Крысенок и чародей

И тут появился этот мальчик.

Он не подумал лезть к заключенному с душеспасительной чушью, не настаивал на исповеди с жадным любопытством зеваки, не цедил слова со смесью страха и брезгливости. Он отчего-то попросил посмотреть на Хью и сам с отроческим бесстрашием сорвал куколь, а потом долго и требовательно вглядывался в узника, будто силясь прорваться в горячую и темную сердцевину чародейской души. А Дрейпер также неотрывно смотрел в юное лицо со слишком взрослыми, тревожными глазами и чувствовал – все пропало. Ему никогда не воплотить своего замысла. Потому что вот он, тот самый, кого он так долго искал. Подходящий как нельзя лучше – даже тонзура еще не выбрита, и непослушные темные волосы, примятые куколем, тускло блестят в свете фонаря. Но он не сможет. Просто не сможет принести этого мальчика в жертву своему спасению. Это же совсем ребенок…

Тогда он тихо отступил от решетки и долго сидел во мраке у стены, безучастно слушая, как брат Китон читает молитвы. Совсем не по-монашески – распевно и монотонно, а как-то по-своему, печально и раздумчиво, удивительно уместно для владеющей Дрейпером тоски.

А сегодня мальчик пришел снова, как и в прошлый раз, неуклюже тыча фонарем в зарешеченное окошко и рискуя опалить рукав рясы.

Хью с усилием поднялся на порядком занемевшие ноги и подошел к двери:

– Чего вам, брат Китон? – устало спросил он, а послушник уже стягивал с головы покров, словно нарочно стремясь снова всколыхнуть в узнике острозубое отчаяние. Боже, как же подходил этот парнишка…

– Я просто пришел помолиться за вас, – отрезал Китон, не понижая голоса, а потом отставил фонарь, шагнул вплотную к решетке и прошептал:

– Да не нужны вам молитвы! И казни вы не боитесь! Я пришел к вам. Прошу вас, не прячьтесь обратно в этот ваш жуткий склеп, поговорите со мной!

– Я все сказал еще на первом допросе, – спокойно ответил Дрейпер, внутренне изнемогая от желания послать парня к дьяволу и прокричать ему вслед несколько алхимических формул на латыни, чтоб тот счел себя проклятым и не вылезал из часовни до самой Троицы. А юный олух грохнул фонарем об пол и схватился обеими руками за решетку:

– Я знаю. Все знают. Сплетники Лондона уже истрепали ваше имя в лоскуты. На рынке в Саутворке у каждого лотка только и судачат, что вы во всем сознались, что сожгли алхимические книги, что в доносе на вас сказано о вашем колдовском гримуаре, который вы никогда не уничтожили бы сами, а потому он якобы где-то есть, и его нужно найти, и только поэтому вас все еще не казнили. Но мне нет дела до слухов… Мастер Хью, прошу, ответьте всего на один вопрос! Как вам открылось, что вы чародей? Это страшно осознать?

Дрейпер молчал, глядя во взволнованное лицо послушника, блестящее глянцем пота. Потом покачал головой:

– Брат Китон, вы уже не дитя. Вам наверняка не меньше семнадцати…

– Мне скоро девятнадцать!

– Тем более. Вы грамотны, у вас очень правильное произношение на латыни – значит, это не зазубренные наизусть молитвы, вы понимаете каждое слово. Так почему вы верите обывателям? С чего вы взяли, что я настоящий чародей? Мало ли у осужденного причин для самооговора? Да и били меня с душой…

– Чушь! – оборвал послушник, – я видел с полдюжины фальшивых чернокнижников, десятки избитых, запуганных людей, а уж лжецов – так и вовсе без счета! Но вы не лжете. И стыдиться вам нечего, потому вы и не стали выкручиваться. Вы настоящий чародей, я знаю!

Хью усмехнулся:

– Откуда у трактирщика колдовской гримуар?

– А откуда трактирщик знает, каким должно быть произношение на латыни?

На сей раз Дрейпер молчал дольше, глядя на Китона задумчиво и оценивающе.

– У вас было непростое детство, а, брат? Иначе откуда такая проницательность?

– У меня было лучшее в мире детство, – отрезал послушник, и голос оскользнулся, будто на обледенелой кромке, – только закончилось оно слишком быстро.

Он отнял руки от решетки, отирая ладонью пот. На щеке остался смазанный след ржавчины.

– Мое искусство – это не дар, брат Китон, – вдруг мягко проговорил Дрейпер, – это мастерство, которому я обучился также, как запекать на вертеле барашка. Никакого божьего промысла. Лишь природная склонность и большое усердие. Вот и весь секрет.

Китон облизнул губы, заметно бледнея:

– И вы… никогда не считали это грехом? Сатанинским искусом?

– Никакое умение не может быть грехом по сути своей, – в спокойном тоне Хью мелькнула нота раздражения, – любое ремесло можно обратить во вред, из любого навыка можно сделать благо. И нечего все валить на Сатану. Это люди из чего угодно способны состряпать грех. Кабы не этот людской талант – Сатана бы с начала времен сидел без дела да каштаны в адском пламени жарил. К нашим дням он бы уже так растолстел и обленился, что само слово "грех" давно забылось бы.

Послушник отвел глаза, растерянно зашарил ладонью по грубошерстному вороту рясы, от которого на шее виднелась заметная красноватая полоса.

– Погодите… – пробормотал он, – а как же алхимия? Я слышал о философском камне, дарующем бессмертие… Но бессмертен лишь Господь! Не это ли грех, пытаться стать подобным ему?

– Китон, Китон… – Дрейпер тоже машинально схватился за решетку, – это лишь сарацинское слово "аль химия", занесенное в Европу почти девять сотен лет назад! Оно так же безобидно, как слова "репа" или "зяблик"! Сама наука называется "химия", и без нее не было бы ни мыла для тела, ни осмолки для факелов, ни краски для одежды, ни вина, ни извести, ни святой воды!

– Причем тут святая вода? – пролепетал смятенный Китон, а чародей ударил по решетке ладонью:

– При том, что для освящения воды в нее следует класть серебряное распятие, и серебро, испуская в воду малые частицы, очищает ее и делает целебной! Еще до серебра, в незапамятные времена в святую воду добавляли соль, а при папе Григории Первом – вино и пепел, и все это имело лишь одну цель: сделать воду чистой и полезной для тела. Вот, для чего существует химия, и сотни ученых братьев во все времена изучали ее, дабы спасать людей, а вовсе не тягаться с Господом в долголетии!

Эхо голоса Хью растворилось под сводами Соляной башни, и повисла тишина, тяжкая и душная, как отсыревший плед.

– Где вы всему этому научились? – прошептал послушник.

– Здесь, в Лондоне, – после короткой паузы горько усмехнулся Дрейпер, – только Боже вас упаси оказаться в лапах моих учителей.

Китон же вскинул на него глаза, блестящие то ли от факельного чада, то ли от слез:

– Я бы все отдал, чтоб оказаться там. Чем они меня напугают? Поркой? Голодом? Всенощными в холодной часовне? Плевать я на все это хотел!

Дрейпер умолк и вдруг улыбнулся так тепло и печально, что у Китона на миг нехорошо защемило что-то внутри.

– Брат Китон, – тихо окликнул чародей, – в прошлый раз вы предлагали сходить к моей семье. Буду признателен, если вы действительно навестите моих домашних и передадите несколько слов жене.

И послушник несмело улыбнулся в ответ:

– Да, мастер Хью, конечно…

Часть третья

Добротные ворота были основательно обуглены с одного угла. На целой створке виднелась тщательно затертая надпись "Штлюха Сатоны". Похоже, вопреки убежденности грешника Хью, миссис Дрейпер все же стала жертвой паскудной мести обывателей.

Китон уже собирался было постучать в ворота, когда из-за спины послышалось:

– А чёй-та вам тут надо, святой отец?

Обернувшись, послушник увидел оборванного мальчишку, глядящего на визитера с босяцкой наглецой. Быстрый взгляд на полустертую надпись – и мальчуган едва заметно приосанился, одергивая грязную серую блузу. Ох, как хорошо знал это одеяние бывший воспитанник ист-эндского приюта…

– Я исповедник, – неторопливо проговорил он, – ты желаешь исповедаться, сын мой?

"Сын" был младше Китона не больше чем лет на шесть, но послушник знал, что куколь, прямая спина и скрещенные на груди руки, утопленные в широких рукавах рясы, делают монахов безликими и едва отличимыми в глазах мирян.

– А чёй-то мне исповедаться? – фыркнул мальчишка, – вы эвон ту исповедайте, коль не брезгуете, – и чумазый праведник смачно плюнул в сторону ворот.

– Хм, – Китон посмотрел на мальчишку своим особым пронизывающим взглядом, за который его так часто пороли в детстве, – ты смелый парень.

– Ага, я такой, – и паренек снова мельком победоносно оглядел надпись на воротах.

– Похвально. Ведь "Шлюха Сатаны" пишется по-другому, – вкрадчиво сообщил послушник.

– И чё? – нахмурился мальчишка: под взглядом бенедиктинца отчего-то было неуютно.

– А то, что Нечистый и разобидеться может. За себя, да и за зазнобу свою. А он, знаешь, не окружной урядник. С ним не очень-то договоришься, и извинений он не принимает.

Мальчишка заметно побледнел:

– Э, святой отец! А чё я-то? Это не я вовсе!

– Как "не ты", сын мой? – усмехнулся Китон, – кто ж еще из оборванцев, вроде тебя, грамоту знает, как не приютский беглец? Но ты не горюй, я на обратном пути загляну в Святого Панкратия, передам, что ты в добром здравии и науку не забываешь. Как звать-то тебя?

Мальчишка, разом изменившись в лице, широко перекрестился и ринулся наутек, взметая босыми ногами весеннюю грязь. А Китон, все еще ухмыляясь, взялся за кольцо ворот.

Он приготовился к долгому ожиданию – миссис Дрейпер едва ли спешила открывать ворота по первому стуку. Но не прошло и минуты, как громыхнул засов, створка приоткрылась, и прямо в грудь Китону ткнулся ствол аркебузы. Ошеломленный послушник отшатнулся назад, а в проеме ворот появился белокурый коренастый мужчина с ухоженной бородой.

– Чего тебе? – сухо отрезал он.

– Опустите ружье, – мягко попросил Китон, – я всего лишь исповедник мастера Хью.

– Улицы Лондона полны вонючего отребья, вот его и исповедуй, мальчик, – дуло снова ткнулось в рясу, – а Хью – честный человек, которого вы оболгали и выставили на позор! Чего вам еще неймется?

– Я знаю, что он честный человек, – Китон проговорил это раздельно, словно выписывая слова прямо в воздухе незримым пером, и аркебуза дрогнула.

– Тогда зачем ты здесь? – ожесточение в голосе человека сменилось неожиданной растерянностью.

– Я обещал мастеру Хью навестить его семью и передать, что он в добром здравии.

Мужчина долго и хмуро смотрел послушнику в глаза, потом медленно опустил оружие:

– Проходи, – проворчал он, – и смотри, в этом доме все под моей защитой. Если чего задумал – ряса тебя не спасет.

– Я учту, – кивнул послушник, – меня зовут брат Китон.

– Шеймус Беркли, – процедил в ответ мужчина.

– Это не вы владелец оружейной лавки, что в начале улицы? – поинтересовался Китон, пытаясь унять одолевавшую его дрожь: приютского крысенка часто били, а вот оружием пригрозили в первый раз, и ушибленная стволом аркебузы грудь все еще гадко ныла…

– Я самый, – многозначительно подтвердил Шеймус и вскинул тяжелое ружье на плечо, – пожалуй в дом, брат Китон, – последние слова он выделил с такой явной насмешкой, что послушник сразу понял: даже не глядя на его нестриженную голову, оружейник знает, что Китон еще никакой не "брат". Однако тон его явно потеплел, и к дому послушник зашагал уже без опаски.

…Дрейперы, как большинство владельцев лавок, гостиниц и питейных заведений, жили на втором этаже прямо над собственным трактиром, сейчас наглухо заколоченным толстыми досками.

Говоря по совести, Китон ожидал, что дом чернокнижника сразу поразит его чем-то диковинным. Конечно, едва ли уважающий себя колдун расставил бы всем напоказ книги заклинаний, тигли для алхимической волшбы и прочее чародейское хозяйство, но послушник все равно ощутил укол разочарования, оглядывая опрятную комнату, где не было даже ворона или, на худой конец, черной кошки.

Он еще неловко топтался на пороге, когда Беркли без особых церемоний втолкнул его в комнату и окликнул:

– Беатрис, познакомься. Это брат Китон. Говорит, Хью его прислал.

Невысокая худая женщина поднялась из низкого деревянного кресла у очага, и Китон растерянно поклонился. Вороны с черными кошками мигом вылетели из головы, и послушник ощутил, что окончательно запутался…

Беатрис Дрейпер была странной. То ли молодая, то ли нет, она была явно старше чародея Хью, ведь в каштановых волосах, убранных в тугой узел, беззастенчиво блестела седина. Усталые глаза с тонкими морщинками в уголках были ясны и умны, а прекрасной формы губы розовели свежо и нежно, как у девицы. Простецкий фартук, вполне уместный для трактирщицы, покрывал превосходного покроя платье, и ворот был застегнут диковинной пуговицей из гладкого камня, на котором виднелась мастерски вырезанная головка ангела.

Все эти детали привычно и сноровисто звякали в копилку внимательных глаз послушника, а женщина уже поднялась ему навстречу, и Китон ожегся об оценивающий взгляд:

– "Прислал", говорите? С каких это пор клирики у осужденных на побегушках служат? – сухо спросила она без всякой иронии.

– Я его исповедник, сударыня, – Китон вдруг ощутил себя мальчишкой в рясе не по размеру, а Беатрис нетерпеливо качнула головой:

– Хью бы и в голову не пришло исповедоваться, – сообщила она также просто, как упомянула бы о нелюбимом мужем покрое штанов.

Но послушник не отвел глаз:

– Он и не собирался. Это я навязался ему.

Шеймус, все также стоявший у очага, мрачно усмехнулся:

– Для клирика вы неприлично честны, брат.

– Хью для чародея – тоже, – отрезал послушник, не оборачиваясь.

– Брат Китон, – перебила Беатрис, – вы действительно видели Хью? Он… его бьют? Пытают? – этот вопрос остановился в воздухе, завис в тишине, и Китон понял: женщина не дышит и не вдохнет снова, пока не услышит ответ.

– Нет, сударыня, не пытают. Клянусь, – торопливо проговорил он, будто сам на миг ощутив ее удушье. А миссис Дрейпер длинно, облегченно перевела дыхание, и окаменевшее ее лицо вдруг смялось гримасой страдания.

– Слава Господу… Его кормят? У него есть чистая одежда? Быть может, мне разрешат принести ему пару рубашек и домашней еды? Я столько раз просила, но мне всегда отказывают… – она лихорадочно и бессвязно сыпала вопросами, а послушник видел желтизну под глазами, и скорбно опущенные уголки губ, и беспомощную растерянность на дне глаз, словно у ребёнка, заплутавшего на темных незнакомых улицах. И точно знал – ей нет дела до "штлюхи сатоны", до презрения соседей, до обгоревшего угла ворот. Ей не до всей этой шелухи – ей всерьез нечем дышать. Без Хью Дрейпера в ее мире не осталось воздуха, и сейчас она отчаянно ждала, что брат Китон хоть на миг отворит окно в глухом мраке ее беды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Речь идет о периоде секуляризации монастырей при Генрихе VIII Тюдоре