Звёздный десант

У него была палатка, какая-то химия для того, чтобы отгонять опасных зверей и насекомых, и кое-что из еды. Первым делом он стал располагаться около скита, разжег костер, и стал пристально изучать останки прежних подвижников. Судя по всему, их тут было несколько человек, Стас насчитал только шесть останков хижин, не считая часовни, где они собирались на молитву. Среди икон хорошо сохранилось изображение Богородицы на мраморной доске, хотя следы копоти на ней еще оставались. Чтобы обрести нужный настрой, Стас принялся читать молебен Богородице, и уже по ходу решил дополнить его чином водоосвящения. Для этого ему пришлось пройти к реке и набрать воды. Он проделал это со всей осторожностью, на которую был способен, и не стал там задерживаться, хотя не увидел ни одного крокодила. Вернувшись в скит, он продолжил молебен и довел его до момента водоосвящения, испытав необыкновенный подъем духа. После этого он уже смело кропил святой водой окрестности, веря в благодатную помощь своей молитвы.

Темнело тут быстро, и Стас едва успел собрать хворост и дрова, чтобы поддерживать костер ночью. На небе высыпали звезды, что только добавило молитвенного благоговения, но ночные звуки явно сбивали с толку. Звуки были резкие, угрожающие, агрессивные, словно его и в самом деле хотели изгнать из этого поселения. Стас добавил дров в костер, и снова пустился в молитву. Звуки вокруг казалось усиливались, причем среди них явно выделялся неприятный гортанно-хриплый вопль, свойственный крокодилам. Именно такой вопль издавали барсифы, когда шли в атаку, и забыть его Стас не мог. Когда что-то неподалеку рухнуло, видимо какая-то постройка, он испуганно вскочил. Пилот оставил ему карабин, но разобрать цель в темноте было невозможно, так что это оружие вносило только психологическую успокоенность. Что-то хрустнуло совсем рядом, и Стас резко повернулся туда с карабином.

Какой-то черный человек вдруг оказался в свете костра, он был старый, сгорбленный, испуганно поднимал руки и что-то бормотал. Стас опустил карабин.

– Сава, – сказал он на том уровне знания французского, каким владел.

Но старик явно не знал французского, зато активно тараторил на своем языке, с прицокиваниями, гортанным звуками и активными жестами. Он явно звал Стаса за собой, при этом указывая в сторону реки с выражением показательного ужаса. При этом он затаптывал босыми ногами костер, пытался засыпать его землей, и непрестанно бормотал.

Стас позволил ему затушить костер, но включил фонарь. Старик стал звать его за собой, и Стас пошел, полагая, что именно старик и является искомым героем скита. Они пошли по ночным джунглям, причем старик постоянно оглядывался, затихал на мгновение, чтобы прислушаться к тишине, и снова что-то бормотал. Стас подумал, что это его молитва.

Шли они около получаса, причем за время передвижения до них доносились самые разные звуки, вплоть до рева какого-то большого хищника, которые, как известно, именно ночью выходят на охоту. Наконец они оказались в каком-то деревянном доме, стоявшем посреди джунглей, и только там старик стал успокаиваться. Его слова стали медленнее, но его претензии к Стасу явно не убавлялись. По интонациям Стас понял, что старик недоумевает, зачем он сюда приехал.

Стас достал свой наперсный крест, который носил под одеждой, и показал старику. Тот удивлено посмотрел на Стаса, и опять засыпал его вопросами. Стас в ответ просто перекрестился и сказал:

– Ортодокс.

– Ортодокс? – удивленно переспросил старик, но вдруг понял, что хотел сказать ему Стас, и потому чрезвычайно обрадовался. Слово «ортодокс» сразу вышло у него на первое место среди употребляемых.

Покопавшись в своих вещах, он достал старый и потертый потир, и благоговейно протянул его Стасу.

– Ортодокс, – сказал он.

Стас кивнул. Потир не был ценным, это был типовой предмет церковного обихода, но понимая, что он относился к службе погибших монахов, Стас благоговейно взял его в руки и поцеловал. Старик заверещал от восторга.

– Ортодокс! – восклицал он. – Ордотокс!..

После этого Стас начал вычитывать вечернее молитвенное правило, и старик благоговейно стоял рядом, хотя и крестился невпопад. Оставалось только лечь спать и ждать утра, когда все по природе своей должно было проясниться.

57

На утро все началось не с завтрака, а с представления. Старик приложил руку к груди и назвал свое имя – Кифери. При этом он раз пятнадцать поправлял Стаса в произношении, требуя от него, чтобы он букву «ф» произносил с уклоном в «т».

– Давай я буду звать тебя – Простокваша, – предложил Стас в отчаянии.

Зато с его именем проблем не возникло, хотя Кифери и сократил его до простого «Таас». Он еще пытался что-то рассказать Стасу, но осознавая, что тот его не поймет, махнул рукой. Они позавтракали какой-то сомнительной кашей без соли, и пошли к скиту, потому что Кифери был настроен поведать Стасу всю трагическую историю этого поселения. Как ни странно, но система жестов позволила старику передать цепь событий достаточно ясно, тут была и мирная жизнь людей, и подвиги монахов, был еще какой-то эпизод, который старик излагал в большим волнением, но Стас его не понял. Ему ничего не оставалось, как отнести его к легенде о Первосвященнике. Время от времени, указывая в сторону реки, старик издавал звуки, похожие на вопль крокодила, и тем как бы предупреждал Стаса об опасности.

Между разговорами, они занялись уборкой скита и приведением его в надлежащий порядок. Стас обратил внимание, что его палатка оставалась нетронутой, что можно было объяснить порцией химической защиты, и это вдохновило его на подвиг. Вечером, когда Кифери стал звать его уходить в дом, Стас покачал головой, и указал на палатку.

– Я останусь здесь.

Кифери сразу же стал отоваривать его и запугивать, но в конце концов собрался ночевать вместе с ним, хотя и пугался этого чрезвычайно. Ему не хватало молитв Стаса, он теперь сам молился на своем языке перед теми иконами, что оставались там. Наконец наступила ночь, и они затихли.

Стас разжег костер и прошел в скит. Он сам не знал, чего он ждет, но общение с Кифери дало ему понять, что от старика много информации он не получит. А поскольку он пришел сюда за информацией, то следовало предпринять что-то неординарное. Вот он и затеял всенощное бдение в брошенном монашеском скиту. Конечно, ему не хватало текстов богослужения, но основные песнопения он знал наизусть, а стихиры можно было и пропустить. Надо же было с чего-то начинать!

Кифери пришел к нему, когда он уже запел «Свете тихий…», что было только серединой вечерней службы. Кифери был напуган, но звуки молитвенного пения его завораживали, и он даже начал что-то подвывать. Когда дошли до пения «Богородице», Стас уверено возвысил голос, и они ясно услышали хруст ветвей и хрип чужого дыхания.

Кифери взвыл от ужаса, и стал чего-то лопотать, но Стас махнул на него рукой, и начал по памяти читать шестопсалмие. Теперь он почему-то был уверен, что с ними уже ничего не случится. Но Кифери не был в этом уверен в той же мере, и потому заканчивал шестопсалмие Стас уже в одиночестве. Старик тихо сбежал.

Стас не стал посвящать этому отдельной реакции, и запел на шестой глас «Бог Господь явися нам». Шум приближался, даже характерные вопли крокодилов звучали уже почти совсем рядом. А Стас наполнялся каким-то абсурдным восторгом, словно он и в самом деле пришел сюда служить службу для крокодилов. Когда он вместо кафизмы начал читать пятидесятый псалом, в дверь скита влезла крокодилья голова. Это было большое животное, и сунув голову в скит, он грозно захрипел, широко раскрыв пасть. Мало того, сбоку рухнула стена, и туда влез еще один крокодил, тоже угрожающе рыкнув. Стас машинально заканчивал чтение псалма, стараясь не шевелиться. Третий крокодил завалил стену справа, и визгливо пропищал.

«Съедят», – подумал Стас отрешенно.

Вдруг общую суету перекрыл чей-то мощный рык, так что крокодилы застыли. А потом стали отползать назад, оставляя после себя только разрушения. Стас только успел облегченно вздохнуть, как вдруг в дверь вторглась новая крокодилья голова, буквально огромная, просто какое-то чудовище, а не крокодил. Стас замер, потому что все тексты у него мгновенно выветрились из памяти. Крокодил раскрыл пасть, и его зубы показались Стасу ужасными, но шелохнуться у него уже не хватало решимости.

– Зачем ты сюда пришел? – вдруг спросил крокодил.

Голос у него был еще не адаптирован к произношению человеческой речи, и потому звучал хрипло и пискляво.

– Что? – удивлено переспросил Стас.

– Зачем ты здесь?

Стас перевел дыхание.

– Ты ведь не крокодил, – догадался он. – Ты рептилид?

– А ты? – спросил крокодил.

Стас развел руками.

– Я здесь по случаю, – сказал он. – Я православный священник Станислав Бельский, расследую всю эту историю про крещение вашего учителя Трускальда. Заодно решил помолиться на могилах прежних монахов. А ты здесь как?

– Что ты знаешь про Трускальда? – спросил крокодил.

– Я знаю, что ему на Луне поставили памятник, – сказал Стас. – А самого все же похоронили на Болоте по их обычаям. Ты, наверное, сможешь сказать мне определенно, было ли на самом деле совершено крещение?

– Было, – сказал крокодил. – Ты признаешь право рептилидов принимать крещение?

Стас пожал плечами.

– Вопрос, конечно, не простой. Если считать рептилидов животными, то ни о каком крещении нет и речи. Но рептилиды разумные существа, обладают волей и правом выбора, а крещение это и есть выбор. Думаю, это возможно.

– Ты так думаешь? – спросил крокодил. – Или ты просто меня боишься?

– После того, как ты заговорил, я боюсь тебя уже меньше, – заметил Стас. – И потом я так действительно думаю. У меня есть знакомый рептилид, гринбей Ланго, он изучает земную культуру, и сам настроен углубиться в нее до крещения.

– Ланго, – повторил крокодил задумчиво. – Не знаю такого.

– Да, он из молодых, – сказал Стас. – Приехал сюда уже после войны.

– А как закончилась война?

Стас некоторое время молчал.

– Рептилиды победили, – сказал он. – Хотя вернее будет сказать, что победили подлецы. Ведь земляне составляли чуть ли не половину армии рептилидов.

– Даже так!

Стас заговорил увереннее.

– А потом они построили здесь комфортную жизнь, стали поощрять рождение детей, и развели сеть воспитательных центров. А на самом деле половину из младенцев они продают рептилидам, как деликатес.

– И вы с этим миритесь?

– Так ведь вокруг сплошной комфорт, – напомнил Стас. – И основной работой становится воспроизводство детей. Для многих это просто мечта детства.

– А для тебя?

Стас засопел.

– Я воевал против вас, – сказал он. – Потом пятнадцать лет сидел в лагере. Меня не убили только потому, что я был замешан в секретное дело маршала Гремина. Случайно.

– Маршал Гремин жив?

– Нет, был убит в конце войны. Вы его знали?

– Кто же руководит всем?

– Профессор Цингали и генерал Хануиль.

Крокодил удивлено крякнул.

– Я вижу, изменилось многое, – заметил он.

– Но осталась одна заковыка, – сказал Стас. – Это связано именно с тем предметом, который ваш учитель Трускальд изъял из пользования. У нас его зовут Веритиан, у вас как-то еще. Вы об этом знаете?

– А ты откуда об этом знаешь?

– Меня пытали об этом пятнадцать лет, – сказал Стас. – Когда я вышел, нашлись люди, которые ввели меня в курс дела. Я понял, чего так хотел маршал Гремин, когда давал нам свои подсказки. Но, я полагаю, он сам не до конца понимал их суть.

– Как же ты это понял?

– Не знаю, – пожал плечами Стас. – Просто стечение обстоятельств. Никому в голову не пришло сообразить, что речь идет не об Акульей горе, а о поселке Акила Гхора.

– Наверное, в том ключе было заложено некое условие, не позволяющее людям с нечистой совестью воспользоваться ими.

– Но мне подсказка тоже ничего не дала!

– Она дала тебе направление.

– И вы скажете мне, где Веритиан?

– А тебе нужен Веритиан?

Стас вздохнул.

– Конечно, он мне не сильно нужен, – сказал он. – Я знаю, что одни хотели бы получить Веритиан для реванша, восстановить репутацию землян, обновить жизнь. Другие напротив хотели бы укрепить свою власть, довести ее до небесных высот. Ну, а ваши хотели бы просто восстановить статус-кво.

– А на чьей стороне ты?

– Для меня главной проблемой является безопасность моих близких, – объяснил Стас. – У меня там остались сестра и племянница… Ну, и друзья. Тот же Ланго, хотя бы.

– Рептилид тебе друг?

– Ну, вроде бы. Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня. Цингали его точно казнит.

– Глупо рассчитывать на Веритиан, – произнес крокодил. – Он был изъят не для того, чтобы совершить реванш, или укрепить власть. Веритиан был изъят окончательно, чтобы рептилиды задумались о смысле жизни. Твой друг Ланго прав, земная культура богата смыслом, хотя нынешние ее носители недостойны ее.

Стас вздохнул и опустил голову.

– Да, – сказал он. – Я согласен. Они с такой готовностью пошли на этот вариант, на гибель детей, что надеяться на их совесть уже не приходится. И большинство населения тоже не сильно ропщет. Я думаю, что если они даже узнают о реальном положении дел, они найдут способ уговорить себя согласится с этим.

– И это ужасно, – согласился крокодил.

– Поэтому я никогда не думал о глобальных переменах, – сказал Стас удрученно. – Мне всегда было достаточно найти свое место и по мере сел служить Господу.

Крокодил раскрыл пасть, и снова сомкнул ее.

– Мне приятно, что такие люди еще сохранились.

– Не преувеличивайте мое значение, – поспешил сказать Стас. – Я не подвижник, я просто православный священник. Со всеми своими слабостями.

– Напомни, как твое имя?

– Станислав Бельский. Друзья называют меня кратко Стасом.

– Если ты священник, значит ты можешь служить литургию?

Стас покачал головой.

– Литургию я смогу служить только с благословения епископа. Но я могу служить молебны, панихиды, требы…

– Уверен, что епископ не будет против, – сказал крокодил. – Я столько лет мечтал о литургии…

Стас кивнул.

– Ладно, если мы найдем здесь все необходимые атрибуты, я сделаю это. Но скажите мне, кто вы? Один из учеников учителя Трускальда?

Крокодил помолчал.

– У Трускальда было много учеников из людей, – сказал он. – Но ни одного из рептилидов. Похоже, твой друг Ланго уже из нового поколения, и мне будет приятно встретиться с ним. Это дает надежду.

– Но кто ж вы? – спросил настойчиво Стас.

– А ты не понял, – произнес крокодил своим писклявым голосом. – Я и есть учитель Трускальд. Добро пожаловать в Акулью Гору, отец Станислав!

58

Когда Цингали вдруг неожиданно собрал на Лунной базе Колониальный совет, это вызвало легкую панику в рядах рептилианского общества. Колониальный совет состоял из семи вождей главных рептилианских племен, и являл собой орган скорее символический, чем работающий. Все прекрасно понимали, что главными силами в колонии были фенцеры в лице Цингали и грулли в лице генерала Хануиля, так что остальные там только присутствовали и поддакивали. Однако время от времени Колониальный совет собирался, чтобы отметить какую-нибудь историческую дату, или утвердить новые планы развития.

Но теперь никто не знал, зачем собирается Колониальный совет, и это вызвало лавину самых разнообразных слухов. Когда в зале собрались все лидеры общин со своими представителями и секретарями, между ними возник самый оживленный обмен мнениями, увлекший всех участников собрания.

Наконец в зале появился Цингали, и все встали, чтобы поприветствовать председателя. Тот на них даже не глянул, прошел на свое место и сел, чтобы следом сели и все остальные. За ним также важно прошествовали его помощники и секретари, и заняли свое место в задних рядах.

– Не мог бы наш председатель рассказать нам, ради чего нас сорвали с мест и притащили сюда? – спросил генерал Хануиль со своей обычной грубоватой прямотой.

– Конечно, мог бы, – отвечал ему Цингали. – Но сегодня главным лицом нашего собрания буду не я, генерал. Потому что созыва собрания потребовал один из работников моей лаборатории, гринбей Ланго.

– И вы стерпели? – недоуменно спросил Хануиль. – Какой-то занюханный гринбей позволяет себе такие выходки?

– Господин генерал, не стоит употреблять такие характеристики в среде членов Колониального совета, – позволил себе высказаться представитель гринбеев, учитель Сальва.

– А в чем там дело? – пробурчал надутый от важности барсиф Хатко.

Барсифов вообще редко приглашали на совещания, и потому они ценили каждый миг такого приглашения.

– Позвольте мне произнести вступительное слово, – произнес Цингали и все затихли.

Он некоторое время выждал, вслушиваясь в тишину, потом заговорил:

– Я должен вас предупредить, что такое наглое и беспрецедентное заявление от советника Ланго имеет под собой основу, о которой не все присутствующие знают. Я полагаю, все собравшиеся хранят почтительную память нашего Предвестника учителя Трускальда. Но мало кто знает, что учитель был противником войны с землянами, и в своей попытке предотвратить неизбежное, он совершил чудовищное преступление, он похитил и спрятал Ихлемарунгу, Ключ к Небу, бесценный и единственный атрибут нашей связи с Создателями.

Это известие всколыхнуло собрание, все зашумели, заговорили, послышались тревожные вопросы и восклицания. Цингали холодно ждал, когда все затихнет, и все затихли.

– Мы не могли известить об этом все сообщество, потому что последствия такой потери трудно переоценить. Все наше развитие строится на мудрых советах Создателей, и учитель таким образом просто взял нас за горло. Именно в такой напряженный момент он умер, унеся секрет Ихлемарунга в могилу. Нельзя сказать, чтобы мы бездействовали, мы проводили все необходимые процессы поиска нашего артефакта, но все было тщетно.

– Скажите, что вы его нашли! – взмолился гринбей Сальва.

Цингали опять выдержал паузу.

– Поскольку потеря Ихлемарунги была смертельна для нашего будущего, мы с самого начала стали искать альтернативные ходы, – продолжал он. – Благо, в культуре землян мы обнаружили немалый творческий потенциал, который и предполагали использовать, когда наши ресурсы подойдут к концу. Я хочу сказать вам всем, что мы все же нашли выход из безвыходной ситуации, проявив волю и твердость. Конечно, до разработки окончательного варианта действий нам еще предстоит немало поработать, но ситуация уже не была безысходной. Это я к тому, чем мы занимались все это время. А теперь главное, гринбей Ланго явился ко мне с самым решительным ультиматумом. В другой момент это могло бы меня возмутить, но он привел довод, который перевешивал все. Они нашли Ихлемарунга!

Опять все зашумели, закричали, застонали. Гринбей Сальва победоносно поднял лапу, барсиф Хатко зарычал, а генерал Хануиль стал что-то быстро говорить своему секретарю.

Цингали холодно поднял голову и все затихли.

– Вы еще не поняли? – спросил он надменно. – Гринбей Ланго вовсе не на нашей стороне, господа. И он пришел ко мне с ультиматумом от тех сил, кто нынче владеет нашим Ключом от Неба.

– Что они хотят? – чуть ни в один голос вскричали все.

Цингали улыбнулся и кивнул.

– Вот мы и подошли к главной теме нашего собрания. И я приглашаю на трибуну гринбея Ланго, чтобы он рассказал нам все.

Он кивнул, и стражники грулли ввели в зал Ланго. Тот был в каком-то немыслимом оранжевом костюме, с красным галстуком на шее, и с широким поясом того же цвета. Он не мог сказать почтенным заседателям Колониального совета, что в такой костюм его нарядила Агата, когда вопрос встал об ультиматуме. Сам этот костюм был по сути ультиматумом их вкусам.

– Почтенные братья, – начал Ланго, вызвав легкий шум. – Сейчас я представляю не просто гринбеев, или лабораторию, где я работаю. Сейчас я представляю новое поколение рептилидов, устремленное в будущее. Хочу сразу заявить, что мы ценим и любим культуру своей родины, но считаем это направление тупиковым, и ищем выход в пространстве культуры землян. Значит, я представляю еще и тех землян, кто готовы сотрудничать с нами на основе равноправия и единства.

Он выждал новую волну возмущения. Настроение его было решительное, им овладел азарт перемен, и остановить его было трудно.

– Профессор Цингали обещал мне что он изложит вам ситуацию в том виде, как он сам ее ощущает. Да, мы нашли Ихлемарунга, и мы овладели технологией проникновения в кладовку новых знаний. Однако вы не знаете главного, потому что тем рептилидом, кто сохранял Ключ от Неба все это время, был наш великий учитель Трускальд, который до сих пор жив и ведет нас по избранному им пути.

Волна возмущения поднялась на самый высокий уровень, так что даже Цингали, изумленный не менее других, послал секретаря за напитком, потому что почувствовал, как пересохло в его горле. Барсиф Хатко, хотя и понимал происходящее меньше других, вопил и рвался к действию, словно шел на битву. Гринбей Сальва испугано оглядывался, потому что боялся, что коллеги перенесут свое возмущение на него.

Цингали выпил свой напиток и вдруг громко рявкнул:

– Хватит! Заткнитесь вы, дикари! Чего теперь возмущаться и бесноваться? Они победили, и нам надлежит выслушать условия капитуляции.

– Погодите, – спохватился Хануиль. – Разве не вы только что сказали, что вы нашли выход! Почему же тогда капитуляция?

Цингали посмотрел на него с ненавистью.

– Потому, идиот, что теперь никто из землян в нашу сторону даже не посмотрит! Теперь у них поднимутся такие реваншистские идеи, что нас будут рвать на куски при каждой встрече. Они вспомнят нам все, и энергетические удары, и зверства барсифов, и пытки пленных…

– Минутку, – загремел голос Ланго. – Все не так страшно, господа. Разумеется, от так называемых воспитательных инкубаторов нам придется избавиться, но учтите, что большая часть военных преступлений проведена с прямым участием земных специалистов, который были на нашей стороне. Так что вопрос о реванше перед нами не стоит. Земляне намерены провести ряд реформ, конечно, так что торговля младенцами закроется, но нам остается главное, контакт культур. И именно здесь кроется надежда на наше будущее.

Кто-то уже спешно покидал заседание, восприняв угрозу земного реванша, как реальную, кто-то просто сник и затих. Генерал Хануиль понял, что ему светлое будущее в плане контакта культур не светит, и он отправился срочно эвакуировать свой контингент, пока мстительные земляне не вспомнили, что он является главным героем победы.

Цигали поднялся и подошел к трибуне, где оставался Ланго. Он был в смятении, и не сразу собрался с мыслями.

– Почему учитель Трускальд сам не явился перед нами?

– В его возрасте летать на Луну ради триумфа очень легкомысленно, – отвечал Ланго. – Правда, на случай чего мы приготовили возможность появления его голограммы.

– Я был в числе его учеников, – сказал Цингали.

– И оказались в числе его убийц, – сказал Ланго. – И хотя вы убили двойника из числа земных крокодилов, преступление произошло. Не считая всех остальных.

– Вы сами поставили нас в экстремальные условия, – заявил Цингали.

– Вы смеетесь? – покосился на него Ланго. – Кто кого поставил в условия?

– И вы прекрасно знаете, что мы в этом деле шли на поводу у землян.

– Это будет зачтено, – кивнул Ланго. – Но все же, при всем моем уважении, профессор, я не вижу места для вас в новом процессе культурного контакта.

– Но Ихлемарунга, – вспомнил Цингали. – Вы оставите нам возможность проникать в замыслы Создателей?

– Оставим, – сказал Ланго. – Учитель Трускальд позволил проводить церемонии раз в год с участием фенцеров. Но под контролем земных специалистов, чтобы вы не подались искушению снова напасть на Землю.

Цингали поднял голову и посмотрел ему в глаза.

– И все же я не понимаю, – сказал он. – Что вы, рептилид, нашли в этом ценного? Ведь они вряд ли примут вас по-братски!

– Братские отношения, профессор, – улыбаясь, отвечал Ланго. – Предполагают под собой религиозную основу. А вы, как я помню, всегда чурались религиозных вопросов.

Цингали фыркнул и отошел.

Когда Ланго прошел в ангар, где стояли корабли, на которых прилетели посланники земной колонии, там уже было довольно пусто. Печальный Катрибус сидел у стены, где был пульт управления выпускным шлюзом, и переживал сложные чувства.

– Привет, Катрибус, – обратился к нему Ланго. – Ты готов возвратиться домой?

– Вы уверены господин, что эта база больше никому не понадобится? – спросил тот.

– Разве не ты так страдал от того, что сидишь здесь пятнадцать лет?

– Я страдал, потому что у меня не было выбора, – отвечал Катрибус. – Но теперь, как я понимаю, выбор появляется. Я тут прикинул, так наша база может стать звездным вокзалом! К тому же тут неподалеку есть памятник, и думаю многие захотят его повидать. Я смогу наладить поездки по историческим местам.