Я помню твоё будущее

Что толку валяться в постели, если за всю ночь мне так и не удалось даже глаза сомкнуть.

Я сползла с кровати с первыми лучами солнца и, совершенно измождённая, не отрывая тапок от пола, поплелась в душ. Хотя заранее предвидела, что зарядить меня не способен был даже самый ледяной поток, так как усталость моя имела больше эмоциональный характер, чем физический, – надежды я не теряла.

Как бы мне уже не хотелось абстрагироваться от мыслей и вопросов, бурей ворвавшихся в мою действительность, не удавалось. Облегчение, казалось, способны мне были дать лишь ответы Беньямина, гнусным образом отправившего меня вчера спать – на самом интересном месте.

Зато многие из волнующих меня всё последнее время вопросов закрылись автоматически. Теперь, когда мне стало известно, что доктор Беньямин, никакой не доктор-мозгоправ, призванный от лица моей семьи на спасение меня, заблудшей, а тот самый Корнелий, джинн, знакомый Феликса, варивший «болотную жижу», и, очевидно, чрезмерно увлечённый всеми видами медицинских наук. Совсем не осталось сомнений, что меня просто выкрали, а родителям, вероятно, пришлось даже оплакивать меня как без вести пропавшую.

Мама знает, что я проводила каникулы в лондонской квартире Феликса, адрес которой прекрасно известен Вэлу. Очевидно, полиция уже провела там обыск. А, обнаружив мой рюкзак и гитару, и неизвестно, какие ещё там улики они могли найти (вроде засохших следов крови давно пропавших людей в полу), правоохранители не сомневаются в его причастности к моему внезапному и загадочному исчезновению. Как результат, Феликс в розыске, а увидеть дочь живой, родители уже потеряли надежду.

Отсюда закрадывалось очередное подозрение: если всё именно так, как я себе и представила, становилось понятно, почему Беньямин держал меня, как в глухом бункере, лишая коммуникаций. Очевидным становилось и его намерение меня, вообще, когда-либо отпускать. Перспектива выбраться оттуда живой теперь казалась фантастикой.

А что до Феликса. Так он не произвёл на меня впечатления доброго рыцаря, которого стоило бы звать на помощь. Даже игнорируя намёки Беньямина, Феликс действительно звучал не очень-то вменяемо.

– Что он там говорил, – обратилась я к потоку холодной воды за неимением иных собеседников, – что не находит удовлетворения ни в чём и от скуки оставляет за собой реки крови? Огонь! Положение у меня прямо так себе. А желание жить как никогда острое. Мне необходим план. Я найду путь к желанной свободе. И выберусь из этой пучины отчаяния на спасительный берег целой и невредимой… Но, ведь есть ещё и Гения, о которой не стоит забывать…

* * *

На выходе из комнаты меня встречал пустой коридор. Я даже начинала скучать по Тёмным. С ними я чувствовала некую защищенность, что ли. От той же хотя бы страшилы в моём зеркале. Теперь от неё меня спасала только простынь.

Уверенной походкой я направлялась в кабинет доктора Беньямина, зная, что скажу ему с порога. Однако мои планы неприятно нарушила дверь запертого кабинета.

«Да что здесь происходит, куда все подевались?» – нахмурилась я и направилась по коридорам замка в поисках обитателей.

Так и не встретив на своём пути ни лжедоктора, ни Тёмных, ни кого бы то ни было ещё, я решилась заглянуть в те уголки, побывать в которых мне не приходилось до сих пор. И когда уже хотела сдаться, влепившись лбом в сотую закрытую дверь, в густом мраке неосвещённого помещения заметила выход к старой винтовой лестнице.

Я потянула на себя дверь, которую оставили незапертой будто специально для меня. Всё выглядело абсолютной приманкой, но даже понимая это, я заглянула в лестничный пролёт. Снизу тьма, выше – не лучше. В груди затрепетали мотыльки, по обнажённым рукам побежали мурашки.

– Была не была! – выдохнула я и отправилась вниз. – Чёрт! И посветить даже нечем. Темень, хоть глаз выколи!

Ещё полгода назад, я бесстрашно спускалась бы по такой лестнице, будь она даже в самом жутком хоррор-квесте. Ну, может, немного нервно хихикала бы. Теперь же, когда я шарахалась даже от собственного отражения, я не спешила уходить от лучика света, падавшего из коридора. И чем дольше я медлила, тем сильнее ужас захватывал мои нервы. Запах сырой плесени раздражал лёгкие. Отсутствие звука давило на уши, казалось, что даже мои шаги не нарушали гнетущую тишину, тем самым только провоцируя ощущение неестественности, предчувствие чего-то неминуемо страшного.

Что я делаю? Зачем сую нос туда, куда не след…

– А-а-а!

Очередной мой шаг не нашёл твёрдой опоры.

Мышиный визг донёсся до моего сознания уже позже, когда я успела, до смерти испугавшись, споткнуться и прокатиться кубарем, несчётное количество ступеней. В сию секунду я подскочила и рванула что есть мочи вниз.

Вылетела с диким криком в открытую дверь и упала на газон, содрав колени в кровь.

И тут я истерично закатилась гомерическим смехом. А когда припадок стал отпускать, поняла, что испытываю поразительную лёгкость, настоящее облегчение.

Перевернувшись, я села и огляделась.

Знакомая беседка, пруд с лебедями. Привычная картина. Я вышла ровно туда, где ежедневно гуляла просто не привычным способом, в центральную дверь, а через «приключение», страх, истерику и облегчение.

Ну, тоже неплохо. Только теперь я поняла стремление моей близкой подруги Кэт пощекотать себе нервы во всяких страшных квестах, в которые она меня таскала с собой. Прежде они не производили на меня особого впечатления. «Стоит попробовать снова», – решила я, когда заметила ещё одну дверь прямо напротив той, откуда только что вылетела в сад.

Тяжёлая деревянная дверь, судя по всему, ведущая прямо во внутренний двор, разумеется, оказалась закрытой. Я вышла обратно на улицу и посмотрела на фасад части здания, скрывавшего в себе винтовую лестницу.

– Башня! Башня со смотровой площадкой…

– Рассчитываешь оттуда разглядеть грязные секретики Корнеюшки? – знакомый завораживающий женский голос прозвучал справа, буквально в метре от меня, и я тут же замерла.

Затаив дыхание, я боялась повернуться и посмотреть на ту, чью тень наблюдала вблизи от своей. Её тень была не такая резкая, не такая тёмная, как моя. В воздухе различалась вибрация, словно он, вдруг, раскалился до высокой температуры. Едва уловимый слуху гул одновременно и настораживал, и заставлял трепетать от возбуждения. Периферическим зрением я заметила движение. И вздрогнула. Совсем нехотя я всё же посмотрела на неё.

Карие глаза Гинеи в ясном солнечном освещении сделались прозрачно-ореховыми, они смотрели на меня, создавая обманчивую иллюзию доброты своей обладательницы и какого-то совсем не присущего ей великодушия.

Множество раз мне приходилось наблюдать реакции людей на игры Гоблина, добермана моего дяди. Те, кто пугались, так опрометчиво, глупо и безнадёжно пускались от него наутёк. Каждый раз меня возмущали их рефлексы – ну, зачем они его только подначивают, неужели не понимают, что нет у человека шансов сбежать от собаки, способной разогнаться до пятидесяти километров за считанные мгновения.

Вот так я и поступила. Рванула! Глупо и опрометчиво! Зачем? А главное – куда! Забежала внутрь этой беспросветной башни, из которой вывалилась минуту назад. То и дело я спотыкалась и падала, разбила ладони, вывихнула запястье и, чем сильнее торопилась, тем медленнее мне удавалось преодолевать расстояние. Казалось, я буксую на месте, потому что открытая дверь на этаж, с которого я на эту проклятую лестницу вышла, всё никак не появлялась. Но и это было не так.

Через некоторое время я вышла на самый верх башни – на площадку, бывшую когда-то смотровой. Я отбежала к одному из восьми имевшихся окон, подальше от лестницы, и уставилась на проём в полу, из которого вышла. Не знаю, на что рассчитывала, чего ожидала, как планировала от неё отбиваться – мне, вообще, не на что было рассчитывать, я обречённо поняла это уже спустя мгновение.

Гинея не спешила за мной. Видимо, издевалась, позволяла мне изводить себя самостоятельно: умирать от кошмарного ожидания.

Когда я слегка расслабилась и поймала себя на мысли, что, может быть, она передумала и вернётся за мной позже, или, может, джинны не могут находится в круглых башнях, – снова ощутила тот эфир, с которым она теперь появлялась. Буквально тут же её голова с напрочь зализанными к затылку волосами показалась в проёме, а следом я столкнулась и с её широкой улыбкой. Её клыки вспыхнули такой вспышкой яркого света, что на секунду, я даже моргнула. А когда открыла глаза, она улыбалась, стоя уже вплотную ко мне. От неожиданности я вскрикнула.

Но ещё большей неожиданностью стало то, что она коснулась рукой моего плеча.

Каждой клеточкой своего тела я вдруг почувствовала, как мной овладевает умиротворение. Безмятежность захватывала сознание. Всё тело разом обмякло. Тогда Гинея шагнула ещё ближе ко мне. Её движение теперь уже не пугало. А вот то, как она прижала меня к своей пышной груди, склонила меня повиснуть у себя на плече, заставило пробудиться от её напускного наваждения, очнуться.

– Что ты делаешь? – прошептала я, слабо от неё отталкиваясь. Мой голос прозвучал слишком томно, слишком откровенно.

– Не пугаю тебя, – она нарочно поддержала мою глупую интонацию.

Навеянная расслабленность притупила мои импульсы, – словно пьяная я высвободила из-под контроля свою речь, меня перестали заботить и последствия сказанного и всевозможные нравственные рамки.

– Выходит у тебя дерьмово! Я в ужасе! – я по-дурацки хихикала. – А! Ну, ты ведь не особо способная! Хи-хи! Лет двести осваивала музыкальные инструменты! И с поиском самой главной разгадки, ты засыпалась. Прикончила собственную любовь! У-и-и-и! Как неловко, а…

– Не самой, – так честно она улыбалась, словно я говорила ей сплошные приятности.

– Куда уж хуже! Хотя… Ну, да! Ты же втюрилась ещё потом безответно! Ах-ха-ха! Вот там-то и наступил твой «самый», да?

Её совсем не подначивали мои слова, а меня потихоньку отпускало.

– Правда, то чувство дало тебе возможность обрести свободу, да? И ты, вроде как, от него только выиграла…

Гинея улыбнулась одними глазами, и я сдалась.

– Да, конечно, ты в выигрыше и довольна собой. Что теперь? Вернулась, чтобы расправиться со мной?

Она отрицательно помотала головой.

– Зачем же ты явилась? – растерялась я. Трезвость ума вернулась ко мне, одновременно стала накатывать волна новых эмоций, пока ещё непонятных.

– Чтобы вызволить тебя.

– С чего бы это?

– Разве ты не желаешь убраться отсюда, да поскорее? Вернуться к семье?

Опасение. Недоверие. Подозрение. Вот, что это была за волна. Чувственный микс, не позволявший мне верить Гинее.

– Я желаю, чтобы ты убралась отсюда, да поскорее! – я сложила руки на груди в ожидании её поражения.

– Ежели ты желаешь мной повелевать, прежде нам должно связаться друг с другом неразрывными кровными узами.

– Что? Нет!

– Я могла бы и не спрашивать, ты бы даже не вспомнила…

– О чём ты говоришь? Знаешь, вообще-то, не отвечай. Просто убирайся к чертям! Ты меня слышала!

Гинея оскалилась в такой улыбке, что я попятилась назад, ткнувшись спиной в оконную раму, и замерла.

– Что он тебе рассказал? Что ты знаешь о нас?

– Кто, Беньямин?

– Феликс!

Я смотрела не моргая.

– Ах! Искуситель! Играл до последнего!

– Что…

– Про Алалу рассказывал?

– Да! – я вздёрнула подбородок, сжала губы.

– До какого момента? – усмехнулась она.

– До самого финиша!

– И каков же он был, их финиш?

– Жили они долго и счастливо!

– Что ты говоришь? Только это не совсем так!

– А ты лучше знаешь?

– Долго она не жила, и счастливы они не были.

Чёрт! Сумела подцепить меня на свою удочку! Я огляделась по сторонам, повела бровью, но не ответила. И с места не сдвинулась.

А Гинея стала ходить кругами возле меня, сверкая глазами и белоснежной улыбкой. Её рассказ вряд ли бы кого-то оставил равнодушным.

* * *

Отважная, энергичная, страстная, безупречная девушка воин. Чувственная и очаровательная душа, такой редкий цветок. Алала была просто мечтой!

Его мечтой!

Такой недосягаемой, неприступной. От этого ещё более притягательной. Её годы стремительно утекали, а Феликсу всё не удавалось подступиться к ней. Трагическая смерть избранницы Алалы, казалось, давала надежду. Неоправдавшуюся! Только больше эта потеря привязала Алалу к её детям, только сильнее подтолкнула к переменам. Революционно настроенная девушка, уже вождь, строила новый мир, в котором могли бы жить счастливо её потомки, а оставшиеся силы отдавала воспитанию дочерей.

Феликс придумал новую стратегию: всячески участвовал в политических играх, способствовал продвижению идей Алалы, давал ей то, чего ей так хотелось.

И не зря!

Она поддалась и на смертном одре, в свои сорок с небольшим, заветная Грёза призналась Феликсу в чувствах. Всем сердцем она полюбила его. Как брата. Она поделилась с Феликсом и тем, что знает, кто он есть, «на самом деле»! Алала не сомневалась в том, что духи всех убитых собственноручно её матерью семи братьев, приняв обличие Феликса, спустились на Землю, чтобы оберегать сестру, идти плечом к плечу с ней на протяжении всей её жизни.

Он добился её расположения! Но не такого, какого он жаждал.

Прежде чем испустить дух, Алала разбила Феликсу сердце. Обрекла на любовь, так и не озарив его чувством иной природы. Запечатала его дух в своём мире, бесконечно ждать своего возвращения и обрекла себя на неумолимые муки.

Феликс – авантюрист! Неистово он отрывался на каждом из воплощений желанной души. Заигрывал и заигрывался. Вымышлял что-то новое. Да пресытиться всё не мог.

Столь эфемерная, совсем мимолётная последняя песня во всей этой романтической саге, была лишь началом знакомства. И, вероятно, не вошла бы даже в десятку лучших начал, если бы не финальная партия, в которой героиня, славная девушка по имени Иона, так отличилась от всех своих предшественниц.

Когда на горизонте появилась Гинея, её изобретательность не могла не заинтриговать Феликса. Они спелись. Их совместный кутёж пришёлся по вкусу обоим. Идея вернуть свободу щекотала его нервы не меньше Гинееных. И Феликс увлёкся. Со временем идея превратилась в цель, и в средствах достижения этой цели они уже не скупились.

Не предвидел Феликс лишь собственной цены за свободу. Дух Алалы в лице Ионы в очередной раз отнял у него больше, чем дал. И теперь Феликс угрожает не только ей одной, но и всему человечеству.

* * *

Слёзы омывали мои опухшие щёки, пока зловещая Гинея рассказывала мою историю. Стоило признать искусность сказительницы.

– Убирайся! – всхлипнула я и скатилась по стене прямо на каменный пол смотровой площадки.

– Если ты попросишь…

– Очень… прошу… – шептала я, обхватив голову руками.

Спустя мгновение в горле запершило. Повеяло бархатной орхидеей в томном обрамлении сливочно-шоколадного ликёра – возмутительно лакомо, аж до тошноты. Гинея ушла, но оставила за собой приторный шлейф, чувственный аромат, неуместный в этих безликих холодных стенах старой башни.

– Ты лжёшь! – прокричала я ей вдогонку.

Глава 7

Сюрприз на вершине башни,

или

Ты не хочешь знать, что он там прячет

Было ли то счастливой случайностью или же роковым стечением обстоятельств, но после своего визита к соплеменнику Корнелию Беньямину Феликс Маглер не пренебрёг в очередной раз ближайшим месторасположением своей лондонской квартиры и решил туда заглянуть.

Феликсу показалось, что это неплохое место для того, чтобы провести время там, взвесить новые данные и принять решение. Однако ж он и представить не мог, какой сюрприз его там встретит. Если бы он знал, вероятно, явился бы туда гораздо раньше или не являлся вовсе.

Едва Феликс очутился в просторной гостиной пентхауса, заваленной трофеями, среди всей неразберихи, что варилась в его памяти и вызывала одно лишь раздражение, он упустил момент: последнее своё воспоминание из этого мира до перехода в свою родную реальность. И связанно оно было именно с этой квартирой. Он вспомнил, как он ждал. Ждал недолго, всего около трёх месяцев. Но ждал возбуждённо, с нетерпением, не сомневался в награде. Неужели, дождался? Что же стало результатом заветного ожидания?

Но что это за слабый отголосок вкуса? Феликс принюхался. Знакомый, едва уловимый, манящий. Он узнал этот запах. Этим же духом был пропитан особняк Корнелия-плута!

И его же Феликс принял за небрежно припрятанный «скелет в шкафу» у старого друга. С учащённым пульсом, напуганный, любопытно вслушивающийся в их разговор, затаив дыхание, «скелет», представился Феликсу малозначительным для Беньямина, ежели он даже не пытался его тщательнее скрывать.

«Поразительно! Неужто «скелет» Беньямину вовсе не принадлежит? А был бесцеремонно прибран к рукам. Украден из моей коллекции!» – возможно, впервые Феликс ощутил до омерзения неприятное подозрение к ближнему. Что он задумал? С чего бы решился нарушить границы? Единственным стимулом Феликсу виделась цена. Цена, которая превышала бы никогда не оглашавшееся, но испокон веков существовавшее их мирное соглашение.

Если Корнелию и удалось самую малость притупить аппетит Феликса, склонить прислушаться к его предостережениям, заставить взвесить риски, чтобы сгоряча тот не разворошил напрасно прошлое, то теперь обстоятельства обернулись для Феликса столь захватывающим образом, что он был просто не в силах сопротивляться. С лукавой улыбкой он беззаботно поддался страстному предвкушению чего-то интригующего и появился в комнате этажом выше, которую люди привыкли звать спальней.

Там его поджидала очередная заманчивая зацепка: расстеленная и измятая, его постель была по-настоящему пропитана ароматом того самого соблазнительного духа. Она хранила восхитительный букет чувств: слёзы, скорбь, ожидание, вожделение…

«Вселенная! – воскликнул Феликс мысленно. – Где набраться сил? Сдержаться, избежать игры, из которой, возможно, уже вышел победителем?» Его зоркий взгляд ухватился за лохмотья, брошенные на кресле. Разорванная в клочья футболка. Он прижал её к лицу: «Ммм…»

Здравый смысл кричал оставить там всё, разрушить, бежать. Да только когда ж он его слушал! Захваченный любопытством, он пылко желал лицезреть манящий источник: раскрыть её тайну, поглотить её душу, а после уже со всем разобраться.

Феликс опустил искусно маскирующийся в двери гардеробной кованный рычаг, после чего мгновенно сработал механизм, и тяжёлая дверь отъехала автоматически. Он заглянул туда не случайно. Феликс чувствовал внутри просторной комнаты очередную приманку. И нашёл: нет сомнений, рюкзак принадлежит спрятанному у Корнелия сосуду. Он вытряхнул его содержимое прямо на полку и расплылся в улыбке.

Совершенно очевидно было, что девушка собиралась заблаговременно и на определённое время, ибо прихватила с собой зубную щётку, зарядные устройства, какие-то сувениры, ручной работы кожаный ремень для гитары, судя по его обёртке, предназначался в качестве подарка, нижнее бельё, по размеру и вышивке оленя, похоже было на детское…

Он оставил чужие вещи на полке и отошёл к окну. Вперил взгляд в панораму ночного Лондона и задумался:

«Если это не мой человек сознательно прячется у Корнелия, то я мало, что понимаю. Но от чего она прячется? Меня боится? Отчего лила слёзы прямо на мою постель? А Корнелию, должно быть, совсем стало несносно в этой реальности без души-пленителя, коли он встаёт на защиту чужих интересов! А, может, отчаялся ждать её возвращения или даже не верит уже, что это когда-то случится? Или подозревает в её уничтожении одного из своих? Неужто меня? – Феликс свёл брови к переносице. – Чу́дно! Он не оставляет мне выбора. Я вернусь в его крепость! – Найдя предлог и оправдание, Феликс обрадовался: – Только в этот раз миную приветствие с хозяином. Без лишнего шума явлюсь прямиком к источнику, вокруг которого скрыто столько загадок. И будь что будет!»

* * *

За два дня полного одиночества в замке Беньямина я успела устать. Нет, не то чтобы его владения были покинуты буквально всеми, – кто-то же накрывал мне стол в столовой, а после убирал за мной. Однако ни с одной живой или душой иного мира сталкиваться мне не приходилось.

За это время я успела обойти все коридоры, даже те, которые были скрыты, у меня было полно времени. Я успела разбить в пух и прах версию нашей с Феликсом истории, «любезно» предоставленную Гинеей: она – убийца и лгунья, она убила Лёву и Серхио, покушалась на жизнь Густава и мою, надо быть полной дурой, чтобы после всего этого поверить её словам. Ну, и я решила не посвящать Беньямина в подробности нашей с ней встречи, точнее, не планировала ему вовсе о ней сообщать. А вот бежать от него, после предложения Гинеи, казалось теперь совсем не лучшей идеей, будто тем самым я только сыграла бы ей на руку.

Нащупывая носком каждую ступеньку, чтобы не ступить опять с размаху на что-нибудь неожиданное, я вела им счёт и спасалась от страха проверенным методом – создавая шум. Не знаю, при каких условиях пение песен в темноте или болтовня с самим собой может спасти от возможной угрозы, поджидающей меня во тьме, но мне всегда было легче так справляться с напряжением.

Я не искала свидания с Гинеей опять на верху той же башни и не испытывала иллюзий, что наша встреча каким-то образом могла бы зависеть от места. На смотровую площадку я поднималась, чтобы удовлетворить совсем другое любопытство.

– И чего меня этот дворик волнует? Двадцать! Чего я ожидаю там увидеть? И неужели это важно? А, может, я просто ищу причину, чтобы отвлечься от действительно важных мыслей? Например, что сделает Феликс с полицией, если его вдруг попытаются задержать? И возможно ли такое? Ведь они даже не пытаются скрываться. И не спроста. Люди бессильны перед ними. Сорок! И переживания о полицейских – тоже не самая актуальная тема, когда мне известно, что Феликс массово лишает людей жизни. А на его сожаления или какие-то там угрызения совести не приходится рассчитывать. Пятьдесят! Чёрт! Ну и кто из этой троицы джиннов, с которыми я имею честь быть знакомой, выглядит наименее опасным? Гинюки, психопатка, когда-то уже распорядившаяся жизнями миллионов старых и надоевших «друзей»? Шестьдесят! Беньямин, отнявший и превративший мою жизнь в своё развлечение, хоть и условно с моего позволения? Но я не просила его сводить меня с ума! Или Феликс? Дух, который полон сил… Семьдесят! И вопросов. Крайне неудовлетворённый, невменяемый и всемогущий. Да уж! Очевидно, вся эта троица не лучшая компания!

С такими словами я вышла в просторное помещение с круглыми стенами и восьмью смотровыми окошками.

– Ну что ж, посмотрим, что же там прячет на заднем дворике мой лжедоктор…

Первое окно, в которое я выглянула, дезориентированная подъёмом по винтовой лестнице, открывало вид на сад, только значительно выше. Ладно. Оттолкнувшись от стены, я перебежала к окну напротив, справедливо рассчитывая увидеть заветный дворик.

Я отошла к соседнему окну, а следом заглянула и в каждое. И пошла уже на второй круг…

Вид из всех окон абсолютно круглой башни выходил на сад с лебединым озером, только немного под разным углом. И деревня виделась, словно на плакате. Будто этот ландшафт был одной сплошной проклятой галлюцинацией, организованной Беньямином!

Уже знакомый мне грузовик, сопровождавший меня при моей унизительнейшей попытке сбежать, двигался от хозяйственного поселения прямо к поместью.

На подъезде к замку автомобиль просто пропал, будто заехал в невидимый, маскирующийся под окружающую среду гараж.

– Что вы видите, когда смотрите туда? – спокойный голос Беньямина лишь немного меня напугал.

– С возвращением! – приветствовала я его, специально не оборачиваясь от окна. – Я хочу увидеть внутренний дворик. Покажите мне его!

Молчание и неизменная картинка за окном заставили меня всё же повернуться и взглянуть на него.

Привычная поза Беньямина: прямая осанка и руки в карманах брюк. Только выражение его застигнутого врасплох лица было необычным. Прежде удивившись, следом он сразу понял что-то, что его очень поразило и заставило даже рассмеяться.

За семь месяцев заточения мне ещё не приходилось слышать его смех. И, как оказалось, очень зря он озарял им обстановку столь редко: его лёгкое, непринуждённое, искреннее веселье заставило даже меня расплыться в улыбке, хоть я и понимала, что именно моё требование стало источником его отрады.

– Изумительно! – веселился он. – Только вот я не в силах дать вам желаемое, даже прибегая к природе своей сущности.

– Это почему же?