Чарующая бесполезность

– Евгения Степановна, а вы официанта пригласили на сегодня?

Раскрасневшаяся, крупная женщина в фартуке и косынке, стояла возле плиты и помешивала соус. Она укоризненно покачала головой и негромко пробурчала:

– На какой чёрт нам официант, девять человек я сама бы обслужила, – а вслух громко крикнула, чтобы хозяин услышал её в гостиной. – Придёт с минуты на минуту.

Вскоре начали прибывать гости. Первой приехала Марина. Кто она была для Эдуарда? Он и сам иногда затруднялся ответить однозначно. Они познакомились, когда она обратилась к нему как журналистка, в надежде получить интервью из первых уст о работе и перспективах концерна «Сливочное царство». Статья в газете, в которой работала Марина, вышла, её прочитали и забыли, а вот отношения между ними остались. Они встречались уже около пяти лет. Замуж Эдик её не звал, а она не особенно настаивала, а может, делала вид, что ей безразлично в каком она статусе относительно Гульбанкина. Сначала их связывала кипучая страсть, а когда Эдуард Аркадьевич заболел, Марина прошла весь трудный путь вместе с ним, держа за руку даже в тот момент, когда он очнулся после тяжелейшей операции в реанимации, куда вообще посторонним был вход строго воспрещён. После этого в их чувствствах произошли изменения – они по-настоящему начали дорожить друг другом. Во всяком случае, он воспринимал её не только как любовницу, но и как самого близкого друга. Эдуард хотел, чтобы она переехала жить к нему, а Марина парировала, что не время. Она ссылалась на то, что часто пишет ночами, пьёт много кофе и курит, и что их биоритмы не совпадают, и что она быстро наскучит ему бесконечным шлёпаньем по клавиатуре и невыносимым запахом табака. Эдуард лишь пожимал плечами – любая другая на её месте вприпрыжку прибежала из однокомнатной малогабаритки в царские хоромы, на полное обеспечение, но выбор Марины он уважал и не пускался в уговоры. В глубине души он понимал, что рано или поздно они будут жить под одной крышей, потому что Марина, как боевая подруга прошла с ним через тяжёлые испытания. С самого начало повелось, что финансово женщина была независима, денег у любовника не просила, а он и не предлагал, но делал дорогие подарки вроде автомобиля, бриллиантов и шуб. Ей исполнилось сорок лет, но выглядела она несколько старше, потому что имела абсолютно седую шевелюру, одевалась, в отличие от многих соратников по её профессии не демократично в джинсы и майки, а подчеркнуть элегантно – предпочитала узкие юбки чуть выше колена и высокие каблуки. Однажды Эдуард задал вопрос, почему она не красит волосы, ведь в её достаточно молодом возрасте и публичной профессии носить седую шевелюру как-то не комильфо. Женщина грустно улыбнулась и пожала плечами.

– Ты знаешь, я никогда не буду делать пластических операций, чтобы выглядеть моложе и красить волосы. Моя мама тоже рано стала седой и пробовала разнообразные красители, а так же захаживала в дорогой салон красоты. В конце концов, надула себе скулы и губы, а волосы выкрасила в голубой цвет. Представляешь, вот такая престарелая Мальвина, с которой косметологи выдаивали огромные деньги, чтобы поддерживать форму губ, щёк, носа, скул. Да только время не обманешь, старость неумолимо сомнёт все потуги врачей, сейчас всякие процедуры не только не помогают ей, а наоборот вредят. От Мальвины остались лишь голубые волосы, только и их никто не видит кроме меня.– Марина вздохнула.– Мама никуда не выходит, сидит, как французский бульдог с обвисшими щеками и индюшачий шеей. А я буду стареть, как распорядится природа. Во всяком случае, не намерена этого стыдиться.

Фривольность Марина позволялась лишь в выборе разнообразных блузок, яркого макияжа и пунцового лака на ногтях. Вот и сейчас женщина вошла по-летнему светлая и ароматная. Эдуард обнял её и увлёк в гостиную.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Может быть позже, – Марина посмотрела на Эдика прямо. – Ты о чём-то хотел поговорить со мной?

– Не сейчас и не здесь, – он выглянул в окно и увидел, что собирается дождь. – После ужина поднимемся в кабинет.

– Что-то важное? – Марина наманикюренными пальчиками повернула лицо мужчины к себе и заглянула в глаза. – Рассказывай, пока никого нет.

– Меня хотят убить. И я примерно представляю кто и за что. На это у меня есть две версии, – мужчина замолк на несколько секунд.

– И? – женщина разволновалась. – Зачем кому-то твоя смерть?

– Пару лет назад была одна не очень приятная история. Я как-то рассказывал тебе об этом, а может, и нет? Кажется, так давно это произошло, ещё до моей болезни, и я уже забыл обо всём этом, но вчера я получил что-то вроде чёрной метки. Об этом долго рассказывать.

– Хорошо, оставим на потом, – Марина тряхнула головой. – А вторая причина?

– От деда мне достался целый кисет царских червонцев. Когда мать умирала, то передала эти сокровища мне, – Эдуард достал из кармана брюк носовой платок и вытер со лба пот. – Представляешь, мы жили бедно, как церковные мыши, отец пил по-чёрному, а под ванной много лет лежало золото, и мать ни разу не искусилась, чтобы потратить на что-то хоть одну монету.

– А ты? Ты вложил в дело сие богатство или приберёг в банке?

– В том-то и дело, что нет. Мои дела уже пошли в гору, когда появилось вот это состояние. Я кисет просто припрятал до поры до времени.

– Я так понимаю, что вторая версия и состоит в том, что кто-то, опять же, желает тебя убить, чтобы завладеть золотом? – Марина не спрашивала, а утверждала, и Эдик, в знак согласия, часто закивал. – И где же хранится это достояние семьи Гульбанкиных? Только не говори, что так же под ванной.

– Ну что ты, кисет до сих пор лежит…

В дверь позвонили, и разговор пришлось прервать. Эдуард Аркадьевич извинился перед дамой и заспешил к двери.

Его компаньоны появились почти что вместе, один с женой, а второй в одиночестве- когда-то он был женат, семейная жизнь оставила такой трагический след в памяти, что холостой коллега никогда не вспоминал о том времени и более жениться не намеревался. Друзья и сотрудники за спиной их называли Бобчинский и Добчинский, за чрезвычайную схожесть с гоголевскими персонажами из «Ревизора». Оба имели невысокий рост, прорисованные брюшки и наметившиеся лысины. Собственно на этом подобие с персонажами заканчивалась. Александр Александрович Переверзев, а для друзей Сан Саныч вместе с женой Ириной ввалились, шумно отряхиваясь, начался дождь. Почти следом заскочил, держа в руках бутылку вина и смахивая капли с блестящей лысины, Юдинцев Николай Петрович. Хозяин широко распахнул двери, радостно приветствуя гостей.

– Николай Петрович я надеялся, что в этот раз ты придёшь с дамой. Хватит уже в холостяках ходить!

– Беру с тебя пример Эдуард. Я уже там был и пока ещё раз в этот омут не тянет.

Гульбанкин махнул рукой Марине:

– Мариша посмотри там, на кухне Евгения Степановна справляется? И когда появится официант?

Сам тут же вернулся к дверям – по мраморным ступеням, прикрываясь одним зонтом семенила процессия- его бывшая жена Светлана с очередным ухажёром и её сын Пётр с невестой. Эдуард широко раскинул руки. В какой-то момент он почувствовал себя абсолютно счастливым, в его доме гости, их не надо представлять другу, никто не будет манерничать и кривляться. Даже новый ухажёр Светланы уже совсем не новый и, в отличие от других, задержался возле неё уже более двух лет, во многом благодаря щедротам бывшей жены Гульбанкина. А про невесту пасынка и говорить нечего, все её знают как облупленную, потому что она больше года трудится в их «Сливочном царстве» главным менеджером по продажам. Эдуард предложил друзьям выпить перед ужином, а сам направился на кухню. Навстречу вышла Марина.

– Не волнуйся, официант уже здесь, – Марина глянула на себя в большое зеркало и поправила волосы. – Евгения Степановна провела его через чёрный вход. Он появился в тот момент, когда ты встречал гостей у парадного. Нечего прислуге толкаться среди хозяев.

– Хозяев жизни ты хотела сказать? – сухо отреагировал Эдуард и стрельнул глазами.

Гульбанкина раздражала манера любовницы делить людей на сословия. По его мнению, в странах бывшего СССР все были абсолютно равны. Революция перемешала людей так, что аристократия, высшее сословие, графья, князья, растворились в людском море. Тех, кто не успел уехать за границу, заставили позабыть о благородном происхождении. А из простого народа аристократия никогда не прорастёт, она создаётся из века в век. Да и человек интеллигентный и порядочный будь он сто раз миллионером, никогда не превознесёт себя относительно человека бедного. Иногда Гульбанкин размышлял о том, почему сегодняшнее время не даёт таких меценатов как Савва Мамонтов, Митрофан Беляев, Василий Тредиаковский, Савва Морозов, которые считали своё дело не столько источником дохода, сколько миссией, которая возложена на них Богом и судьбой. И при этом они не стремились предавать своё дело огласке, и даже напротив, помогали людям при условии, что их дела не будут афишироваться в газетах. А истинные аристократки, дочери последнего русского императора Ольга и Татьяна во время войны были медсёстрами в военном госпитале или настоящая королева Великобритании Елизавета во время второй мировой войны работала простым водителем на санитарной машине. А что делают наглые морды, присосавшиеся как пиявки к недрам и сосущие нефть и газ? Гульбанкина доводила до белого каления информация о том, что один российский олигарх потратил на свадьбу сына полтора миллиона долларов! У него не укладывалось в голове, как можно взять и пропить полтора миллиона долларов! Он сокрушённо качал головой в немом изумлении, когда узнал из газет о том, что в Гамбурге со стапелей сходит самая дорогая в мире парусная яхта, которая принадлежит русскому миллионеру или продан автомобиль, полностью украшенный кристаллами Сваровски дочери нефтяного магната. Иногда он задавал сам себе вопрос: откуда появились эти сытые, бестыжие хари, из какой страны, из какого народа? Какая мать их родила и, в какой деревне? И сам себе отвечал, что это не русские люди, которые имеют сострадание, доброту, человечность. Это какие-то инопланетяне, не иначе. В стране богатыми стали те, кто у кормушки близко стоял, и у кого морда наглая. Гульбанкин прекрасно помнил то время, и отдавал себе отчёт в том, что его сегодняшние капиталы стартовали не с пустого места, а с грабительской приватизации девяностых годов. Сам Эдуард Аркадьевич выбрал для себя определённую стратегию – для него было важно создать комфортные условия работы для сотрудников своего концерна, а ещё он ежемесячно подписывал банковский чек и отправлял некую сумму на содержание детского дома в посёлке, где он родился. Гульбанкин ни в коей мере не причислял себя к великим меценатам – не строил галереи, музеи или театры – он в этом ничего не понимал. Эдуард не собирался снимать с себя последние штаны, чтобы облагодетельствовать какого-нибудь нищего, но никогда бы не позволил себе, хотя имел возможность, отправиться в Куршавель, чтобы напоить толпу дармоедов шампанским «Дом Периньон» по пятьсот евро за бутылку! Он часто замечал за любовницей высокомерное иногда даже хамоватое отношение к официантам, продавцам, администраторам в офисах, и иногда ему хотелось спросить:

«Сами-то вы, каких будете?»

Хоть Марина и являлась образованной интеллектуалкой, умела преподнести себя, со вкусом одевалась и прекрасно держалась в обществе, но аристократкой её никак нельзя было назвать, потому что во время душевного волнения или глубокой задумчивости она грызла ногти. Марина почувствовала его недовольство и передёрнула плечами. Ей тоже не нравилась в любовнике его игра в доброго хозяина. Про игру она поняла, когда они только познакомились, и она брала у него интервью. Эдуард Аркадьевич повёл её с экскурсией по цехам, и она увидела, как сотрудники готовы лобызать его руки. В своём «Сливочном царстве» Гульбанкин был король. Он имел решающий голос в компании, потому что владел сорока девятью процентами акций, вторую половину поделили его партнёры. В концерне состояло несколько предприятий: фермы для поставки сырья, завод по производству кормов и сам молокозавод. Сотрудники получали большую зарплату, прекрасные условия труда и социальные гарантии, поэтому за хозяина они готовы пойти и в огонь и в воду. А он в свою очередь лично выслушивал все жалобы, помогал брать ипотеку и кредиты нуждающимся, даже делал роскошные подарки тем, кто уходил на пенсию. Вот в этом Марина и видела заигрывания с работягами, которые должны работать и не вякать. Негоже в итальянских ботинках ручной работы топтать навоз на фермах и заглядывать в каждую флягу с молоком. Марина отвернулась, чтобы Эдуард не увидел её раздражения. Они вернулись в гостиную, где присутствующие уже весело болтали под воздействием музыки, в предвкушении изысканного ужина и лёгкого аперитива. Вдруг из кухни раздался грохот и крики. Гульбанкин кинулся на шум и вся компания, поставив свои бокалы, кинулась следом. Пунцовая Евгения Степановна, громко ругаясь, расстёгивала манжет рубашки молодого человека, который закатив глаза, тихонько подвывал.

– Что здесь случилось? – встревожился Эдуард.

– Этот криворучко опрокинул на свою руку кипящее масло! – домработница быстро открыла ящик стола и достала какой-то тюбик. – Ничего страшного, сейчас смажу мазью и перевяжу, – она виновато посмотрела на хозяина. – Вы подождите немного, у меня всё готово.

– Не волнуйтесь, говорите, что нести, – в двери протиснулся Николай Петрович. Он, как холостяк привык всё делать для себя сам, поэтому его не смущала сугубо женская работа – постирать носки, накрыть на стол или помыть посуду, да и от запахов разыгрался нешуточный аппетит.

Гости засуетились по кухне. Домработница, забыв про болезного, указывала то на тарелки, то на холодильник, то на духовку. Вскоре гостиная наполнилась ароматами чудесных блюд. Все расселись напротив табличек со своими фамилиями и принялись, не торопясь, за разговором, ухаживать друг за другом, подкладывать и подливать. За едой Гульбанкин предпочитал красное вино. Именно после болезни врачи рекомендовали выпивать немного красного, которое помогало быстро восстанавливать силы после долгого недуга. Раньше Эдуард употреблял водку особенно зимой, летом в жару мог выпить несколько кружек пива за раз, зато сейчас он не пил ничего кроме зелёного чая, чистой воды и красного вина и со временем это вошло в привычку. Один питерский дилер поставлял ему одну и ту же марку итальянского напитка. Эдуард знал, что его гости предпочитают кто виски, кто водку, а для дам на столе стояло шампанское «Брют» и белое вино. Хозяин налил в свой бокал рубиновый напиток и потряс бутылкой, предлагая отведать всем желающим, хотя знал, что под рыбу лучше идёт белое вино, да и красное в этой компании предпочитал только он. Но, неожиданно, Светочка, оттопырив кокетливо мизинчик, протянула свой бокал.

– Эдик налей мне. Белое мне показалось слишком сладким для рыбы и немного отдаёт уксусом.

– С удовольствием, – Он наполнил бокал женщины и услышал, как в кармане затрещал сотовый. Он поставил бутылку на стол и достал телефон. – Извините меня. Продолжайте, я вернусь через мгновение.

Эдуард Аркадьевич отсутствовал буквально две минуты, а когда вернулся, то не сразу понял, что произошло. За круглым столом сидели его друзья с немым ужасом на лицах. Эдик обвёл глазами присутствующих и наткнулся на обмякшее тело своей бывшей жены и бурое пятно на белоснежной скатерти. Вдруг все как бы очнулись от ступора.

– Наверное, сердце прихватило, – Марина подскочила, громко уронив стул.

– Надо вызвать скорую помощь! – жена Переверзева Ирина лихорадочно рылась в сумочке, путалась в отделах и подкладке в поисках телефона, и никак не могла его нащупать трясущимися пальцами.

На шум из кухни выскочила домработница, встала в дверях, подперев кулаками бока, и завертела головой, не понимая, что происходит.

Гульбанкин приложил руку к артерии на шее и через пару секунд повернулся к испуганным гостям. Голос его заметно дрожал:

– Она мертва! – с этими словами он метнулся в прихожую и на городском телефоне набрал ноль два.

Глава 3

За месяц до происходящих событий, в конце мая, рядом с посёлком Свияга в тридцати километрах от Питера случилось вот что. Рано утром двое братьев отправились на рыбалку. С вечера накопали червей и приготовили удочки. Одному исполнилось одиннадцать, второму пятнадцать, парни уже взрослые, и мать без боязни отпускала одних на реку, тем более старший всегда приглядит за малым. А через какое-то время прибежали оба, как угорелые истошно вопя. И всё буквально, как у Александра Сергеевича Пушкина:

«Прибежали в избу дети

Второпях зовут отца:

«Тятя! Тятя! Наши сети

Притащили мертвеца».

И дальше всё, как по писанному: отец, услышав небылицы, отмахнулся от ребят, он уже опаздывал на работу, и тащиться через всю деревню к реке просто не имел времени. Но мальчишки дико вращали глазами, жестикулировали, а младший даже подвывал от страха. На крик вышла мать из сараюшки, где давала корм курам.

– Сходил бы ты, отец, может и правда, что ребята говорят.

Отец снова сердито махнул рукой, но к тому месту следом за сыновьями потрусил. С высокого берега он ничего не рассмотрел, но спустившись к самой кромке воды, в зарослях камыша, сначала увидел белую руку с синими ногтями, а потом и всё тело в тёмной от воды одежде. Лицо утопленника распухло и оскалилось. Отец гавкнул на ребятишек, чтобы не приближались, а те и не совали свой нос, стояли на холме, трясясь от страха. Достаточно того, что младшего, когда зашёл в воду, чтобы отцепить от коряги крючок, покойник коснулся его холодной рукой. И всё опять, как у классика: решил мужик оттянуть покойника за ноги из кустов на середину реки и отправить по течению дальше. Пусть его кто-нибудь другой обнаружит, а ему на работу пора. Ведь вцепятся полицейские мёртвой хваткой и целый день насмарку, на работе получит выговор, поди, потом, докажи, что да как. Уже в воду зашёл, да только как представил, что руками затронет безвольное, холодное тело, к его горлу подступила тошнота. Он хлопнул себя по карманам – телефон остался на кухонном столе. Тогда повернулся и крикнул сыновьям, чтобы бежали в дом и вызывали полицию, а сам остался сторожить уже безвредное тело. На работу он так и не попал, но в полиции выдали документ, удостоверяющий, что прогулял он не по своей воле. Местный участковый вызвал опергруппу из района, они прибыли на место преступления быстро. Следователь долго и дотошно допрашивал отца и сыновей, но сказать им было нечего, кроме того, что покойника видят в первый раз, да и, похоже, дядька не из их посёлка, если не приехал к кому-то в гости. Здесь все друга знают, но этот не поселковый. Может только с закрытого, коттеджного района, который раскинулся в паре километрах от Свияги и закрылся от внешнего мира забором и шлагбаумом. На вопрос следователя, почему мужчина, обнаруживший труп так думает, тот ответил просто:

– В это время дожди идут день, через день и наши местные всё больше в резиновых сапогах или кирзачах ходят, а у этого на ногах, – мужик махнул головой в сторону уже лежащего на берегу утопленника, – ботиночки шик и колечко на мизинце финдиперсовое.

И ведь прав он оказался, подумал следователь-в посёлке самая большая шишка это председатель поселкового совета, управляющий фермой, директор лесопилки и владелец магазина, но ни у того, ни у другого, ни у третьего даже не хватило бы фантазии, средств и возможностей приобрести туфли ручной работы с позолоченными пряжками и кичливо напялить на мизинец золотое кольцо с крупным рубином. Документов при покойнике не оказалось, и в морге он числился как неопознанный. Отпечатков пальцев данного гражданина в полицейской базе данных не оказалось. После вскрытия патологоанатом предоставил письменный доклад, в котором значилось, что утопленник вовсе и не утопленник, а отравленник, потому что воды в лёгких нет. Ему вкололи яд дитилин, а в воду бросили уже мёртвое тело. В реке он находился около двух суток. Мужчине на вид сорок пять- пятьдесят лет, брюнет, несколько коренных зубов из дорогой металлокерамики, такие делают или в Европе, или в Израиле. Больше никаких примет. Эксперты даже предположить не могли, в каком месте по реке могли сбросить труп. Целую неделю не прекращались ливни, река поднялась, и покойник мог болтаться в одном месте, а мог плыть по течению. Опросили поселковых жителей и коттеджных, но никто мужика в глаза не видел, и знать не знает. А тут загадок добавил патологоанатом, который сообщил на другой день после вскрытия, что сразу не обратил внимания, а вот сейчас глянул: у покойного имелась циркумцизия, то есть операция по обрезанию крайней плоти.

– Так он кто? Еврей или мусульманин? – опешил от такой новости следователь.

– Наша наука не научилась распознавать национальность и вероисповедание покойников, поэтому предположить можно и то и другое. А может операция проводилась по медицинским показателям, что тоже не исключено. Мужчина имел смуглую кожу и тёмные волосы, богатую растительность на груди и спине, так сказать повышенную волосатость, к какой предрасположены жители южных, тёплых районов и стран.

Следователь выходил из морга озадаченный, но его удивило ещё больше замечание в след.

– Опять чуть не забыл. В кармане рубашки я обнаружил размокший квадрат тонкого картона, но кое-как получилось определить – это игральная карта валет пики.

Следователь прикинул в голове, что убить могли за карточный долг, но рыбы такого масштаба не плавают в их захолустье, такие обитают в петербургских карточных притонах. Да что значит карта, никакого смысла в этом нет. Так решил следователь из района, отправил запросы во все инстанции с просьбой помочь определить убитого, но время шло, а результатов никаких. Осталось надежда на то, что родственники, друзья или близкие кинутся на розыски покойного картёжника, вот тогда и проясниться что это за фрукт в дорогих штиблетах.

Шапошникову исполнилось тридцать девять лет. Больших высот по службе он не достиг, самое главное и не рвался. Он оказался тем редким солдатом, который не мечтает стать генералом, и вовсе не потому, что у него отсутствовало честолюбие. Сергей прекрасно понимал, чем выше он поднимется по служебной лестнице, тем больший груз взвалит себе на плечи, тем дальше окажется от реальных дел. Его устраивало то, что в Управлении он руководит отделом по раскрытию тяжких преступлений. Собственно не отдел, а отдельчик, в котором числилось три человека вместе с ним. Один товарищ находился в отпуске, поэтому упирались они вдвоём. Рабочий день закончился. Рафик, прыгнув в автомобиль, отправился на поиски квартиры, которую можно снять по приемлемой цене. Он находился в состоянии развода со своей женой и пока мыкался по углам. То квартировал у Шапошникова на даче до тех пор, пока туда на лето не перебралась его жена с ребёнком и пенсионеры родители. Какое-то время скитался у друзей, но со дня на день должна приехать женщина, из-за которой и случился развод, поэтому кровь из носа, а жильё надо снять. Они познакомились почти год тому назад, но сразу не решились разрушить ту жизнь, которая произошла до встречи. И у неё, и у него имелась семья, только Рафик, как мужик сильный и честный нёс ответственность за двух сыновей, поэтому развод происходил мучительно и долго. Он хотел чтобы сыновья постепенно привыкали к мысли, что жить будут не вместе, но он никогда и ни за что не оставит их без присмотра. Рафик очень боялся, что обиженная жена начнёт закатывать истерики с битьём посуды или устроит торг и шантаж самым драгоценным – сыновьями. Она и устроила. Всё, как положено в нормальных семьях при разводе – и грохот от разбитых тарелок, и рассказы детям, какой их папка подлец. Хорошо разлучница под руку не попалась, а то бы и её лохмы повыдёргивала, как в общеизвестном, замечательном фильме «Любовь и голуби». Но бесновалась оскорблённая женщина недолго, вскоре угомонилась, особенно, когда поняла, что муж её помимо ежемесячных алиментов оставляет всё и домик в деревне, и трёхкомнатную квартиру в Санкт-Петербурге, а забирает лишь небольшой чемодан с вещами и далеко не новую машину. Уже потом Рафик узнал, что у жены давно появился хахаль, и она начала крутить с ним тайный роман за год до объявленного мужем официального расставания. А скандалила и шумела от того, что так положено. Но кем положено, недоумевал про себя Рафик, наверное, гастрономом, в котором трудилась мать его детей, но можно развестись тихо и интеллигентно, но опять-же товарки по гастроному неправильно поймут. Но Рафику до этого уже не было никакого дела. Он перестал нормально питаться, стал много курить, спал с телефоном у уха, чтобы не пропустить звонок, в конце концов позвонил любимой женщине и поставил ультиматум – или приезжай по-хорошему, или сам приеду и заберу тебя. Она ничего не ответила, а на другой день прислала СМС с номером рейса, которым прилетает в Санкт-Петербург. И вот сегодня Рафик мотался по городу и говорил сам себе, что всё потом, убийства, смерти, расследования, улики, всё потом. Сейчас главное создать хоть карточный домик, куда он приведёт любимую женщину, а потом они по маленькому кирпичику, камешку, песчинке выстроят, как у Владимира Высоцкого: