скачать книгу бесплатно
Одна из машин, припаркованных у бровки, сорвалась и ринулась к нам. Я открыл дверцу перед Лариской.
– Гони на Большую Садовую! – сказал водителю. – Опаздываем.
Лариска деловито опустила лямки сарафана и подновляла соски затвердевающим пурпуром. Я перехватил взгляд водителя, Лариска тоже заметила, что наблюдает за ее манипуляциями, но не обращала внимания. Как время летит, подумал я ошарашенно. Не мое, конечно, а вообще. В Средние века женщина не смела выйти на улицу или даже дома не могла показаться перед гостями с непокрытой головой. Волосы должны быть всегда закрытыми! Потом пошла мода закрывать их париками, строить сложнейшие прически, ибо когда прическа – то волосы как бы тоже одеты, а вот если их распустить, то… сразу – распущенная женщина!
При взгляде на длинные волосы всегда чувствуешь приятное щекотание в гениталиях. Женщина с непокрытыми волосами воспринималась как голая, что в какой-то мере понятно, ибо сразу вспыхивает эротическое влечение, выражаясь вычурным языком вчерашней культуры.
Стильные девочки с короткими или ультракороткими стрижками выглядят красиво на обложках журналов, красиво даже на вкладках и постерах, иногда даже в реале, но это та же красота, что разглядывать картины Пикассо или Дали. Вроде изысканно, с первого взгляда видно, что постарались, много денег и усилий вложили, но это красота заснеженной елки в новогоднем лесу. Красиво, но трахать елку не приходит в голову.
И конечно, платье тоже должно было волочиться по полу, ибо показать даже лодыжку – верх безнравственности и порочности. А потом платье все укорачивалось и укорачивалось, укорачивалось и укорачивалось… Для того, понятно, чтобы показывать еще на сантиметр больше ранее не показываемой кожи задней конечности. Потом еще, потом еще…
Сейчас платья укоротились до предела в буквальном смысле. Укоротить еще – тогда зачем они вообще? Платье – для того, чтобы прикрывать срамные места. Но убрать сантиметр – и все будет экспонировано. Или платье станет чем-то вроде галстука, который тоже непонятно зачем?
А сейчас, с такой длиной платья, весь смак в том, что срамные места вроде бы и прикрыты, но стоит женщине наклониться… а наклониться всегда есть повод: хоть в магазине удобнее уложить товары в корзине, хоть на улице, заприметив понравившегося парня, остановиться перед ним и наклониться, поправляя обувь.
Разумеется, никто не рискнет демонстрировать плохо вытертую жопу и вялые половые губы, потому спрос на подкачивание геля возрос многократно. Лариска права, женщинам нужно спешить, пока волна спроса, вернее, интереса, не ушла.
Машина остановилась у тротуара, я сунул водителю приготовленные деньги, выскочили с Лариской, довольные, что не опоздали.
Наш медиацентр быстро наращивает мускулы, за последние три года дважды менял место. Всякий раз хозяева выбирали суперсовременное здание, казалось, целиком из стекла и металла. Стены, разделенные на широкие квадраты, выглядят затемненными окнами бандитского бээмвэ, к которому гаишники стараются не приближаться, а омоновцы подходят, держа автоматы на изготовку.
Сегодня день на работе прошел сумбурно и безалаберно. Обычно Коновалов, наш шеф, сам приносил заказы, а сегодня прислал олухов, что не могли связать два слова, только упорно твердили, что им нужны компьютерные спецэффекты, а какие и для чего, что именно нужно подчеркнуть, что выделить – мычали и снова важно говорили, что эффекты должны быть крутыми.
Я подобрал кое-что из готового, скомпоновал, ушли довольные, оплатили щедро, но остался нехороший осадок. Ну не нравится мне обслуживать высоким искусством компьютерной графики извозчиков и домохозяек.
…и когда я красиво и героически погибну, она увидит, насколько ошибалась в моей преданной любви и верности! И упадет на мой еще теплый труп и зарыдает, но, увы, не вернуть, я лежу весь изрубленный, кровь струится из многочисленных ран, смертная пелена застилает взор, последний вздох срывается с моих уст, а принцесса вскрикивает в горе:
– Клянусь, что буду хранить тебе верность вовеки! И никто и никогда не прикоснется к моему телу!.. Только ты, единственный… О, горе мне, как я была не права…
Я вздохнул, в глазах защипало, очень трогательно и трагично, я молодец, хотя… хрень какая, не хочу быть дохлым, это ж ничего не увижу, но все равно намечтал красиво, есть во мне что-то возвышенное, не совсем я говно, каким иногда себе кажусь, я просто недостаточно крут…
За соседним столом на полном серьезе обсуждают, случайно или не случайно у Софи Марсо, когда шла по красной ковровой дорожке Каннского кинофестиваля, обнажилась грудь. Я подумал вяло, что какая, на фиг, случайность, если у нее на каждом выходе на публику обнажается это место, а также когда выходит из дому к автомобилю, заходит в любое кафе или ресторан, вообще – появляется на людях. Этими снимками пестрит весь Инет, и если кто верит, что вот у «Софи Марсо случайно обнажилась грудь», этот лох никогда вообще не заходит в Инет. Потому что эти снимки даже на сайтах, где Путин дает интервью, где Греф рассуждает об экономике, а Иванов протестует против придвижения НАТО к нашим границам. И на спортивных, конечно. Сама же стареющая Софи Марсо и рассылает их всюду.
Платья звезд на липучках и особых хитрых завязках. Достаточно чуть шевельнуть плечом, как соскочит заказанная лямка, обнажая грудь, откроется шов на заднице, а то и вовсе платье соскользнет целиком, теперь практикуется и такой экстрим.
Папарацци издали определяют секреты этих платьев, а также где, на какой ступеньке соскользнет лямка, разойдется платье в момент торжественного прохода по дорожке славы или упадет к ногам ах-ах смутившейся звезды. Эта та игра, в которой обе стороны играют по четким правилам.
А ведь у меня продвинутый народ, мелькнула едкая мысль. Программисты. Но и они отстают. Просто не приходит в голову набрать в яндексе «случайное обнажение» и получить сорок тысяч сайтов, где у знаменитостей то лямка платья соскользнет перед фотокамерами, обнажая подготовленные к осмотру сиськи, то подол задерется, демонстрируя раздутые половые губы… Многовато для случайностей! А девчонки, собираясь на дискотеку или просто на прогулку по людной улице, уже договариваются, кто с кого по очереди будет сдергивать маечку, показывая ребятам сиськи… Мол, самой все еще неловко, если не пьяная, а вот когда подруга шалит, другое дело.
– Если знаешь о жизни все, – донесся глубокомысленный голос одного умника, – значит, ты уже умер.
– Ха-ха, – ответил второй весело. – Вообще-то в игре со смертью я согласен на ничью…
Остряки, подумал я хмуро. Играют словами, а смысла-то нет. И все ждут, когда рабочий день закончится, чтобы за пиво и по бабам. Ерунда какая! Сто лет назад это было круто, каждую бабу приходилось брать с боем, такими победами гордились, а теперь что за интерес?..
День прошел серо и незаметно, как и остальные. И вечер. На автомате я добрался домой, поужинал, перед сном чуточку поиграл в он-лайновую байму года, а также всех времен и народов – «Троецарствие», но слишком уж, да, слишком, после такой ночь не уснешь, поскорее вышел и побаймил в Red Light Center, там сбросил гормональные излишки и завалился спать.
Сквозь сон ощутил зов, но что это именно зов, сообразил потом, когда с бешено колотящимся сердцем пытался разобраться, что же со мной произошло, а тогда лишь чувствовал сильнейшее томление и странную тоску, словно в двух шагах от незримой двери, за которой н а с т о я щ и й мир, но не могу сдвинуться.
Дрожащей рукой вытер холодный пот с горячего лба, дыхание учащенное, будто бежал не только во сне. Еще когда только заснул, во мне уже толклись звезды и галактики, проплывали туманности, а пространство свертывалось восьмимерными струнами.
Оказывается, как прочел перед сном, Большой взрыв, который создал Вселенную, всего лишь крохотный пузырек в бурно кипящем космосе. В этой мегавселенной какие-то пузырьки помирают, какие-то рождаются, и в каждом из них свои физические законы и свои пространственно-временные параметры.
Пузырьки-вселенные существуют только мгновения, если по их меркам жизни. Страшно подумать, сколько же существует сама мегавселенная, ведь пятнадцать миллиардов лет только нашему пузырьку, в котором сто миллиардов галактик в видимой нам части, но я стараюсь представить, наслаждаюсь муками разума, пытающегося объять такое, трепещу и ужасаюсь… это настоящий адреналин, а не банальный секс на эскалаторе!
Но о таком надо помалкивать, я и так иногда выгляжу полным придурком, потому что знаю и умею больше, а надо «как все», чтобы вписываться в любую тусовку и любую компашку.
От компа донесся сигнал: пришла аська, потом запикало чаще. Я поморщился: достали эти любители потрахаться. Сейчас даже женщины пишут в графе: пол «мужск», чтобы отстали, но не учли, что и любительниц потрахаться по Инету становится все больше. Женщины отстают от мужчин в таких вопросах, но… ненамного.
Я пошел к компу, из динамика донесся тихий женский смешок:
– Опасно забывать отключать на ночь веб-камеру.
С экрана на меня смотрит миловидное женское лицо, уже немолодая, глаза усталые, губы растянуты в нерешительной улыбке. Я спросил тупо:
– Включена? Черт, я ж выключал!.. Вроде бы…
Пока я старался вспомнить, не слишком ли глупо я выглядел, когда чесал в паху и бродил сонный по комнате, женщина сказала мягко:
– У вас восьмая версия? В ней баг, из-за него веб-камера иногда срабатывает сама по себе… Меня зовут Мария. У нас уже ночь… такая жаркая и душная, я все не могу заснуть. Слишком ночь жаркая…
Она сделала рассчитанную паузу, я сказал поспешно:
– Да-да, так бывает. Я могу помочь?
– Да, – ответила она просто.
Я вытащил из ящика стола В-4, то есть вагину, модель четвертая, краем глаза видел на экране, как женщина, двигаясь со мной синхронно, вынула фаллоимитатор довольно устаревшей конструкции, но для людей с воображением даже он не всегда необходим. В отличие от меня, сразу приспособившего В-4 на нужное место, она держала фаллоимитатор в руках, женщинам нужно больше времени для разогрева, даже если не могут заснуть и уже частично готовы.
Мои пальцы тронули кнопку включения, начнем с самого слабого нагрева, и чтоб эта штука в ее ладони чуть-чуть подрагивала, ага, начала с hand job, глаза заблестели, на щеках появляется румянец, затем перешла тут же к blow-job, правильно, бережет мое время, я ж отрываю для нее несколько минут от завтрака, а спустя пару минут быстро вставила блестящий от слюны фаллоимитатор в нужное место, все это время не отводя от меня напряженного взгляда.
К этому времени я добавил твердости, чуть раздул в объеме и на целых два градуса повысил температуру. Манипулирует женщина им сама, я только играю на пиктограммах, добавляя и сбавляя вибрацию, усиливая пульсацию, чтобы в унисон с тем, что шепчет женщина, что она ждет и хочет…
Наконец она напряглась, тело выгнулось дугой, я резко добавил еще градус по Цельсию, одновременно расширил в объеме на пять миллиметров и погнал предельную пульсацию от корня к концу. Женщина вскрикнула, лицо ее исказилось. Она часто-часто задышала, рот раскрылся. Я услышал какие-то слова, но она уже медленно затихала, успокаивалась.
Через полминуты веки поднялись, взгляд еще затуманенный, на лице медленно проступает смущение.
– Извини, – произнесла она тихо. – Просто так получилось, что никого из близких под рукой… Австралия, знаешь ли… Теперь засну без проблем!
– Спокойной ночи, – сказал я тепло.
– И тебе…
Мне почудилось, что она едва не сказала «сынок», но в компе щелкнуло, и экран померк, хотя сама веб-камера не отключилась. Я бросился на кухню, двенадцать минут отрезал от завтрака, чудовищно много подарил совершенно незнакомому человеку. И хорошо бы сам тоже, но я вот такой альтруист, позаботился, чтобы женщина на другой стороне планеты получила половое удовольствие и заснула, удовлетворенная, а теперь полуголодным побегу на работу с бутербродом в руке, оставив горячий кофе на столе…
Прогресс, мелькнула мысль, все ускоряется, ускоряется, ускоряется. Мы входим в режим, в котором перестают действовать обычные человеческие законы, что складывались веками, тысячелетиями. Рушится, с грохотом рушится весь моральный свод человеческой морали.
Да, мы еще вспоминаем библейские заповеди, но на практике нарушаем их все. Гомосексуальные браки, сексуальная модель поведения: за измену уже не убивают и даже морду не бьют…
Грузовой лифт полз, останавливаясь чуть ли не на каждом этаже и собирая по дороге собачников, домохозяек с сумками, пенсионеров. Совсем убило, когда на втором этаже ввалились трое крепких парней, уместились кое-как в уже тесной кабине и проехали целый пролет, страшась переутомиться на лестнице.
Сейчас, стучала мысль, пока я бежал к остановке, входим в неуправляемую цепную реакцию. Абсолютное большинство этого вообще не видит, а те, кто видит, бессильны повлиять. Да и не хотят, потому что именно они воспользуются плодами в первую очередь. Неуправляемая потому уже, что каждый шажок жестко задан предыдущим: мы уже не можем отказаться, скажем, от автомобилей, а для них нужно строить новые широкие автострады, а для строительства понадобятся более вместительные грузовики…
Автобус открыл двери, а передо мной словно распахнулся холодный черный космос. Завис в нем, сердце сжалось, а потом застучало быстро-быстро. Все-таки наступающее будущее страшно тем, что впервые даже самые продвинутые умы не могут сказать, что же будет там, в будущем!
Абсолютно все будет великой неожиданностью. Все ускоряющаяся лавина открытий, которую не будем успевать ни осмыслить, ни использовать вот так с ходу.
Интеллектуальный взрыв уже привел к технологическому расслоению: старшее поколение боится компьютеров, не умеет настраивать современные бытовые приборы, в супернавороченных мобильниках пользуется только функцией простого телефона, и даже когда нечаянно нажмет не ту кнопку на телевизионном пульте, то в отчаянии звонит сыну или дочери. А еще лучше – внуку: приезжай, спаси, настрой заново эту проклятую штуку, ну зачем эти сто кнопок, да в каждой еще подменю на сто пунктов, а в тех еще сотни своих настроек… Как хорошо было, когда только две программы, а чтобы переключить с одной на другую – никаких пультиков, а просто поворачиваешь верньер на самом ящике. Чаще всего – плоскогубцами. К счастью, я выезжаю на работу, когда час пик позади, но все равно раздражает обилие машин на дорогах, из-за них ползут, а то и стоят в пробках и автобусы. Мечта простого человека «получаю тыщу баксов и ничо не делаю!» станет реальностью для всех задолго до наступления стотысячного века. Уже сейчас автоматизируются не только разливка стали, но и задачи высокого левела. Настоящая производительная работа остается у все более сужающейся группы. Остальное же население, которое якобы работает, перекладывает из пустого в порожнее, обслуживает друг друга, занося один другому хвосты на поворотах.
Я вбежал в офис, всем сказал бодро «драсьте». Техники ответили кто весело, кто хмуро, кто просто отмахнулся, у нас демократия. Все перед экранами работают с программами, только Грег, мой заместитель, развалился в рабочем кресле, перед ним девочка из подтанцовщиц уже расстегнула ему брюки и работает над пенисом, сладострастно похрюкивая и демонстрируя возможности глубокой глотки.
– Все-все, – сказал он поспешно, перехватив мой взгляд, – заканчиваем! А работу я сделал.
– Сейчас другую получишь, – буркнул я.
Мой комп поймал мои биохарактеристики, включился, еще раз перепроверил, да, перед ним хозяин, и развернул работу на том месте, где я ее оставил.
– Шеф, – спросил Грег, – будем закупать лицензионное?
– А что, ждем визита иностранцев?
– Нет, – ответил он поспешно, – но сейчас усиливается борьба с пиратством…
– Если финансы позволяют, – ответил я, – то лучше лицензионное. Что говорит бухгалтерия?
– Отвечают, что начинаем выходить на международный уровень. В смысле, со следующего года попытаемся. Так что надо быть готовыми ко всему…
– Закупай, – разрешил я. – Будем как люди.
– Как белые люди, – уточнил он с понимающей улыбкой.
– Да-да, – согласился я. – Как белые.
Он поднялся и застегнул штаны, встрепал прическу подтанцовщице, она отмахнулась и выжидающе посмотрела на меня, я отрицательно покачал головой. Странное какое-то чувство… Вижу неправильность этого мира, вернее – чувствую, но не могу ни определить эту неправильность, ни даже сказать, в чем она. Разве что тянущее чувство тревоги, как во сне убегаешь от чего-то ужасного, а оно настигает, настигает, вот-вот поглотит, а ноги ватные, передвигаешь ими, как чугунными колоннами.
Пожалуй, неправильность как раз в самом сладком. Вот мы все, все человечество, вдруг ударились в самое простейшее из удовольствий: секс. Какую газету ни открой, на какой канал ни переключи, на какой сайт ни зайди – везде секс, как универсальный ключ ко всем проблемам. Трахайтесь – и у вас все будет хорошо. Дома, на работе, на улице, на отдыхе, в тренажерном зале, в кино, вообще – везде.
Сперва это пропагандировали полуодетые сисястые девочки на молодежных каналах, потом пошли с такими выступлениями, слегка стесняясь, седоголовые академики, подвели «научную» базу. Теперь дело дошло до такого разгула, что вот-вот президент или премьер выступит с обращением к нации: трахайтесь и трахайтесь, как кролики, это лучше, чем ломать голову, как решить проблему далекого Косова или как обеспечить независимость Абхазии!
Примерно так же решили римляне в момент расцвета могущества Рима.
Кстати, когда римляне ударились в оргии, могущество их непобедимой империи резко пошло на убыль. Именно в момент расцвета разгула и повального траханья всех со всеми возникло шокирующее непонятное христианство с его демонстративным отрицанием любых утех плоти. То самое христианство, которое неожиданно для всех похоронило мир утех и разврата, деяние, которого никто в своем уме не мог даже представить!
Но то христиане, мелькнула тягостная мысль. Преданья старины глубокой. А сейчас нет такой силы, что сумела бы остановить разгул половых утех.
Нет.
Разве что асексуалы? Но они в отличие от первохристиан не воинствующие. Они просто… отстраняются с некоторой брезгливостью от этого постоянно трахающегося мира. Ну вот я самый что ни есть асексуал. Кто-то ждет настоящую любовь и не желает размениваться, у кого-то срабатывает в виде защитного клапана простое омерзение… Правда, я трахаюсь, но куда деться?
Мои пальцы привычно и почти автоматически стучали по клаве, а в черепе смятенная мысль, что каждый из нас, человеков, есть поле не затихающей ни на секунду битвы между интеллектом и биологическими инстинктами. Но это так говорят, все мы любим красивости. Это опять же от инстинкта самца выглядеть перед самкой привлекательным, а женщины, как правило, красивости говорить не умеют. На самом же деле, если без красивостей, интеллект только тогда успевает вякнуть слово, когда инстинкты, насытившись, дремлют, ибо интеллект – щенок перед матерым инстинктом, у которого за плечами сотни миллионов лет боев и абсолютного доминирования. Кстати, инстинкт пока что рассматривает щенка-интеллект как забавную игрушку, что иногда помогает, но еще не как соперника. Но если вдруг в нем его увидит… страшно подумать, что может случиться!
Увы, все войны, начиная от простых актов терроризма и заканчивая мировыми, все революции, все расовые и религиозные конфликты, да вообще все-все, из-за чего деремся и ссоримся, – только потому, что мы обезьяны, научившиеся говорить, но не переставшие от этого быть обезьянами.
Глава 6
На работе задержался, вечером прошелся по вечерней улице, заглядывая на лотки: вдруг да мелькнет что-то по моей тематике, все равно иду мимо длинной цепи настоящего развала. В глаза бросилось созвездие журналов с яркими обложками: «Секс с животными», «Зоофилия – это норма», «Свинг спасает семьи», «Новинки высокой технологии в сексе»… Последний журнал я опасливо раскрыл, так, на всякий случай, вдруг там что-то про нанотехнологии, не зря же многим старомодный секс с блеском заменила веб-камера и скейп с расширенными возможностями, но, увы, с помощью высокой печати на ста двадцати страницах размещены фото самых новейших надувных кукол: уже не просто резиновых женщин, а и самцов разного размера и с разными, а также всех цветов кожи, мол, не расисты, имеем всех и по-всякому.
Самая дорогая кукла с ярлычком «Аня Межелайтис», я присмотрелся, спросил у продавца:
– Она что, в самом деле вот такая? Почти неотличима от живой?
– Точно!
– И Аня Межелайтис не подаст в суд за такое?
Продавец посмотрел на меня, как дитя на скелет.
– Да она еще и заплатила, чтобы одну из кукол сделали похожей на нее! И доплатила, чтобы на каждую наклеили ее имя!
– Круто, – сказал я ошалело, покрутил головой. – Вроде бы не старик, а не успеваю за скачками моды…
Он отмахнулся:
– А кто успевает?
– Ну, вон Аня…
– Успеваем только на своем поле, – объяснил продавец. – Нам тут рассказывали, как обучали пользоваться диктофоном в ее же мобильнике! Тупая, с пятого раза не въехала.
Я кивнул, пошел, размышляя, что во все века Ани Межелайтис были популярнее и заметнее ученых, политиков, философов, мудрецов. Начиная с допещерных и пещерных эпох и до нынешнего времени. И сейчас новость ли, что сайт Академии наук менее популярен в Сети, чем любой из порносайтов?
И что Аня Межелайтис известнее любого нобелевского лауреата, что творец компьютера умер в бедности, а создатель порносайтов покупает дворцы и оборудует в личных суперлайнерах бассейны, а на яхтах ставит теннисные корты для себя и друзей?
Не понимаю… Даже «не понимаю!!!». С тремя восклицательными знаками. И гневной рожей смайлика, что уже и не смайлик, а гневник или яростник.
Звякнул мобильник, на экране расстроенное лицо Лариски.
– Ты дома?
– Нет, по дороге к дому.
– Я щас забегу, – пообещала она. – Что-нить взять пожевать?
– Да вроде бы на двоих хватит, – сказал я.
Она сказала с облегчением:
– Ну вот и хорошо, а то когда по этим чертовым магазинам…
