Железный Век

Пока Джонни следовал за Пероном, в сознание, вытесняя восторг, все больше заползала тревога. Он оказался в положении отчаянного игрока, поставившего все на красную единичку. Что будет, если он проиграет?

В годы Депрессии толкового регламента гоночных машин не существовало, и каждый ездил на чем хотел. Сейчас правила все больше ужесточали: регламентировался и вес, и мощность машины, и объём двигателя. Что ж, даст бог, обойдется без сюрпризов. В конце концов, это такой же автомобиль, с рулем и четырьмя колесами.

Но до чего же здорово воспарить из гоночной пропасти, куда он чуть не свалился, и очутиться на самом Олимпе! Ладно, пусть не самом, но где-то совсем рядом. Дело за малым – всего-то оказаться быстрее двадцати смельчаков, по меньшей мере половина из которых сделает все, чтобы поставить на место выскочку, который неожиданно пролез в команду мечты.

Для гонщика четыре с лишним часа состязания – сплошная череда разгонов, торможений и бесчисленных переключений передач. А еще предельной концентрации: маленькая помарка – упущенное время и позиция, крупная ошибка – вылет с трассы и поврежденная машина. В память врезаются только самые яркие события.

Старт. Нынче у Джонни под капотом настоящая мощь – двести пятьдесят лошадей. Его собственному скромному автомобильчику такое и не снилось. По жребию, которым определяются места на стартовом поле, машина Джонни на десятом месте. Но это ничего, за пятьсот километров дистанции, все не раз поменяется. А до финиша вообще доберутся немногие – техника на таких скоростях пашет на пределе и часто не выдерживает.

Джонни резко бросил сцепление и рванул с места ровно в тот же миг как опустился клетчатый флаг. В первом повороте, отчаянно рискуя, удалось пройти пару конкурентов. И только потом Джонни запоздало сообразил – если бы он повредил машину уже в дебюте, все для него и закончилось бы. Страшно представить реакцию сурового Марио.

Первые круги Джонни наслаждался управляемостью своего неожиданного железного коня. Какая устойчивость в поворотах. Восхитительная динамика разгона. Как четко переключаются передачи. Придется признать, во всем, что касается гонок, итальянцы – превосходные мастера. Даже чуточку обидно, как истинному альбионцу.

Час гонки позади. Джонни пятый. Пора идти на прорыв. Даже как частный пилот он никогда не считал такое место пристойной позицией, а что уж теперь, когда под задницей настоящая красная ракета?! Впереди синенький французский автомобильчик. Придется ему подвинуться и уступить соседу по Ла-Маншу.

Первая треть дистанции пройдена. Пора в боксы. Пусть их болиды – вершина технической мысли, но на колесах самая обычная резина. Поэтому шины не выдерживают такой мощи и быстро изнашиваются. Приходится ждать, пока механики возятся с Пероном. Есть время выдохнуть после сумасшедшего напряжения. Временный напарник выскочил из машины и пьет воду огромными глотками, но Джонни постеснялся. Кто он такой для Монетти? И так проявил наглость сверх меры. Потерпит.

Вновь он на трасе. Опять погоня. За соперниками, за секундомером, за результатом. Перед гонкой Марио бросил Джонни: «делай что хочешь, но береги автомобиль и не путайся под колесами у ребят». Глава Монетти переживал, как бы не отдать победу французам. Таллорези и Перон – отличные гонщики, но им далеко до лидеров команды – Джино Кавалло и самого Франко Санети. Вот те бы камня на камне не оставили от обороны конкурентов.

Но у Джонни своя гонка. Как бы половчее справиться с соперниками? На прямой обгоны возможны только если есть значительное преимущество в скорости, а так добро пожаловать в поворот. Как правило, именно здесь, на торможении и решается судьба позиции. Кто сумет позже погасить скорость, но при этом не вылететь с трассы, кто лучше наберет темп на выходе, тот и получает преимущество. Можно еще проходить виражи в управляемом заносе, практически не касаясь педали тормоза, но на это способны только настоящие виртуозы.

Скоро и Джонни достигнет таких вершин мастерства, что его будет восхвалять вся спортивная пресса, но пока стоит пользоваться проверенными методами. Соперник, конечно, упирался, но Джонни подловил его ошибку и ринулся в зазор между обочиной и бортом болида. Правда, зацепил колесами траву и чуть не потерял управление. Но удержался.

Вновь шины никуда не годятся. Очередная замена. Сам Марио, скрестив руки на груди, наблюдает за тем, как механики суетятся вокруг автомобиля Джонни, но не произносит ни слова. Впрочем, пока у грозного шефа нет причин для недовольства своим нежданным приобретением.

Все ближе финиш. Как обычно, ломит тело, руки ноют от усталости, на ладонях выскочили мозоли, глаза слезятся от напряжения. Но надо держаться. Сколько историй, когда ребята чрезмерно расслаблялись к финалу. А это чревато. Как назло, Джонни ошибся с выбором передачи и совершил экскурсию за пределы трассы. Машину затрясло – аж зубы лязгнули. Лихорадочные движения рулем! Как бы презрительно скривился Марио, если бы Джонни не выправил ситуацию. А если бы еще травмировался – на этом бы и закончились его недолгие мгновения славы. Когда машина переворачивается – вся надежда, что гонщика выбросит наружу, так хоть жив останешься, пусть и поломаешься, а если придавит тяжеленным кузовом, не долго и сыграть в ящик.

Джонни третий. Когда он гонялся в родной Британии, то не признавал никаких мест, кроме первого. В Европе стало намного сложнее. Он бы и рад не поступаться принципами, но техника не позволяла добиться большего. Теперь он пилот Монетти, пусть и временный. Там тоже единственным приемлемым результатом считают только победу. Но она и так в кармане итальянцев: впереди Таллорези и Перон. Выходит, Джонни выполнил свою задачу? Вряд ли синьор Монетти стал бы требовать от него большего.

За пять кругов до финиша Джонни на всякий случай приблизился к лидерам. Пусть Марио видит, что не прогадал. На новой машине британец не в полной мере осознал пределы возможностей машины: где-то можно было нажимать и посильнее, поэтому у резины еще оставался ресурс. А вот у напарников, похоже, все не столь прекрасно. Лидировал Перон, но его болид неуверенно рыскал в поворотах, еще хуже обстояли дела у Таллорези – того прямо мотало по трассе. Кажется, или от его колес и впрямь отлетают ошметки резины?

Джонни следовал за ними в задумчивости. Будь они не из одной команды, он бы ринулся в атаку, не раздумывая. Но как отреагирует Марио? Разъярится ли на выскочку? Или оценит такую смелость? Если Джонни хочет попасть в лучшую конюшню, не стоит ли показать, что он способен опережать ее гонщиков? Или, наоборот, что он свято соблюдает субординацию? На скорости двести километров в час подсказать некому.

Да, что ж тебя так таскает, приятель? Как заманчиво Таллорези выбирает широкие траектории в поворотах. «Не путайся под ногами». Что имел ввиду Марио? Это итальянец сейчас путается у него под ногами. Но тактично ли опередить партнера? А с другой стороны – какие они партнеры?! Джонни же заявлен как частный пилот. Решено. Он гонщик и точка. И должен использовать любую возможность, чтобы выйти вперед. Остается надеяться, что Марио его поймет, он же тоже гонщик, пусть и бывший.

Итальянский спортивный ежедневник. Статья на второй полосе под заголовком «Невероятный дебют».

Десятки тысяч зрителей, собравшиеся на приземистых холмах Болоньи, поначалу приуныли, разочарованные тем, что в гонке не будет участвовать всеми обожаемый Франко Санети. Когда еще и Кавалло попал в нелепую аварию перед самым стартом, любители гонок и вовсе впали в отчаянье. Но, думается, зрелище, что открылось их взору, не разочаровало даже самых искушенных наблюдателей. Вновь Монетти удивил крайне рискованным шагом – доверил место в команде малоизвестному британцу Джонни Милтону – гонщику-частнику, который неплохо зарекомендовал себя ранее. И невероятная по накалу борьбы гонка подтвердила правильность решения славящегося своей интуицией Марио Монетти.

Потрясающе быстрые алые ракеты под управлением Перона и Таллорези с самого старта захватили лидерство, растолкав медлительные французские автомобили. Милтон поначалу держался в тени именитых напарников, но в итоге англичанин сумел сберечь резину и за несколько кругов до финиша совершил рискованный обгон Таллорези, в то время как лидировавший Перон допустил ошибку и повредил своего алого скакуна. Несмотря на победу британского гонщика, этот этап стал очередным безусловным доказательством превосходства итальянской промышленности, и подтверждением невероятной скорости и надежности выпускаемой продукции.

Что до Милтона то, похоже, он произвел правильное впечатление на своего патрона – его включили в заявку на ближайший этап. Беспрецедентное решение: англичанин становится постоянным пилотом Монетти. Ну, а верно ли оно – покажет время.

Глава 5. Швейцария. Близ кантона Аргау. Август 1934 года.

Марко, механик лучшей итальянской команды Монетти, постарался принять самую удобную позу – оперся спиной на высокий ящик с инструментами и уложил ноги на ящик поменьше. Гонка длинная, веки порой наливались тяжестью, клонило ко сну. Но Марко – настоящий профессионал. Он никогда не позволял себе вздремнуть во время состязания. Ну, разве что самую малость. Вот балбес Луиджи однажды так захрапел – еле добудились, когда срочно потребовался. А потом увалень еще и кое-чего напутал спросонья.

Уж лучше потерпеть. Ведь он трудится в самой замечательной корпорации «Примо Андреа». Она создает самые быстрые автомобили в мире. От одного ее названия сердце каждого итальянца бьется чаще.

Вместо того чтобы считать мух, Марко внимательно оглядел гараж команды. Надо всегда быть начеку, и тогда однажды он станет помощником главного техника, как Лукка. Обычные механики лежали вповалку на полу, а кто-то даже беззаботно дрых. Дылда Луиджи грыз сухую фокаччу. Марко сглотнул слюну – у него в рюкзаке тоже лежал обед, приготовленный кухаркой команды Сарой, которая ему благоволила. Но объедаться в такой ответственный момент? Это ниже его достоинства.

Лукка – как и положено начальнику, пусть и небольшому – восседал на высоком ящике, тревожно глядя в сторону трассы. Самые же важные люди в команде, синьор Монетти и его помощник Серджио, стояли у самой кромки дороги и внимательно, с биноклем в руках, следили за гонкой. Но опытный Марко знал: спокойствие мнимо. В любой момент последует сигнал – гонщик залетит в гаражный переулок, и надо будет мчаться со всех ног: менять пышущие жаром колеса, заливать вонючий бензин или, не приведи Мадонна, чинить капризную технику.

Пара механиков бдят вместе с начальниками, на каждом круге показывая гонщикам грифельные доски, на которых отмечены место и отрыв от следующего за ними пилота. А еще один записывает результаты прохождения каждого круга.

Пока, постучим же по дереву, все превосходно. Пролетал круг за кругом, а лидировал один и тот же автомобиль под управлением Франко Санети – самого прославленного, бесстрашного и превозносимого итальянцами гонщика. Санети, если честно, для механиков – настоящая головная боль: никто не разбил столько красных машин, сколько он. Но ему все прощали – никто не проводил гонки с такой же страстью, как этот великий человек. Вся Италия носила его на руках. Многие односельчане Марко приставали, чтобы он поведал им байки о гениальном соотечественнике, но Марко многозначительно поднимал глаза к небу и отмалчивался: большой, дескать, секрет.

На почтительном расстоянии от Санети двигался синий автомобильчик французского гонщика Шарля Дюваля. Слава Мадонне, он никак не беспокоил Санети – скорее, его самого терзал «наш англичанин» Джонни Милтон. Сначала британца допускали лишь на незначительные гонки. Потом он незаметно влился в основную обойму пилотов, да там и закрепился.

Марко весьма сдержанно относился к иностранцам в команде: ведь только итальянец способен с подлинной отвагой укротить сноровистую, точно молодая кобылка, Монетти. Но Милтон нравился ребятам и он не был похож на чопорных меланхоличных дылд по ту сторону Ла-Манша, поэтому с его появлением пришлось смириться. Хотя, конечно, сын своего промозглого острова Милтон никогда не радовался победам так, как умеют только они – итальянцы.

На третьем месте, и это очень беспокоило Марко, долгое время катил белоснежный автомобиль фон Дальберга. Но потом Марко с мстительным удовольствием заметил, как немец, оставляя позади следы черного масла, заехал к своим механикам – да там и остался. Что поделать, Марко не любил бошей еще больше, чем англичашек. Еще и потому, что немецкие машины крупного автоконцерна «Рамберт», забросив на несколько лет участие в гонках, теперь все чаще выходили на старт.

Дальше следить за порядком пилотов уже сложнее. Перон еще в гонке – хоть и француз, но он так долго выступал за Монетти, что механик с ним свыкся; Кавалло и Таллорези уже покинули дистанцию – один из-за прокола колеса, а второй – когда в него врезался идиот-бельгиец (машину, зараза, чинить часов десять). При этом более дисциплинированный Таллорези бродил где-то в гараже, а темпераментный Кавалло умчался в гостиницу.

Марко первым заметил сигнал Луиджи и понесся к стартовой прямой, попутно распинывая валявшихся товарищей. Быстрее, быстрее, ленивые задницы! Машина Милтона заезжала в гараж. Неужели поломка, о святая Эуфемия?! Нет, англичанин показывал: надо менять резину, и верно – переднее колесо зияло проплешиной. Еще чуть-чуть – и автомобиль, будто конь, потерявший подкову, остановился бы в лесу, а то и вылетел бы с трассы. А катить его обратно, считая километр за километром, – настоящее проклятье для механиков.

Домкраты на машину спереди и сзади, снимаем колеса. Луиджи командует – меняем все четыре. Срочно достаем новые. Главное, чтобы они оказались под рукой. Случалось, и забывали в спешке. Теперь надеть. Как следует закрутить гайки. Синьор Монетти стоит рядом, сверлит взглядом несчастных механиков через знаменитые очки: каждое мгновение на счету, и всякий знает, как дорого обходятся ошибки! Все члены команды одновременно обожают и ненавидят строгого босса.

Монетти жестом показывает – на одном колесе перегрелись тормоза, из припасенного заранее ведра Марко обрушивает на них холодную воду.

Жужжат домкраты. Милтон жадно пьет, лихорадочно проливая жидкость на гоночный комбинезон – лицо покрыто копотью и пылью, а голос звонок и весел:

– На новой резине я обойду Дюваля. Его французский чайник пыхтит как старинный пароход, а мне как раз не хватало скорости.

– Колесо страдает – ты атакуешь бордюры под неправильным углом. Просто держи трассу, – Монетти все видит и замечает. – Выигрываешь чуть-чуть, но убиваешь резину. Не рискуй понапрасну.

Синьор Монетти – непререкаемый авторитет. Ему только тридцать пять и многие механики старше его. Но неслыханное дело – боссы итальянского автогоночного гиганта «Примо Андреа» позволили назвать автоспортивное подразделение именем его директора.

Милтон умчался обратно на трассу. Хорошо бы, он показал лягушатникам, чего стоят наши машины. Все-таки Джонни добрый малый, а еще он внимательно относился к простым механикам и несколько раз накрывал им за свой счет превосходный ужин. Да и его подруга быстро стала любимицей команды: высокая Стефани из парижского кабаре пела потрясающе глубоким голосом пробирающие до мурашек романсы. Самому Марко больше по душе девушки в теле, с большим бюстом, когда есть за что подержаться как следует, но что взять с этих островитян.

Марко остался на стартовой прямой, наблюдая за проносившимися мимо машинами. Гонка близилась к завершению, но он упорно стоял на месте. Пусть синьор Монетти видит: Марко не просто отбывает номер. Хотя он не отказался бы поспать – попробуйте за одну ночь безукоризненно подготовить к старту все машины. И поесть бы не мешало.

Марко мечтательно улыбнулся. В его голодном детстве, в глуши, где не у всякой семьи и лошадь-то имелась, односельчане, увидев автомобиль, сочли бы его чудом света или адским наваждением. А вот поди ж, отныне он – один из маленьких винтиков могучего механизма, что одну за другой кует победы на гоночных трассах Европы. И, между прочим, сам великий Дуче пристально следит за успехами итальянских автомобилей, оказывая им всяческую поддержку. Не это ли истинное признание успеха?

Глава 6. Северная Италия, 20 километров от Генуи. Октябрь 1934 года.

Часто при упоминании какой-то нации в голове сразу всплывают стереотипы: англичане – сухощавы и чопорны, немцы – скупы и педантичны, русские – могучи и бородаты. Но жизнь сложнее стереотипов. Взять тех же итальянцев – они далеко не всегда низкорослые, чернявые и импульсивные, не пропускающие ни одной юбки и напевающие под нос оперные арии. К примеру, тот же Монетти, жесткий и холодный шеф команды – живое воплощение британского рыцаря, а вовсе не темпераментного южанина. Но сейчас классические представления об итальянцах пришлись к месту. Казалось, будто их не десять человек, а целый полк – все громко и возбужденно переговаривались, перебивая друг друга.

– Прошу к столу.

Хозяин открыл двери в просторный зал, где накрыли роскошное угощение. В еде, надо признать, итальянцы толк знают. Широченный стол был уставлен разнообразнейшими тарелочками, мисочками, чашечками: манила нежная козлятина, шкворчала баранина, беззвучно раскрывала рты треска, кучей громоздились сардины, блестела тончайше нарезанная полупрозрачная ветчина, желтел чуть ли не десяток разного вида сыров, скромно притулились бобы и томаты, вздымались горой оливки, а свежайшие лепешки еще дымились, и все это источало ароматы розмарина, тимьяна и базилика. Ну и, естественно, вино – куда же без него: отвоевывая пространство у еды, на столе высились запотевшие кувшины и запечатанные бутылки с кроваво-красными, бледно-желтыми, светло-алыми и мутно-лимонными напитками.

Если мы употребим все это, то сможем катиться по трассе и без наших машин. Джонни уселся за стол, по левую руку от него разместилась его новая любовь – начинающая актриса итальянского кинематографа – Беатриче. В миру ее, правда, звали Марта, но разве можно взобраться на киношный Олимп, будучи просто Мартой? Джонни познакомился с ней на одном из званых вечеров. Беатриче-Марта обладала умопомрачительно роскошной шевелюрой, была миниатюрной, живой и неумолчно говорливой.

Сегодня же в новом особняке лидера команды Франко Санети гонщики и их спутницы отмечали окончание автогоночного сезона. Оно всегда наступало существенно раньше календарного года: гонки завершают в начале октября, когда даже на юге Европы начинаются дожди и пронизывающий ветер.

Год еще не миновал, но Джонни уже был готов подвести итоги. Это время было наполнено невероятным количеством впечатлений: он сверх ожиданий очутился за рулем бесподобного автомобиля и смог сражаться бок о бок с лучшими пилотами Европы. Неугомонный Монетти, неустанно совершенствуя машину, отправлял своих гонщиков на всевозможные состязания: чем больше пройдено километров, тем больше возможностей для анализа и последующих улучшений конструкции. Поэтому гоняли они гоняли каждую неделю, а то и чаще.

А еще он, обычный деревенский парень, неожиданно оказался втянутым в светскую жизнь и побывал на раутах, журфиксах, приемах и суаре (раньше и слов-то таких не знал!) и даже в парижской опере. Ему пришлось выучить итальянский. Довелось разбить пару красных машин, за что он удостоился выволочки от самого Монетти. Кроме того, он чуть не сломал ногу в одной опасной переделке на трассе и провел неделю на больничной койке. И пусть ни в одной серьезной гонке он так и не победил, ему удалось застолбить особое место в таком рискованном и таком захватывающем виде спорта.

– Я не мастер красивых слов, у меня лучше получается на трассе, – раздались аплодисменты, и Санети поднялся с бокалом в руках. – Несмотря на то, что Монетти одержали больше всех побед в сезоне, год выдался непростым, соперники не дремлют и не обещают нам легкой жизни. Но разве когда-то было легко?! Монетти, благодаря Вам, мои дорогие друзья, ну и вашему покорному слуге тоже, – тут он шутливо раскланялся, – признает только первое место! В наших жилах горячая кровь настоящих победителей! Вива Монетти! Вива Италия!

Чокаясь с другими, Джонни кисло усмехнулся про себя: как так получается? Его страна – сильнейшая в мире держава, она владеет огромными территориями, имеет невероятное влияние. И при этом не может создать быстрые гоночные машины. Так что он, англичанин, вынужден находиться на вторых ролях у итальянцев, чьи владения не идут ни в какое сравнение с британскими. Хотя, надо признать: Дуче, сосредоточив в своих руках всю власть, вкладывает колоссальные средства в автопромышленность и в автоспорт. Джонни, впрочем, тут же нашел ответ: спорт – по большому счету, игрушка. Наша же Империя пока сосредоточена на решении более важных и серьезных задач в этом неспокойном мире. Она все равно возьмет свое и в автомобильном спорте, притом с присущим ей королевским размахом.

– В следующем году усилятся немцы, помяните мое слово, – взял слово степенный Перон. – Германия уже оправилась от поражения в войне, а этот их бесноватый ефрейтор тоже полюбил спорт по примеру Дуче.

– На трассах наши машины разделывают немцев под орех, – махнул рукой Кавалло. – Они нам не конкуренты.

– Не скажи, в гонки возвращается мой старый соперник Кабрера, он восстановился после той ужасной аварии, – задумчиво возразил Санети.

– Хвала, конечно, ему. Я сомневался, что Вильгельм сможет вообще ходить, он же тогда на моих глазах улетел с дороги, – сказал Кавалло. – Но ты, мой дорогой Франко, прикидывай, как будешь обороняться от меня. В этом году ты победил, но в новом правила будут прозрачнее.

Все тут же с готовностью подхватили тему и начали обсуждать грядущие изменения. Во времена Великой депрессии единых правил гонок не существовало – как и системы, которая позволяла бы выявить сильнейшего пилота. Но в последние годы собрание автомобильных клубов Европы – крайне неторопливая организация, управляемая в основном потомственными аристократами, – все больше приводила регламент к единому знаменателю. А недавно и вовсе объявила: со следующего года возрождается полузабытый общий зачет для гонщиков. Впредь за победу на этапах будут начисляться баллы: чем выше финишировал, тем ниже балл, а набравший наименьшее количество – станет чемпионом. Но баллы при этом дадут не за все гонки, а только за определенные. В общем, тема животрепещущая, насущных вопросов хватало, и гонщики оживленно их обсуждали.

Вскоре слово взял сеньор Дузио, единственный на вечере мужчина не из числа пилотов. Сложно сказать, кто этот лысоватый мужчина, что все время отирался в гаражах Монетти. Гонки привлекали людей самых разных профессий, как свечка – ночных мотыльков. Судя по несомненному достатку и жемчужным булавкам в галстуках, Дузио мог быть фабрикантом, коммерсантом или банкиром. Но он постоянно присутствует на гонках, кто тогда управляет бизнесом? Периодически к нему наведывались подчиненные – щеголеватые мрачные типы с квадратными подбородками, все как один одетые в костюмы от хороших портных.

Дузио принялся петь дифирамбы Санети:

– Можно бесконечно перечислять подвиги столь любимого всеми Франко и восхищаться его мужеством. Кто не помнит, как он со сломанной ногой гонялся, привязанный к седлу мотоцикла?! Он поразил нас, когда с переломом руки сбежал из больницы и победил! Свежи воспоминания, как камень, вылетев из-под колес, чуть не выбил ему глаз, но наш полуослепший герой смог закончить гонку. Мы ужасаемся фотографиям Франко на больничных койках и думаем: на нем не осталось живого места. Но Франко никогда не остановит адская боль. И за это мы носим его на руках! Поднимем бокалы за Франко! Человека, презирающего тормоза!

Смущенный и польщенный Санети полез обниматься с тостующим. Человечество только начало массово осваивать машины: в гонках травмироваться, а то и сыграть в ящик – плевое дело. Для многих первая же серьезная травма зачастую означает конец карьеры и прозябание инвалида. Санети же с завидным постоянством, намного чаще других, попадал в передряги. Только он всегда выходил из них хоть и поцарапанным, но живым; озарял всех своей знаменитой улыбкой и как ни в чем ни бывало возвращался на трассу. Порой даже казалось, что многочисленные переломы лишь добавляют ему крепости и сил.

По прошествии времени, отяжелев от всего съеденного и захмелев от выпитого, гости стали расползаться по просторному дому. Женщины стайкой обсуждали малоинтересные сплетни. Беатриче очутилась в центре внимания и ничуть не растерялась в малознакомой компании. Мужчины же собрались для приватных бесед в сигарной комнате, которую мгновенно затянуло сизым туманом.

Джонни вышел в зябкую прохладу вечера на улицу и закурил сигарету. К аристократическому куреву он так не привык, да и хотелось побыть одному. Все гонщики относились к нему как к равному: им вместе, как на войне, приходилось каждый день рисковать жизнью, но иногда он явственно ощущал – он тут немного чужой.