
Полная версия:
Жажда. Темная вода
– Мне пора.
– Подожди, Петруш. Еще хотя бы пару минут.
– Я не могу. У меня папа заболел.
– А что с ним?
– Живот сильно болит. Несварение, наверное.
– А болит как? Случаем, не справа, вот тут?
Витька показал на себе.
– А ты откуда знаешь?
– Так это аппендицит, очень опасная болезнь. У моего друга такая была. Ему в Кремле операцию делали.
Петруша поморщилась.
– Папе станет лучше, когда он поест свежих плодов. В них сила земли.
Витька, сам того не осознавая, схватил девушку за плечи. Она в ужасе посмотрела на него. Прикосновения между не родственниками в Гарднере строжайше запрещены, а за прикосновение к чужаку, могут изгнать из общины.
Витька отпустил Петрушу и отошел на шаг. Она стояла, не шелохнувшись, словно замороженная.
– Аппендицит сам не проходит – так хирург сказал другу. И никакие фрукты ему не помогут. Твоему папе нужна операция, иначе он умрет.
Эти слова вывели ее из ступора. Петруша опустила взгляд в чашу с плодами, потом посмотрела на Витьку полными слез глазами.
– Что же делать?
Агроном ни за что не станет просить Кремль вылечить своего гражданина.
– У нас в Миде нет хирурга…
– Значит, папа умрет, да?
Она расплакалась.
– Не умрет, – твердо сказал Витька. – Я договорюсь, чтобы его принял кремлёвский хирург. Его вылечат. Все будет хорошо.
У Петруши в глазах вспыхнул огонек надежды.
– Ты сможешь? Ты уверен?
– Конечно. У сталкеров хорошие отношения с Кремлем. Мне нужно время, чтобы все решить. Я очень скоро вернусь за твоим папой.
– Обещаешь?
Он посмотрел в ее глаза цвета небесной синевы, в которые хотелось провалиться.
– Обещаю.
Петруша взяла его за руку. По спине пробежали мурашки. Потянулась к уху и произнесла шепотом:
– Меня зовут Эли.
***
Лэнд Крузер сталкеров свернул на Большую Лубянку и, набирая скорость на пустой дороге, поехал в сторону Кремля. На пути проносились поросшие мхом и лопухами безжизненные здания. За полтора десятка лет флора Земли изменилась до неузнаваемости. Корневища мощных кустарников прогрызали бетон, «поедая» здания один за другим, словно голодный зверь. Со времен Катастрофы в Москве обрушилась каждая третья постройка, а через несколько десятков лет весь город превратится в руины. У общин имелись спецгруппы по контролю за состоянием своих построек: корневища вырубались, обрабатывались химикатами. Никому не хотелось погибнуть однажды под рухнувшими сводами собственного дома.
Погода тоже претерпела перемены – Москва с ее умеренным климатом превратилась в тропики. Периоды засухи и знойной жары сменялись сезонами дождей, ураганные ветры и торнадо обрушивались по несколько раз в год, доставляя несчастным выжившим множество неудобств: разбитые стекла, поваленные хозпостройки, сорванные крыши, погибшие и раненые. Будто сама планета ополчилась на людей, решив, что человек как вид больше не имеет права на существование.
Основные дороги между общинами контролировал Гортранс. Дружинники доставляли воду от Кремля другим общинам и следили за состоянием дорожного покрытия: освобождали от ржавых машин, периодически вырубали кустарники и траву, латали ямы. Большая же часть дорог в городе оставалась заброшенной и поросла травой толщиной с палец, преодолеть которую даже пешком непросто.
Периодически на тротуарах еще можно заметить торчавшие из земли проржавевшие водоразборные колонки. Когда темная вода заполонила собой все океаны, реки, озера и даже дождевые облака, чистая вода еще сохранялась в толще земли. На протяжении месяцев колонки оставались последней надеждой для москвичей на выживание, но вскоре зараза пробралась и под землю. Темная вода убивала быстро и беспощадно. В зависимости от выпитой дозы человек умирал от нескольких минут до двух часов, сгнивая заживо, словно его время жизни ускорилось на несколько порядков.
– А почему та часть Садового для нас закрыта? – спросил Витька, когда Кобальт рассказал о просьбе Гороха достать картину из Третьяковки.
– Москва – река отрезает южную часть кольца. Оставшийся пятачок омывается водой с трех сторон – для тварей это излюбленное место обитания. Было решено отгородиться от него береговой линией.
– Так вот почему взорвали все мосты.
– Не все. Оставили Кремлевские на всякий случай. Там у них дозорные посты.
Витька задумался и заговорил:
– Ради таких денег можно и рискнуть. Ну, в Третьяковку сходить. Я б пошел.
– Вот как разрешит Батя, ходи, куда захочешь, а пока та территория закрыта для сталкеров.
– Не пойму, какая разница, где тварей мочить…
Плотная застройка окраин Садового кольца послужила естественной стеной от тварей. Двери и окна первых двух этажей забаррикадировали. Имеющиеся переулки заложили многометровыми завалами из подручного материала – в основном автомобилями. Защитной стеной это с трудом можно было назвать, однако количество тварей внутри Садового заметно снизилось. Обычные люди все равно старались не покидать территории своих общин, по крайней мере, без охраны.
– Я видел, как та девочка на тебя смотрела, – заговорил Кобальт. – У тебя что с ней за шашни?
– Просто дружим.
– У гарднерцев не может быть друзей чужеземцев. Если хочешь быть сталкером, ты должен уважать законы других общин, иначе накличешь на Мид беду. Они должны покупать наши товары.
Витька молчал.
– Чтоб я тебя больше рядом с ней не видел, а то вообще туда не возьму. Ты все понял?
– Да, – сухо ответил Витька.
Мимо пронеслись несколько водовозок Гортранса, за ними БТР с оравой дружинников. Вслед сталкерам прозвучали привычные оскорбления. Кобальт не отреагировал на них, а вот Витька напрягся и какое – то время матерился под нос.
На Манежной внедорожник свернул в сторону библиотеки Ленина. На Кремлевской стене дежурили снайперы с винтовками, на башнях располагались дополнительные пулеметные расчёты. Главную водную обитель Садового, источник жизни всех ее жителей, защищала самая мощная армия в кольце.
Единственный способ получить чистую питьевую воду – создать ее заново, окислив водород кислородом. Водород выделяют из темной воды, пропустив через нее мощный электрический ток. Далее газ проходит несколько степеней очистки, прежде чем начнется финальная стадия истинного творения. Первые электролизные установки вывезли из лабораторий МГУ и Бауманки. Их оказалось недостаточно, чтобы обеспечить потребность в воде большого числа людей, поэтому построили еще с десяток подобных, в прямом смысле слова из того, что было. Производство воды требует много энергии, следовательно, и топлива для питающих генераторов, а еще запчастей, электроники, проводов и прочего. Всем этим до недавнего времени снабжали Кремль сталкеры. Однако им на пятки стали наступать дружинники из Гортранса, решившие примерить на себя роль добытчиков в кольце. Это сталкерам не нравилось, однако Батя на прямой конфликт с могучей общиной не шёл, предпочитая решать все за столом переговоров в кремлевских застенках. Очевидно, что эта тактика себя не оправдывала. Сталкеры уже лишились трети рынка и продолжали терять выручку. А люди не стали меньше пить.
– Как можно попасть в Кремль? – спросил Витька, косясь на бомжей, роющих в Александровском саду защитный ров.
– Зачем тебе? – с безразличием в голосе спросил Кобальт.
– Хочу посмотреть, как люди там живут.
– Жизнь сейчас везде непростая.
– У них-то непростая? Воды полно, фляги сами штампуют, жратва каждый день свежая – мясные консервы им поставляем, сами не жрем. Не жизнь, а сказка.
Проехали стационарный пункт продажи воды, представляющий из себя бронированный киоск с тамбуром. Обычно тут отовариваются вольнонаемные в основном разного рода лицедеи сцены, по сути, те же бомжи, однако многие из них неплохо зарабатывают и даже могут позволить себе иметь свиту и личную охрану. Тут всегда можно купить ерша – ядреную смесь из альдостерона и вазопрессина – гормонов, тормозящих вывод жидкости из организма. Готовят его из просроченных лекарств. Говорят, на этой смеси можно просидеть в сухую десять дней, однако потом развиваются побочные эффекты пострашнее отравления темной водой.
Кобальт заметил того самого бомжа, пытавшегося у Витьки отобрать фляжку. Они встретились взглядами. Оголив в оскале почерневшие от ерша зубы, бомж угрожающе полоснул себя пальцем по шее.
– Ты бы мог договориться, чтобы меня туда пустили? – спросил Витька.
– Куда?
– Ну в Кремль.
– Что ты заладил с Кремлем своим? Никто тебя туда без гражданства не пустит.
– А если Батя попросит? Ну, типа по межгосударственной линии.
Кобальт скептично хмыкнул.
– Сам его и спрашивай.
Витька, конечно, не особо рассчитывал на его помощь, но надежда умирает последней. В любом случае сдаваться он не собирался. Как вернется в Мид, сразу пойдет к Бате.
Несколько минут ехали молча.
– Ты сегодня снова в детский отдел ходил, – заговорил Витька. – Что ты там ищешь? Могу помочь.
Кобальт помолчал и ответил:
– Просто веди машину.
***
На Новом Арбате дорогу им перекрыла металлическая лента с шипами. Лэнд крузер остановился перед фургоном с надписью на боковине «Гортранс». Двое дружинников с оружием подошли к машине.
Странно, подумал Кобальт, здесь никогда не было подобных постов. Кроме сталкеров и редких водовозок, никто по этой дороге не ездит.
Витька опустил стекло перед лицом упитанного дружинника с тонкими редкими усиками под носом.
– Кто такие?
– Сталкеры из Мида, – ответил Кобальт.
– Иголки свои убери, а то будешь новые колеса должен, – сказал Витька стоявшему у капота второму дружиннику, высокому, с протезом на месте правого глаза.
– Документы, – вызывающим тоном произнес упитанный.
Одеты они совершенно не по погоде – плотная зеленая военная форма, высокие берцы, белые стоячие воротнички, пилотки с двуглавым орлом. От жары оба вспотели, но никто из них и подумать не мог, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки. За такую вольность можно вылететь со службы, а для дружинников Гортранса это смерти подобно.
– Документы! – повторил упитанный, передернув затвор автомата.
– Ты кем себя возомнил, а? – возмутился Витька. – Сказано тебе, сталкеры мы, домой едем. Пропускай!
Кобальт толкнул горячего напарника в плечо, сам протянул паспорт. Витька нехотя последовал примеру.
Провоцировать дружинников в этой ситуации – не лучшее решение, сначала надо разобраться, что вообще происходит.
– Дмитрий Дорожный, позывной Кобальт, – прочитал упитанный. – Хм, Антоха, да у нас тут знаменитость, великий твареборец. А второй…, – дружинник открыл паспорт Витьки. – Виктор Дорожный, позывной…
– Не присвоен еще, – съязвил Витька.
Дружинник у капота держал ствол автомата направленным в лобовое стекло.
– Скажи напарнику, чтобы в сторону убрал, – обратился Кобальт к упитанному с показной вежливостью.
А у самого рука незаметно опустилась к кобуре на ноге, готовая в любую секунду выхватить пистолет. Он очень надеялся, что этот момент не настанет.
Упитанный кивнул напарнику, и тот нехотя опустил ствол, но общее напряжение от этого не уменьшилось.
– Пять фляг за проезд, – потребовал дружинник.
– Да ты охренел? За что? – взбунтовался Витька.
– Мид платит Гортрансу раз в месяц за пользование всеми дорогами кольца, – сказал Кобальт. – И платит исправно.
– И теперь еще пять фляг за проезд каждой машины, – добавил упитанный. – Новое распоряжение Великого князя. Не устраивает, езжай в объезд.
Единственная объездная дорога по Садовой улице займет у них минут сорок, и нет гарантий, что и там не стоит подобный пост.
Витька надавил на газ. Двигатель заревел на нейтралке, словно готовый сорваться с цепи зверь. Из выхлопной трубы задымило черным.
Дружинник у капота со страху отступил на шаг, направил автомат на сталкеров. Упитанный тоже держал ствол в сторону открытого окна.
– Убирай давай иголки! – заорал Витька.
– За несанкционированный проезд – расстрел!
– Кишка у тебя тонка, жирный, – парировал Витька. – На сталкеров решил наехать? Думаешь, мы лохи? Я тебя сейчас перееду.
Молодой сталкер переключил передачу на заднюю. Не успел надавить на газ, как Кобальт воткнул рычаг обратно на нейтральную.
– Отставить! – скомандовал командир двойки.
Витька покосился на дядю со смесью испуга и ярости на лице.
Кобальт быстро оценил противников: дружинник у капота имеет отличную позицию – оба сталкера для него как на ладони. Хоть и одноглазый, но, судя по всему, стрелять умеет. У второго позиция не хуже – прошьет по головам, они даже пригнуться не успеют. В машине тесно, не развернешься. Шансы дружинников выйти победителями много выше.
Достав мешочек с монетами, Кобальт отсчитал пять фляг.
– Мы же не будем платить? – возмутился Витька.
– Заткнись, я тебе сказал! – Кобальт готов был врезать ему по лицу.
– Слушай главного, крысеныш, – усмехнулся упитанный, подходя медленно к окну, чтобы взять деньги. – Он человек здравомыслящий.
– Нас же разводят. Нет никакого распоряжения, – не унимался Витька.
Упитанный взял деньги и сунул в карман, затем вернул паспорта.
– С вами приятно иметь дело. – сказал он с довольной ухмылкой, потом обратился к напарнику. – Убирай!
Собрав с дороги ленту, второй дружинник встал рядом с упитанным. Они переглянулись, что – то друг другу сказали и рассмеялись.
– Поехали, – сказал Кобальт строгим тоном.
Витька не отреагировал на приказ и, вместо того, чтобы переключить передачу, потянулся за автоматом на заднем сидении.
– Отставить! – сказал Кобальт сквозь зубы, стараясь вложить в голос как можно больше требовательности.
Что творит этот дурень?
– Езжай давай или еще пятак заплатишь, – сказал упитанный.
– Городским крысам пора в свою конуру, – добавил второй. Оба расхохотались.
Кобальт заметил, что Витька смотрит куда – то наверх. На асфальте за спинами дружинников появилась стремительно набирающая размашистые очертания тень.
Схватив автомат, Кобальт выскочил из машины. Дружинники подняли стволы на него.
– Стоять! Положу!
Сверху приближалось нечто черное и крылатое. В свете солнца очертания твари не удалось разглядеть – онаогромная, размером с автомобиль.
– Ложитесь! – заорал он дружинникам.
– Брось ствол! Сейчас шмальну в башку! – крикнул упитанный, не слушая его.
Тварь издала высокий протяжный визг. Кобальт пустил по ней очередь. Существо вздрогнуло от попадания пуль и, словно коровья туша, рухнула на дружинников.
Упитанный отлетел к машине, врезался головой в дверь. Лэнд Крузер накренился, стекло водительской двери рассыпалось, окатив Витьку осколками. Второго дружинника зацепило крылом по касательной, он отлетел в сторону.
Ранение для твари оказалось не смертельным. Она передвигалась на коротких задних лапах и использовала сочленения двухметровых крыльев как еще одну пару лап. Ее мощный темно – желтый клюв с несколькими рядами острых зубов угрожающе клацал.
Витька высунулся из разбитого окна и открыл стрельбу из калаша. Тварь взметнулась в воздух, перелетела через машину, где ее уже встречал огнем Кобальт. Резкий взмах мощного крыла сбил сталкера с ног. Тварь бросилась к нему с раскрытой пастью.
Отползая, Кобальт выхватил пистолет из кобуры на ноге, выстрелил. Пуля угодила в мощный клюв, выбив из него небольшой осколок. Тварь взвизгнула и, поняв, что поживиться здесь не удастся, взметнулась в небо.
Витька стрелял ей вслед, но не попал. Тварь скрылась за жилой высоткой.
На несколько долгих секунд повисла жуткая тишина, только сбитое дыхание сталкеров тревожило воздух.
– Что это за тварюга была? – выпалил Витька с кашлем. На лице у него красным блестели десятки мелких порезов. – Ты когда – нибудь такую видел?
Кобальт покачал головой. Ничего подобного ему никогда не встречалось.
Столкновение с дверью внедорожника размозжило упитанному голову в кашу – мгновенная смерть. Второй лежал в луже крови, но, судя по вздымающейся грудине, еще жив.
– Что будем делать? – спросил Витька растерянно.
– В Кремле слышали выстрелы. Они сообщат в Гортранс, те пришлют подкрепление.
– Надо нашим сказать, пусть приезжают, дадим отпор.
Витька потянулся к рации.
– Отставить. Этого надо к врачу.
Дружинник резко открыл единственный затекший глаз и закричал. Не мешкая ни секунды, схватил автомат, собираясь осыпать сталкеров свинцом.
Кобальт всадил ему пулю в голову.
– Мать его! Чё за херня! – вскрикнул, перепугавшись, Витька.
Кобальт убрал пистолет в кобуру, тяжело вздохнул. Теперь все обернулось совсем плохо. Гортранс им такого не простит.
Когда – то по этой улице каждую минуту проезжали сотни машин и поток не останавливался круглосуточно. Тысячи людей гуляли по широким тротуарам, ужинали в ресторанах, уличные музыканты давали концерты на открытом воздухе. Кобальту казалось, он и сейчас он слышал звуки моторов, счастливые крики людей, музыку, чувствовал аромат итальянской кухни. Все это отпечатком времени сохранилось в безжизненных ныне и обвитых ядовитыми корневищами зданиях, вывернутым наружу мощенным тротуарам и выцветшей, но отлично сохранившейся детской качели. Темная вода забрала у людей привычную жизнь, но прошлое ей не смыть.
Глава 2
Эли проживала с отцом в небольшой квартире на первом этаже, окна выходили на забор, солнце никогда не заглядывало сюда. Неподалеку располагалась насосная станция, качающая воду в систему орошения. Вибрация и гул давно стали постоянными спутниками жизни ее семьи. Отцу неоднократно предлагали более просторное жилье на верхних этажах с солнечной стороны, но он наотрез отказывался.
«Грешно семье простого механизатора занимать место жреца».
Мама ему как – то ответила:
«Никто не посмотрит косо на брата высшего жреца. А мы хоть поживем как люди».
Папин брат дядя Петр, нареченный Бататом, часто предлагал помощь: повышенную норму воды и сои, свежие овощи без очереди, но папа был непреклонен – считал, что его семья не нуждается в повышенных благах.
«Мы живем по воле Богини и должны радоваться тому, что имеем. Получать больше, чем тебе дано – грех», – говорил на проповедях Агроном.
Священные книги учили:
«Грехопадение – путь в ад. Только праведникам открыта тропа в Оазис».
Эли смешала измельченный сельдерей, морковь и томаты, добавила яблоки и киви, приправила сверху петрушкой и мятой – все по рецепту лекаря Пастернака.
– В этом лекарстве заключена сила земли, – сказал он. – Коль будет воля Богини, тело твоего отца восстановится, а коль нет – на все ее воля.
«А может Богине вообще нет до него дела?» – едва не вырвалось из ее уст. Эли вовремя промолчала, избежав таким образом серьезных проблем. После того, что произошло с дядей Петром, их семье не стоило надеяться на снисхождение в случае обвинения в святотатстве.
Эли глубоко вздохнула, закрыла глаза, постояла недолго в тишине. Едва удержалась, чтобы не сорваться опять. Два года назад Богиня забрала лучшую подругу Базилику, год назад забрала маму, а теперь хочет прибрать и папу. Он так молод и полон сил, столько полезного еще сделает для общины. Почему не кто-нибудь другой? Дед Кориандр, например. Старику уже за семьдесят, он не работает, не ходит, только лежит, ест и пьет. Почему богиня сохраняет его тело, но забирает папино?
«Ты задаешь слишком много вопросов, Эли. Ты должна доверять воли Богини», – вторил ей дядя Петр каждый раз, когда заставал племянницу за слишком вольными рассуждениями.
Почему воля богини всегда против желаний Эли? Нельзя дружить, с кем хочется; нельзя читать книги, которые хочется; нельзя любить, кого хочется…
«А вдруг Агроном неверно передает нам ее слова?» – как – то спросила она дядю Петра.
Вопрос рассердил его. Больше месяца они не разговаривали, а когда встретились вновь, дядя впервые прочел ей те стихи. Это была небольшая карманная книжка – ветхая, потрепанная, запретная. Удивительные наборы звуков и смыслов, хранившиеся внутри, перевернули ее мир. Эли была поражена и опустошена красотой слов, поэтическими образами и одновременно мучительной тоской, которую сама ощущала всю свою жизнь и наконец осознала. Ей безумно захотелось окунуться с головой в тайны дяди Петра, узнавать новое, – в этом она нашла настоящий смысл жизни. Не в Оазисе, не в молитвах, – а в стихах и историях, в эмоциях и чувствах, которые раньше не испытывала.
С тех пор так многое изменилось…
Ей безумно не хватало Базилики, дяди Петра и мамы. Если она потеряет еще и папу, мир окончательно рухнет.
Папа лежал на боку, поджав ноги и тихо постанывал во сне. Эли поставила стакан с лекарством на стул у кровати и приоткрыла окно, впустив свежий воздух. Пройдя на цыпочках в свою комнату, убрала подаренную книгу под кровать. Если кто узнает, что она прячет здесь такое, ей несдобровать. К чтению разрешены только книги из скудной библиотеки общины. Эли давно прочитала все: сказания о первых людях Эстрагоне и Меллисе, которых Богиня изгнала из Оазиса за первородный грех; житие сына Богини Кипариса в двадцати томах, и, конечно, множество справочников по выращиванию культур. Все это было, безусловно, интересно, но не идет ни в какие сравнения с рассказами дяди Петра. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Ростова и Болконский. И как только ему удавалось придумывать столь чувственные и трагичные истории, от которых сжималось сердце и перехватывало дух?
– Эли…
Она вбежала в комнату. Папа свесил голову с кровати, его трясло.
– Холодно…
Она накрыла его теплым одеялом, которое удалось достать с большим трудом.
– Нет, – он судорожно скинул его с себя. – В такой час – такой грех!
Эли подняла одеяло, собрала в комок и с обидой взглянула на отца.
– Тебе же станет лучше.
– Унеси немедленно, дочь. Чтобы глаза Богини не видели!
Папа закашлялся и вдруг закричал во весь голос от приступа острой боли. Скрючился, схватился за живот, его вырвало.
– Папа! Пожалуйста, держись.
Несколько долгих минут он мучился, стонал. Все это время Эли сжимала его руку и плакала, молясь о том, чтобы Богиня сохранила ему жизнь.
Вскоре боль утихла. Он выпил лекарство.
– Я видел его… видел Оазис… Он так прекрасен – точно, как говорит Агроном. И там была мама, улыбалась мне и звала к себе, – он говорил отчужденно, будто в полусне.
– Пап, я хочу, чтобы ты выздоровел.
– Если Богиня решила, что мое время пришло – так тому и быть.
– А как же я? – Эли снова расплакалась.
– Агроном заботится обо всех.
– Но я хочу, чтобы ты обо мне заботился, как раньше.
Его рука легла на ее ладонь, сдавила насколько хватало сил.
– Доверься воли Богини. Она никогда не ошибается.
– Пап, – осторожно сказала Эли. – А если бы ты все – таки мог вылечиться… В Кремле есть доктор, который мог бы тебе сделать операцию. Ты выздоровеешь. Это же так здорово, правда?
Он окатил ее таким пронзительно – недоверчивым взглядом, что у нее похолодело внутри.
– Кто тебе об этом рассказал?
Она пожала плечами.
– Слышала разговоры людей.
Эли не могла поведать ему о Витьке. Папа пришел бы в ярость, узнав, что с ней общался падший во грехе чужеземец, тем более после того, что случилось с Базиликой. А если она расскажет, что Витька знает ее настоящее имя, папу точно хватит удар.
– Я бы на твоем месте сообщил жрецам о тех, кто распространяет подобный вздор. Выпороть их на площади, чтобы неповадно было остальным. Ишь, проклятые варвары, чего удумали, в тело бренное руки свои грязные пихать. Забыли, чем это закончилось однажды. Если бы они тогда послушали Агронома, не случился бы апокалипсис…
Папа закашлялся. Его снова скрутил приступ боли.
– Разве ты не хочешь поправиться? – взмолилась Эли. – Я… не смогу одна.
– Ты не будешь одна, – на его измученном лице появилась тонкая улыбка. – Утром меня приходил проведать высший жрец Ямс. Мы вместе помолились, поговорили об Оазисе. Он сказал, что Агроном выбрал тебе будущего мужа. Им станет его сын, Лотос. После жатвы ты выйдешь за него замуж. Я уже дал согласие.
Услышанное шокировало Эли. Будущий муж – сын Агронома? Она видела этого Лотоса всего однажды, ему же одиннадцать лет.
– Ты что несчастлива? – удивился папа.
– У меня есть другой претендент, – машинально ответила она.
– Тот рыжий Чеснок, что за тобой корзины носит?
– Нет. Другой.
– Кто бы он ни был, ты попрощаешься с ним, – папа погрозил ей пальцем, что было на него совсем непохоже.
– Пап, что на тебя нашло?
– Это я хочу тебя спросить, дочка. Кто тебе запудрил мозги, раз ты не видишь всей выгоды замужества с сыном Агронома? Ах да. Я знаю кто. Петр. Говорил я матери, нельзя тебе разрешать шастать к нему и слушать его святотатские вольности. И вот итог, распустилась совсем, голос подала. Богиня милостивая, прости ее грешную…