Всё ещё я

«Сколько еще это будет продолжаться? В тайне от нее я уже год их не принимаю и со мной все хорошо, – думал Блэйм, медленно шагая к своей гостинице. – Я больше не сорвусь. Такого больше не произойдет. Я ведь все делаю, чтобы доказать ей, что у меня все в порядке, чего ей еще нужно?»

Дверь в номер Блэйма скрипнула, узкое окно было открыто, шторы порывом ветра занесло внутрь комнаты. Она была темной и маленькой: около стены стояла кровать, чуть поодаль располагался шкаф со сломанной дверцей, возле входа находилась кухонная стойка и дверь, ведущая в ванную комнату.

Скинув верхнюю одежду и рюкзак, Блэйм тут же прошел в ванную – после двух таблеток «Прозака» его тошнило. Выдавив из себя скудный завтрак и кофе, он, испытывая слабость, отполз от унитаза и умылся. На лбу выступил пот. Его начало лихорадить.

После душа юноше стало немного лучше. Рухнув на кровать, он проверил почту. Узнав новый адрес центра, о котором говорила мать, Блэйм отшвырнул телефон в сторону. Краем глаза увидел, что ему написал что-то новый знакомый, но намеренно проигнорировал это сообщение.

За стеной кто-то кричал, по коридору раздались чьи-то громкие шаги, сверху кто-то свалился на пол так, что штукатурка посыпалась прямо Блэйму на лицо.

– Это дурдом какой-то, – он перевернулся на живот и положил на голову подушку.

Но стоило закрыть глаза, как сверкающий монстр пронесся по улицам города, словно всадник без головы, и ничто – ни светофор, ни другие машины – не стояло на его пути: он летел со скоростью свободы на всех запрещенных скоростях.

«Уже так близко.

Уже так скоро.

И это снова произошло.

Мой утомленный свет.

Застывшее сияние».

– Нет! – завопил Блэйм, вскакивая с постели весь мокрый.

Тут же в стену забарабанили и закричали, чтобы он заткнулся и не мешал людям спать.

Оглядевшись по сторонам, Блэйм не сразу понял, что произошло, но потом постепенно, сначала опираясь на локти, а потом, полностью опустившись на подушку, он прислушался к бешеному биению своего сердца.

В темноте парень увидел отделившуюся от стены высокую фигуру – нечеловечески изогнутая она приближалась, покачиваясь и протягивая к нему что-то, издали напоминающее руки, с которых стекала черная вязкая субстанция, похожая на смолу.

– Это что-то новое, раньше такого не было, – тихо прошептал Блэйм. – Что за таблетки она мне выписала на этот раз? – сорвав с себя одеяло и натянув джинсы на длинные ноги, он вышел из номера в тускло освещенный коридор гостиницы и направился в кафетерий.

Кафе располагалось на первом этаже. К удивлению Блэйма, он был не единственным, кого мучили кошмары этой ночью – весь вестибюль гостиницы погрузился в терпкий сигаретный дым.

Он тут же вспомнил, что забыл свою пачку в номере.

Женщины с накрученными на бигуди волосами и в сползающих с плеч халатах ходили с огромными белыми кружками кофе, разговаривая по телефону. Мужчины в комнатных тапочках сидели в изодранных кожаных креслах и читали вчерашний выпуск газеты «Нью-Йорк Таймс».

Блэйм подошел к столику с кофеваркой и тоже налил себе кофе.

– Не спится? – обратилась к нему старая женщина с трясущимися руками.

– Не знаю почему, но сегодня я не могу уснуть, – Блэйм позволил себе немного откровенности с этой незнакомой женщиной. Ему показалось, что это была самая подходящая компания на всем белом свете.

– Ты не из Нью-Йорка, – она прищурила глаза пристально всматриваясь во внешность Блэйма. – Ты вообще не американец! – вдруг ахнула она.

– Я из Лондона.

– Что? Ну и акцент у тебя… Я такой слышала, наверное, в шестидесятых, когда запоем слушала радиопередачи «Би-би-си» про группу «Битлз».

Блэйм улыбнулся.

– Я сначала подумала, ты из Ирландии, такие рыжие только там, – немного подумав, сказала женщина.

Тут, к непередаваемому счастью Блэйма, она достала старый портсигар из кармана своего халата.

– Что, тоже куришь? – женщина протянула ему портсигар, и тот, не задумываясь, схватил сигарету в коричневой обертке. – Я тоже в твоем возрасте курила, – задумалась она, – но не помню, чтобы меня мучили кошмары. – Пока Блэйм с выступившими на глазах слезами еле подавлял кашель от невыносимой горечи сигареты, она продолжила: – Сейчас по телевизору показывают одни ужасы, неудивительно, что столько психов ходит по улице. Молодежь совсем слетела с катушек. Рядом с моим номером живут два каких-то парня, и, я тебе говорю, эти панки затеяли что-то недоброе.

– Кх-кх, вы уверены? – наконец выговорил Блэйм. – Вам следует заявить в полицию.

– А я уже это сделала!

– И что?

– И ничего. Сказали, что только по факту преступления! Так просто они не приедут.

– Вы поэтому не спите? Они мешают вам?

– Нет, – она махнула рукой, – мои болячки не дают мне спать, – женщина отогнула рукав халата и показала ему побледневшую опухоль на коже руки.

– Это меланома? – тут же спросил Блэйм.

– Да, а ты откуда знаешь? – удивилась женщина.

– Я видел однажды такую, – выдыхая сигаретный дым, неуверенно соврал он.

До утра они просидели в кафе, в основном говорила женщина. Блэйм многое узнал о ее семье и о ней самой. О том, что в сорок пятом году она состояла на службе в военном госпитале, где была медсестрой, и познакомилась с офицером, который служил в военно-морском флоте во время Второй Мировой войны. Мужчина был родом из Ирландии – в точности такой же рыжий, как Блэйм – и волей случая стал ее мужем. Вместе они прожили всю жизнь, она родила от него троих сыновей, но пару лет назад он скончался от инсульта прямо на ее руках.

– Дети сейчас уже выросли и разъехались кто куда, – женщина протянула потемневшую от времени фотокарточку, на которой она стояла вместе с мужчиной в военной форме и держала на руках маленького мальчика, а рядом к ней прижимались еще двое детей, только чуть повзрослее. – Счастливое было время, – с каким-то смиренным отчаянием проговорила она.

Блэйму нравилось, когда люди рассказывали ему о себе. Он с упоением прослушал историю ее жизни до самого утра.

Уже совсем рассвело, когда к их столику подошел какой-то человек и кинул газету, что-то ворча себе под нос.

– Что такое, мистер Дэниелс? – тут же поинтересовалась собеседница Блэйма.

– Да ребятня совсем с катушек слетела! – возмущенно бубнил он в свои гусарские усы.

– Что-то случилось? – спросил Блэйм.

– В Центральном парке вчера двое подростков провалились под лед, один из них был сыном какого-то миллиардера.

Женщина разразилась хохотом.

– Так это что, в этот пруд провалились?

– Да, прям под самый лед!

– Погибли?

Блэйм медленно встал из-за стола – на странице газеты он увидел статью, которая занимала практически всю полосу в разделе светской хроники, – и тихо вышел из кафетерия, так и не попрощавшись с пожилой дамой.

– А, ну это я еще не дочитал, – ехидно ухмыльнулся ее новый собеседник.

Блэйм не заметил, как оказался перед дверью своего номера. Заскочив в комнату, он начал лихорадочно искать телефон. Ему срочно нужно было убедиться, что прочитанное в газете произошло на самом деле.

– Мама? – шепотом обратился он к сонному голосу в телефоне.

– Что-то случилось? Почему ты звонишь мне в восемь утра? Ты разбудил меня!

– Прости. Тебе еще не звонил этот человек?

– С чего вдруг тебя стало это интересовать?

– Я увидел его имя в нью-йоркской газете. Похоже, у него случилось несчастье в семье.

– Ах, это. Значит, ты уже знаешь?

– Я всегда знал.

– Это не отменяет моей поездки. Я приеду в среду.

– Провалился под лед он?

– Зачем ты спрашиваешь? Мы больше не будем говорить о его семье! Я вообще не знаю, зачем ты уехал в Нью-Йорк!

– Кто провалился под лед?

– А что ты хочешь услышать?

– Имя.

– Ты, что, переживаешь за его семью?

– Просто скажи мне чертово имя!

– Не разговаривай так со мной!

– Он умер?

– Блэйм, что за разговор в восемь утра, я тебя умоляю!

– Хорошо. Прости меня. Я позвоню тебе вечером, нужно собираться на работу.

– Что… Блэйм!

День прошел как в тумане. Чуть ли не за руку Джерри затащил Блэйма на смотровую площадку Эмпайр-стейт-билдинг после смены. Ледяной ветер свистел в ушах и трепал волосы, пронизывая тело до самых костей. Близился закат.

Джерри, глядя в смотровой бинокль, показывал Блэйму реку Гудзон, торговый порт и еще один из самых значимых небоскребов Нью-Йорка, считающийся по праву, как и Статуя Свободы, лицом города – Крайслер-билдинг.

– А там находится Всемирный Торговый Центр, – Джерри нахмурился, увидев, что его приятель рассеян. – Ты меня вообще слушаешь, Блэйм?

– Что? – неуверенно отозвался тот, продолжая изучать брошюру, которую им выдали при входе в здание.

– У тебя что-то случилось? Ты сегодня сам на себя не похож, – взволнованно проговорил Джерри.

– Ты когда-нибудь желал смерти кому-либо? – резко повернув голову в сторону Джерри, глядя своими ледяными зелеными глазами прямо в его глаза, спросил Блэйм.

У Джерри мурашки побежали по всему телу то ли от ветра, то ли от этого взгляда.

– Да, было пару раз, когда напарник по смене чуть не свалил на меня целую палету с мужским нижним бельем.

Губы Блэйма начали расползаться в неуверенной улыбке, вскоре оба парня начали покатываться со смеху.

– Знаешь, ты очень красивый, – неожиданно сказал ему Джерри.

– И что это значит? – Блэйм выхватил бинокль из его рук и начал смотреть в сторону Центрального парка.

Джерри немного запнулся: он был на несколько лет старше Блэйма, но иногда просто не знал, что ему ответить, теряясь от охватывающего все его тело волнения каждый раз, как только видел своего нового знакомого.

– Я не хочу обидеть тебя.

– Мне не обидно, – Блэйм убрал бинокль от глаз и протянул его Джерри. – Пойдем, мне нужно успеть еще в одно место.

– Что, вот так просто возьмешь и уйдешь?

– А ты чего-то ждешь от меня?

– Я бы все отдал, чтобы ты поцеловал меня.

– Даже свою жизнь?

Джерри засмеялся.

– Прости, Джерри, я не готов к таким экспериментам. До завтра, – Блэйм покинул смотровую площадку первым, оставив совершенно растерянного приятеля в полном одиночестве.

«Он что, думал, я брошусь на него с поцелуями? – недоумевал Блэйм, спускаясь в лифте. – Если он гей, то значит все вокруг тоже геи что ли? – выйдя из здания, он остановился, чтобы закурить. – Я сразу понял, как только он подошел ко мне в электричке, что у него на уме. Как будто он первый…».

Раздался звонок мобильного телефона.

– Да, мам?

– Ты уже ходил к отцу?

– Давай не сейчас! – Блэйм закричал на всю улицу так, что несколько прохожих шарахнулись в сторону, в телефоне тут же послышались обрывистые гудки.

«Она точно издевается надо мной», – думал он всю дорогу, возвращаясь в гостиницу. Из раздумий его вывела машина скорой помощи, отъезжающая от входа.

Как только машина скрылась из виду, Блэйм заметил мистера Дэниелса, стоящего в комнатных тапочках на заснеженном асфальте.

– Что случилось, мистер Дэниелс? – спросил у него встревоженным голосом Блэйм.

– Марта, она… о, боже, Марта… – и старик разразился рыданиями.

Как позже выяснилось, пожилой даме, которая стала случайной собеседницей Блэйма накануне, стало плохо – ремиссия ее болезни оказалась недолгой, и ее снова положили в больницу, чтобы сделать курс химиотерапии.

Блэйма это обстоятельство несколько огорчило, но убиваться он не стал, ограничившись бутылкой пива и пачкой сигарет на подоконнике своего номера.

Ближе к ночи пришло сообщение от Джерри с извинениями, и только тогда Блэйм вспомнил, что хотел пойти в центр после работы, а Джерри сбил его с толку. Со злости он просто удалил сообщение, даже не ответив.

«И снова ночь. Как же я не люблю это время суток. Не хочу оставаться один. Может, пойти к панкам, о которых говорила Марта?», – думал он, сидя на подоконнике и докуривая последнюю сигарету.

В результате закончив свой день тем, что нашел в интернете аудиокнигу про падение великой Римской империи под натиском северных племен гуннов и под нее вскоре погрузился в глубокий и тревожный сон.

На следующее утро, между 400 и 600 годами н.э. и звонком матери, он проснулся как обычно в полной растерянности и с трясущимися руками.

– Да?

– Я сегодня прилетаю.

– Что, уже сегодня? Во сколько?

– Не нужно меня встречать! Ты слышишь, не встречай меня. За мной приедут. Я не люблю путешествовать налегке. Когда я приеду в гостиницу, уже оттуда позвоню тебе и вышлю за тобой машину, вместе поедем к отцу.

– Ты что, поедешь вместе с этим человеком в гостиницу?

– Да, а что?

– Нет, ничего. Совсем все нормально, – Блэйм снова начал срываться на крик.

– Ты принимаешь таблетки?

– Да.

– Что-то непохоже.

– Я работаю сегодня до пяти, завтра у меня будет выходной, так что, если хочешь прислать за мной машину, то лучше сделай это завтра.

– Хорошо.

– Твою мать! – срывая с себя пропитанную потом футболку, Блэйм направился в ванную, пытаясь хоть как-то усмирить дрожь в теле, не дававшую ему спокойно стоять и чистить зубы. В конце концов, швырнув зубную щетку, он вцепился обеими руками в раковину. – Нужно успокоиться, или меня уволят, – говорил он своему отражению в зеркале.

Где-то вдалеке послышался разрывной шум мотора приближающейся на большой скорости машины.

– «Папа!»

– Остановись, – Блэйм зажмурился и вцепился в раковину еще сильнее.

– «Матч еще не начался?»

– Нет. Остановись!

– «Я решил, что дождусь тебя!»

– «Сегодня на работе у меня было внеплановое совещание с профессором из Нью-Йорка по поводу предстоящей операции, поэтому я задержался».

– Прошу тебя.

– «Мама знает, что ты пришел меня встретить? Уже поз…»

Свет от фар заглушил собой это пространство. Уже совсем близко послышался скрежет рвущихся об асфальт дымящихся шин автомобиля.

– Не-е-ет!

В дверь забарабанили.

– Эй, чертов наркоман! А ну, хватит орать! Я тебе все кости переломаю!

Блэйм пришел в себя на кафельном полу ванной комнаты, из носа шла кровь, из глаз текли слезы, голова разрывалась от страшной боли, ко рту подкатил тошнотворный ком, в животе все скрутило.

– Я должен был остаться дома и смотреть этот чертов матч, я отвлек его, когда он переходил дорогу! Я должен был просто сидеть и смотреть чертово регби! – он со всей силы ударил ногой о стальную ванну, та со скрежетом сдвинулась с места, оставляя под собой черную полосу на белом кафеле.

Через некоторое время он достал из заднего кармана джинсов сотовый телефон и набрал номер директора торгового центра:

– Алло, мистер Холлдэй, это Блэйм, да, я не смогу сегодня прийти на работу, с утра у меня идет кровь из носа, я только что из больницы…

– Что? Ты в больнице?

– Да, простите меня, им пришлось сделать мне кровоостанавливающий укол.

– О, господи, а я думал уже звонить твоему куратору. Ну, раз так, то я не буду сообщать ей о прогуле. Выздоравливай, мальчик, завтра у тебя выходной. Надеюсь, тебе станет лучше!

– Спасибо, сэр, – проговорил Блэйм, лежа на кафельном полу ванной комнаты.

Кое-как он дополз до рюкзака и достал из бокового кармана оставшуюся таблетку «Прозака» и только сейчас заметил, что на капсуле было написано: «60 мг».

– Шестьдесят миллиграмм, раньше же было двадцать, почему она… сумасшедшая! Позавчера я за один раз хватанул сто двадцать миллиграмм «Прозака»?! Идиот! – ругал себя Блэйм, вскрывая капсулу и высыпая содержимое на стол.

Аккуратно разделив порошок на две равные дозы, он слизал одну из них.

Через пятнадцать минут дрожь в руках и ногах начала проходить.

Окончательно придя в себя, Блэйм решил отправиться в центр, при этом заглотнув изрядную дозу кофеина из кафетерия гостиницы.

Доехав до «Парксайд Авеню», он, недолго поплутав, наконец, зашел в серое здание, на котором было написано: «Центр помощи людям, страдающим дислексией».

Налив себе еще один стакан кофе, он прошел в светлую широкую аудиторию, в центре которой находилась трибуна, а вокруг стояли стулья, большая часть которых была занята. Выбрав место подальше от основного скопления людей, он весьма удобно пристроился на задних рядах в ожидании начала.

Во время сеанса очередная жертва с врожденной дислексией вышла за трибуну и начала вещать о том, какие они все необычные люди и что все они, несомненно, одаренные и талантливые. Что даже сам Эйнштейн страдал от дислексии. Где-то в середине своей заученной речи женщина все же ошиблась, и ей потребовалось минуты две, чтобы прочитать забытое слово.

После выступления начались групповые сеансы, где участники в паре с любым из пришедших читали отрывок из понравившейся книги, подбадривая друг друга и с терпением выжидая, пока коллега по несчастью правильно разберет слово.

Блэйму досталась светловолосая девушка лет девятнадцати, без макияжа, с приятным светлым лицом. Он предложил ей читать первой.

– Спасибо, вообще я не люблю, когда меня слушают.

– Мне будет очень приятно, если ты почитаешь мне первой, – настаивал Блэйм.

Она зачитала отрывок из книги «Моби Дик».

Блэйм завидовал девушке, ведь у нее была не та форма дислексии, что у него. Болезнь девушки была излечимой, и со временем ей удастся научиться разбирать слова практически без ошибок. С каждым предложением у нее получалось все лучше и быстрее читать. Когда очередь дошла до Блэйма, они остановились на главе «Ковровый саквояж».

Уже на втором предложении он взмолился о помощи, и она присоединилась к нему, чтобы разбирать непонятные слова вместе. Девушка каждый раз удивлялась, как он раз за разом читал неправильно только что прочитанное слово.

– Только по памяти я могу произнести правильно с первого раза. А когда читаю, то вижу все наоборот, – улыбаясь, ответил Блэйм.

– Вот это да!

– Знаю, с первого взгляда кажется, что я притворяюсь, но это действительно так.

– Что же ты тогда делаешь здесь? – изумилась девушка. – Почему ты не в медицинских центрах… как их…

– Неврологических? – помог он ей с ответом.

– Да, я думала, над такими людьми ставят эксперименты, как над подопытными мышками, ну, знаешь, чтобы изучить болезнь еще глубже и помочь другим.

– И там я уже был…

Он с облегчением выдохнул, когда сеанс закончился и все начали расходиться. Девушка попросила у него номер телефона и сказала, что он может звонить ей, чтобы иногда, если ему станет совсем невмоготу, она могла читать ему книги. Блэйм не стал возражать и говорить об аудиокнигах, которых у него было предостаточно, не хотел обидеть ее.

После того, как он провел эти два часа в компании людей с той же проблемой, что и у него, Блэйму стало действительно легче. Ему захотелось расцеловать их всех, стоя на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинг.

«Каждый из них был моей частичкой, и каждый дополнял меня. Дополнял этот безымянный остров, затерянный посреди бескрайнего океана имени самого себя».

Встреча. Пролог II

Меня скрутило и выбросило к берегам безжизненного острова, словно труп белого кита, чтобы там я разлагался и становился его частью.

Казалось, что это какое-то неистовое начало моего конца, когда я, омываемый бурлящей морской пеной, валялся там, и камни царапали мою кожу.

Я стал одиноким трупом в безжизненной колыбели – теперь это мой новый дом.

Из-под полуоткрытых темных глаз, испугавшись, как ребенок, я наблюдал за тем, как свет умирал, я хотел смотреть на его рассеивание вечно.

– Остановись! – прокричал я. – Теперь я знаю, что мы для тебя!

Не слушая меня, что-то подползало ближе и сворачивалось в спирали вокруг безжизненной туши. Насмехаясь надо мной танцем жизни и вечностью юности.

Смеялось мне в лицо и поглощало живительную воду, испивая ее из своих тонких прозрачных рук.

Бестелесное создание, остановись!

Ты сведешь меня с ума.

Что же ты такое?

Прошу, застынь, хотя бы на мгновение!

Остановись!

Хочу смотреть на тебя и становится трупным ядом, отравляя твою обитель

Встреча 2

– Ты бы мог одеться и поприличнее, – укоризненно заметила мать, когда после недельной разлуки увидела Блэйма возле Центральной больницы Манхеттена.

Она была в строгом костюме черного цвета, густые каштановые волосы забраны в пучок на затылке, в руках женщина держала черную сумку и мобильный телефон.

– Это твой лимузин стоит там?

– Почему сразу мой?

– Ну, это ведь тебя на нем сюда привезли.

– Прекрати, Блэйм!

– Каково это – быть богатыми? – он шел спиной вперед, держа руки в карманах и глядя на лимузин марки «Бентли».

– Ты меня спрашиваешь?

– Ну, ты же с ним общаешься, с этим Драфтом.

– А ты думаешь, что он такой же, как его сын?

– Да мне вообще все равно.

– Он пригласил тебя поужинать в «Гранд Палас».

– Ты что, разместилась в самой дорогой гостинице в городе?

– А ты уже начал разбираться, что здесь сколько стоит?

– Что за ужин?

– Семейный.

– Я пойду только для того, чтобы не оставлять тебя с ним наедине.

Под каменным взглядом матери Блэйм зашел в лифт для VIP-пациентов.

– Сколько еще раз тебе говорить: если бы не деньги этого человека, твоего отца давно бы уже не было в живых.

– Сколько еще раз тебе говорить: если бы не его ублюдок, мой отец работал бы сейчас в этой больнице, а не был ее VIP-пациентом.

– Мне что, пойти и убить его теперь за это?

– Не надо себя утруждать, убийцей стану я.

– Мне всегда нравились эти твои шуточки, в них звучит доля какой-то страшной правды.

Доехав наконец до самого верхнего этажа больницы и выйдя из лифта, они попали в обширный белый холл, украшенный зеркальным потолком и кафельным полом. Вдоль стен стояли обитые белой кожей скамейки с огромными расписными цветочными вазами по бокам.

– Так, а я не понял, мы в больницу пришли или в музе…

– Нэнси, я жду вас уже целый час, – он был стройным мужчиной высокого роста. Его седые волосы красиво контрастировали с голубыми глазами на остром, аристократически бледном лице с тонкими губами и безупречно прямым носом. Он казался героем любовного романа, только что приехавшим с поля для игры в гольф: в бежевых брюках, рубашке поло и с повязанными вокруг плеч рукавами белого свитера. Добрые, загадочные глаза, казалось, смотрели в самую душу с какой-то ухмылкой, с врожденным чувством превосходства.

– Ох, Эйден, простите меня, я задержалась из-за сына – он совершенно не разбирается в нью-йоркском метро, а на такси, которое я за ним выслала, ехать отказался!

Эйден с каким-то странным чувством боли и сострадания посмотрел на Блэйма, который по-прежнему стоял, опустив руки в карманы.

Мужчина неловко протянул ему руку, и только тогда Блэйм вытащил свои вспотевшие ладони из потрепанных джинсов и поздоровался с ним как можно более великодушно.

– У вас очень красивый сын, Нэнси.

– Красота не главное, – строго заметила она. – Боюсь, он стал черствым, как сухарь, в последние годы. Я перестала находить с ним общий язык.

На что Эйден Драфт лишь глубоко вздохнул.

– Я слышала о несчастье, которое произошло в вашей семье. Надеюсь, с ним все хорошо?

– Ах, вы про Юкию?

Блэйма перекосило от одного только имени, он тут же вырвал руку и поспешил в палату к своему отцу.

– Простите, мне не стоило…

– Ничего, не извиняйтесь, Эйден. Я не представляю, как вы управляетесь с четырьмя вашими детьми.

– Ну, это хороший вопрос. Иногда кажется, что мне стоит написать об этом книгу, – задумчиво проговорил он.

Ничего не ответив ему, Нэнси подхватила мужчину под локоть, и они, не спеша, направились в палату к Лэсли Хаббарду.

В больничных покоях было темно, жалюзи на окнах плотно задернуты. Здесь поддерживался специальный микроклимат.

Сам Лэсли лежал, подключенный к всевозможным трубкам, компьютерам и мехам, которые фильтровали воздух в его легких.

Профессора практически не было видно за всей этой техникой.

Блэйм прошел вглубь комнаты и встал напротив окна, посматривая сквозь задернутую штору и потирая затылок. Это был не первый раз, когда он видел его: просто после перевода из больницы в Лондоне – и после последнего визита Блэйма – прошла целая неделя. Перевод осуществлялся в связи с тем, что появилась возможность провести какие-то электромагнитные импульсы через мозг его отца и что необходимая аппаратура находилась в Нью-Йорке. Из-за этого Блэйму пришлось переехать в этот город на время, пока Лэсли будет здесь.

Он прекрасно осознавал, что ничем не может помочь ему. Сколько было бессонных ночей, которые Блэйм провел наедине с ним, и просьб, чтобы тот открыл глаза…

Все это прошло и притупилось в памяти. Его агония. Его слезы. Конец его беспечного детства случился в палатах лондонских больниц.