Князь медвежий

Здесь череп раздавлен, а там разодран желудок…

Безногий мертвец в канаве нашел свою участь.

А этот хотел бы укрыться подобно кунице,

Вот грязи полоска да кровь, да примятые травы,

Глядят на меня драный лик и пустые глазницы,

Ах лучше б смертельной я выпил отравы!

Не уберег я отряд!» – в безумии князь восклицая,

В землю упал, и рыдает пред всеми богами,

А роща стоит, как и прежде полунемая,

Её не затронут ни плач, ни скрежет зубами.

«Но я то живой! Не к месту рыдать о почивших,

Пусть же их прах упокоит сыра мать-землица,

Хоть сил я не ведаю участь мою облегчивших,

Вернусь-ка на Днепр, где ждет меня Ива-сестрица.

Сберу в лобном месте мужей и женщин прекрасных,

Да всем возвещу о коварстве местного леса,

Вдвое больший отряд воев втрое боле опасных,

Вновь поведу, чтоб сразить проклятого беса!»

С мыслею сей, тая в сердце и ужас и злобу,

Владимир спешит во седло да помчаться на Днепр,

Но рев роковой, сотрясает и дух, и утробу,

Вот уже князь побежал как испуганный вепрь.

За ним попятам поспешают могучие лапы -

Веле́сом гонимый возвысился леса владыка,

И пот застилает Владимиру зренье и слабы

Члены его от душу хладящего рыка.

Рогатину в страхе Владимир жмет кулаками:

«Как только приблизится зверь ворочусь опасною пикой,

Войдет острие в его глотку между клыками,

На плечи мои упадет он нарядной туникой».

Дыханье ж медведя все близит князя кончину,

Вот он, человек, хочет зверя проткнуть будто спицей,

Но грозная лапа когтями вонзается в спину,

Да красная кровь на плечах возлежит багряницей.

Упал ниц Владимир теряя от боли сознанье…

«Да как же? Во мне, значит, как во всех смертных

Теплая кровь! Как у всех будут смерть и страданье,

Молю о пощаде великих богов милосердных!»

Но боги глухи, лишь небо слушает хмуро,

И безучастно плывут облака над главою,

Да видит Владимир, сияя белою шкурой

Вглубь леса шагает медведь походкой кривою.

Отчаянный крик князь издал, разодрану спину вздымая,

И дух испустил оставшись лежать меж телами,

А роща стоит, как и прежде полунемая,

Её не затронут ни плач, ни скрежет зубами.

ЭПИЛОГ

У великой реки под сенью старинного древа,

Ива младая узрела лик осени жёлтой -

Листочек опавший прияла прекрасная дева

В нежной ладони сокрыв его как за щеколдой.

Сжатую руку единой смочила слезою,

Что быстро сорвалась с трепещущей черной ресницы,

И небо гремит вдалеке над спокойной водою,

И Ива зовет в последний раз вещую птицу.

«Где же ты птица, что прежде меня навещала?

Неужто забыла ты дом свой в раскидистой кроне?»

Но многие дни ничего та уж не отвечала,

Покойна природа в своем молчаливом законе.

«Уж лета конец, теперь осени время правдивой,

Лишь осень взойдет ко мне в дом по поросшей дороженьке,

Видно стоять мне теперь у Днепра плакучею ивой,

Видно стоять мне теперь в белом свете одной-одинёшеньке».