Время первых свиданий

Niktorina Milevskay

Время первых свиданий

Пролог

Воздух в школьном дворе был густым и сладким – пахло духами, пылью от мела, тополиным пухом и тревожным ожиданием будущего. Виталий Петрович, директор, уже произнес свою речь, полную напутствий о «вступлении во взрослую жизнь» и «смелом полете», но никто уже не слушал. Выпускной вечер достиг своей кульминации: официальная часть закончилась, и началось самое главное – прощание.

Где-то в актовом зале гремела музыка, вышибая ритм из старенького паркета. Кто-то смеялся слишком громко, пытаясь заглушить внутреннюю панику. Кто-то плакал, обнимая лучшую подругу, с которой завтра, возможно, пути разойдутся навсегда. А трое из них стояли на холодном бетонном балконе третьего этажа, отгороженные от всеобщего веселья, и смотрели на засыпающий город, утопающий в огнях.

ЛИЗА

Платье, которое она выбирала с таким трепетом, теперь казалось ей колючим мешком. Бежевый шифон, в котором мама говорила, она выглядит как ангел, был испорчен. На рукаве темнело размытое пятно от туши – она отчаянно пыталась стереть предательские слезы, пока бежала сюда, подальше от любопытных взглядов.

Всего час назад она рассталась с Марком. Нежно, по-взрослому, как он сказал. «Мы поступаем в разные вузы, Лиза. Дальние отношения… они редко работают. Давай сохраним светлую память».

Светлую память. А она-то думала, что это любовь. Та самая, первая, навсегда. Она представляла, как сегодня, в этот самый вечер, он будет кружить ее в танце, а потом, под звездами, скажет то самое слово – «будущее». Вместо этого он подарил ей «прошлое», аккуратно упакованное в красивую фразу.

Она сжала перила балкона так, что костяшки побелели. Горло снова сдавил ком. «Неудачница. Даже первая любовь не удалась. Что со мной не так?»

ИВАН

Он стоял в тени, прислонившись к дверному косяку, ведущему на балкон. Его взгляд был прикован к хрупкой спине Лизы, к ее плечам, вздрагивающим от беззвучных рыданий. В кармане его новеньких, неудобных брюк лежали два хрустящих бумажных билета. Москва – Прага. Вылет – завтра утром.

Он все продумал. После выпускного, когда эмоции будут зашкаливать, он подойдет к ней, улыбнется своей самой уверенной улыбкой и скажет: «Собирай чемодан. Поехали встречать рассвет в другом городе». Он представлял, как исчезнет напряжение в ее глазах, как они сменятся удивлением, а потом – восторгом. Он хотел подарить ей приключение. Показать, что есть жизнь после Марка. Что есть он.

Но теперь, глядя на ее сгорбленную фигуру, он понимал – он опоздал. Его план казался ему глупым, наигранным, пафосным. Рука в кармане сжала билеты в комок. «Она с ним рассталась. Ей больно. А ты со своими дурацкими билетами… Она подумает, что ты пользуешься ее слабостью. Или, что хуже, пожалеет тебя». Страх быть неправильно понятым, отвергнутым, оказался сильнее всей его бравады.

СЕРГЕЙ

Он был мастером становиться невидимкой. Пока все суетились, он нашел свой угол – идеальная точка для наблюдения. Его верный фотоаппарат был продолжением руки. Щелчок. Застывшее в времени лицо плачущей подруги. Щелчок. Учительница, украдкой вытирающая слезу. Щелчок. Иван, смотрящий на Лизу с таким обреченным обожанием, что аж сердце сжималось.

Он знал их тайны. Все. Он видел, как Марк вчера целовался за гаражами с Аней из параллельного класса. Он слышал, как Иван неделю назад звонил в туристическое агентство, сбивчиво диктуя данные для брони. Он был тихим одноклассником, фоном, на котором разворачивались их драмы. И в каком-то смысле это давало ему силу. Он был всевидящим оком, летописцем их общего «Времени первых свиданий».

Он навел объектив на балкон. В кадре была Лиза – одинокая, с разбитым сердцем. И Иван – сильный, но парализованный собственным страхом. Два силуэта на фоне бесконечного города. Совершенная композиция одиночества вдвоем.

Он медленно опустил камеру. Сегодня он не стал делать этот снимок. Некоторые моменты не должны оставаться в памяти. Их нужно пережить и отпустить.

– Зажигайте свет! – донесся из зала чей-то крик.

И в этот момент в небе над городом одна за другой начали вспыхивать звезды. Нет, не звезды – это загорались окна далеких домов, фары машин складывались в светящиеся реки, а где-то на горизонте пустили в ночное небо мощный прожектор, луч которого резал тьму, как нож.

Лиза смотрела на эти огни и думала, что каждый из них – чья-то жизнь. Счастливая? Не очень? А ее собственный огонек сейчас едва теплился, готовый погаснуть.

Иван видел в этих огнях дороги. Миллионы путей, которые они могли бы выбрать. И один – самый смелый и страшный – был сейчас смят в его кармане.

А Сергей смотрел на них и понимал, что они все стоят на самом главном пороге. Не том, что ведет с балкона в школу, и не том, что из школы – во взрослую жизнь. А на том, невидимом пороге, где заканчивается детство с его иллюзиями и начинается что-то новое, неизвестное и пугающе реальное.

Они стояли на пороге взрослой жизни, но все их мысли были о том, что осталось за спиной – о времени первых свиданий, первых ошибок и уроков, которые изменили их навсегда. И никто из них не знал, что их собственное первое свидание с настоящей, взрослой жизнью только начинается. И что главный билет – это не бумажка в кармане, а смелость сделать шаг вперед, не зная, что ждет по ту сторону порога.

Золотая клетка

Воздух в лимузине пах кожей и дорогим парфюмом. Лиза, прижимая к коленям подарочную коробку, смотрела на промокающий за стеклом город. Она не любила такие поездки – пафосные, неудобные, – но сегодня была не просто Лиза. Сегодня она была «девушкой Марка Соколова».

Капитан баскетбольной команды, отличник, будущий студент престижного экономического факультета. Их роман, начавшийся с мимолетной улыбки на школьном балу, за два месяца превратился в общепризнанный факт. И сегодня, в день их «двухмесячной годовщины», он устроил ей сюрприз.

– Не бойся, тебе понравится, – сказал он, ведя ее за руку по ковровой дорожке ресторана с видом на ночную набережную.

Все было безупречно: тихая музыка, приглушенный свет, официант, называвший ее «мадемуазель». Марк заказал за нее, зная ее вкусы. Говорил правильные вещи: о ее таланте, о том, как она отличается от других, о их общем будущем.

– Это для тебя, – он протянул ей ту самую коробку. В бархатном футляре лежали изящные серебряные серьги-голубки. – Как символ. Мы пару.

Она должна была чувствовать себя на вершине мира. Но вместо этого ощущала лишь легкую тошноту от тяжелой еды и смущение от слишком пристальных взглядов других посетителей. Ей хотелось не голубков, а простого мороженого в вафельном стаканчике и его смеха – не того, что демонстрировал окружающим, а настоящего, того, что она слышала лишь пару раз.

– Спасибо, – прошептала она, надевая серьги. Они тянули мочки ушей, как цепи. – Это очень красиво.

Он улыбнулся своей ослепительной, отрепетированной улыбкой. И в этот момент Лиза с ужасом осознала: она сидит в золотой клетке. И самое страшное, что она сама захлопнула за собой дверцу.

В это же время в кафе «У Берты» Иван Свешников отрабатывал свою третью смену. Скрип эспрессо-машины, шипение пара, монотонный счет купюр – этот ритм был ему понятнее, чем бессвязная суета школьной жизни. Здесь все подчинялось простым правилам: заказ – выполнение – оплата. Без фальши.

Он заметил их первым. Марк, галантно придерживая дверь, впустил в кафе Лизу. Иван видел, как ее взгляд скользнул по уютным полкам с книгами, по гирляндам на стенах – с тоской. А взгляд Марка был направлен лишь на нее, но в нем читалось не любопытство, а собственничество. «Смотрите, что у меня есть».

– Два латте «с собой», – бросил Марк, даже не взглянув на Ивана. Его телефон зазвонил, и он отошел, разговаривая на повышенных тонах с кем-то по имени Димон о «вчерашнем тусове».

– Могу сделать раф с кленовым сиропом. Не для всех, но… попробуете?Лиза осталась одна у стойки. Ее взгляд упал на Ивана. – Вы… новый? – спросила она, просто чтобы разрядить неловкость. – Да, – буркнул он, взбивая молоко. – А… А у вас есть что-нибудь не из меню? Что-нибудь… нестандартное? Он посмотрел на нее. В ее глазах он увидел не кокетство, а искренний интерес. Усталость от «стандарта».

– Спасибо, – улыбнулась она, и эта улыбка была совсем другой – не вымученной, а легкой, почти счастливой.Она кивнула с такой готовностью, словно он предложил ей запретный плод. Когда он протянул ей стаканчик, их пальцы ненадолго соприкоснулись.

– Фу, сладкая гадость. Ну ладно, пошли, красавица, нас ждут.В этот момент вернулся Марк. – Что это? – он брезгливо покосился на напиток. – Раф. С кленом, – ответила Лиза.

Он увел ее, не попрощавшись. Иван смотрел им вслед, сжимая в руке тряпку. Он видел, как походка Лизы снова стала напряженной, как только они вышли на улицу. «Золотая клетка», – подумал он с едкой горечью.

Сергей Орлов рассматривал мир через объектив. Это был его способ дистанцироваться, превратить бурю подростковых эмоций в набор композиций, света и тени. Задание для школьной газеты к «Дню всех влюбленных» было для него вызовом. Снять «настоящую любовь» в стенах школы, где царили показные чувства и договорные парочки.

Он снимал влюбленные пары, но его взгляд, как и всегда, искал подвох. И он нашел его. На скамейке у спортивного зала сидели Марк и Аня Суворова. Не обнимались, не целовались. Но между ними была такая степень расслабленной близости, какая бывает только у людей, которые проводят вместе много времени. Аня что-то рассказывала, жестикулируя, а Марк слушал ее, улыбаясь не своей «публичной» улыбкой, а по-настоящему – уголки глаз были прищурены, в глазах – живой интерес.

Сергей поднял камеру. Щелчок. Идеальный кадр. Не доказывающий измену, но кричащий о том, что между этими двумя есть что-то, что Марк тщательно скрывает от Лизы.

Он опустил камеру. Аня что-то сказала, и Марк рассмеялся – громко, от души, запрокинув голову. Таким Сергей его никогда не видел. Таким, наверное, его не видела и Лиза.

«Любопытно», – прошептал Сергей, ощущая тяжесть будущего решения в руках. Что делать с этой правдой, которая, как кислота, может разъесть чужое хрупкое счастье?

Тени на стене

Лиза стала тайной посетительницей «У Берты». Она приходила одна, садилась за дальний столик с папкой и альбомом и делала вид, что рисует. На самом деле она приходила за глотком того самого «нестандартного» воздуха. И за молчаливым, немного угрюмым присутствием Ивана.

– Эта музыка для фона. Хотите, включу что-нибудь живое?Их общение свелось к ритуалу. Он подходил, ставил перед ней раф с кленовым сиропом (теперь он всегда был идеальной температуры, с ровной, шелковистой пенкой) и иногда бросал ремарку. – У вас сегодня желтый карандаш сломан. Настроение так себе. Или:

Он никогда не лез в душу, но его редкие замечания были на удивление точны. Он видел ее. Не «девушку Марка Соколова», а просто Лизу – уставшую, сомневающуюся, ищущую.

– Скоро, – ответила она, чувствуя, как по щекам ползут предательские слезы. Она злилась на себя за эти слезы. Из-за чего? Из-за отмененного свидания?Однажды она задержалась допоздна, рисуя плакат. Марк отменил их прогулку – «семейные обстоятельства». Иван закрывал смену. – Вам не домой? – спросил он, вытирая стойку.

– На, поешь. От несчастной любви еще никто не умирал, а от голода – запросто.Иван подошел и молча поставил перед ней круассан.

– Самая опасная разновидность, – парировал он. – Идеальное – оно не живое. Оно не дышит, не ошибается, не пахнет по утрам. Оно как пластиковый цветок. Красиво, но не пахнет.Это было сказано так грубо и так по-дружески одновременно, что она рассмеялась сквозь слезы. – У меня не несчастная любовь. У меня… идеальная.

– Жизнью, – просто сказал он. – А не парфюмом из бутика.– А как должно пахнуть? – искренне спросила она.

– А, точно! – воскликнула Аня с такой наигранной непосредственностью, что у Лизы зашевелились волосы на затылке. – Он же вчера весь вечер с нами тусил, наверное, устал. Мы его еле отпустили, такой он у нас весельчак!В этот момент в кафе зашла Аня с подругами. Увидев Лизу, она на секунду смутилась, но тут же ослепительно улыбнулась. – Лиза! Привет! А Марк где? – Занят, – сухо ответила Лиза.

– Да, – с трудом выдавила она. – Он такой.Лиза почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вчера. Весь вечер. «Семейные обстоятельства».

Аня заказала кофе и уселась с подругами, громко обсуждая вчерашнюю вечеринку. Иван, стоя за стойкой, смотрел на Лизу. Его взгляд был красноречивее любых слов: «Видишь?»

Сергей в это время сидел в своей комнате и создавал коллаж. На одном экране – его фотография Марка и Ани. На другом – официальные совместные фото Марка и Лизы со страницы в соцсети. Он накладывал их друг на друга, играя с прозрачностью. Получалась тревожная картина двух жизней, которые вел один человек.

Он понимал, что становится хранителем опасного секрета. Его грызла совесть. Молчать – значит быть соучастником обмана. Сказать – стать тем, кто разрушит чужой мир, пусть и иллюзорный.

Он вспомнил, как Иван в кафе смотрел на Лизу. В его взгляде не было собственничества Марка. Было… участие. И Сергей принял решение. Он отправил Ивану сообщение: «Есть кое-что. Касательно нашей общей знакомой и ее парня. Нужна консультация.»

Первая трещина

Наступила весна. Марк, чувствуя, что Лиза отдаляется, удвоил усилия. Он дарил цветы, писал стихи (которые, как она подозревала, списывал из интернета), организовывал романтические прогулки. Но чем идеальнее он становился, тем сильнее Лизу отталкивало. Ей хотелось, чтобы он хоть раз сорвался, накричал, показал свое истинное лицо. Но он был безупречен, как манекен.

Она все чаще приходила в кафе. Их разговоры с Иваном стали длиннее. Он рассказывал о своей жизни – о работе с шестнадцати лет, чтобы помогать матери, о младшей сестре, о мечте поступить на инженера и «строить что-то настоящее, а не торговать воздухом». Его слова были грубыми, но честными. Он не скрывал своего прошлого – драк, проблем с учебой, нищеты. И в этой грубой правде было больше жизни, чем во всей позолоте Марка.

– Нет, – он покачал головой. – Настоящая. А это дорогого стоит.Однажды вечером она застала Ивана за чтением. – Это что? – спросила она. – Бродский, – он показал обложку. – Про то, что «чем хуже жизнь, тем ближе к реальности шаг». – А у тебя жизнь плохая?

Она смотрела на него и понимала, что он – та самая «настоящая жизнь», которой ей так не хватает. И это осознание пугало ее.

– А ты уверен, что это не твоя личная война? – осторожно спросил Сергей. – Ты же сам к ней не равнодушен.Встреча Сергея и Ивана состоялась на пустыре за школой. Сергей молча показал фотографии на планшете. – Я думал, ты догадываешься, – сказал Сергей. – Догадывался. Но не было доказательств, – Иван сжал кулаки. – Этот слизняк. – Что будем делать? – Говорить ей. Она имеет право знать.

– Да, я к ней не равнодушен! И именно поэтому я не хочу, чтобы ее дурачили! Она заслуживает правды, даже если она убьет ее. Ложь – вот что убивает по-настоящему.Иван резко повернулся к нему.

– Ладно. Но делай это аккуратно. Дай ей время.Сергей вздохнул. Он был фотографом, летописцем. Он фиксировал правду, но не был уверен, что готов быть ее палачом.

Кульминация наступила неожиданно. Марк пригласил Лизу в тот самый ресторан на набережной, где все начиналось. Он был особенно нежен и внимателен. И когда он в очередной раз заговорил об их «блестящем будущем», Лиза не выдержала.

– Аня говорила, что вы вместе были на вечеринке у Димы. Весь вечер.– Марк, а что было в прошлую субботу? Ты сказал, что уезжаешь с родителями на дачу. Он на секунду замер, но тут же улыбнулся. – Так и было. Скучища, ты не представляешь.

– Аня врет! – его голос на секунду сорвался. – Она просто ревнует, что я с тобой! Она всегда ко мне липла!Мгла, проскользнувшая в его глазах, была мгновенной, но Лиза ее поймала.

И в этот момент Лиза все поняла. Все. И про Аню, и про его ложь, и про то, что их «идеальный роман» был всего лишь ширмой, за которой он жил своей настоящей жизнью.

– Знаешь, Иван был прав, – тихо сказала она. – Настоящее пахнет жизнью. А от этой красоты… – она провела рукой по воздуху, очерчивая их стол, ресторан, весь его фальшивый мир, – пахнет пластиком.Она медленно сняла с ушей серьги-голубки и положила их на белую скатерть рядом с его бокалом.

Она встала и вышла, не оглядываясь. Первая трещина в ее идеальном мире превратилась в пропасть. И падение в нее было не страшным, а… освобождающим.

Геометрия чувств

Лиза пыталась заткнуть трещину в своем идеальном мире. После того вечера в ресторане она дала себе слово – быть умнее, рациональнее. «У всех парней есть друзья-девушки, – убеждала она себя, разглядывая в зеркале свое бледное отражение. – Я просто слишком мнительная».

Она с удвоенной энергией бросилась в омут «идеальных отношений». Сама предлагала Марку прогулки, готовила ему сендвичи перед тренировками (что он принимал как должное, порой даже не поблагодарив) и с восторгом внимала его планам на лето – поездка с родителями в Альпы, где он, конечно, будет скучать по ней.

Но чем упорнее она играла в эту игру, тем более призрачной становилась ее собственная личность. Ее мысли, ее желания, ее «нестандартность», которую когда-то отметил Марк, – все это растворялось в единственной роли: «девушка чемпиона».

Иван видел эту метаморфозу, и она вызывала в нем тихую ярость. Он наблюдал, как ее улыбка становится все более натянутой, а в глазах поселилась постоянная тень усталости. Она все реже задерживалась в кафе, ее визиты стали короткими и деловыми – «латте с собой». Исчезли их вечерние беседы, исчезло то редкое взаимопонимание, что зарождалось между ними.

Однажды, когда она в одиночестве пила кофе у стойки, уставившись в одну точку, он не выдержал. Он подошел и молча положил перед ней книгу. Не Ремарка, а томик Цветаевой с закладкой на стихотворении «В огромном городе моем – ночь».

– Почитай, – сказал он коротко. – Прочти вот это.

Лиза машинально прочла строчки: «В огромном городе моем – ночь. / Из дома сонного иду – прочь. / И люди думают: жена, дочь, – / А я запомнила одно: ночь».

– Это про то, как важно иногда быть не кем-то для кого-то, а просто собой, – пояснил он. Его голос был лишен привычной грубости, в нем звучало почти сострадание. – Даже если это «себя» никто не видит и не ценит.Она подняла на него глаза, и в них читался немой вопрос.

В горле у Лизы встал ком. Эти слова попали прямо в цель, в самую суть ее нынешнего состояния. Но признать это – значило признать крах всего, во что она так отчаянно верила.

– Спасибо, – прошептала она, отодвигая книгу. – Но мне не нужны чужие стихи, чтобы разбираться в своих чувствах.

Она увидела, как он сжал губы, и в его глазах мелькнуло разочарование. Он взял книгу, развернулся и ушел. А Лиза допила свой кофе, чувствуя вкус горечи – и не от напитка.

Сергей в это время вел свою тихую войну. Фотография Марка и Ани лежала в его столе, как неразорвавшаяся бомба. Он знал, что должен кому-то ее показать. Но мысль о том, что он станет причиной чьей-то боли, была невыносима.

Он начал слежку. Не из праздного любопытства, а в поисках оправдания – или окончательного приговора. Он снимал их встречи в школе: как Марк передавал Ане конспекты, как они вместе смеялись над шуткой в школьном коридоре. Ничего криминального, но была какая-то легкость, непринужденность, которую Марк никогда не позволял себе с Лизой.

Однажды после школы Сергей увидел, как Марк и Аня зашли в пустой кабинет химии. Сердце его заколотилось. Он притаился за дверью, camera наготове. Но вместо поцелуя он услышал обрывки разговора.

– А ты думал, будет легко? – парировала Аня. – Ты сам хотел «идеальную картинку». Вот и крутись. А наши отношения… они никуда не денутся. Мы просто должны быть осторожнее.– …не могу больше так, Ань! – это был голос Марка, сдавленный, почти отчаянный. – Она верит каждому моему слову, как ребенок. Это душит меня!

Сергей отшатнулся от двери, как от раскаленного металла. Он все понял. Это не мимолетный флирт. Это – двойная жизнь. У Марка была «официальная» девушка для статуса и «настоящая» – для души. И Лиза была всего лишь красивым аксессуаром.

Он больше не сомневался. Правда была ужасной, но скрывать ее дальше было преступлением. Он достал телефон и написал Ивану: «Факты подтвердились. Нужно встречаться.»

Искусство быть тенью

Марк, чувствуя, что почва уходит из-под ног, решил действовать на опережение. Он устроил Лизе сюрприз – пригласил ее в планетарий. В темноте, под куполом, усеянным искусственными звездами, он взял ее за руку.

– Знаешь, – сказал он тихо, пока над ними проплывали туманности Андромеды, – иногда я смотрю на тебя и не верю своему счастью. Ты как другая галактика – прекрасная и недосягаемая.

Это была красивая фраза. Идеально подходящая для звездного неба. И Лиза, несмотря на всю свою настороженность, почувствовала, как ее сердце тает. Ей так хотелось верить в эту сказку.

Когда они вышли на улицу, уже стемнело по-настоящему. Он повел ее в маленький скверик за планетарием, где в центре бил старый фонтан, подсвеченный снизу. Воздух был прохладным, пахло мокрой листвой и далеким костром.

– Лиза, – он повернул ее к себе. Его лицо в сумерках казалось серьезным и каким-то беззащитным. – Я… Я болся это говорить. Но я не могу больше.

Он наклонился и поцеловал ее. Это был ее первый поцелуй. Нежный, почти робкий. Его губы были мягкими и теплыми. В висках у Лизы застучало, а в груди распахнулось что-то светлое и огромное. Все сомнения, все тревоги – все испарилось в одно мгновение. Звезды на небе, фонтан, его запах – все слилось в единую, ослепительную симфонию. Это была сказка. Та самая.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она, прижимаясь к его груди и слушая бешеный стук его сердца. Ей казалось, что это стучит ее собственное счастье.

Она не видела, что, обнимая ее, он смотрел куда-то поверх ее головы, и в его глазах была не нежность, а скорее облегчение.

На следующее утро Лиза парила. Она пришла в «У Берты» не как затравленный зверек, а как триумфатор. Ее глаза сияли, и она не могла сдержать улыбки.

– Поздравляю, – его голос прозвучал глухо, как удар по дереву. – Достигли нового уровня в игре под названием «идеальная пара»?Иван, подавая ей привычный раф, заметил это сияние и похолодел внутри. Он все понял без слов.

– Потому что то, что я вижу, – не повод для радости. Это повод для тревоги. Он надел на тебя розовые очки, а ты благодарна, что не видишь, как вокруг грязь и лужи.Улыбка Лизы померкла. – Почему ты всегда должен все портить? Почему ты не можешь просто порадоваться за меня?

– Ты просто завидуешь! – вырвалось у нее. Слова, которые она боялась произнести вслух, теперь полетели, как окровавленные осколки. – Тебе обидно, что у такого, как ты, никогда не будет никого, как Марк! Ты можешь только стоять за стойкой и раздавать советы, потому что своей жизни у тебя нет!

– Понятно, – он отчеканил. – Прости за беспокойство, ваше высочество. Больше не потревожу.Она увидела, как он бледнеет. Его лицо стало совершенно неподвижным, только глаза потемнели, став похожими на два куска антрацита.

Он развернулся и ушел на кухню. И в этот раз Лиза поняла – это конец. Мост сожжен. И странно, но вместе с обидой и гневом, она почувствовала острую, до тошноты, боль потери. Она потеряла того, кто видел ее настоящей. И теперь ей оставалось только быть «идеальной».

Встреча Сергея и Ивана состоялась на заброшенной детской площадке. Было сыро и ветрено. Сергей молча протянул планшет. Иван пролистал фотографии – Марк и Аня в кафе, у школы, в парке. А потом Сергей включил аудиозапись. Тот самый разговор из кабинета химии.

– Жестоко – позволять ей жить в этой лжи! – голос Ивана сорвался. – Она там, в своей розовой дымке, а он… он с другой! Ты понимаешь? Она верит ему! А он предает ее каждый день!Иван слушал, и его лицо становилось все более каменным. Когда запись закончилась, он несколько секунд молча смотрел на ржавые качели. – И этот ублюдок сегодня ее поцеловал, – тихо произнес он. Не как вопрос, а как констатацию чудовищного факта. – Да, – кивнул Сергей. – Я видел. Из планетария вышли. – И ты все еще не покажешь ей это? – Иван резко повернулся к нему. В его глазах горел холодный огонь. – Я не хочу быть тем, кто это сделает. Это… слишком жестоко.

– Да, хочу! – отрезал Иван. – Хочу убрать его из ее жизни, потому что он ее губит! Потому что она заслуживает честности, а не этой пошлой мыльной оперы! И если ты не дашь мне эти фото, я ей все расскажу без них. Со всеми подробностями.Сергей снял очки и устало протер глаза. – А ты уверен, что твоя мотивация чиста? Может, ты просто хочешь убрать его с дороги?