Операция «Академик»

Вот они проходят мимо обогнавшего их автобуса. Неожиданно, от стены и от автобуса отделяются двое мужчин. Один, незаметно, приставляет пистолет к боку Кряжева, другой нож к боку Альки.

Седой, невысокий главарь, за пятьдесят, в сером костюме тройке, с низко натянутой на глаза кепкой, ввинчивая дуло нагана в бок Кряжева, зло шепчет ему в ухо.

– Живо в автобус!

Кряжев, обращает внимание на отблеск лезвия ножа, приставленного Пауком к боку Альки, и подчиняется требованиям бандитов.

Автобус едет по вечерней Москве.

Кряжев, с главарем сидит в центре автобуса, Алька, на задних сиденьях, с Пауком. За рулем, перекатывая в зубах папиросу, ухмыляющийся, полноватый, рыхлый водитель, с отвернутым воротом рубашки на пиджаке.

"Простейшая ситуация – впереди остановился автобус… как я мог не прочувствовать и… подставить ее… такую не обычную… и такую… не земную?! Со мной сегодня что-то не так… а что… не так? Я… влюблен? Быть того не может?! – Кряжев, в ситуации, грозящей гибелью, невольно улыбнулся одними глазами, – вот, как оказывается это ощущается, потому и контроль потерял, не заметил, расслабился, ясно. Со мной то понятно – это мой выбор, ее то за что?! Но, с другой стороны – ведь почему-то мы еще живы? – Кряжев, чувствовал, что они движутся от центра куда-то на окраину, в сторону Марьино, в глухой район, и то же время пытался понять логику бандитов, – видимо, их интересуют детали – и это шанс, минимальный, но шанс. Я – ладно, а ее при любом раскладе нужно спасти».

Через полчаса автобус свернул в арку с глухим двором и остановился вплотную у двери, которую ключом открыл выбежавший водитель, он же первым и вошел, следом Алька с Пауком, за ними Кряжев с главарем.

Все пятеро спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, с небольшими окошками на уровне тротуара.

Вдоль стен, в подвале, валялась поломанная мебель, какие-то металлические конструкции и бумажные рулоны. В плохо проветренном помещении, Андрей сразу почувствовал еле уловимый знакомый запах специфической краски. Такой запах когда-то исходил от фальшивомонетчика… Винчи, которого он однажды доставлял в следственный изолятор, его взяли МУРовцы, «тепленьким», прямо за работой.

В помещении висела низко подвешенная тусклая лампочка, которая освещала свободное пространство в его центре.

Все пятеро подошли к свету.

Главарь, похоже начал издалека.

– Ну, что легавые, споете нам дуэтом?

В этот момент, неожиданно, Алька начинает истерично визжать и рваться, к Кряжеву, с ненавистью, плоским голосом.

– Это все он – падла легавая! Фрукту все зубы выбил и меня чуть не задушил! Вот! – свободной рукой отодвигает край платья под ключицей, где видны две царапины, оставленные директором театра, – Я тебя сейчас… сама замочу!

Алька, прекрасная в своем гневе, свекая глазами, как пантера, пытается свободной рукой, ногтями, дотянуться до лица Кряжева, но, не дотянувшись, вдруг, выхватывает свободной рукой, наган из-за пояса Паука, и наставляет его на Кряжева.

Паук, с ножом в руке, ошеломленно, смотрит на главаря.

Главарь, хитро ухмыльнувшись, после короткого раздумья – кивает отпустить ее.

Бандиты, наставив оружие на Кряжева и Альку, отходят от них.

Алька делает пару шагов в сторону от Кряжева.

Под лампочкой все присутствующие образуют треугольник: Кряжев, Алька с пистолетом, направленным на Кряжева, и бандиты, что держат их обоих на мушке.

Наступает тишина. Главарь, в предвкушении развязки, решил посмотреть, как новая "краля" Фрукта со своей женской местью "оторвется" на "легавом"; а все интересующие детали эта краля-перевертыш им и так "споет" после "базара" с пристрастием.

Кряжев сразу включился в смертельную импровизацию, и подыгрывая Альке, испуганно, делает шаг к центру, к единственной лампочке в этом подвале.

И в этот момент Алька открывает огонь по бандитам.

Она успевает сделать, пару выстрелов, но промахивается,

С первым выстрелом, Кряжев, рукавом пиджака, разбивает лампочку, и в прыжке валит Альку на пол. Падая, Алька видит, как над ней из-за спины пролетает чья-то рука с ножом. Это в полутьме, на стуле сидел еще один толстый бандит, его Алька не заметила, но его еще со ступенек "срисовал" Кряжев.

Упав с Алькой на пол, Кряжев, перехватывает ее кисть с наганом своею рукой, и, не снимая своего пальца с пальца Альки на курке, тут же стреляет прямо в лоб толстому бандиту с ножом в руке. Главарь и водитель автобуса открывают по ним огонь.

Кряжев, оказавшись в лучшей позиции, прикрывшись навалившимся на него и Альку, убитым бандитом, хладнокровно, стреляет, как по крупным мишеням, в прекрасно различимые силуэты бандитов, на фоне подвального окна. Главарь, видя, как один за другим, сраженные НКВДшником, падают его подельники, и понимая безвыходность ситуации, бросается к лестнице, по которой они спускались, стреляя без остановки в сторону Кряжева. Но, едва он рванул дверь, обозначив себя в проеме, Андрей всадил в него две пули. Пару секунд матерый бандит еще держался за ручку двери, но потом, присел, завалился назад, и, замертво, скатился вниз.

В наступившей тишине, Кряжев осторожно стаскивает с себя мертвого бандита, секунд десять прислушивается, затем негромко к Альке.

– Вы живы?

Через пару минут Кряжев и Алька, на фоне полуподвального окна, и полосы сизого порохового дыма над ним, сидят на полу спиной друг к другу.

Алька, переводя дыхание, и поправляя платье, негромко, к Кряжеву.

– И часто вы… в таких ситуациях?

Кряжев, также в полголоса.

– По-разному… бывает. А вы смелая… и хорошая артистка…

Алька поворачивается к Кряжеву.

– А вы очень метко стреляете!

Кряжев, как-то неловко, всторону, разворачиваясь к Альке.

– Нас… учили.

– Наверно, вы были отличником?

– Где-то был значок… – качая головой, – с такими актерскими данными наверное… все орлы или… там – как, мотыльки… на вас…

– Да, но, где-то на подлете… они… все сгорают, одна труха и остается…

Алька, оставаясь на коленях, наклоняется к Кряжеву, и вглядываясь в его лицо, кладет руки ему на плечи.

– Знаешь кто ты? – Кряжев, непонимающе пожимает плечами, – ты мужчина моей мечты.

Кряжев, взяв ее руки в свои, неловко пытается ее остановить. Но, Алька, проникновенно, с улыбкой, поочередно снимает обе его руки вниз. Она обхватывает руками его лицо и долгим поцелуем целует в губы. Кряжев, не сразу, но прижимает ее к себе. Проходит минута, две, три, четыре… Никто из обоих не хочет отрываться первым. Как будто, если они разомкнут руки – вмиг разрушится То, что они оба всю жизнь искали, но не признавались сами себе, наконец нашли, и могут в сию минуту Это потерять.

Еще пару минут Кряжев и Алька, не размыкая объятий, находятся все в том же положении, только голова Альки теперь лежит плече Кряжева.

Алька шепотом, так, как будто они знакомы уже тысячу лет.

– Я тебя напугала?

Кряжев, так же не громко.

– Нет, но наверно… это называется… любовью.

Алька, счастливо улыбаясь, крепко прижимается к Кряжеву.

Кряжев и Алька, наконец, выходят, как на вымершую, без единого фонаря, безлюдную улицу. Вдалеке, у перекрестка, выглянувшая из облака луна, пролила свет на приоткрытую дверь телефонной будки с разбитыми стеклами.

– Григорий Луки… Нет… мы в порядке. Да.... похоже на подпольную типографию… в смежном помещении, в подвале, Марьинская 7. Все нормально… три трупа, а тот, что с «пауком» на руке еще живой. Жду, – Кряжев, с облегчением вешает трубку.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЮБОВЬ

– А ты говоришь не танцевали, вон как умаялись! – глядя снимающего трупы бандитов в подвале, с фото вспышкой фотографа, довольный Григорий Лукич, смачно хлопнув по плечу, поддел своего здоровенного оперативника.

– Да ничего я не говорил, товарищ майор, – опять своим тягучим голосом, но уже улыбаясь, протянул Корнеев.

Федин долго жал руку Андрею, хотел, конечно его приобнять, но не решился.

– Спасибо тебе и Пашке… – смутившись, – комиссару Государственной Безопасности третьего ранга, – и тут же поручил своему водителю доставить Андрея и Альку домой «в лучшем виде!»

Водитель Григория Лукича, был чем-то похож на своего начальника, тех же лет, с похожими усами, но в отличии от него немногословный, и с небольшой одышкой. Он остановился у Скатертного переулка, и чуть ли не взмолился.

– Простите, товарищ капитан, но боюсь на обратную дорогу горючки не хватит.

– Спасибо, здесь уже недалеко – звонким голосом успокоила его Алька, с заднего сиденья.

Кряжеву показалось, что она уже задремала у него на плече, но ему было приятно слушать ее чистый голос, он напомнил ему грудной голос его матери, когда она в детстве, укладывала его спать на теплой русской печи.

Укрыв лоскутным одеялом, и прижав его к себе, на толстой медвежьей шкуре, мама рассказывала ему одну и ту же сказку про Котика-братика, Петушка и Лису. «Несёт меня лиса в тёмные леса, за крутые горы!» Слушая ее певучий голос, он надеялся, что в конце сказки Котик-братик все же догонит Лису и спасет Петушка, но, к сожалению, конец сказки всегда был печальным.

Всякий раз, проваливаясь в сон, он представлял себя вместо Котика-братика, который из всех сил пытается догнать хитрую Лису-смерти косу, и отнять у нее, но не Петушка-гребешка, а свою забавную младшую сестричку, которая кликала его «Лейка», не умея еще выговорить имя Андрейка. Она умерла от тифа в четыре года.

Уже повеселев, водитель добавил.

– Там я бандитский бензин солью из автобуса, у них почти под завязку.

Минут пятнадцать, погруженные, каждый в себя, но счастливые, Кряжев и Алька, держась за руки, не говоря ни слова, шли по еще оживленным улицам Москвы, пока не свернули на тихую улочку к подъеду, который, как бы врос в землю, от многолетних наслоений грунта и асфальта, и был аккуратно обнесен полукольцом невысокой "плотины", из того же асфальта, чтобы в не в него с улицы не затекала дождевая вода.

Кряжев, неожиданно, понял, что они уже пришли.

– Вы сказали, что совсем недалеко, – он конечно, пытался сказать эту фразу нейтрально, но получилось не очень.

Алька, все понимая, улыбаясь, делает полукруг вокруг себя.

– Когда я волнуюсь – то могу немного и приврать. Вот мой подъезд.

Здесь Алька слегка лукавила – волнение конечно было, но несколько другое, то – о котором она уже давно грезила в своих снах, а просыпаясь хотелось реветь, как маленькой девочке. Близких подруг у нее не было. Не было и мамы, с которой они бы могли бы вечерами и помечтать, и посекретничать. А с ним ей было ясно и легко; с ним она интуитивно почувствовала свою женскую природу, ее предназначение, и такой таинственный, манящий и притягательный смысл.

Кряжев протягивает Альке руку, и с трудом выдавливает из себя.

– До свидания.

– Нет-нет я тебя никуда не пущу! – Алька, улыбаясь, делает шаг и вдруг, решительно хватает его за обе руки, – нет!

Кряжев, тоже пытаясь улыбнуться.

– Со мной ничего не случиться.

– Все – на сегодня достаточно приключений! Зайдем, выпьем чаю, я познакомлю тебя с моим папой. Поспишь у нас в гостиной, а утром я тебя отпущу.

Алька и Кряжев входят в подъезд, с узорным полом, мраморными, в паутинках трещинок, ступенями и поднимаются на второй этаж.

Алька звонит в высокую двустворчатую дверь с латунной табличкой «Профессор Горский Д.С.»

Дверь открывает сам Горский, отец Альки: шестидесяти четырех лет, невысокий, с чувством юмора, суховатый мужчина, с небольшими усами и "чеховской бородкой", на нем поверх светлой рубашки в полоску и брюк, одет кухонный халат. Увидев в проеме двери Альку, Горский, легко и иронично ей бросает.