Полная версия:
Сборник лучших рассказов
– Иль за что обиделся? Что с тобой?
В ответ молчание.
– Ну, ладно! Я пошутила, уже согрелась. Не надо. Ну, говори же что-нибудь! Коля!
– «Всё, всё! Отступать нельзя – я сплю, сплю, сплю».
– Эх! И дурачок же ты! Ведь знаю, что не спишь! Бог с тобой. Я не прощу тебе этого!
Отвернулась, заскрипев раскладушкой, тихо заплакала, затем, не скрываясь, всё громче и громче.
Всю ночь я не мог спать. Она, видно, тоже. Всю ночь ворочались, скрипели раскладушками. Утром мы не глядели друг на друга. Нина отказалась от завтрака. Еле успел встать и как следует одеться. Было тяжко и неловко на душе за свою тупость. Я ведь оскорбил её своим поведением. Даже ни разу не решился поцеловать свою первую любовь! Надо было объясниться, но сил не хватило. Не спросил даже её будущий адрес, ни о чём не договорился.
Мы шли молча по нашей узкой и кривой Овражной. Я проводил её до большака – широкой гравийной улице (асфальта тогда ещё не было). Она как бы оправдывала своё название – называлась Широкой. На перекрёстке сухо попрощались. Она уходила, а я всё стоял и смотрел – надеялся, что Нина обернётся. Нет – не оглянулась. Я заплакал. Что наделал? Десятки, сотни раз в будущем выходил на тот перекрёсток, где мы расстались в последний раз, втайне надеясь, что вдруг Нина вернётся. Пронзительная песня Клавдии Шульженко – это всё о нас двоих:
На тот большак, на перекрёсток – уже не надо больше мне ходить.
Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?
Нина уехала навечно от меня! Больше я её ни разу в жизни не видел. Пытался позже неистово её искать! Куда только не посылал запросы! Она, видно, вышла замуж и сменила фамилию. Может и она пыталась искать меня, но наш дом вскоре снесли. Я упустил шанс, упустил судьбу! Надо было тогда крепко «брать вожжи в свои руки»! Женившись, много раз вспоминал Нину Суворову!
Прощай, навечно, моя первая ЛЮБОВЬ!
Днём мать и отчим пытали меня:
– Ты что? Обидел Нинку? Почему она была такой?
Я угрюмо молчал. Что я мог им ответить?
Соловки
Ещё не поставленные памятники кайлами откапывают
Погибших товарищей, скульптурами ставших от холода
Внутри безымянных могил, и лесоповальной, смерзшейся
Почти что мраморной варежкой стучат по ночам
Во все двери тех, кто о них забыл…
Евгений Евтушенко.
Весной 1983 года сын Миша ушёл в армию. Начал служить в Семипалатинске. Я решил опять с матерью и братом Сергеем поехать на Шегарку, т. к. прошлую поездку испортила Тамара, и я практически нигде там не побывал.
И вот мы в Новосибирске. Смотрю на счастливую мать и сам не нарадуюсь. Встречаемся с тётей Дусей и братом Колей. Прослезились, радуемся, смеёмся от счастья. Едем все во Вдовино. Останавливаемся у Татьяниных. Мать вся светится. Излазили все окрестности, купаемся в Шегарке, рвём лилии. Кругом заросли конопли, крапивы и чертополоха. Лужи, в которых лежат свиньи. Щебет ласточек и неумолчный гвалт скворцов. Тонкий зуд комаров. Мошка. По вечерам у Татьяниных собираются все соседи. Сидим на большом деревянном крылечке. Разговоры, разговоры. Воспоминания, слёзы. После двух—трёх бутылочек водки начинаем петь песни. Хорошо! Долго в ночи слышны протяжные голоса женщин и мужчин. Незабываемые вечера на Шегарке! Мать и Сергей в восторге, а обо мне и говорить не приходится.
В Новосибирске встречаемся со многими людьми, оставшимися здесь после освобождения. Мать с Сергеем разъезжает по своим подругам, а я встречаюсь с Костей Чадаевым и Таликом Нестеровым. Скрывая слёзы, обнимаемся с Костей. Его жена – одноклассница Вера Марченко собирает на стол. Проводим вечер в разговорах, сидим, вспоминаем, как чуть не замёрзли с ним, шагая на лыжах из Пихтовки во Вдовино. Спрашиваю:
– Костя! Ты ни разу не был на Кавказе после ссылки. Почему? Неужели не хочешь увидеть свой родной Пятигорск?
– Не могу и не хочу! Противно на душе от этих воспоминаний. Там меня унизили, растоптали честь моего отца, испортили всю жизнь нам. Там у вас коммунистический край! Все эти подонки опять у власти. Давай оставим эту тему. Лучше расскажи о наших друзьях. Как Шурка, Вовка Жигульский? Остальные – Зинка Зиновьева, Валька Новосёлова, Стэлка и Милка Невская, другие?
Я рассказываю. Прошу его:
– Очень хочу увидеть твою сестру Ирку. Когда-то был даже влюблён в неё. А где Лера Аюкова? Её тоже надо посетить. Давай завтра вместе поедем к ним и Талику Нестерову.
Едем с Костей к сестре. Дома нет, на даче за городом никто дверь не открывает. Но шевельнулась занавеска на окне. Мне ясно – Ирка не хочет встречаться со мной. Спрашиваю об этом у Кости, но он уклончиво что-то объясняет. Лера Аюкова встречает нас с радостью, обнимаемся, смеёмся, вспоминаем. Тихо, стараясь, чтобы Костя не слышал, объясняет мне:
– У Ирки несчастливая семейная жизнь. Она запила, без зубов и, естественно, не захотела показаться тебе такой. Она знала, что ты приедешь и всё время расспрашивала о тебе.
С волнением еду к Талику Нестерову. Живёт в малосемейном общежитии. Захожу в однокомнатную квартиру. Вспоминаю фразу из Достоевского: «С лавки поднялся пятидесятилетний старик». Не узнаёт:
– Кто? Углов? Какой Углов? Колька, ты? Неужели? Какими судьбами? Как ты меня нашёл? Господи! Сколько времени прошло.
Разговорились. В комнате грязно, на полу скорлупа яиц. В тазу моча. Одинок. Мне всё становится ясно – Талик «на дне»! Принесённую бутылку водки быстро выпили. Закусывали сырыми яйцами. Обнял его на прощанье. Сунул в руки двести рублей – Талик с жадностью схватил их. Мне стало неловко. Эх! Не таким хотел увидеть своего друга детства…
По приезду Тамара мне устроила грандиозный «концерт». Разошлась не на шутку. Начала оскорблять всех нас, ударила мать и Филиппа Васильевича, оскорбила память отца. Я вызвал милицию. Говорю матери:
– Этого я не прощу ей никогда! Ухожу от неё! Жалко только Игоря – ему только одиннадцать лет! Я так и не довёл его до совершеннолетия. Буду пока жить у вас, а там посмотрим.
На этом закончились девятнадцать лет унижений. Тома долго не могла успокоиться. Года три после развода она приходила скандалить и шантажировать меня. Что только не было! Но об этом не хочется вспоминать. В одном только ей благодарен – она родила прекрасных сыновей! Они выросли замечательными людьми! Ни одной черты её скверного характера! Я молюсь Богу.
Итак, я опять вернулся в родовой дом на улице Революции 116. Живу с матерью и отчимом. Тяжело переживаю развод. Чтобы развеяться – решил в отпуск взять с собой сына и поехать на Соловки. Давно об этом мечтал.
На теплоходе приплыли в Котлас. Отобедали в большой рабочей столовой и поплыли по Северной Двине к Архангельску, до которого было более 600 километров. Теплоход по притоку Двины реке Вычегде заходит на два часа в Сольвычегодск. Красивейший плёс, на котором сверкают маковки великолепного собора! Экскурсовод рассказывает:
– Сольвычегодск называют «Жемчужиной Русского Севера». В своё время город был местом ссылки тысяч политзаключённых. Здесь отбывал ссылку в 1908—10г. г. Иосиф Сталин.
Я сразу всполошился:
– «Этот людоед был здесь? Он же тоже, видно, страдал? Но почему, когда он дорвался до власти, всё забыл? Устроил из страны один большой лагерь, уничтожил миллионы невинных людей. Почему он так поступал? Где разгадка этого?»
Теплоход плывёт по Северной Двине. Вода кирпичного цвета. По берегам на привязи стоят гигантские плоты – ночью идёт сплав древесины по реке. Недалеко от Архангельска останавливаемся в Ломоносово. Здесь в 1711 году родился великий учёный – реформатор М. В. Ломоносов. Село располагается на острове. Там мы посетили музей великого учёного, памятник и церковь. На пароме едем в город Холмогоры.
После её лекции подошёл к ней и спросил:
– Я слышал, что в Холмогорах был советский концентрационный лагерь. Вы об этом даже не упоминали. Почему? Я пострадал, будучи малолетним, от репрессий, которые опять замалчивают.
– У нас не принято. Но если вам это интересно, скажу следующее. Да, в 1920 году здесь был такой лагерь. Располагался он в зданиях монастыря. По некоторым данным, там было казнено до восьми тысяч человек. Но вы знаете, у нас в городе живут несколько стариков-очевидцев. Они говорят, что больше узников уничтожали по пути следования этапа, чем на месте.
– Зря вы об этом не рассказываете туристам. Люди должны знать правду, а её опять скрывают от народа.
– Согласна, но… Я подчинённый человек. Доброго пути вам!
Наконец, мы в Архангельске. Целый день колесим по городу на автобусе. Экскурсовод рассказывает:
– Столица Поморского края город Архангельск основан по указу царя Ивана Грозного. Мы посетим Соломбальский целлюлозно-бумажный комбинат и музей деревянного зодчества Русского Севера.
При упоминании названия комбината я встрепенулся:
– Боже! Я буду в Соломбале! Это, оказывается, здесь, рядом! Помню, как во Вдовино при лампадке читал по ночам на русской печке под вой пурги книгу «Детство в Соломбале»! И вот я здесь! Сказка, да и только!
Комбинат огромен. Горы леса. Бесконечные штабеля брёвен. По узким протокам женщины толкают баграми кругляк, гонят его на переработку. Мне становится жаль женщин. Трудная, тяжёлая и опасная работа у них!
На небольшом самолёте летим с Игорем на Соловецкие острова. О них можно говорить бесконечно, но чуть только коснусь истории и природы этих необычайных островов в Белом море. Нас разместили в здании Кремля – это бывший монастырь. Поражает его вид. Восемь башен; стены высотой до 11 метров и толщиной до 6 выложены огромными валунами до 5 метров. Внутри множество зданий монастыря. Идёт реконструкция. На следующий день экскурсия по острову.
На третий день идём по рукотворной дамбе на остров Муксам. Монахи вручную сделали широкую дамбу из камней протяжённостью два километра; на ней могли разминуться две телеги. Поражает титанический труд этих людей! Затем едем на моторных лодках на Большой и Малый Заяцкий остров. Красота неописуемая! На островах никто не живёт. Дикая природа! Вереск, берёзки, ели, толстый слой мха – ноги проваливаются по колено. То и дело взлетают тетерева и куропатки.
В последний день посещаем гору Голгофа и Секирную. Экскурсовод-женщина, рассказывает:
– В 1923 году на островах был создан один из первых концлагерей, просуществовавший до 1939 года. Все священники монастыря были уничтожены и сюда направлялись тысячи политзаключённых, которые трудились на лесозаготовках и в мастерских по пошиву спецодежды. Многих строптивых уничтожали…
На гору Голгофу пришла новая группа, полностью состоящая из эстонцев. Я подошёл к их группе и услышал более откровенные признания гида-мужчины:
– В начале двадцатых годов возникают так называемые Северные лагеря. Это принудительные трудовые колонии. В Архангельске, Холмогорах, на Соловецких островах, в Пертоминске, Кеми, Вишере, в Котласе, Сыктывкаре, Пинюгинске, Ухте и Усть-вымске уже в 1929 году находилось около 70 тысяч заключённых. Они в значительной мере подпитывали бесплатную рабочую силу канала Волго-Балта. В том же году Горький посетил Соловецкие острова, где ему устроили «показуху» – скрыли настоящую правду об условиях содержания политзаключённых. В стране уже во-всю работала Особая тройка УНКВД и людей без разбора, зачастую по доносительству, направляли в трудовые лагеря. Соловецкий лагерь называют «Островом пыток и смерти» и он отличался особой жестокостью в обращении с заключёнными, т. к. находился в Белом море, вдалеке от цивилизации. Здесь применялись изощрёнейшие пытки несчастных людей: замораживание, утопление, пытки голодом, расстрелы, подавление и уничтожение личности, психологические пытки, бессмысленный труд, карательные акции. Всего, по не уточнённым данным, здесь погибло более 11 тысяч человек. Среди известных заключённых можно назвать имена Лихачёва, Флоренского, поэта Жумбаева и многих других людей. Символично, что и каратели сами попали в «сталинскую мясорубку». Начальники Соловецкого лагеря Боговой, Ногтев, Эйхманс, Апатер были расстреляны.
Кто-то спросил:
– А что такое карательные акции? И так всё ясно: люди были полностью бесправны и их в любой момент могли убить.
– Для устрашения всех применялись такие акции. Так 27 октября 1937 года более 1100 человек из лагеря было погружено на баржи и утоплено в море.
Я спросил:
– Расскажите подробнее о пытках. Я сам малолетним был в ссылке в Васюганских болотах. У нас самой изощрённой пыткой летом было привязывание голым к дереву под комаров. Человек погибал в страшных мучениях.
Все эстонцы живо и заинтересовано обернулись ко мне. Экскурсовод ответил:
– Да, применялась и здесь эта пытка. Она называлась – «на пеньки».
Но были и другие способы убийства. Недалеко от Кремля была так называемая «расстрельная дорога», по которой зимой гнали босиком в одном нижнем белье на кладбище и там расстреливали днём в качестве устрашения, чтобы все слышали выстрелы. А стукачам, которых очень поощряли, отдавали их обувь и одежду. Ещё людей загоняли по горло в озеро и под страхом расстрела заставляли стоять в ледяной воде несколько часов. Одна из самых изощрённых, изобретённых здесь, пыток была следующая. Лошадь запрягали в пустые оглобли. Несчастного привязывали ногами к оглоблям и охранник, сидя в седле, гнал её по кочкам. Кровавые лохмотья оставались от человека! И всё это на виду построенных в колонны арестантов – так «развлекались» конвоиры!
Все туристы качали головами, возмущались, плевались. Кто-то спросил:
– Отсюда, с горы Голгофа, как и с Секирной, открываются незабываемые виды и красоты. Но, говорят, и здесь казнили людей?
– Да! Раньше здесь было 365 «легендарных – кровавых» ступеней, сооружённых в своё время трудолюбивыми монахами. Человека привязывали к бревну и сталкивали его по ступеням к подножью. Ступени были настолько крутыми, что бревно набирало скорость и летело вниз, расплющивая заживо несчастного…
Это потрясло всех! Мы замолчали. Не верилось, что в таком красивейшем месте на земле могло быть такое! Я первый очнулся и ещё раз спросил мужчину:
– Как вы думаете, почему у правителей была такая жестокость к собственному народу?
Ведь Сталин и многие его соратники сами сидели в тюрьмах и лагерях? Они что, хотели отомстить кому-то, или это что-то другое?
– Не знаю. Причин может быть несколько. Главное для сохранения власти было для них – запугать народ. Но, на мой взгляд, ещё одна из них заключается в том, что социалистический строй создал государственную организацию ВЧК, затем ГПУ и НКВД, в которой большинство сотрудников были больными психопатами. Да и сам Сталин, как мы теперь узнали, был обычным параноиком.
Я ошеломлённо размышлял:
– «Что творилось в огромной стране! Был уничтожен лучший генофонд нации! Это привело к тяжелейшей деградации всего населения России! И последствия этого будут очень и очень долгие».
По окончании экскурсии все эстонцы окружили меня. Я рассказал им о детской встрече во Вдовино с их белокурыми парнями, когда мы подглядывали за ними в пустые глазницы окон сарая, где они лежали на соломе. Рассказал им и о медсестре Леми, повесившейся на чердаке больницы. Все пожали мне руку и хлопали по плечам.
Ночь со Сталиным
Мне чудится, будто поставлен в гробу телефон.
Кому-то опять сообщает свои указания Сталин.
Куда ещё тянется провод из гроба того?
Нет, Сталин не сдался…
Евгений Евтушенко.
Я никогда не отдыхал в санаториях, да и в отпуске не был уже давно. Работа начальника строительного управления очень хлопотливая и нервная. Да, вдобавок, теперь у меня было одно увлечение, отнимавшее много времени – был журналистом и работал внештатным корреспондентом одой из независимых газет. Я неимоверно устал, и надо было что-то делать. Мой друг – полковник Михаил, работавший начальником санатория МВД, предложил:
– Давай поедем отдыхать в Закавказье в правительственный санаторий? На берегу прекрасного озера Рица, думаю, здорово отдохнём. Там у меня директором санатория хороший мой товарищ – Путрин Владимир. Он будет очень рад принять нас по высшей форме – притом по льготной цене.
– Хорошо, Михаил. Я подумаю, но кто ты, а кто я? Тебя все знают, а я какое отношение буду иметь к привилегиям правительственного санатория?
– Не беспокойся – я всё устрою. Я знаю – ты очень интересуешься Сталиным. Твоя жена как-то шутливо сказала, что «мой муж прямо помешался на Сталине – читает все книги о нём, смотрит все передачи о Сталине, пишет в газетах постоянно о нём и т. д.» А в этом санатории, точнее, на даче при этом санатории, неоднократно отдыхал Сталин. Думаю, тебе будет интересно что-нибудь новое узнать о твоём «любимом» вожде.
– Согласен, Михаил! Едем!
И вот мы уже отдыхаем в правительственном санатории. Осмотры у врачей, процедуры – всё это необычно для меня. Мешают только бесконечные попойки с шашлыком, устраиваемые хлебосольными друзьями-кавказцами, которых очень уж много и у Владимира, и у Михаила.
В свободное время мы гуляли по парку, в лесу, забирались на горные хребты, пили минералку в бюветах, купались в озере. Путрин, по моей просьбе, повёл нас к даче Сталина, которая располагалась в дальнем глухом углу парка. Мрачное серое двухэтажное здание было со всех сторон окружено высоченными елями. Мы тихо обошли здание со всех сторон, переговариваясь. Взгляд мой остановился на большом белом пятне у основания огромной ели, росшей вместе с другими ёлками. Я глянул вверх и всё понял. Рассмеялся:
– Смотрите, Владимир – Михаил, какое чудо!
Те не поняли:
– О каком чуде ты говоришь?
– А посмотрите вверх! Видите, кто там сидит?
На нескольких ветках тёмной ели – в вышине, расселись восемь больших ушастых филинов, а на земле под ними белое пятно – их туалет. Наверное, это была одна семья – мама с папой и их взрослые дети. Филины сидели неподвижно, не обращая внимания на людей, лишь изредка шевеля головами и хлопая огромными жёлтыми глазами. Это было настолько необычно, что мы расхохотались. Михаил спросил:
– Николай! Ты же у нас сибиряк! Расскажи, что это за птица?
– Это филин! У нас в Сибири их было много. Мистическая птица. Очень загадочная. Филина деревенские люди считали нечистой силой. Ночью летает бесшумно, сверкая глазами. А как ухает! Ужас! У нас было поверье, что встреча с филиным грозит несчастьем. Надо обязательно перекреститься, когда он ухнет.
– Но сейчас-то они молчат!
– Днём они молчат. Охотятся ночью – вот тогда и можно услышать его ужасное уханье. Володя, я бы хотел заночевать на даче рядом с ними.
– Можно, конечно! Здесь жил не только Сталин, но и Ельцин. Правда, Ельцин на втором этаже жил – отказался от сталинских апартаментов. Дача практически всегда пустует и мы не делам там ремонт: сохраняем номер Сталина в первоначальном состоянии. Кому не предложу номер – все переночуют и уезжают на следующий день. Спрашиваю – почему уезжаете – молчат! А обслуживающий персонал утверждает, что всех пугает дух Сталина.
– Ерунда всё это! Я не боюсь!
Путрин ответил:
– Хорошо! К завтрашнему дню распоряжусь – подготовят дачу. Протопим, наполним бассейн, бельё, постельное и т. д. Михаил! Ты тоже будешь ночевать там?
– Нет уж! Я что-то боюсь этого «духа» – а вдруг и правда там бродит Сталин? Николай очень «любит» его – пусть один ночует в даче. А я только там поплаваю в бассейне. В нашем бассейне при корпусе всегда много народа – это чуть напрягает.
Когда я зашёл в спальню Сталина – просто обомлел. Огромная комната (площадью 50—60 квадратных метров) с пятиметровыми потолками, паркетные полы, большие окна с тяжёлыми двойными шторами, старомодный дубовый стол с телефонными аппаратами, кресла, диван, люстры, торшеры и в углу – квадратная гигантская кровать, на которой можно было спать вдоль и поперёк. При спальне расположена туалетная комната с большой мраморной ванной. Вход в спальню был двойной. По длинному коридору один выход в столовую и сорокаметровый бассейн, а другой – со стеклянной дверью – непосредственно в парк.
Мы долго плескались и плавали в бассейне, а затем уселись за столиком в столовой. Обслуживающий персонал давно ушёл, а мы всё никак не могли «закончить» бутылку коньяка. Во втором часу ночи, наконец, Михаил ушёл в свой корпус, и я остался один…
Лежал на огромной кровати – всё плыло и качалось вокруг. Сон не шёл. Навязчивые мысли и думы о Сталине мешали мне заснуть, и я уже пожалел, что остался ночевать в этой огромной и неуютной спальне. Я представлял, как Сталин здесь работал и отдыхал. Было тихо-тихо. Лунный свет пробивался сквозь щели в шторах. Вдруг рядом с окном раздалось громкое уханье – это было ужасно. Потом ещё, ещё и ещё! Мне стало страшно – я начал креститься. Подошёл к шторам, чуть раздвинув их и стараясь разглядеть в темноте филина. Вдруг явственно услышал лёгкое покашливание и шаркающие шаги – по коридору явно кто-то шёл. Стало жутко – в корнях волос на голове у меня прошла волна холода. Юркнул в постель – шаги стихли, филин тоже. Подумал:
– «Что за чушь? Неужели это правда? Рядом бродит дух Сталина? Если ещё раз услышу шаги – убегу в корпус ночевать. Нечего судьбу испытывать.»
Стал дремать. Вдруг в спальне возник мерцающий бледный свет. Я приоткрыл глаза и к своему ужасу увидел за письменным столом попыхивающего трубкой Сталина – тонкий запах табака витал в воздухе. Покуривая трубку, одетый в характерный китель и сапоги, он мягко и вежливо спрашивал кого-то по телефону:
– Что нового в Казахстане, Геннадий Андреевич? (Борков: 1-ый секретарь ЦК КПСС Казахстана).
Я ошеломлённо наблюдал за происходящим – сон это, или правда? Я знал эту необычную особенность Сталина – звонить по ночам первым секретарям республик, в результате чего они все были «на стрёме» – не спали и ждали этих звонков.
Чуть приподнялся, стремясь лучше разглядеть Сталина. Кровать скрипнула. Сталин прервал разговор и резко обернулся:
– Кто это спит на моей кровати? Как вы посмели?
– Я… товарищ Сталин… простите… сейчас уйду… чёрт попутал…
– А – а – а! Я о вас слышал… журналист… критикуете меня, как и все писаки. Хорошо – не бойтесь меня. Давайте поговорим. Мне здесь скучно ночами. Спрашивайте обо всём… Мне интересно, что говорят и пишут обо мне. Много лжи. Задавайте вопросы. Любые! Я отвечу. Не бойтесь. Смелее.
Я вдруг сразу успокоился и понял, что такого в жизни больше не представится:
– Вас называют «Кобой». Это в честь разбойника, который, … извините, как и вы в молодости, грабил на дорогах Грузии проезжавших купцов?
– Всё это ложь! Я в молодости прочитал одну книгу – «Отцеубийца». В ней рассказывалось о Кобе, кавказском Робин-Гуде, сражавшемся с казаками, защитнике грузинских бедняков, народном мстителе. Мне понравился этот образ, и я взял эту кличку.
– Когда вы пришли к власти – в стране воцарилось хамство, грубость и жестокость. Ваш друг Орджоникидзе не раз бил по лицу во время спора своих оппонентов. Да и о вас Ленин в последний год жизни написал: «Сталин слишком груб и я предлагаю сместить его с должности Генерального Секретаря партии, заменив его другим человеком, который был бы более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам»…
– Да, я груб! Но груб я в отношении врагов нашей революции.
– О вас писали многочисленные свидетели: «Простота Сталина не была позой. Его интересовала сама власть, а не роскошь, которую она могла предоставить. У этого страстного политика не было других пороков. Он не питал любви ни к деньгам, ни к удовольствиям, ни к спорту, ни к женщинам».
– Да, это так! И что здесь плохого?
– Вам как-то Троцкий бросил в лицо: «Первый секретарь выставляет свою кандидатуру на пост могильщика революции! Грубость и вероломство, о которых писал Ленин, перестали быть просто личностными качествами Сталина. Они характеризуют весь стиль нашего нынешнего руководства. В стране идут массовые аресты среди духовенства, интеллигенции, да и всех других слоёв населения, и даже среди старых большевиков!» Вы не простили ему этого и убили.
– Да, мы действительно арестовывали и расстреливали всех врагов революции, пока они не прекратят вести подрывную работу в партии и в Советском правительстве.
– Ваша практика военного коммунизма в 1918—21г. (продразвёрстки и реквизиции), а также программа насильственных реформ в сельском хозяйстве в 1928—33г была ужасной. Уничтожение дворян, помещиков, кулаков и подкулачников, насильственное объединение в колхозы середняков и бедноты. Эти события затронули десятки миллионов человек, проживавших в 600 000 деревень. 25 миллионов крестьянских хозяйств были объединены в 240 тысяч колхозов, находившихся под контролем государства. В результате были уничтожены или сосланы в Сибирь десятки миллионов человек. Украина в то время давала до 30% урожая зерновых в СССР. Вы изъяли у неё практически всё зерно и устроили голодомор, что привело к смерти более пяти миллионов украинцев. На границы Украины вы поставили войска и не выпускали никуда умирающих людей. Голодные толпы людей грызли землю, кору деревьев, выкапывали червей; съели практически всех собак и кошек, питались человечиной. Трупы десятков тысяч людей лежали на дорогах, в полях и лесах, объедаемые волками, шакалами, лисами. Но Украина была не одна. Продавая за рубеж практически всё зерно на цели индустриализации, вы обрекли на голодную смерть людей и в Поволжье, и на Северном Кавказе и в Казахстане.
