Печать русского символизма

Среди авторов журнала и поддерживавших его писателей были Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков, Д. Н. Мамин-Сибиряк, И. Н. Потапенко, А. П. Чехов (до 1892 г.), в последние годы – М. Горький. Из переводной литературы журнал напечатал дневник М. Башкирцевой, пьесы М. Метерлинка, Г. Ибсена, прозу К. Гамсуна, Г. д’Аннунцио и др. Но основу его репутации составили произведения настоящих и будущих символистов. В нем регулярно печатались Н. М. Минский, Д. С. Мережковский (в том числе роман «Отверженный»), З. Н. Гиппиус (помимо стихов, – принципиальные для раннего символизма повести «Мисс Май», «Златоцвет», «Зеркала»), Ф. Сологуб (среди прочего – рассказ «Тени» и роман «Тяжелые сны»), К. Д. Бальмонт.

Роль «Северного вестника» в становлении русского символизма трудно переоценить: впервые настоящий, традиционный толстый журнал открыл свои страницы группе символистов, позволив им опубликовать принципиальные, отчасти даже декларативные произведения, составившие в дальнейшем основу творческого багажа всего русского символизма. Вместе с тем существенно отметить, что «Северный вестник» был подчинен публицистической воле Волынского, не склонного допускать в журнал теоретические статьи символистов, а также произведения радикального крыла направления, – А. М. Добролюбова, Вл. В. Гиппиуса (посещавших журфиксы Волынского и Гуревич) и В. Я. Брюсова. Мало того, Волынский подверг резкой критике «Natura naturans. Natura naturata» Добролюбова, сборники «Русские символисты» и «Chefs d’oeuvre» Брюсова. Проводя резкую границу между истинным символизмом и декадентством, Волынский отказывал большинству произведений, даже печатавшихся в «Северном вестнике», в символическом характере. Это усугублялось личной неуживчивостью Волынского, поссорившегося с Мережковскими (1897) и с Минским (1899), нередко недовольство редакционным вмешательством в тексты выражал Сологуб. К самому концу 1890-х гг. «Северный вестник», оказавшись в тяжелом материальном положении, и растерял большинство авторов, и утратил свое лидирующее положение в «новом искусстве». «„Северный вестник“ был тем передовым бойцом, который пожертвовал своей жизнью, чтобы открыть путь всей рати»[63]. Большинство авторов-символистов «Северного вестника» через некоторое время нашли пристанище в новом журнале – «МИР ИСКУССТВА» (1899–1904)[64].

Искусствоведческая сторона этого журнала заслуживает специального рассмотрения, невозможного здесь. Скажем лишь, что он был основан по инициативе выдающегося деятеля искусства С. П. Дягилева и первоначально предназначался лишь для публикации искусствоведческих статей и многочисленных высококачественных иллюстраций. Журнал представлял собою тетради большого формата, переплетавшиеся по полугодиям, что составляло увесистые волюмы с внешностью роскошного издания по искусству. В качестве приложения к нему выходила «Хроника журнала „Мир искусства“».

Однако не меньшее значение имеет и сторона литературная. Как писала З. Н. Гиппиус, «возрождение литературы, даже как словесное искусство, не входило непосредственно в его задачу. Но при широте взглядов новаторов-создателей журнала не могла остаться в стороне и новая литература»[65]. Литературный отдел в «Мире искусства» появился не с самого основания журнала, а лишь с 1900 г., при этом он был лишен беллетристики и состоял только из статей и рецензий. Во главе его стоял Д. В. Философов, которому, по словам А. Н. Бенуа, «целиком принадлежит честь создания в „Мире искусства“ отдела, посвященного вопросам философического и религиозно-философского порядка; он же всячески стремился этот отдел расширить, что происходило не без сопротивления со стороны прочих членов редакции, включая сюда и Дягилева»[66]. Однако, как подчеркивает тот же Бенуа, вопросы, обсуждавшиеся на страницах литературного отдела, были чрезвычайно существенны и для деятелей отдела художественного, поскольку относились к числу вечных, нуждающихся в постоянном осознании, переживании и в экзистенциальном решении.

Среди главных сотрудников отдела были Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус, В. В. Розанов, Л. Шестов, Н. М. Минский, Ф. Сологуб, К. Д. Бальмонт, с середины 1901 г. – В. Я. Брюсов, с 1902 – Андрей Белый. Еще до формальной организации отдела дважды в «Мире искусства» выступил Вл. Соловьев. Наиболее принципиальны были объемные публикации: «Лев Толстой и Достоевский» Д. С. Мережковского (книга печаталась на протяжении 1900–1901), «Философия трагедии» Л. Шестова (1902. № 2, 4-10), «Философские разговоры» Н. Минского (печатались в 1901–1903), а также значительное количество статей Розанова (около 30). Примечательны были также обсуждение статьи С. А. Андреевского «Вырождение рифмы» (1901. № 5), публикация которой была сопровождена рядом стихотворений поэтов-символистов (отклики В. Я. Брюсова и Рцы [И. Ф. Романова] см.: Мир искусства. 1901. № 5, 8/9), статья В. Я. Брюсова «Ненужная правда: По поводу Московского Художественного театра» (1902. № 4), а также статьи Белого «Певица» (1902. № 11), «Формы искусства» (1902. № 12) и «Символизм как миропонимание» (1904. № 5). Именно в «Мире искусства» были сформулированы многие основополагающие для символизма вопросы и сделаны первые попытки дать ответы на них.

Однако внутри самой редакции журнала, а также и внутри литературного отдела существовали определенные противоречия. «Художественная» часть редакции видела в постоянном обсуждении религиозных и философских проблем своего рода нецеломудренность, опошление «несказанного» и тем самым вульгаризацию важнейших вопросов бытия; стремление к тенденциозности искусства и неспособность к восприятию художественной красоты во всех ее оттенках отделяло Мережковских, Минского, Розанова как от группы Дягилева, так и от Брюсова, Бальмонта, Сологуба; наконец, усложнение мыслительной ткани многих статей делало их малоприемлемыми даже для журнала, ориентированного на ограниченную аудиторию. Нараставшее напряжение во взаимоотношениях привело к выделению группы Мережковских в отдельный журнал «Новый путь», в 1904 появился журнал «Весы», а финансовые проблемы не позволили продолжать «Мир искусства». К тому же собственно художественные вопросы, ради которых первоначально учреждался журнал, были уже сформулированы, «поэтому дальнейшее явилось бы только повторением, каким-то топтанием на месте»[67].

«НОВЫЙ ПУТЬ» (1903–1904) возник как непосредственное развитие идеи Религиозно-философских собраний[68]. И там, и там главенствовала владевшая в эти годы Мережковскими идея религиозного поиска, как в рамках Церкви, так и за ее пределами. З. Н. Гиппиус так вспоминала о первоначальных импульсах: «Эта идея возникла, конечно, из Собраний – и для Собраний. Ведь все заседания были стенографированы, начиная с первого. А где они могли быть напечатаны? Конечно, нигде… Да и с других сторон – журнал наш нам был нужен. „Мир искусства“ уже перестал совпадать с нашими устремлениями…»[69]. В отличие от прежних опытов, «Новый путь» возникал как собственный орган символистов, и прежде всего группы Мережковских, что давало свободу в выборе типа издания и отборе материала. В то же время, во-первых, редакционная деятельность требовала от главных сотрудников, то есть прежде всего самих Мережковских, отдавать слишком много времени журнальной работе в ущерб творчеству и, во-вторых, журнал был особо уязвим, подвергаясь строгой цензуре (как издание, близко касающееся церковных проблем, «Новый путь» подлежал цензуре не только общегражданской, но и духовной).

Если «Мир искусства» был журналом принципиально нового типа, рассчитанно отказавшимся от беллетристики, с доминирующим художественным отделом, обильно иллюстрированным, то «Новый путь», как прежде «Северный вестник», был построен по образцу классического для России «толстого» журнала со всеми его характерными разделами. Это обязывало редакторов (официально поначалу им был П. П. Перцов, но фактически, конечно, Мережковские – преимущественно З. Н. Гиппиус) следить в равной мере и за беллетристикой, и за стихотворным отделом, и за статьями, и за политическими обозрениями, что было выше их сил. Поэтому наиболее значительный интерес для сегодняшнего читателя и исследователя представляет раздел стихотворный, где доминирующее положение занимали символисты. По подсчетам Д. Е. Максимова, 33 стихотворения в «Новом пути» опубликовал Бальмонт, 31 – Сологуб, 21 – Гиппиус, 9 – Брюсов, 5 – Вяч. Иванов, эпизодически печатали стихи Ю. Балтрушайтис, Мережковский, Минский, Перцов. Особо следует отметить многочисленные публикации начинающих авторов – 19 стихотворений до тех пор почти не печатавшегося Блока, 16 – Л. Д. Семенова, 9 – М. А. Волошина, 6 – А. А. Кондратьева, 5 – Д. Н. Фридберга, 2 – Г. И. Чулкова. При этом стихотворения печатались преимущественно большими подборками, позволявшими дать представление о творческой индивидуальности поэта. В разделе прозаическом были опубликованы «Петр и Алексей» Мережковского (не полностью), ряд рассказов Гиппиус, «Жало смерти» Сологуба, произведения А. М. Ремизова, Семенова, Чулкова, Кондратьева, С. Н. Сергеева-Ценского, Б. К. Зайцева, но они были оттеснены на задний план многочисленными публикациями ниже среднего уровня тогдашней журнальной беллетристики, что вызывало серьезные упреки. При этом, однако, редакторы возлагали надежды на возникновение некоего нового журнального жанра, в котором произошло бы органическое слияние художественного и умозрительного начал: «Быть может, явится какая-нибудь новая форма, бель- но не летристика, или летристика, но не бель, – не знаю…»[70]. Однако надежды на подобную трансформацию не сбылись, и доминировала в журнале именно невыразительная проза, несколько разрежаясь иностранной беллетристикой чуть более высокого качества.

Однако наиболее существенные художественные и идеологические открытия делались в специфических для «Нового пути» рубриках. Прежде всего это относится к «Запискам религиозно-философских собраний» (и примыкающей к ним «Религиозно-философской хронике»), к индивидуальному отделу Розанова «В своем углу», а также к разделу «Из частной переписки». Именно там в наибольшей степени отразилось жанровое новаторство журнала, а также возможность освобождения авторов от довольно жесткой идеологической схемы Мережковских (особенно в двух последних разделах). Среди значительнейших нехудожественных произведений, помещенных в «Новом пути», следует назвать «Эллинскую религию страдающего бога» Вяч. Иванова и «Спиритизм как антихристианство» П. А. Флоренского.

Все же направляющая воля Мережковских была, очевидно, слишком сильна. Еще на подготовительном этапе от обязанностей секретаря журнала отказался Брюсов. Он же записывал осенью 1903: «… много ссорился я с „Н‹овым› Путем“. За нелитературность журнала и за отвержение моих политик[71]. Потом вышла история с моей статьей о папстве. Она появилась в искаженном виде, обессмысленная. ‹…› Оказалось, что журн‹алом› заведует всецело Егоров»[72]. Летом 1904 от редактирования отказался Перцов, уступив место Философову. Совсем скоро, к концу 1904 г. из-за нехватки средств, запрещения публиковать отчеты Религиозно-философских собраний (следовательно, падения у Мережковских внутреннего интереса к журналу), отхода части прежних сотрудников и изменившейся общественной ситуации продолжение издания стало сложным. К участию в нем через нового секретаря Г. И. Чулкова была привлечена группа философов-идеалистов, частью бывших марксистов – С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, П. И. Новгородцев, Н. О. Лосский, С. Л. Франк и др. В трех последних номерах за 1904 г. лишь литературный раздел был в ведении Мережковских, а с начала 1905 г. «Новый путь» перестал выходить, но вместо него подписчикам рассылался журнал «ВОПРОСЫ ЖИЗНИ», унаследовавший большую часть авторов, прежде всего в политическом отделе. В сложных обстоятельствах революции 1905 г. журнал просуществовал лишь год, но сумел опубликовать ряд значительных произведений, прежде всего «Мелкий бес» Сологуба и «Пруд» Ремизова, а также стихи Блока, Брюсова, Вяч. Иванова, Белого, Сологуба и др. Однако специфику преимущественно символистского журнала, каким был «Новый путь», «Вопросы жизни» утратили.

С начала 1904 по конец 1909 г. в Москве выходил наиболее значительный журнал русского символизма «ВЕСЫ»[73]. Финансировало его выпуск книгоиздательство «Скорпион» и официальным редактором-издателем был С. А. Поляков. Фактическим же редактором на протяжении почти всего срока его существования являлся Брюсов.

Первоначальные принципы были заявлены в предисловии «К читателям»: «„Весы“ желают создать в России критический журнал. Внешним образцом они избирают такие издания, как английский „Athenaeum“, французский „Mercure de France“, немецкий „Litterarische Echo“, итальянский „Marzocco“. Стихи, рассказы, все создания творческой литературы сознательно исключены из программы „Весов“. Таким произведениям – место в отдельной книге или в сборнике» (1904. № 1. С. [III]). В соответствии с провозглашенным, для журнала была выбрана непривычная русскому читателю внешность: почти квадратный, но не увеличенного размера, как художественные издания, на очень хорошей бумаге, с многочисленными, преимущественно графическими иллюстрациями. Таким образом, сама внешность журнала казалась намеренно «декадентской». Не менее отчетливо было выражено стремление сделать «Весы» боевым органом символизма. Уже статья Брюсова «Ключи тайн», фактически открывавшая первый номер, создавала платформу для объединения всех представителей «нового искусства» вокруг «Весов»[74]. Основной направляющей тенденцией как данной статьи, так и всего журнала было стремление к максимальной свободе постижения мира в его многообразии и художественного выражения этого познания: «История нового искусства есть прежде всего история его освобождения»[75]; «Мы знаем только один завет к художнику: искренность, крайнюю, последнюю»[76].

Регулярным дополнением к отделу статей в «Весах» были рецензии и хроника, задачей которых Брюсов считал как можно более подробное знакомство читателей (в том числе и литераторов) с последними достижениями «нового искусства» в Европе и даже во всем мире. Среди сотрудников, писавших о зарубежных литературах были М. Я. Шик и А. Элиасберг (немецкая), М. А. Волошин, Р. Гиль. Р. и Ж. де Гурмоны (французская), У Морфилл (английская), Дж. Папини и Дж. Амендола (итальянская). Время от времени писали отчеты и другие русские литераторы, оказывавшиеся за границей (например, Н. С. Гумилев), и зарубежные писатели. Для Брюсова систематичность и объективность (конечно, с точки зрения символистов) создающейся картины были принципиальны. В этом его поддерживали и другие соратники по изданию журнала, особенно на первом этапе. Характерен эпизод, когда М. Н. Семенов убеждал Брюсова в важности библиографических списков новых книг, выходящих за границей, и сам составил два таких списка в качестве образца. Вот его аргументы: «Убедительно прошу Вас ничего из иностранных отделов не сокращать. Повторяю – я придаю таким перечням громадное значение. Это придаст „Весам“ серьезную библиографическую ценность. ‹…› Я уверен, что „Весы“ приобретут многих лишних подписчиков, когда будут помещать систематически такие перечни, прямо-таки необходимые для всякого, кто занимается литературой, историей искусств и пр. Подобный перечень не дает ни один из русских журналов»[77]. Впрочем, далеко не всегда усилия редакторов увенчивались успехом. Так, например, получив от Андрея Белого письмо с восторженным описанием сделанных им во время зарубежного путешествия открытий в сфере зарубежной культуры, Брюсов ему отвечал: «Письмо ваше и порадовало меня и повергло в отчаянье. ‹…› Отчаяло все, что вы пишете о польской литературе. Боже мой! для чего же „Весы“ издаются три года, если даже вы не знаете, что в них печатается! ‹…› Помилосердствуйте, Борис Николаевич, не ломитесь в открытую дверь: мы польской литературой интересуемся, „Химеру“ получаем с ее основания, о польских книгах всегда говорим, польским художникам посвятили отдельный №… и т. д. Но если вы всего этого не заметили в „Весах“, что же заметила публика! Для кого же мы работаем? Для кого же мы издаем журнал? Страшно. Страшно»[78].

Несомненно, одним из существенных толчков к возникновению «Весов» послужило недовольство Брюсова и ряда других авторов журнала политикой «Нового пути», однако никто из писателей, близких к символизму, заведомо не исключался из числа потенциальных сотрудников «Весов». Обида Мережковских за невключение их имен в первоначальный список сотрудников «Весов» была необоснованной: Брюсов имел в виду, что они слишком заняты «Новым путем», чтобы стать еще и ведущими сотрудниками нового журнала. В конце концов в «Весах» сотрудничали все без исключения крупнейшие писатели-символисты и множество еще только входивших в литературу.

С начала 1906 г. «Весы» стали печатать не только статьи, но и художественные произведения, как русские, так и переводные. Этот принцип выдерживался журналом до самого конца издания, при этом внешний вид и принципы оформления журнала, принципиально не похожего на традиционный, неизменно сохранялся. Внутреннюю же идеологическую эволюцию позиции «Весов» исследователи справедливо делят на три основных этапа: 1) линия на консолидацию всех направлений символизма (1904 – середина 1906 г.); 2) резкая, доходящая до крайних пределов полемика с различными внутрисимволистскими «ересями» (с журналами «Золотое руно» и «Перевал», с мистическим анархизмом и близкими к нему писателями, с эпигонами символизма); этот этап начался с № 5 за 1906 г. и длился до конца 1908; 3) упадок журнала, связанный с отходом Брюсова от непосредственного руководства им. С этими этапами связаны и меняющийся круг авторов, и ведущие полемисты. Первоначальный спокойный тон журнала и утверждения его ведущих авторов (сам Брюсов, Вяч. Иванов, Андрей Белый, Бальмонт) сменяется во второй период умело направляемыми Брюсовым атаками, где ведущую роль играли З. Н. Гиппиус (летом 1906 г. даже предполагался проект соединения «Весов» с группой Мережковских, при котором они получали право распоряжаться половиной статейного материала журнала; в силу ряда причин проект не был осуществлен, но является показательным), Белый и отчасти Эллис. В полемике с антимодернистскими тенденциями существенную роль играли статьи Б. А. Садовского, Н. И. Петровской и др. В 1909 г. под фактическим руководством Белого «Весы» все более явственно стремятся к сглаживанию противоречий и новому объединению в канун кризиса (см., например, статью Эллиса «Итоги символизма» // Весы. 1909. № 7). Этому, однако, мешал неуравновешенный характер критической и полемической деятельности главних тогдашних сотрудников – Белого и Эллиса.

«Весы» вошли в историю русского символизма как наиболее значительное его периодическое издание, опубликовавшее большой ряд произведений самого высокого художественного уровня (например, в прозе – «Огненный ангел» Брюсова и «Серебряный голубь» Белого), существенно развившее теорию символизма, давшее систематические и чрезвычайно содержательные обзоры европейской культуры, воспринимавшейся под знаком этого движения, в ожесточенной критической полемике они определили место, которое может занимать модернизм в русской культуре. Именно в результате деятельности «Весов» (конечно, поддерживавшейся издательской деятельностью «Скорпиона», «Грифа», «Ор», другими, менее значимыми журналами) символизм стал восприниматься любым образованным русским читателем не как малопонятное художественное и психологическое извращение, а как явление высокого искусства.

Параллельно «Весам» в Москве существовал второй по значимости символистский журнал – «ЗОЛОТОЕ РУНО»[79]. Он возник в 1906 на средства дилетантски занимавшегося искусством богача Н. П. Рябушинского[80] и во многом отразил вкусы и устремления своего мецената, сумев все же сыграть весьма существенную роль в истории символизма.

На протяжении практически всего периода своего издания «Золотое руно» значительную часть объема отводило репродукциям и статьям о живописи, стараясь представлять художника значительным количеством воспроизведений. Но и литературный отдел был задуман весьма широко, причем основным принципом его построения служил редакционный манифест, открывавший первый номер и написанный, очевидно, С. А. Соколовым, заведовавшим на первых порах литературным отделом. Курсивом в манифесте было выделено: «Искусство – вечно ‹…› Искусство – едино ‹…› Искусство – символично ‹…› Искусство – свободно…» Широта заявленных принципов, опиравшихся на большие деньги Рябушинского (доходы журнала по итогам 1906 составили 12 тысяч рублей, а расходы – около 84 тысяч), позволила на первых порах привлечь в «Золотое руно» почти всех крупнейших символистов: в 1906 в журнале печатались Ю. К. Балтрушайтис, К. Д. Бальмонт, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, Андрей Белый, М. А. Волошин, З. Н. Гиппиус, В. И. Иванов, Д. С. Мережковский, Ф. Сологуб, а также – многие менее известные, от М. А. Кузмина до начинающих С. М. Городецкого, В. Ф. Ходасевича или А. А. Биска. В журнале также эпизодически сотрудничали Л. Н. Андреев, И. А. Бунин, Б. К. Зайцев.

Вместе с тем для многих было очевидно, что участие ведущих авторов обеспечивалось прежде всего небывалыми гонорарами. Вот характерный эпизод, записанный В. Ф. Ходасевичем: «В начале 1906 г. я видел буквально такую телеграмму Мережковского в „Золотое Руно“: „Если журнал хочет сохранить мое идейное сочувствие, прошу немедленно перевести столько-то (не помню) рублей авансом“. Рябушинский не послал, т. к. за Мер‹ежковским› уже был аванс. Его рукопись (поэма [не помню названия] „Старинные октавы“) была уже в редакции. Эта поэма и напечатана в № 1 „Зол‹отого› Руна“, но в дальнейшем идейное сочувствие Мер‹ежковского› действительно прекратилось: больше он у Ряб‹ушинского› не печатался»[81]. Из подобных соображений многие были готовы терпеть самодурство и художественную бездарность Рябушинского как художника и литератора, постоянно вмешивавшегося в редакционную политику журнала и даже дававшего указания авторам, как им следует писать.

Наибольшую критику со стороны даже дружественных изданий вызывала излишняя роскошь «Золотого руна», переходившая в безвкусицу. Так, Брюсов писал, «… читая два вышедших №№ ‹…›, я почти все находил художественным, почти все одобрял и почти со всем соглашался ‹…› И все же роскошные страницы ‹…› кажутся мне пышным саркофагом, великолепной гробницей, где, с почестями, с прощальными надгробными речами, погребают русское „новое искусство“»[82]. Журнал был чрезмерно велик по размеру, изобиловал золотом (даже цитированный нами манифест был напечатан золотой краской); поскольку в редакционной программе был пункт о том, что «Золтое руно», среди прочего, ставит своей задачей знакомство Европы с современным русским искусством, вначале его прозаические материалы даже параллельно переводились на французский язык; потом Рябушинский решил переводить и стихи, для чего из Франции был специально приглашен поэт Эсмер-Вальдор (псевдоним Александра Мерсеро). Но внешне это выглядело совершенно излишним и вызывало серьезные нарекания. К середине года Рябушинский, побывавший во Франции, убедился, что никто всерьез читать его журнал не собирается, переводы отменил, а Эсмер-Вальдора просто выгнал (впоследствии ему все-таки были выплачены причитавшиеся по договору деньги).

Журнальная политика «Золотого руна» в первые два года существования претерпевала серьезные изменения. В середине 1906 г. отказался участвовать в редакционной работе Соколов, оскорбленный Рябушинским, и его место занял друживший с Брюсовым А. А. Курсинский. В это время Брюсов и другие сотрудники «Весов» возобновляют активное сотрудничество с «Золотым руном». Но весной 1907 г. вследствие опять-таки конфликта с Рябушинским Курсинский ушел из редакции, и на некоторое время журнал остался без руководителя, поскольку сам Рябушинский его функции выполнять явно не мог. Лишь после того, как место секретаря занял Г. Э. Тастевен, «Золотое руно» определило свои литературные принципы. Вследствие сперва отхода, а затем и вообще официального выхода из числа сотрудников ведущих авторов «Весов», «Золотое руно» стало ориентироваться на «петербуржцев», симпатизировавших мистическому анархизму. С середины 1907 г. роль ведущих теоретиков журнала переходит к Вяч. Иванову, Г. Чулкову, отчасти С. М. Городецкому и Тастевену, критические обозрения регулярно печатает Блок, в литературном отделе ведущие позиции занимают (помимо названных) Кузмин, Сологуб, Волошин, С. А. Ауслендер. Противостояние «Весов» и «Золотого руна» достигает такой степени, что Брюсов начинает прямо требовать от своих приверженцев отказа от участия в «Золотом руне»[83]. При этом, если полемика «Весов» была более подчинена задачами сиюминутным, то ряд статей «Золотого руна» (прежде всего «Россия и интеллигенция» Блока, «Ты еси», «Две стихии в современном символизме», «О русской идее» и «Древний ужас» Иванова), стимулом к созданию которых стала борьба двух изданий, относятся к числу наиболее принципиальных для всего символизма. Таким образом, если в литературной борьбе победителем чаще оказывались «Весы», более строгие и убедительные в спорах, то для теории направления статьи, публиковавшиеся в «Золотом руне», были несомненно очень часто значительнее. Следует отметить, что качество литературного отдела «Золотого руна» могло быть еще лучше, если бы в конце 1907 г. основным руководителем журнала стал Вячеслав Иванов, о чем шли долгие переговоры, был даже приготовлен проект соглашения, которое должны были подписать Рябушинский и Иванов. Однако Рябушинский в последний момент отказался от такой возможности, сохранив за собой право вмешиваться не только в редакционные дела, но и в общую литературную политику.