Полночь между нами!Но кричу:– Вернись! Я буду ждать! —

(Тяжело вздыхаю…

не могу заснуть…)

Бегу, бегу…И не догоняю.Сплю – бегу за поездом твоим!Ем – бегу за поездом твоим!Столько лет бегу за поездом твоим!Кто же ты?Не знаю…Гул по венам.Жгучий шепотокчей-то безысходной горькой были.Это – память.Так тебя любили —даже в генах завязался узелок.Кровь на памяти замешана, огне.Сколько в ней пра-боли, пра-разлуки,молодой неутолимой муки,сколько прошлого далекогово мне!И бегу за поездом твоим!

(Это невозможно…

Невозможно!)

И какой-то слишком горький дымв настоящее врывается тревожно.

« Святая святых – полосатая жизнь…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.