Полная версия:
Полуночники
Сергей Нохрин
Полуночники
Стихотворения 1997-2023 гг.
Быть может находка, а может потеря
Считать с наслажденьем, почти не дыша
Дробинки на шкуре свирепого зверя –
Большущей медведицы в форме «ковша»…
***
Ни звука, музыка
Ни звука, музыка,
Ни звука,
Но стёртых клавиш
Стройный ряд
И пальцы – в круговой поруке,
Невольно вечности вторят…
Ни звука, музыка,
Ни звука.
Ни слова, тишина,
Ни слова,
Но чуть охрипшая гортань
Поёт тебе, а значит снова
Уходит всё:
Упрек и брань…
Ни слова, тишина,
Ни слова…
***
Закинув шапку к Млечному Пути
Закинув шапку к Млечному Пути,
Ковал кольчужки. Брови супил хмуро.
И по привычке рот перекрестив,
Спал на полатях, потешая Муром.
Но если супостат озорничал,
Он поднимался, говоря: «Негоже!»
И Змей Горыныч часто получал
Арапником по окаянной роже.
***
Игрушка
– А имя у тебя есть? – спросила принцесса.
– Ну, конечно! – обиделся дракон, – Меня зовут Ще.
– Смешно!
– Ничего смешного. Наоборот, ужасно.
Кострище, ветрище, волчище, чудовище. Чтобы боялись.
– А ты, забавный. Щетинишься. Щеришься от щедрот.
Поиграем в щеталочку, щекастый?
Чудовище было из ваты.
Из ваты клыки и язык,
И хвост, и полёт крылатый,
И даже звериный рык.
Пусть мягкой была посадка,
И легоньким слыл дракон,
Но… как-то жилось не сладко –
Проблемы со всех сторон.
К примеру, принцесса из жести.
(Чего с них с девчонок взять?)
И будь тех драконов – двести,
Её ни за что не поднять.
И вот, утирая слезы,
Рыдал он, скрывая дрожь:
«Ну, как тут сдержать угрозы?
Скорее с натуги помрёшь.
Осталось забиться в пещеру,
Забыть про налоги и дань,
Утратить богатство, карьеру.
Выходит, что дело – дрянь!
Болтаешься, словно флюгер
И мечешься взад-вперед.
Какой-нибудь Фредди Крюгер
И то веселей живет.
А как бы хотелось сразиться
С зазнавшимся храбрецом!
Напиться нельзя и влюбиться
Размякнешь и дело с концом.
И чёрта ли, что бумажный
Раскрашенный бастион
Где рыцари бьются важно
И ставка под миллион.
И как тут продолжиться сказке,
Как вымыслу петь у свеч?
Ни с умыслом, ни по подсказке
Не рубит бумажный меч!
Придется пойти на уступки,
Не веря в значение чудес…»
Ты знаешь? Дела и поступки
Имеют свой собственный вес…
***
То ли ватным одеялом
То ли ватным одеялом,
То ли опахалом белым
Небо притворяться стало,
Небу до всего есть дело.
Небу всё в нас интересно,
Всё, что свято и зазорно.
Небо знает – Здесь нам тесно.
Мы же знаем – Там просторно.
Небо вертит хула-хупом,
Лбы людские задевая.
Небо выпятило купол,
Купол без конца и края.
А под небом синагоги,
Мавзолеи и мечети.
Всё пройдёт… а мы в итоге
Неба так и не заметим.
***
Почти по Хемингуэю
Плыви в облака старость.
Скользи как звезда, в небе.
Он просто жалел парус
И часто думал о хлебе.
Он пятые сутки видел
Как капли падают в воду.
Замерзший, но не в обиде
На ветреную погоду.
Ведь если считать приметы
На пальцах и верить слову,
То хвост уходящей кометы –
На счастье и быть улову.
И, если не ждут дети,
То, может быть, ждут внуки.
Иначе, зачем сети?
Иначе, зачем руки?
А голод – почти не горе,
А только прелюдия к схватке.
Достаточно знать море
И дьявольские повадки.
Но лодочка только из досок
И небогата палитрой.
А рыба была толстой,
И рыба была хитрой.
Пропитана кровью наживка
И тесно в ладонях бечевке.
Чуть в сторону и ошибка.
(Рискованно без страховки).
Гудел Посейдон в трубы,
И пальцы были из ваты,
Но как целовал губы
Ветер солоноватый!
Но как окрылял душу
Гул предрассветного вече!
А рыба прятала тушу
В тайну морского лечо.
Домой бы – шептать молитвы,
И хлеб разломить с тмином.
А рыба была хитрой,
И рыба плыла к минам.
Ах, если бы видеть чуть лучше
(Плыви к облакам старость…),
Но так далеко суша
И в клочья лодка и парус.
Ведь лодочка только из досок
И небогата палитрой.
А рыба была толстой,
И рыба была хитрой.
***
Рассказ девочки Маши
Я знаю, как прятать надежно секреты:
Любые секреты, про то и про это.
Укрыть их не в сейфе, не в банке, а дома.
Пусть в доме любая пылинка знакома,
Пусть мелочь любая домашним известна,
Пусть даже секреты хранить в доме тесно.
Любые, послушай, конечно, любые…
Не нужно держать взаперти кладовые.
Поместятся все, лишь бы только не злые.
И этот мой метод действительно новый.
Пустая затея – замки и засовы.
Пусть даже секрет потрясает основы.
Вы спросите: «Как же хранить незаметно
Все то, что так важно, бесценно, секретно.
И как разместить их в простой комнатушке?»
Любые секреты доверьте подушке…
***
Течёт во мне безумье
Течёт во мне безумье галльской крови.
(Подкинул чёрт, согласно дележу…)
И посему обугленные брови
Я часто к переносице свожу.
Вот потому, порою воровато
Я в вашей спальне лишь для грабежа,
Пусть вы давно и счастливо женаты,
А я хожу по лезвию ножа.
А так как мой ночлег везде и всюду
Я, в самом деле, искренне смеюсь,
Смотря, как вы тираните посуду
За то, что крайне редко остаюсь.
***
Вийон
« Я знаю все, но только не себя».
Франсуа Вийон
I
Городских квартир бродяга
Иногда сутулю плечи.
Ночью – горькая «бодяга».
Утром – голова и печень.
С детства щеки раздувая
Выдавал то свист, то трели.
Почему и сам не знаю,
Я подался в менестрели.
Эти улочки и лица
Воспевал я, без утайки.
О тебе, моя столица
То стихи орал, то байки:
«Как-то утром я «надрался»,
Изнывая от безделья.
Бес на цыпочках подкрался,
Заглянул в монашью келью»
II
Город в синем полумраке.
Солнце под гору скатилось.
Ни одной кровавой драки
Без меня не обходилось.
Этот блюз средневековья,
Кабачков визгливый сейшн
Не давал душе покоя,
Не однажды был повешен.
Воскресал стократ и снова
Под звенящую сурдинку
То в лохмотьях, то в обновах
Я тянул свою волынку:
«Бес косился на кадило,
Да поглаживал монашку
Так что все слова забыла
И сняла с себя рубашку».
III
Подарил Господь удачу –
Приложил печать на плечи.
Следом тяжкий крест в придачу –
Пониманье человечье…
И теперь на всех дорогах
(Знаю всё – себя не знаю)
То на воле, то в острогах
С хрипотцой распеваю:
«Бабы знают, что послаще.
Дымом пыхнуло кадило.
Ужаснулся бес, узнавши,
Чем монашка наградила…»
***
Безобразное пело с красивым
Безобразное пело с красивым –
Разухабисто и голосисто.
Пусть тянуло одно фальшиво,
Выводило другое чисто.
Хоть орало одно матерщину,
А другое играло фуги…
Безобразное пело с красивым.
Вроде разные, а… подруги
***
Художникам
Вам
В листья выронить кисти,
А краски пустить ко дну.
Из тысяч придуманных мистик
Сберечь хотя бы одну.
Увидеть: Светает –
Свет тает.
Построить утопий бриг,
И знать… (Но никто не знает
Как долго продлится миг,
Как долго продлятся тяжбы
И войны с самим собой,
В которых мученье жажды,
В которых палящий зной.
В которых всего за полгода
Нажить вам на сердце шрам.
Увидев в зрачках народа
Слиянье церквей и казарм,
Слиянье тоски и смеха,
И жадно сосать никотин…)
А впрочем, желаю, успеха
И ста двадцати картин.
***
Желание
Вот бы было хорошо,
Если б летом снег пошел.
Всё бы перепуталось –
В шубы позакуталось.
Детвора на радостях
Снег сжимала бы в горстях.
От вторжения метели
Дворники остолбенели…
Санки, ледяные горки,
Рукавички из ангорки,
Апельсины из Найроби,
Снеговик повесит «шнобель»,
А над домом там и тут
Кто-то учинит салют…
Чай с лимоном, борщ, пельмени,
Синячище на колене,
Щёки, будто в кипятке,
Пируэты на катке,
Лыжи, валенки, метёлки,
Дед Мороз храпит под ёлкой.
Песни, пляски на морозе,
Историчка в «коматозе».
Всё нам радостно, знакомо.
Папа бы остался дома.
Вот бы было хорошо,
Если б летом снег пошел.
А еще б неплохо было,
Чтоб зимой жара палила.
***
Хочешь? Я из воздуха
Хочешь? Я из воздуха,
Из белого этого воздуха,
Прозрачного этого воздуха,
Губами поймаю стих.
Он будет, не зная отдыха,
Стараться, не зная отдыха,
И нас согревать двоих.
И что-то в мире изменится,
И горе куда-то денется
Впервые за много лет.
А мы в этой жизни останемся
И в нашей любви не обманемся
Как в панацее от бед.
Не веришь? А я из осени,
Застенчивой этой осени,
Заносчивой этой осени,
Однажды (И буду прав!)
Выкраду эти уставшие,
На взлете меня поймавшие
Зрачки с иконных оправ.
И в этих очах я вымокну.
Не отвечай…
Подойди к окну.
Видишь? Смыкается круг?
Видишь, как время пятится?
Видишь, они не тратятся –
Эти запястья рук…
***
На последнем этаже
Дочери
На последнем этаже
Дремлет в звёздном витраже
Отраженье.
Где-то трели сторожей.
И пора бы спать уже,
К сожаленью.
Не случайно мы – вдвоём
(Перемазаны углём
Этой ночи)
Видим как над декабрём
Управляет кораблём
Строгий кормчий.
Небо – мятный леденец.
Подоконник, где отец
И девчонка…
Посмеяться парусам,
Не угнаться Гончим Псам
За лодчонкой.
И когда захочет дочь
Вдруг, добавить в эту ночь
Акварели,
Я всего лишь буду с ней
Собирать кусочки дней –
Менестрелей.
День уставший и не злой
Нам достанется с тобой
Для удачи.
Связан с плаксою луной
Золотистою волной
Глаз кошачий.
А под ним, сверяя путь
Не желая отдохнуть
Аргонавты.
За светящимся руном
Над зашторенным окном.
Что же завтра?
***
Долго билась об углы
Голова.
Не хотела без любви,
Не могла.
Только это голове
Не к лицу.
Вот и дали как уме…
Подлецу.
А потом ходила долго
Молва,
Что не дружит с головой
Голова.
И решили попенять голове,
А печаль решили снять
На челе.
Ни к чему повыше лба
Этот сплин.
Вышибали, вышиба…
Клином клин.
Так бывает – в этом море голов
Лишь один собой остаться готов.
***
Добрых дел не собрать,
Как не сжечь всех свечей.
И нельзя умирать
По запрету врачей.
Всё идёт хорошо.
Дай-то Бог. Поживём…
Только что-то с душой –
Неразменным рублём…
***
Вертинскому
Ах, смешон был сей образ сценический
В мире сером где всё одинаково.
Как поется вам Ваше Величество
Среди сборища вурдалакова?
***
Тридцать седьмой
Рисовал художник дочерей.
Напевая, складывал эскизы.
Позабыт в саду воздушный змей,
И на час оставлены капризы.
Белый вальс ложился на бульвар,
Чуть задев фигурки и треножник.
Две косички. Уличный загар.
К ссадине привязан подорожник.
Это трудно – озорной душе
Неподвижной быть в течение часа,
Но вершится магия уже –
У мольберта кисть выводит пассы.
Ворожили руки той весной
То, создав, то что-то вдруг стирая
И вопило за его спиной
Радио: «Страна, моя родная…»
Общепит распродавал рагу
На углу у парашютной вышки.
Первомайский колесил загул
Так знакомый нам не понаслышке.
Милиционер стоял «во фрунт».
Колыхались в доме занавески,
Но уже сквозь выбеленный грунт
Проступали два лица. Две фрески.
Разрывался где-то телефон
И затих, оставшись без ответа.
Лишь судьба отвесила поклон
У почти готового портрета.
И осталось вроде бы всего
Два штриха и маслом запятую,
Но устал художник: «Ничего,
Нам не к спеху. Завтра дорисую…»
***
Монолог начальника особого объекта
По правилам игры
Воздушные шары
Летают,
Но только до поры
Те правила игры
Скрывают.
А ну, как среди нас
Отыщутся на час
Особы,
Готовые на спор
Лететь во весь опор
Для пробы.
Пускай на полчаса,
Но с неба голоса
Мешают.
И тех, кто так взлетел,
Охрана, взяв в прицел,
Снимает.
Посмотришь – просто цирк,
Когда в траву – кувырк,
Как фантик,
С отверстием в спине,
По собственной вине
Романтик.
И потому всегда
Колючка в три ряда
Из стали.
В штыках аэродром,
Чтоб не переть дуром…
Достали!
Какой от неба прок?
Рвут псины поводок
Под фары…
Намёк пустым умам –
Сидите по домам,
Икары!
***
Руки небрежно скрещены…
Руки небрежно скрещены.
Свет уходящего дня.
Очень практичная женщина
Рядом. Напротив меня.
Всё в ней легко и ухожено,
Мягкая прядь волос.
Я же, как тень тревожная
В горле душу вопрос.
Полушутливым жестом
(Сплав из стихов и зла)
Ставит меня на место.
Практичней бы не смогла…
Девочкой деревенской
Бегала за село
И, может быть, в круге вселенском
Ей больше всех повезло.
Кофты открытый вырез
Мне говорит смеясь,
О том, что обиды забылись
А жизнь… почти удалась.
Ведь никаких трагедий
Не было до сих пор…
И я подключаюсь к беседе,
Поддерживаю разговор:
О том, что на все проблемы
Просто не хватит дня.
Затем в продолженье темы
Про то, как твердит родня
О том, что важен лишь случай,
Но… лучше уж быть ничьей.
Так проще – себя не мучить,
И много еще речей…
О том, что не будет принца,
Что нужен комфорт и уют,
А если в любви есть принцип
То принципы подождут.
В чашках остывший кофе,
Тонко порезан сыр.
В такт коммунальной Голгофе
Вздрагивает эфир.
Пусть губы очень тактично
Еще не дарят ответ.
Куда уж еще практичней
Я понимаю – Нет!
Где ценят наполовину
Уж точно гнезда не свить.
С работы встречать мужчину,
Детей не моих кормить
Станет она однажды
Практична как никогда.
И это уже не важно.
И это почти не беда.
Я у порога. Прощанье.
Что может быть глупей?
Коротко: – «До свиданья!».
Проще сказать: – «Добей!».
Сумерки за окошком,
Вскоре зажгут огни.
Медлю чуть-чуть. Немножко.
Тихое: – «Позвони!».
Руки небрежно скрещены.
Часики на кисти.
И только глаза этой женщины
Мне говорят: – «Прости!».
***
Султан был проклят проказой
Султан был проклят проказой.
Он прятал лицо под маской,
И лика его ни разу
Не видели люди в Дамаске.
Ни трели диковинной птицы,
Ни славящий хор дивана,
Ни ласковый взор девицы
Ни радовали султана.
Врачей, убоявшись с детства
(Ах, что за боязнь такая?)
От лекарей требовал средства
Он, маски с себя не снимая.
Ни корень, растертый в саже,
Ни колдовское уменье,
Святые молитвы даже
Не принесли облегченья.
Еще бы! – диагноз вслепую.
Леченье на ощупь длилось…
В отместку им казнь такую,
Какая во сне не снилась.
ЛОР выпал в окно случайно,
Дантист невзначай повешен,
Но слуги все делают тайно,
А значит, султан не замешан.
Убит терапевт в субботу,
Хирург уничтожен в среду.
Сегодня для ровного счету
Мышьяк подадут ортопеду.
Полгода страна хворает,
Но лекарей нет. Извините!
Когда медицину карают –
Врачи в большом дефиците.
Визирь на хмельной пирушке
Друзьям проболтался не сразу
О том, что султан веснушки
Лечил, как лечат проказу.
***
Рассказ Андрюши
Я знаю, мой сюжет непрост,
Но по рассказам мамы,
У бегемота толстый хвост
И маленький у ламы.
У ослика чуть-чуть длинней,
Роскошный у павлина.
Волнистый хвост есть у коней,
У пони – в половину.
Змея сама, по сути – хвост.
С хвостом волчица рыщет.
У зайца хвостик очень прост,
А у лисы – хвостище.
И в зоосаде напоказ
Хвосты любого ранга:
Слоны, гориллы, дикобраз,
И даже хвост мустанга.
Я двойку с «хвостиком» принёс,
И тут же был наказан.
Животным помогает хвост,
А мальчикам ни разу…
***
Второй рассказ Андрюши
Я с детства с рифмой не дружу,
И очень этого стыжу…
Печальна моя повесть.
Зато куда не погляжу
Она такая выбражу…
Совсем ее не уважу…
Не уважаю, то есть.
Но отчего-то все вокруг
Мне говорят: "Она твой друг.
Друзья не подкачают",
И я тяжелый как утюг
Зубрю среди душевных мук:
Хорей и ямб, и сотни штук,
Что жизнь мне омрачают.
Мне в рифме чудится луна -
То нет ее, то вдруг видна
На черном небосклоне,
То горяча, то холодна,
И мне совсем уже родна…
И в сон почти не клони…
***
Одна рубаха у меня
Одна рубаха у меня
Истлевшая по швам,
Но зябко другу без огня
И рубище отдам.
Одна, которой я в ночи,
Стыдясь, сказал: «Люблю!»,
Но сердце друг ожесточил
И с болью уступлю.
Одно не в силах я свершить.
Когда в глухой тиши
Мне скажет друг:
«Пора платить!
Верни мне часть души…»
***
И дом не дом
И дом не дом,
А так… избёнка.
Тепло. Уют.
Но в нём рождения ребёнка
Однажды ждут.
А значит, поднимайте выше:
Не дом – дворец.
В нём будут счастливы под крышей
Мать… Сын… Отец…
Так что же Господи, даруй им
Теперь троим
Ни близорукость поцелуев,
Ни счастья дым.
А дай всего и в полной мере,
Чего не жаль…
Чуть-чуть добра. Немного веры,
А к ним печаль.
Печаль родства и пониманья
Как щит от бед.
Вот только Боже, расставанья
Не дай им. Нет!
***
«Они, выслушав царя, пошли.
И се, звезда, которую видели они навостоке,
шла перед ними, как наконец пришли и остановились над местом, где был Младенец»
Мф. 2:9
Незряч и нем
Под инеем
Путь в Вифлеем.
Унынием
И скупостью утра
Укутанные горы…
Им чудится – Пора!
Сейчас откинут шторы,
Сейчас протрут звезду
Как лампу от нагара…
И тридцать с лишним лет
До первого удара…
***
Премьера в новом шапито
Премьера в новом шапито:
Конферансье витиеватый,
Гимнасты делают сальто,
И тигр жутко полосатый,
Затем атлет, всезнайки псы,
Жонглер подбросит кверху блюдца,
А фокусник, стянув часы,
Пообещает, что вернутся.
Оркестр лобает попурри,
Стараньями канатоходца –
Всё без страховки!
Раз! Два! Три!
И даже страшно – вдруг сорвется?
Скучают праздные ряды.
Официантки на разносах:
То эскимо, то газводы.
К антракту будут папиросы.
Бренчит в кармане номерок,
В авоське мятый «Роллинг Стоун»,
Но то и дело говорок:
«А где же шут? Когда же клоун?».