скачать книгу бесплатно
– Экая безделица! Позволите, Пётр Афанасьевич?
Лев Андреевич взял сонетку и, пока я отдавала распоряжения о чае, фарфоре и прочем, с любопытством крутил её в руках. Мне же вдруг стало интересно, может ли семья жениха позволить себе ведовство и в таких мелочах? Есть ли в их доме вообще артефакты?
Подали чай со сладостями.
Я сделала горничной знак, чтобы она подкатила столик поближе, и принялась сама ухаживать за гостями.
– Ваше Высокопреподобие, вот гречишный мёд, как Вы любите. Ваше Сиятельство, Вам обязательно нужно попробовать этот чай. Особый сорт, в Булакии его подают только в гаремах. Уверена, Вам понравится!
– Кажется, у Вас сложилось обо мне неверное мнение, Ульяна Петровна.
Я в недоумении подняла взгляд на ухмыляющегося Льва Андреевича, заметила, что улыбаются и остальные, и только в этот момент поняла свою ошибку. В миг потеплели уши, отчего смущение стало ещё сильнее. Отставив чайничек, встала из кресел и, сцепив руки замком под грудью, поспешила извиниться со всем уважением.
– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, великодушно простить мне мои оскорбительные слова.
– Ну что Вы, что Вы, Ульяна Петровна! Полно Вам. Уверен, Вы не имели в виду ничего этакого. – Лев Андреевич покрутил ладонью с растопыренными пальцами. – Садитесь, садитесь же.
Его обрюзгшее лицо выражало такую искренность и чуть ли сожаление, что невозможно было не улыбнуться. Я вновь заняла своё место и сосредоточилась на том, чтобы не допустить повторного такого случая. К счастью, вскоре матушка с батюшкой тоже вступили в разговор, и можно было вздохнуть чуть свободнее.
Чаепитие завершилось через час.
– Что ж, Пётр Афанасьевич, Марфа Григорьевна, Ульяна Петровна, и, конечно же, Маргарита Николаевна. – Лев Андреевич обернулся к по-прежнему сидящей у окна бабушке и обменялся с ней поклонами. – благодарю вас за гостеприимство! Ваше Высокопреподобие, спасибо Вам за приятную компанию.
Далее обращался он только к моему батюшке:
– Я вижу, что невеста хороша собой, воспитана и имеет представление о домашних делах. Дар свой усмирила, нынче здорова и невинна. – На миг перевёл взгляд на мой подвес. – На этом мой долг исполнен, я могу свидетельствовать всё перечисленное перед женихом и его родителями. Повторюсь, Стефан Маркович – исключительно положительный молодой человек из семьи, чтящей традиции. К тому же достаток барона Врекова таков, что не заставит Ульяну Петровну сожалеть о жизни в новом доме. Дела же ведовские оставлю Его Высокопреподобию.
– И то верно. Долго вы толковали, теперь мне нужно с невестою поговорить.
Отец Мелетий солидно кивнул.
– В таком случае позвольте откланяться.
Лев Андреевич поднялся, встали и остальные.
Наконец все распрощались, и Его Высокопреподобие попросил проводить его в библиотеку, дабы побеседовать со мной наедине. Я шла, пытаясь думать о ведовском, о духовном, но в мысли то и дело врывались последние слова Льва Андреевича о женихе. Не так уж много он и сказал, а любопытство было велико, и потому мерещились в тех двух фразах непонятые смыслы.
Под библиотеку в Горлицах была выделена небольшая комнатка, но в иных усадьбах их и вовсе не устраивают. В нашу же из городского дома перевезли большей частью развлекательную, способствующую отдыху литературу. Кроме двух шкафов на шесть полок, в той комнатушке имелись стол с парой кресел и артефактный канделябр. Я зажгла свет касанием, помня, что Его Высокопреподобие, как и все отцы Церкви, дара не имел, а пришёл к Ваятелю замаливать свои грехи службой. Тут-то и началась вторая часть моего экзамена.
Отец Мелетий расспрашивал о десяти заповедях, семи смертных грехах и о законах ведовства, на которых зиждется мир. Я смиренно перечислила всё требующееся и разъяснила, как смогла, что Ваятель вылепил первых мужчину и женщину под светом Солнца и Луны и повелел им быть как единое целое. Оттого доступна людям ведовская энергия небесных светил да звёзд, но выдержать её мощь они способны лишь в связи с суженым или суженой. Видна та энергия в минуты сильного душевного волнения или при особом «ведовском» взгляде: переливается повсюду сияющими многоцветными нитями. В человеке же она собирается в особое ядро, расположенное в животе, и, если ведун не в силах укротить её, может хлестать через край. Обычным взглядом это видится многочисленными искрами, которые и правда обжечь могут. Если не научиться успокаивать в дар, то после восемнадцати лет, войдя в полную силу, он в такие моменты и убить может.
Под разными звёздами люди рождаются с разными дарами, всего их числом четырнадцать. Батюшкин рыжий волк, например, даёт чувство лучшего пути или решения, помогает найти нужного человека. А матушкин рыжий вепрь позволяет лечить, убирая ненужное или даже убивая часть организма человеческого. Суженый мой, как и дедушка, родился под знаком жёлтой щуки, а значит должен чувствовать минералы и руды.
Не забыла упомянуть, что могли бы все люди ведовством заниматься, но один из сыновей первых мужчины и женщины нарушил завет Ваятеля и убил брата своего. Оттого лишены его потомки божьего благословения и ведовских сил.
Расспросил меня отец Мелетий и о моём даре. Знаю ли, каков он и чем опасен? Владею ли им? Сильно ли искушение даром пользоваться?
Я не стала лукавить, призналась, что желание велико. Родилась я под знаком жёлтой лисицы, но дар мой не к созданию иллюзий, а к особому зову: могу дозваться человека на достаточном расстоянии, не произнеся ни слова. Такие дары называют «особыми», потому что встречаются случайно и очень редко. Но об опасности я помню, и не забыть о ней никак, потому что у тех, кого позову, случаются невыносимые головные боли на целый день. К тому же овладение ведовской силой происходит через страдания: энергия противится человеческой воле. Укрощать свой дар я научилась, но никогда к нему не прибегаю, как женщинам и положено. Нам достаточно и артефактов, для пользования которыми нужна такая капля энергии, что ни к каким страданиям это не приводит.
– Что же, дочь моя, вижу в тебе ум, мудрость и должное смирение.
Отец Мелетий мягко улыбнулся, и морщины в уголках его глаз стали глубже.
– Помни же обо всём, что поведала мне сегодня, и иди той дорогой, которую уготовил тебе Ваятель. Что бы ни было на ней, он много мудрее нас и лишнего не прилепит.
До самого вечера я ходила, неся себя с особой гордостью: сваты заметили во мне лишь достоинства, разве может такое не польстить? И даже тот конфуз во время чаепития уже почти забылся. Однако, после ужина матушка позвала прогуляться среди её любимых клумб, что означало серьёзный разговор. Здесь я совсем маленькой жаловалась на то, что дети слуг не берут в свои игры, а она объясняла – в этом нет дурной мысли. На краю цветника рядом с парком она вытирала мои слёзы у могилки любимого щегла, отжившего свой недолгий срок.
– Уля, мы с батюшкой очень рады, что твой суженый нашёлся уже сейчас.
Матушка не торопясь шла по посыпанной дорожке, изредка касаясь листьев или бутонов.
– Более нет повода для той тревоги, что терзает каждого родителя. Но мы считаем важным рассказать тебе некоторые нюансы о семье жениха.
Она замерла, рассматривая сложенную из множества неровных камней горку, заросшую совершенно обычными степными травами. Уже жужжали над ними пчёлы и шмели. Таковы были все матушкины клумбы. Здесь редкими гостями были розы, не встречалось художественно выстриженных из кустов оград. Больших трудов стоило найти садовника, способного отказаться от таких украшений.
– После я дам бумаги. Там написано всё, что тебе нужно знать о семье Стефана Марковича, чтобы избежать неловкости в разговорах. Но о паре деталей я бы хотела рассказать сама.
Матушка наклонилась, мягко коснулась уже начавшего расцветать бутона тюльпана. Вздохнула, и, выпрямившись, пошла дальше вдоль клумб.
– Пару лет назад произошла неприятная история, бросившая тень на семью твоего жениха. Вблизи имения родителей его матери нашли погибшую девушку из простых.
Она глянула в мою сторону, что было совершенно лишним. Не скрою, в груди что-то дрогнуло на эти слова, но для недомогания пока не было причин.
– Разумеется, было расследование. Решили, что преступник – кто-то из булакских беглых, покорившихся дурману. То имение расположено недалеко от границы. Но нашёлся свидетель, обвинивший в произошедшем гостившего тогда у родственников Марка Прохоровича – отца Стефана Марковича. Будто бы у того свидетеля даже было какое-то доказательство.
Это был странный разговор. Я шла словно убаюканная теплом вечера, мерным жужжанием пчёл и цикад, что скрипели на дереве неподалёку. В этом полусне всё услышанное казалось какой-то сказкой или сюжетом романа. Видно поэтому не выходило волноваться.
– Вмешался Особый отдел. Расследование шло долго, но в результате вины Марка Прохоровича обнаружено не было. Позже в семьях отца и матери Стефана Марковича случились несчастья: умерли слабые здоровьем племянницы. Разговоры в обществе об их семье стали скорее сочувствующими, чем любопытными. Сейчас всё почти что забылось, но мне бы не хотелось, чтобы какие-то намёки стали для тебя неприятной неожиданностью.
Матушка вновь остановилась и повернулась ко мне.
– Запомни главное, – голос её звучал твёрдо. – Даже Особый отдел не нашёл доказательств преступления Марка Прохоровича, его не в чем обвинить.
Но после этого отвела взгляд.
– К сожалению, семья барона Врекова не вхожа в хорошее общество. Марк Прохорович – неоднозначный человек, и его финансовые дела так же… Неоднозначны. И всё же это не то же самое.
Глава 4
14 цветня 7393 г. от с.м.
Имение Горлицы, Сужгородский уезд
– Что ж вы так тяжело вздыхаете, Ульяна Петровна.
Ловкая Поленька скрутила шнурочки корсета в бантик и отошла полюбоваться. Давно уж не девица, была она нянькой приставлена ко мне. К этому же дню вовсе стала личной горничной и верной подругой.
– День такой дивный, платье по последним модам, жених, говорят, тоже хорош собой. А Вы будто ни капли не рады.
Я медленно выдохнула, и сама не понимая причин волнения.
Прошло четыре дня, и на сегодня был назначен обед-смотрины. Проходил он традиционно в доме невесты, то есть у нас в Горлицах, и суженый с родителями должен был прибыть совсем скоро. Боясь помять деликатные ткани, Поленька разложила детали платья по всей спальне. Светло-персиковое, украшенное лишь тонкой вышивкой и белым кружевом у запястий, оно было совершенно девичьим, как и полагалось. Незанятой оказалась лишь небольшая козетка у окна. Там почти что без движения сидела Соня, пытаясь не оставить ни одной складочки на юбках своего почти «взрослого» дневного платья с махоньким треном. Пожалуй, в тот день она была первой девицей во всей губернии, которой разрешили подобный фасон до выхода в свет. Ради такого сестра несколько дней ни с кем не разговаривала. И хоть батюшка тогда только посмеивался да радовался тому, что младшая дочь в кои то веки ведёт себя как должно благородной девице, матушка в конце концов всё же уступила.
Несмотря на это, Соня сегодня была непривычно тиха, что добавляло мне беспокойства. Поленька довольно кивнула и взялась прилаживать нижнюю юбку, а сестра лишь вновь вздохнула то ли от излишней тесноты корсета, то ли от каких-то своих мыслей.
Я вновь посмотрела на своё отражение. Выйти замуж уже в семнадцать лет – это великое везение, но всё-таки…
– А вдруг я ему не понравлюсь? Любовь – это, конечно, пошло, но совсем без уважения как-то тоже…
– Ульяна Петровна, ну что Вы говорите! – Поленька уже начала драпировать верхние юбки и от таких слов даже остановилась. – Красивая, как куколка, да его суженая. Кто ж от суженой-то отказывается! Это у нас девки иной раз мучаются да голову ломают – любы или нет. А тут и сомневаться не следует: суженого Ваятель послал, значит, и счастье с ним будет. Вот где оно счастье-то.
Поленька быстро глянула в сторону Сони. Та ответила острым взглядом, а я замерла. Не могла ведь она…
– Иди-ка ты, Поля, к матушке. Посмотри, вдруг ей помощь какая нужна, а тут мне Соня поможет.
Проследив, чтобы горничная плотно прикрыла дверь в комнату, повернулась к сестре.
– Она знает?
Стыдливо опущенные глаза, и замерцавшие вокруг волос искры дара стали мне ответом.
– Соня, ну как же так! А если матушка узнает? Или – Ваятель, упаси – батюшка?!
– Поля нашла записку. Это случайно вышло! Он написал, что занят в городе и не сможет приезжать часто. Я так расстроилась и оставила её на столике, а Поля зашла обувь забрать… Но я с ней поговорила! Она обещала сохранить всё в секрете, если я не забудусь. – К концу этой речи Соня нашла в себе силы говорить, не отводя взгляда. – Давай не будем об этом. Лучше поговорим о тебе, сегодня же твой день.
– Мне это не нравится, Соня. Ты даже не говоришь, кто он.
– Уля, пожалуйста.
Что оставалось? Я недовольно помолчала и качнула головой.
– Хорошо. Помоги мне с жакетом.
Соня покорно поднялась.
– Уля, правда, почему ты сомневаешься? Ты же всегда хотела такого замужества, как у бабушки с дедушкой. Твердила, что семья строится на договорённостях, а теперь волнуешься, понравишься ли ему.
Повернувшись так, чтобы сестре было удобно застёгивать мелкие пуговки на жакете, я не торопилась с ответом. Да, брак бабушки с дедушкой всегда был для меня примером. Они построили свою семью на уважении и понимании нужд друг друга. И раньше, и теперь Маргарита Николаевна легко отпускала мужа в постоянные экспедиции: он при помощи своего дара помогал разведывать залежи руд и прочих богатств земных недр. Дедушка же спокойно относился к желанию жены блистать в обществе. Покорившая в молодости высший свет Белой Вежи, бабушка уехала из столицы в имение мужа, лишь когда ей самой захотелось. Такая жизнь была полна риска, ведь суженые должны хотя бы раз в месяц «помогать» друг другу, но они смогли устроить всё так, как им хотелось.
Тогда я верила, что при желании в любой семье возможно такое понимание, но всё же слышала достаточно и других историй.
– У Прасковьи вот не вышло, похоже.
Старшую нашу сестру выдали замуж уж три года назад, и с тех пор в редких письмах подруги детства не было заметно и следа былого жизнелюбия. Соня от такого довода лишь отмахнулась.
– Ну а у Жорика вот вышло. Помнишь, как ему его барышня на портрете не понравилась? А нынче – матушка батюшке говорила – он её с рук не спускает.
Старшему брату и правда повезло, я помнила их с женой приезд в гости. Уже беременная тогда Дарья Леонтьевна выглядела совершенно счастливой. То были приятные воспоминания, и я совсем не сразу заметила, что сестра перестала терзать пуговки и как-то притихла. Всхлипнула. Замерцали искры дара.
– Соня, ты плачешь что ли? Соня, ну перестань! – Обняла её, прижала так сильно, как смогла. – Говорила я тебе, с сердечными увлечениями заканчивать пора. Зачем только душу травишь.
– Отпусти! Я же тебе платье прожгу!
– Да и пусть, что у меня платьев мало? Уж шестнадцатый год, а всё простых вещей не понимаешь.
– Уля, что… Что мне делать? – сестра чуть запиналась, пытаясь сдержать слёзы.
– Терпеть, Соня. – Погладила её по голове. – Терпеть и отпускать, у нас с любовью редко иначе бывает.
Как ни торопились мы потом закончить сборы до приезда гостей, не смогли не отвлечься на шум во дворе. К крыльцу подкатила открытая коляска с сидевшими в ней парой мужчин и женщиной. Один из мужчин смотрелся явно моложе, но сидел спиной вперёд.
Встречать гостей вышел батюшка. Помог спуститься даме, пожал руку спустившемуся старшему господину. Они перекинулись парой слов и заговорили, кажется, о лошадях, потому что встали к животным в вполоборота. Кони и правда были хороши. Я и сейчас не умею часами рассуждать о статях, но в нашей семье они были всеобщими любимцами. Мне представляли довольно породистых скакунов, чтобы научиться видеть некую приятную глазу гармонию, свойственную им. Запряжённые в коляску гнедые были весьма хороши.
– Барышня, подвес?
Полюшку всё-таки пришлось вернуть, Соня сбежала в сад, пока было время, успокоиться да высушить глаза.
– Да, давай.
Я подошла к зеркалу и села на пуфик.
Послушная в умелых руках горничной шёлковая лента плотно обвила шею, хрустальная прозрачная капля подвеса легла в ямочку меж ключицами – свидетельница невинности. Станет голубой после первой брачной ночи, а может и сразу цвета солнца – значит Ваятель ребёнком благословил. Тогда заберут подвес святые отцы, чтобы узнать миг зачатия, составить карту звёздного неба и по ней суженого или суженую ребёнку потом найти. Камень же вернут хозяйке голубым.
Вновь вернулись ко мне глупые мысли. А вдруг жених будет некрасив? Я нахмурилась и глубоко вздохнула, прогоняя ненужные мысли. Да разве важно это?
Пока горничная помогала с серьгами и браслетом, от нечего делать скользила взглядом по комнате. Стулья давно уже старые, но я по ним ещё в городском доме ребёнком лазила и выкинуть не дала. Забрала сюда, а нужны ли они в новом доме будут? Придётся оставить. Безделушки вот булацкие. Лошадок глиняных отец из степи привёз. Люстру любимую перевозить – это уж совсем глупо. Зеркало прабабкино. Не артефакт даже.
Взглядом вернулась к отражению.
А я сама? Нужна ли там? И почему все уверены, что да? Хотя от суженых, конечно, не отказываются.
– Встаньте, барышня, будьте любезны. Сейчас быстренько щёточкой пройдусь.
Выпрямилась перед зеркалом во весь рост.
Хватит уже пустых волнений. Нельзя упасть в грязь лицом перед гостями. Нужно просто верно себя вести и про приличия не забывать.
К встрече гостей я успела чуть ли не в последний момент.
– Идут! – Матушка отпрянула от застеклённых дверей парадного входа. – Сонечка, твоё платье опять слишком пестро! Эти красные полоски, ещё и банты, как я только согласилась. Ульяночка – ты великолепна! Елизар, Коленька, вылазьте из-под стола! Серафим Вячеславович, сделайте же что-нибудь!
Пожилой гувернёр из мещан с будто бы недовольно поджатыми губами и почти никогда не исчезающей смешинкой в глазах преувеличенно покорно поклонился и отправился за воспитанниками. Они бы и сами приличный вид себе придали, о дворянском своём достоинстве даже малолетний Николай не забывал. Но если Марфа Григорьевна чего-то хочет, лучше ей это предоставить.
Стоявшая всё это время в стороне от суеты, бабушка улыбнулась и подошла поближе. А матушка всё распоряжалась.
– Встаньте все вот тут. Уля, выйди немного вперёд, будешь со мною на правах хозяйки. Вроде бы не впервой, а так волнительно!
Она раз в пятый переложила оборки моего платья, но это не казалось тогда важным. Девице незамужней с чистым камнем на шее полагалось перед знакомством с женихом трепетать и волноваться от избытка чувств, а я всё поправляла белоснежные шёлковые перчатки и пыталась строить исключительно практичные планы.