Уникальные рассказы

 Над их головами светили лампы фонарных столбов, покрывая снег приятной теплотой, и подкрашивая медленно падающие снежинки.

 Проходя под уличными фонарями, девушка каждый раз вскидывала вверх голову и улыбалась, глядя на падающие снежинки, мягко ложащиеся на её огненно-ражие волосы.

 Вдруг, ойкнув, девушка оступилась, и повисла на руке своего молчаливого спутника. Даже испугаться не успела, подумала девушка, глядя на его уверенные руки и на печальные глаза. Спасибо, сказала девушка, и хотела было отряхнуть колени, но её чёрные, тёплые колготки даже не запачкались.

 Он ответил, пожалуйста, и ни спросив разрешения, взял её под руку.

Она больше не поднимала глаза на свет фонарей, и не прищуривалась от попадающего в них снега. Опустив взгляд, она шагала спокойным, ровным шагом, зная, что теперь, ей не дадут упасть, даже если впереди окажется преграда из замёрзшей лужи.

 Она вспоминала два последних дня, которые успела отработать на новом месте, и совсем рядом с этим человеком, с которым так хотела познакомится и заговорить. И не смотря на свою робость, она бы это сделала. Да, вот только, другие сотрудники, молодые, симпатичные ребята, заметив её интерес, они стали отговаривать её, говорили, что она совершит ошибку, что он молчун, а от таких, ни жди нечего хорошего.

 И она молчала.

 Молчала даже в этот вечер, всю дорогу пока они шли вместе. Но после того, как его твёрдая, уверенная рука подхватила её, позволив избежать неловкого падения, и увидев его печальные глаза, она больше не могла молчать, и мысленно корила себя за то, что послушалась чужих советов.

 Но едва она открыла рот, как услышала душераздирающий звук. Где-то мяукнул котёнок. Судя по всему, ещё совсем маленький. Девушка остановилась, и чуть не упала, потому что её спутник и не подумал остановиться.

– Что случилось? Вам поворачивать? – с грустью в голосе спросил он. – Нет, – ответила она, и прислушалась. – Здесь где-то плачет котёнок. – Чуть не рыдая, сказала девушка. – Он прислушался, и вскоре тоже услышал мяуканье. – Нам надо идти, – сказал он. – Нет, нет. – Запротестовала девушка. – Ведь там котёнок, ему холодно. Нам надо найти его.

 Девушка всё пыталась подтолкнуть его, и повести на жалобный голос. Но его твёрдая, уверенная осанка, не поколебалась.

– Да помогите же мне, – вскрикнула девушка, отстранившись от него.

– Мне надо идти, – ответил он, и побрёл дальше.

– Как вы можете, – разозлилась девушка. – Это ведь котёнок.

– В мире много котят, – сказал он не оборачиваясь. – Всем не поможешь.

– Но ведь он не все, – крикнула девушка. Но он нечего не ответил, лишь слегка обернулся, когда услышал её поспешные, неуверенные шаги, и увидел, как она шагнула с тропинки и её хрупкую фигуру поглотила темнота.

– Извини, я не могу этого сделать – говорил он мысленно, но не девушке, а котёнку. – Если я тебе помогу, то буду вынужден нести за тебя ответственность, решать что с тобой делать.

 Хорошо, что я не пошёл за ней. Не видел его, не ощутил покрывший его холод, не видел жалобных глаз, от которых ещё долго не мог бы избавиться. Нет, у меня ушло слишком много времени и сил, чтобы укрепить своё чересчур хрупкое сердце.

 Он продолжал мягко ступать, глядя в темноту, и жалея о том, что вокруг слишком тихо, и что нечему скрыть стоящее в его ушах, жалобное мяуканье котёнка.

Дом надежды.

– Посмотри, – сказал Андрейка, указывая куда-то в темноту. – Ты видишь? Там что-то светит. – Но Вова не видел, он слишком устал и замёрз. – Пойдём, –  сказал Андрейка и взял Вовку за руку.

 Уставший Вова уже не чувствовал под собой ног, и шёл лишь благодаря твёрдой руке Андрейки. А тот, боялся сомкнуть глаза хоть на мгновение, рискуя заснуть прямо на ходу, или упустив слабый огонёк, повернуть не в ту сторону, и снова уйти в глубь леса.

 Сгустившийся темнота и жуткая усталость, делали происходящее похожим на кошмарный сон, если бы не страшный холод и жажда.

– Смотри, смотри, – закричал что есть сил Андрейка. – Это же дом. – Но ставленый без движения Вовка, уже спал тяжёлым сном, свернувшись калачиком на влажной земле.

 Он уже не видел как Андрейка бежит к небольшой, угловатой избушке, как на его крики открывается скрипучая дверь, и на пороге появляется грузная, окаймлённая светом фигура, с чем то длинным в руках.

 Очнувшись, Вовка обнаружил себя обнажённым, лежащим на широкой кровати, и по шею укрытым мохнатым одеялом, а рядом, спиной к нему, стоял мужчина,  и торопливо стаскивал с его брата мокрую и грязную одежду.

 Страх за себя и брата снова закрался в маленькое сердце Вовки, и собрав все силы, он как мог твёрдо спросил:

– Дяденька, кто вы? Что вы с нами сделаете?

Мужчина обернулся, посмотрел на Вовку, но нечего не сказав продолжил помогать Андрейки снимать мокрые носки.

– Не волнуйся Вовка. Он хороший, – сказал Андрейка, улыбаясь посиневшими губами. Вова почему то сразу ему поверил, и успокоившись заснул.

 Когда он проснулся, то ещё не открыв глаза, услышал как где-то неподалёку просыпается, наполняясь жизнью лес, а совсем рядом, потрескивают влажные дрова.

– Проснулся? – услышал он голос Андрейки, и почувствовал как на лоб легла его ладонь. Послышался одобрительный смешок. – Ты смотри-ка, и ты не заболел. Крепкие мы с тобой парни, целый день протоптать по лесу, попасть под дождь и не заболеть. Хотя конечно… – чуть понизил голос Андрейка. – Если бы не дядя Веня, не выбраться нам с тобой из леса.

– А где он? – спросил Вовка оглядевшись вокруг. Уже давно согревшийся и обсохший, он всё не решался снять с себя тёплое одеяло, боясь, возвращения того страшного холода.

– О нас сообщить отправился. – сказал Андрейка. – Садись, поешь. Это он нам оставил. И вот твоя одежда. Совсем сухая. Держи.

 Присев за небольшой, деревянный стол, Вовка утолил жажду парой глотков тёплого молока, и откусив хлеба, огляделся вокруг.

– А что он здесь делает, этот дядя Веня? Охотник?

– И охотник тоже, – пояснил Андрейка, вгрызаясь в жареный кусок кабаньего мяса. – А ещё рыбак. Живёт он в общем тут.

– А ты всё это откуда знаешь?

– Ну так, это ты сразу отрубился. А я ещё успел пообщаться с ним. Поблагодарить за нас обоих. Хороший он мужик, только одинокий, у него вон, кроме кошки Дуси и нету никого, даже собаки, говорит в дом её не запустишь, кошку ведь гонять будет, а на улице дожди часто, да зимой холод лютый. Ты ешь, ешь.

– А далеко мы от дома забрели?

– Очень далеко. Дядя Веня говорит, что не поверил сначала, увидев меня бегущего из леса, – Андрей чуть посмеялся. – Говорит, что решил сначала будто спятил от затворничества. Ему ведь и самому, чтобы до людей добраться, приходиться час на лодки плыть. Скоро значит уже вернуться должен.

 М-да, подумал Вовка. Такой небольшой домик, легко ведь могли мимо пройти. А если бы Андрейка свет огня не увидел. Да и что там, если бы не этот человек, решивший оправиться жить в глубь леса, не дожить бы тогда до утра.

Экзамен

Войдя в аудиторию, я поздоровался с ребятами, но ответная реакция была вялой, или отсутствовала вовсе. Люди готовились к экзамену.

 Некоторые из ребят, как и я, рассчитывали на обещания преподавателя: Дмитрия Николаевича, поставить всем зачёты автоматом. Хотя бы на оценку удовлетворительно. Но как оказалось, не все верили, что он сдержит, или просто-напросто не забудет своего обещания. И поэтому усердно потели над подготовкой.

 Наш профессор, Дмитрий Николаевич, был нам уже хорошо знаком. И хотя мы были только на первом курсе и к тому же заочниками. Мы ещё на первой сессии заметили странное поведение нашего преподавателя. Он был уже в годах, лет шестьдесят, шестьдесят пять. А может и старше. И быть может по этой причине, был очень забывчив. Часто начиная новую пару, с того же материала, что мы уже прошли.

 А может, это было из-за того, что он часто уходил в воспоминания. В те годы, когда он был ещё совсем молод, но уже имел студентов, и готовился к принятию кафедры. Он рассказывал, что мир тогда казался ему таким же сложным и не понятным, как и нам сейчас. Но он чувствовал в себе силы, и был готов достойно преодолеть все трудности. И как любой, молодой, здоровый парень и к тому же преподаватель, он не забывал развлечься: пофлиртовать, и даже немного выпить с хвостатыми студентами.

 В минуты таких воспоминаний, на его полноватом, но добродушном лице, всегда появлялась улыбка, а взгляд устремлялся куда-то, сквозь оштукатуренный потолок. К сожалению, эту улыбку всегда сменяла гримаса разочарование. И тогда, потрясая своим вторым подбородком, он говорил нам, как не справедливо, тяжело и позорно, живётся сегодня профессорам, и как низко их ценят.

 А ведь не смотря на забывчивость и частые уходы в грёзы, он и правда был очень образован, умён, и владел больным жизненным и профессиональным опытом. И если и вспоминал, какие-то события давно минувшие дней (что совсем не редкость у пожилых людей) то его воспоминания были больше похожи на здравый анализ знающего человека, чем на брюзжания разочарованного старика.

 Но к сожалению для нас, в его отрывистых лекциях, было очень мало того материала, который мы должны были усвоить. И как мне думается, именно поэтому, ведь как я уже сказал, человек он далеко не глупый, он пообещал поставить всем нам зачёт автоматом. Правда не больше четвёрки, и то лишь при желании купить у него одну или две, хороших, не дорогих книжечек.

 Разложив на парте свои тетради, в которых было расписано не больше половины, хотя это был уже второй семестр. Я бросил попытки выудить, что-то из пустот своих знаний. И возложив все надежды на память и честное слово профессора, стал просто глазеть по сторонам, и на своих одногруппников.

 До начала экзамена, оставалось ещё минут сорок, и профессора ещё не было. Но из десяти студентов, по-настоящему готовились лишь двое. Остальные, как и я, или смотрели по сторонам или в свои телефоны.

 По правде говоря, мой взгляд блуждал по одной простой причине; девчонка, которая мне очень нравилась, ещё не пришла. Вот она придёт, и мой взгляд тут же найдёт свой покой, на её спине, плечах и тёмных, коротких волосах. Спине, потому что взглянуть ей в лицо, я так и не решился.

 Профессор вошел к нам, за десять минут до начала. Как всегда опрятный, в галстуке, но на этот раз без пиджака. День был жаркий. Попреветсвовав нас, и заметив что ещё не все собрались, он глядя на наши сосредоточенные лица, похвалил наши старания, и пообещав скоро вернутся, вышел в коридор.

– Пипец. Опять небось за чаем попёрся. – сказала Ольга. – Как думаете, он помнит про своё обещание?

Все промолчали. И только Алина, не отрываясь от своей тетради, тихонько хмыкнула. Она отличница, и не привыкла полагаться на авось или обещания.

– Ну мы чего, идём бухать сегодня? – обратилась к нам Ксения.

– Надо Сергея подождать. Но думаю да. – ответила Женя.

 Тут вскоре появился и сам Сергей, наш староста. И в его сторону тут же посыпались всё те же вопросы и жалобы. На один из которых он ответил – Откуда я знаю. А на второй – Конечно идём.

 Наш староста, и большая часть группы, довольно легко и быстро сдружились, ещё в первые дни установочной сессии. Я думаю это из-за того, что они живут в одном городе, а я приезжий. И к тому же, излишни скромный. И по этому, сейчас, как и почти всегда, оставался в стороне от их дискуссий, поглядывая на дверь, в ожидании Наташи, или хотя бы профессора.

 К счастью для нас, профессор не забыл своего обещания, хоть и пожурил нас своей мальчишеской ухмылкой.

– Ну что, хотите автомат?! – спросил он нас. – И что же, вас вполне  устраивает, что знаний у вас ноль?

– Я конечно знаю, что в этом есть и моя вина. Но меня неприятно удивляет, то как много из вас, готовы проехать на тройке. Сколько кстати из вас, готовы со спокойной душой, поднести мне на роспись свою зачётку. Поднимите руки?

 Мы переглянулись. И тут мне показалось, что кисти рук, даже у самых отчаянных лодырей, в этот момент буквально приросли к своим партам. Уверено поднялась, лишь рука Наташи. Она только что вошла в класс. Но успела услышать вопрос профессора, и не имела нечего против такого предложения. К счастью, профессор её жеста не заметил. Или сделал вид, что не заметил. А за тем, вызвав старосту и выдав ему для прочтения книгу. Предупредил, что мы будем отвечать по ней, и снова ушёл.

 О чём там читал Сергей, я уже не слушал. Думая лишь о том, как же мне пересесть за другую парту. Потому что Наташа, почему-то решила сесть прямо за моей спиной. Правда и в этом, я постарался найти свою прелесть; воображая, что она села туда как раз из-за мня. И сейчас созерцает мою спину и гадает, –  а уловил ли я намёк.

 Возвращения профессора я не заметил, а только услышал его хрипловатый голос. А потом началось такое, чего я никогда от себя не ожидал. Быть может всему виной хмель, вчерашней пьянки. Устроенной по поводу возвращения домой, моего соседа по общяге. Отличного к сати парня. А может, меня обожгло Наташином взглядом. Да только я вдруг выпрямился. И уверенным тоном, обратился к профессору, с невероятным предложением:

– Дмитрий Николаевич. А позвольте сделать вам некоторое предложение. Я бы даже сказал, обмен?! – уточнил я, и замер в длинной паузе.

– Это вы о чём. Э… Николай?! –  спросил профессор.

– Вы только не удивляйтесь. – постарался я подготовить профессора. – Но я хочу предложить вам обмен. Всем зачёт автоматом, и на отлично. Взамен на молодильное яблоко!

 Профессор посмотрел на меня. Потом на моих одногруппников. И увидев в их глазах, зеркальное отражения собственного удивления, снова посмотрел на меня, но с уже иным, изучающим взглядом. Который, в прочем меня несколько не обескуражил.

– Каким ещё яблоком? – уточнил профессор.

– Молодильным.– повторил я. – Причём самым настоящих.

– Не понял? – скривил гримасу профессор. – Типо как в сказках что ли?

– Да, – подтвердил я. – Вот только моё яблоко не сказка, а вполне реальность. И вы можете, в этом убедится. Вот оно.

 И тут я достаю из своей заплечной сумки, крупное, красное яблоко, и кладу его на парту перед собой.

– Ты что, издеваешься, – посерьезнев, спросил профессор. – Или это у тебя шутки такие глупые? Ты у нас кто? – спросил он меня, но за ответом обратился в журнал.

– Ага. Смирнов. Почему пропускаешь?

Я сделал вид, что не слышал, и продолжил давить своё:

– Дмитрий Николаевич. Все мы знаем, как вы любили свою юность. Скажите, много ли вы теряете, приняв моё предложения?

– Я то? Я нечего не теряю. А вот вы молодой человек, похоже, теряете рассудок!

Тут я не выдерживаю, и схватив яблоко, направляюсь к его столу.

– Вот, – говорю я, поставив перед ним яблоко. – Вам нужно только согласиться и оно ваше. Вернётесь в свои тридцать лет, и начнёте новую жизнь.

 Наш профессор, всегда рад увидеть что студен, проявляет живой интерес к его предмету, и старается отвечать на вопросы своими, собственными словами. Не боится вступить в дискуссию, и даже в спор. А ещё не стеснялся общаться со студентами, как с ровней. И быть может, благодаря всё тем же частым мечтам и воспоминаниям, в нём ещё жив тот озорной, простой парень, который и сам провел с десяток лет своей жизни, в чине студента.

– Значит яблоко, – повторил он, смягчившись, – на зачёты для всей группы?!

– "Молодильное" яблоко, – уточнил я. – На "отличные" зачёты для всей группы.

Профессор хмыкнул, и перевёл взгляд, на уже давно не проронивших ни слова студентов.

– Ну как. Что скажите? – обратился он к ним. – Как вам такое?

Я не оборачивался, и не знал, что там было, но никто так и не произнес, ни слова.

– Значит молодильное яблоко, на пятёрки? – повторил профессор. – А откуда мне знать, что это яблоко молодильное?!

– Вы можете, тут же убедится в этом. Стоит только выполнить свою часть!

Он снова хмыкнул, и потёр гладко выбритый подбородок.

– Ну что же… Я согласен.

Сказать что в эту секунду, по классу пронеслось невероятно громкое, по своей тишине удивление, означало бы нечего не сказать.

– Так что. Ребята могут нести свои зачётки? – переспросил я профессора.

– Ну я же сказал, – с лёгкой обидой в голосе, ответил профессор. – Вот только учтите, – помотал он указательным пальце. –  Поставив отлично, я буду и спрашивать с каждого на отлично!

 Парты, наверное так бы и были наполнены одной лишь тишиной, если бы профессор не потребовал ребят поторопится.

Тогда за первым: медленным и не уверенным, потянулся второй, затем третий. И уже через несколько минут, людской поток, возвращался на свои места, с выпученными глазами и распахнутыми зачётками. А я продолжал стоять рядом с профессором, как бы его контролируя.

– Теперь всё? – спросил меня профессор, вернув последнюю зачётку.

– Боюсь что нет. – ответил я. И по классу пронеслось новое, обдувшее холодом удивление. – Ещё нужно заполнить ведомость! – напомнил я профессору. –  Вдруг, уже едва надкусив яблоко, вы вернётесь в те годы, когда вам всё это было по барабану, и умчитесь вон из класса, наслаждаться, вновь обретённой молодостью?!

 Профессор снова хмыкнул, но все же взялся за ручку, и подтянул к себе ведомость.

Прошло ещё пару минут.

– Теперь я думаю всё?! – спросил он, заполнив подледную графу.

– Да, – подтвердил я. – Теперь всё. Яблоко ваше, – сказал я, и взяв свою зачётку, вернулся за свою парту.

 Шли минуты. Кто-то не уверенно шуршал, собирая свои вещи. Кто-то робко тянулся к выходу. А кто-то, так и прирос к своему месту, видно уверенный, что накануне перетрудившись, случайно уснул на экзамене. И теперь ждёт пробуждения.

– Ну и чего вы ждёте? – вдруг прогремел голос профессора. – Вам нужно что то ещё? Может быть, мне станцевать или пожонглировать? Можете быть свободны!

 Класс в секунду наполнился нарастающим шумом. Но так и не нарушился не единым словом. И только выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь, все смогли выдохнуть.

– Это что вообще такое было? – задал мне Сергей, возникший у всех вопрос.

– Да не знаю. – улыбнулся я. – Само как то вышло.

– Ну ты даёшь. – тоже улыбнувшись сказал Сергей. – А всегда был таким тихим!

А я молчал, и расплывался в охватившей меня неге.

Тут Ксения, шепотом, но с таким видом что кричит, напомнила всем, что пара бухать.

 Сергей положил мне на плечо руку, чего некогда раньше не делал. И почти потребовал, что бы в этот раз, я обязательно отметил окончание сессии вместе со всеми. Тем более, привнеся, такой невероятный вклад, в это дело.

 Я польщённый его словами, и одобрительными взглядами остальных, пообещал, обязательно к ним присоединится. Но только после того, как заберу свои вещи из общежития.

 С меня ещё раз взяли обещание не опаздывать и обязательно прийти. После чего, мы единым потоком, двинулись вниз по лестнице. Но тут меня окликнул тихий, робкий, голос. И от руки, по всему телу, пробежала приятная дрожь, от мягкого, и острожного прикосновение.

– Коль. Зачем ты это сделал? – спросила меня Наташа. – Ты не думаешь, что ты переборщил?!

Я молчал. Наслаждаясь видом её глаз, в первые, смотрящих прямо на меня. И слушал её голос.

А Наташа продолжала:

– По-моему ты сделал большую глупость. И я говорю даже не о том, что ты подсунул ему своё яблоко. И не о том, что ты прибавил для многих из нас,  кучу новых сложностей. А о том, что нельзя так поступать с людьми!

– Наташа, да я просто шутил. – оправдывался я, перед самым прекрасным судьёй. –  Да он знает, что это шутка. Как иначе. Он просто подыграл мне. Да я уверен, что всё нормально. Сидит сейчас наверное, и грызёт своё яблоко.

 И тут мы услышали, как из класса, доносится тот самый, характерный звук яблочного хруста.

– Ну вот, – успокоился я, и стал успокаивать Наташу. – Слышишь. Грызёт себе.

– Путь так, – не унималась Наташка. – Но ты всё равно должен зайти и извинится.

Тут в моей голове молниеносно сложилась картинка из двух сюжетов. В одном из них, я отказываю Наташе в её просьбе, и она, молча, уходит. Что будет означать, что в дальнейшем, я могу даже и не рассчитывать на её симпатию. А второй сюжет лёгкий, красочный. Наполненный ароматом её волос и нежностью прикосновения.

 Сделав свой выбор, я подошёл к двери, и осторожно постучав костяшкой указательного пальца, заглянул в класс.

 Когда войдя, я увидел профессора, во мне что-то надорвалось. Он так и сидел за своим столом. Но его всего пять минут назад, безупречно чистая рубашка, была заляпана. А с перепачканного лица, на галстук стекал яблочный сок.

 Я едва успел заметить лежащий перед ним огрызок. Когда увидев меня, профессор взорвался:

– А ну пошёл вон! – взревел он, указав мне пальцем на дверь, и брызнув кусочками, плохо пережеванного яблока.

Снайпер

Патрон вставлен в патронник. Предохранитель снят. Оптика настроена.

 В углу, с права, на девятом этаже, шестнадцатиэтажного дома, за окном с глухо зашторенными, красными занавесками, плотно прильнув к винтовки, прижав правый глаз к оптики и зажмурив левый, в деревянном кресле сидит мужчина. Ему на вид лет тридцать, тридцать пять. Его застывшее лицо выглядит ухоженно. На коротко стриженные, светлые волосы, сдвинуты солнцезащитные очки. На нём добротное, осеннее пальто коричневого цвета, серые джинсы и коричневые лакированные туфли.

  Это небольшое скромное по своему убранству помещение его точка. Хотя будь его воля, он бы вполне уютно устроился и на крыше. Однако этот случай вынудил его заняться хлопотной волокитой, которую он так не любил. Из-за нужной позиции, ему пришлось искать подходящий дом, подходящею квартиру и подходящие окно. После чего пытаться заполучить её под разными предлогами.

 В этот раз хозяйкой нужной квартиры оказалась пожилая женщина. Которую удалось уговорить покинуть своё жилище, представившись простым пареньком, которому очень понравился вид из её квартиры. Куда он хотел бы привести свою маму, решившею приехать к нему погостить. Так как в его собственной квартире ремонт, а приводить маму в гостинцу – где он сейчас живёт, не хочется. Пожилая женщина долго умилялась, любящему сыну и хорошим деньгам, выданным за три дня вперёд, и к вечеру того же дня убралась, решив, что пора и ей навестить свою дочку.

  В комнате тишина и мрак. Обнявший винтовку мужчина дышит ровно, его сердцебиение спокойно, а пульс чёткий словно хронометр, – тук – тук- Он спокоен и умиротворён.

 Это словно йога.

Широко расставленные ноги расслаблены. Спина чуть согнута, но не слишком. Указательный палец правой руки покоится на курке. Левая упираясь локтем на заботливо постельное полотенце, поддерживает подствольник.  С этого момента он наблюдатель. Он словно учёный, созерцающей на жизнь через свой микроскоп.

 Быстрый взгляд на электронные наручные часы, для удобства повёрнутые на сторону ладони.

Он педантичен и любит точность. Точность, во всех смыслах. Ствол перестаёт блуждать и настраивается на одну точку. У дальних, восточных ворот парка, где через пять минут должен появится чёрный Мерседес. (Модель не из дешевых) Из неё выйдет мужчина сорока двух лет. Гладко выбритый подбородок. Короткие чёрные волосы и вечно довольная ухмылка. У него двое взрослых детей, студенты престижного заграничного университета, нелюбимая жена и куча любовниц, включая молоденькую секретаршу. И если подсчитать, то за свою долгую и весьма плодотворную карьеру, у него уже могло бы появиться с десяток детишек, мальчиков и девочек, рыжих и блондинов, светлокожих и смуглых. Но он об этом не горюет. Как впрочем и их несостоявшиеся матери, которые получив солидное вознаграждение не имеют к нему никаких притязаний, за то что позволили в них кончить. Ведь он любит, чтобы всё было по-настоящему.  И потом, он ведь не убивал своих детей. Нет. Он предпочитает мечу дипломатию. Он не делает смертельных инъекций, не рубит голов, не пускает ток к электрическому стулу. Нет. Его руки запачканы не кровью. Они запачканы чернилам.

 Мерседес на месте. Как раз вовремя.

Как и снайпер, цель консервативна, и не любит резких перемен. Поэтому вот уже пятый год подряд, ровно в девять утра у восточных ворот парка, появляется его автомобиль, высаживает хозяина и неспешно направляется к противоположным воротам ожидать его возвращения. Пока он совершает неспешную получасовую пробежку, прежде чем отправится к зданию верховного суда, где служит до крайности дорогим адвокатом.