скачать книгу бесплатно
Через некоторое время он провалился в это своё странное состояние и осторожно мысленно позвал:
– Водитель! Ты здесь?
– Тут я! – радостно ответил ему знакомый голос. – Как сам-то? Живой?
– Да вроде нормально. Будильник зазвенел. Я проснулся от него. А что это было? И кто ты?
– Имена здесь нельзя говорить. Отдашь имя – отдашь себя, и поминай как звали. У тебя сейчас будильник снова заведён?
– Конечно! На пять минут.
– Давай, переставь его скорее хотя бы на полчаса. А лучше – на час. Нам нужно время. И скажи, как тебя звать. Только имя своё не называй никому! Это важно!
– Ну, пусть будет Вятич, – немного замешкавшись, выдал он первое, что пришло на ум.
– Оригинально! Как снова здесь окажешься – снова меня позови, я здесь буду. Зеркал, кстати, у тебя в комнате нет?
– Есть одно, на дверце шкафа. А что?
– Занавесь его. Только плотно! Это важно! И всегда занавешивай зеркала, прежде чем сюда ходить! И оденься. И в одеяло потолще завернись.
– А что тут такое… – начал было Вятич, но тут вдруг внезапно зазвонил будильник, и он проснулся опять.
Он выключил его и задумался.
Зачесалась нога.
Хмуро поскребя голень ногтями, он решился, открыл дверцу шкафа, накинул на неё плед так, чтобы зеркало было закрыто, быстро запрыгнул в лёгкий спортивный костюм, переставил будильник на час вперёд и плотно закутался в одеяло, вновь возвращаясь в то состояние, о котором ничего не знал.
– Водитель! Ты тут? – позвал он, уже с некоторой долей привычки очутившись в кромешной тьме.
– Здесь я, – ответил голос. – Как, ты говоришь, тебя называть?
– Вятич, – ответил парень, и тут же у него возникло ощущение захватывания дыхания, как будто он летит вниз на сильно раскачавшихся качелях. Внезапно он оказался в какой-то затхлой комнате без окон, с каменными стенами, простой деревянной кроватью, парой табуретов и парой подсвечников на столе. Свечи в подсвечниках не горели, но в комнате было странным образом светло, хотя источников света парень никаких не нашёл. На кровати сидел незнакомец лет двадцати-двадцати пяти, худощавый, с почему-то седыми волосами. Одет он был в обычную одежду «кроссовки/футболка/джинсы», с выполненной в форме модного потёртого оттиска эмблемой на тёмно-синей футболке. Выполненная белой и рыжей красками, она напоминала эмблему автомобилей «Фольксваген», с той лишь разницей, что буквы были длинней, крайние линии буквы «W» были разделены поперёк на уровне нижнего края буквы «V» и сделаны – как и она – рыжими. Под белой буквой «W» мелким шрифтом было написано «BB-56», а вместо круга она была окружена тринадцатью рыжими звёздочками. На столе стояла потёртая и видавшая виды пластмассовая моделька старого «Фольксваген жук».
– Где это я? – удивлённо спросил Вятич.
– Ты про конкретно это место или вообще? – поинтересовался Водитель.
– И то и другое! – ответил ему парень, задумчиво взяв со стола модельку, чтобы получше её рассмотреть.
– Положи на место! – вдруг резко произнёс Водитель, привставая с кровати.
Вятич удивлённо поставил игрушку обратно на стол и вопросительно посмотрел на него.
– В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году «Фольксваген жук» получил то, что станет одной из его наиболее отличительных особенностей, – набор двойных хромированных выхлопных труб, – услышал он объяснение собеседника, садящегося обратно на кровать. – Модели для США получили более высокие защитные бамперы и трубчатые рейки. Это – уникальная модель именно пятьдесят шестого года. Её уникальность в том, что в Америке тогда не делали модели проходных автомобилей, только престижные тачки типа «Кадиллаков» или премиум-моделей «Шевроле».
«Водитель!» – хмыкнул про себя юноша, а вслух спросил:
– Так где же мы? Ну, в смысле и там и тут?
– «Там» – это проще воспринимать как некий промежуток между миром живых и миром мёртвых, немного в стороне от сна, по-умному называется «Литораль», на сленге – «прилив», в простонародье – «промежность». Здесь ты потому, что нырнул в литораль из реального мира. Тебя терминами грузить?
– Ну попробуй! – нерешительно предложил Вятич.
– Реальный мир называется супралиторалью, нырнёшь ещё глубже – в сублитораль уйдёшь, там и мёртвых можно повстречать. У них там гнездо, или, грубо говоря, нерест. Ещё термины нужны? Или лучше сленгом?
– Не, не надо терминов! – решительно замотал головой юноша. – Давай лучше по-простому.
– Ну, тут всё проще, «земля/промежность/омут». Ну, то есть «прилив», а не «промежность». Нормальные люди литораль на «прилив» и «отлив» делят, «прилив» ближе к «земле», а «отлив» – к жмурикам. Что такое «земля», надеюсь, объяснять не надо?
– Нет, пока понятно всё. – отмахнулся юноша. – Дальше, пожалуйста, объясняй.
– Ты здесь, потому что состояние поймал, типа вздрагивания и голоса услышал обрывистые и куском? – поинтересовался Водитель.
– Да. А откуда ты… – начал было Вятич и тут же осёкся: – А хотя, да, понятно.
– Не тупи! – поморщился его собеседник и посмотрел на часы. – Запоминай! Засыпал сколько? Десять минут? Пятнадцать? Двадцать? Примерно полчаса осталось, потом у тебя будильник зазвонит.
– Извини! – стушевался Вятич. – Просто я никогда о таком не слышал.
– Проехали! – отмахнулся Водитель. – Так вот: когда человек засыпает, его восприятие перестаёт получать обычный дневной объём информации и на краткий момент начинает воспринимать происходящее в приливе. Это состояние называется «берег». Потом разум вырубается, и баюшки-баю. Но ты не рубанулся, а нырнул в литораль. И теперь ты «кобальт». Ясно?
– А почему «кобальт»?
– Да потому, что это гномы были такие, жили в абсолютной темноте, как ты, когда только нырять научился. А теперь повтори, что усвоил.
– Ну, реальный мир называется «земля», – начал перечислять Вятич. – Это место – «прилив», дальше – «отлив», а ещё дальше – «омут». На земле – живые, в омуте – мёртвые. Я нырнул с «берега» в «прилив», и теперь я «кобальт».
– Отлично! – кивнул Водитель. – Не такой уж ты и тупой. А теперь запомни: кобальтов жрут. Пачками.
– Кто жрёт? – вздрогнул Вятич.
– Да все кому не лень! К тебе вот, например, чуть не припёрлась простая областная лярва, которую ты сам позвал, – собеседник хмыкнул и добавил: – Прости за пошлый каламбур. Но сейчас это не важно. В следующий раз расскажу. А ещё на них подсаживаются. Поэтому всегда закрывай зеркала и закутывайся в толстое одеяло. Люди фонят на сантиметр-два от тела, через толстое одеяло их не учуять. И помни: лярва – это ещё не самое худшее, там и пострашнее есть. А умерев во сне – умираешь и наяву.
– А как же бессмертие души? – удивился Вятич. – Душа же бессмертна!
– Это спорная концепция. Экклезиаст бы с тобой не согласился. – возразил Водитель и, достав из кармана смартфон, открыл на нём какую-то заметку. – По Библии «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою». А у Экклезиаста «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его», то есть дал – забрал, пожил – и будет. Да и у пророка Иезекииля чётко сказано: «Душа согрешающая, та умрёт». Заметь, не в Ад попадёт, а тупо подохнет. Так что в Библии со смертностью души всё нормально. Нет, она, конечно же, бессмертна, если её не кантовать и хранить в сухом и тёплом месте, только это не означает, что её никто не может принудительно завалить. Я не слишком примитивно изъясняюсь?
– А как же… – начал было спрашивать Вятич, но собеседник его перебил:
– Потом теология, сейчас некогда. Время на исходе. Далее, всегда одевайся. Подсознание запоминает, в чём ты нырял, и в это ты и будешь одет, когда в приливе очутишься. Но если ты с девушкой красивой нырнуть надумаешь, то её, естественно, можешь не предупреждать! – хохотнул собеседник. – А теперь – про выныривание. Мы сейчас у меня в коробке. Коробка – это такое место, которое тебе очень хорошо знакомо. Оно как бы уже в приливе, но всё ещё у тебя в подсознании. Когда ныряешь – ты должен чётко представлять его, с точностью чуть ли не до соринки, и тогда ты подцепишься к образу этого помещения. И тогда ты из «кобальта» станешь «мишкой», и всё значительно упростится.
– А почему «мишка»? – поинтересовался юноша.
– Сначала о коробке. Дверь обязательно должна быть изначально закрыта. Подойти, попробуй входную дверь в эту комнату открыть.
Вятич подошёл к двери и нерешительно осмотрел её. Дверной ручки не было. Он толкнул её от себя. Дверь не шелохнулась. Он толкнул сильнее. Такой же результат.
– Она что, не открывается? – спросил он у Водителя.
– А её нет! Вообще ничего нет снаружи коробки, только темнота, кобальты и те, кто ими питается. Ну там, конечно, и другие коробки находятся, но из них никаких звуков не доносится и в полной темноте их не найти.
– А кто питается кобальтами? – поинтересовался Вятич.
– А никто этого не знает! Мы вообще о них не знаем ничего. Знаем только, что они древние очень встречаются, а некоторые молодые и сейчас только растут, что они на землю выныривать могут и что некоторые из них могут облики различные принимать. А некоторые сразу на земле живут и там уже выросли. Несколько тысяч лет назад кто-то пробку вытащил какую-то, или Пандора ящик открыла, вот они и поналезли. Короче, разные версии есть. Важно только, что они жрут и охотятся и на друг друга, и на нас. Да и живых жрут, и даже бодрствующих, и прямо на земле. Однако же, вернёмся к «мишке». Самая первая коробка – это самая известная комната, обычно это детская, в которой вырос человек. Такая коробка называется «ясли». Как правило, в них все поначалу и сидят. А ещё у них есть «мишка». Это такой плюшевый мишка, который практически у каждого на антресолях валяется, или ещё где, и с которым человек в детстве постоянно играл и засыпал. У тебя такой мишка есть?
– У меня зайчик, – смутился Вятич и густо покраснел.
– Ну зайчик так зайчик, это не принципиально, – неожиданно равнодушно отреагировал собеседник. – Главное – это то, что человек знает, что может его порвать, но не знает или не может полностью чётко представить, что у него там внутри. Соответственно, мишка для твоего подсознания внутри полностью пустой, в нём вообще ничего нет и у стенок толщина отсутствует, не говоря уже о том, какого они цвета и фактуры изнутри. И когда его разрываешь, твоё восприятие клинит и тебя выкидывает обратно на землю. Некоторым, правда, с мишками не везёт, но это не твой случай.
– Как это «не везёт»? – встревожился Вятич. – Это что же, не срабатывает иногда?
– Ну как «не срабатывает»… – улыбнулся Водитель и снова посмотрел на часы. – У одного придурка деревянная машинка была. Он её чуть ли не грыз, чтобы вынырнуть. Я так ржал, что заикаться начал. Но всё равно я пока тебя к себе таскать буду. Завтра в одиннадцать ложись и меня зови, с одиннадцати я тебя буду ждать.
– А как зайчика брать?
– Да просто с ним спать ложишься и держишь его в руке. Так он с тобой и будет, когда в прилив нырнёшь. И запомни! Без меня лучше просто спи, и никаких экспериментов! Да и вообще периодически нужно спать. Здесь не высыпаешься, сон – это совсем другой процесс.
– А если завтра не получится в одиннадцать нырнуть?
– А я тут тебя на всякий случай ждать буду с одиннадцати до часа каждую ночь два месяца подряд.
– А почему это ко мне такое внимание? – осторожно поинтересовался Вятич.
– Ну, у меня есть планы некоторые по поводу тебя. – уклончиво ответил ему собеседник. – К тому же как ты лярву звал – к тебе сейчас весь Питер стягивается, как мухи на варенье. Сожрут тебя балбеса, и всё. Ещё один несчастный, у которого на ровном месте сердце отказало. А ведь такой был молодой, ай-яй-яй, судьба-злодейка! Салатик в тазик постругают, гроб на табуреточках, пьяные могильщики, похороны в дождик. «На кого ты нас покинул?», «Я у входа сяду», «А хорошее кафе!», «Помянём без тоста». Через час курить пойдут, анекдот за анекдот, «не волнуйтесь, мужики, есть ещё пол-ящика». «Танька с Ванькой убежали, дело молодое». «А вот я в их возрасте!», а под вечер танцы. Слушай, кстати, а…
Пронзительный звон будильника выдернул Вятича обратно в кровать. Он пошевелился было, чтобы согнать полусонность и размять затёкшее тело, и тут в батарею начали бить чем-то металлическим и тяжёлым, и откуда-то сверху донеслось:
– Ты что творишь, гнида? Людям завтра на работу! Ты с какой квартиры, тварь? В гудок себе будильник запихай!
И тут же откуда-то, то ли снизу, то ли сбоку, донеслось:
– Кто по батарее долбит? Дети спят!
Откуда-то снизу залаяла собака. Сверху ей ответила другая.
Вятич испуганно подорвался с кровати и, резко схватив надрывающийся будильник, бросился его выключать. Зачем-то неподвижно замерев с замолкшим будильником в руках, он затаился и слушал, как дом оживал.
– Козлина! – доносилось откуда-то совсем почти издалека.
С другой стороны заплакал младенец.
– Я сейчас милицию вызову! – вторила ему какая-то женщина с другой стороны.
Собаки надрывались. К ним присоединилась третья.
– Семёновна! Старая кошёлка! Я тебя узнала! – глухо послышалось сверху.
– Заткните шавок! Потравлю! – заорал сосед прямо из-за стены.
– Трансформируюсь! – неожиданно раздался задорный мальчишечий голос.
– Чтоб вас всех перекосило, сволочи! – добавился новый выкрик в этот хор.
В доме напротив начали зажигаться окна. Оттуда тоже послышался собачий лай.
– Вот это даааа! – ошеломлённо прошептал Вятич и ещё сильнее вцепился в будильник.
Только сейчас он неожиданно для себя заметил, что, пока он лежал в спортивном костюме под тёплым одеялом, он взмок от пота, хоть выжимай. Он осторожно и бесшумно поставил будильник на табуретку, вытер пот со лба, и – стараясь не произвести ни одного лишнего звука – начал медленно расстёгивать молнию на куртке.
Свет он решил на всякий случай не зажигать.
8600799441220073569317606961695391128257
– Так как Вас зовут-то? – поинтересовался Сергей. – И как Вы тут оказались?
– У тебя в школе враг есть? – спросил его незнакомец.
– Ну как бы есть, – неожиданно замялся юноша. – Точнее – в той школе был, а в лицее нету.
– И как его звали?
– Андрей Колесников.
– Ну вот зови меня Андрей Колесников. Ты же его хорошо запомнил?
– Хорошо! – поморщился Сергей. – А почему так?
– Ну, судя по всему, мы эту тварь расстроили. Далеко она не ушла, ошивается где-то рядом и, скорее всего, попробует снова на тебя напасть. Но перед этим она может попытаться узнать у тебя что-нибудь обо мне, а я у тебя в голове теперь чётко с твоим Андреем Колесниковым ассоциируюсь, – произнёс незнакомец. – Так что я для тебя отныне Андрей Колесников. И зови меня Андреем, и думай обо мне как о нём, и его при мыслях обо мне почаще представляй. Ты же знаешь, где он живёт?
– Ну примерно, – ответил Сергей. – А что?
– А то, что эти твари в большинстве своём тупые, как пробки, и для большинства из них мы все на одно лицо, как для нас китайцы. Да ещё и ночью, ведь Андрей наш, скорее всего, спать будет в этот момент. Плюс они в темноте лучше видят, чем при ярком свете, плюс меч фонил, не до меня было, вряд ли они меня сумели разглядеть. Да ещё эта гадина мощная, так что, скорее всего, она сама заморачиваться не будет, а пошлёт кого послабее, чтобы за неё с Андрюшенькой переговорили. Ты его когда в последний раз видел?
– Вчера, на детской площадке в соседнем дворе. Он сидел там на корточках с пацанами. Послушайте, а что…
– «Послушай, Андрей!» – назидательно перебил его незнакомец, отметив это указательным пальцем в воздухе.
– Послушай, Андрей! – поправился юноша. – А что с ним будет-то?
– Ну, скорее всего, у тебя с башки через зеркало или просто мелочёвка какая обо мне информацию попытается собрать, или сон наморочит, чтобы там узнать что-нибудь, и в него войдёт. А потом окажется, что твой Андрей с полгода назад в другую школу перевёлся, никто точно помнить не будет.
Сергей задумался.
– То есть его убьют?
– Не нужно разбрасываться такими грубыми и неизящными терминами! – поморщился его собеседник. – Он «переведётся».
