Полная версия:
Избранное. Очерки Методологии. Том 2
Первая из них – логика «изысканий» (здесь, к сожалению, очень трудно найти и адекватное, и единственное точное слово) по мышлению в ММК. На мой взгляд, применительно, и только, к общей цели ведущегося разбора эту логику изысканий можно представить так: исследование – проектирование – практика. Кратко поясню. Само исследование было предуготовляющим (что частично в те времена осознавалось, но в обобщенно-абстрактном виде) к последующему действию; важно было разобраться на выбранных образцах, как нечто может быть достигнуто в нормах. Сознание при этом (прошу прощения за невольную игру слов) сознательно игнорировалось, то есть особым образом учитывалось, отсюда тезис об антипсихологизме. Важна была жесткая демаркация. При этом – еще раз подчеркну, только в рассматриваемом ракурсе – началась теоретическая сборка ранее наработанного с введением одного нового, принципиально важного момента – типологически деятельностного, позволяющего конструировать целостности, собирать их в различные формы с учетом социокультурных особенностей, деятельностных позиций. Сознание при продолжающемся его «игнорировании» начало типологизироваться, расслаиваться на различные сознания сфер или сообществ, уже «внутрь» которых оказалась перенесенной исходная оппозиция мышления и сознания. Характерно (и очень интересно для изучения), что выходящие на этом рубеже из ММК начали делать ставку именно на сознание, его анализ и т. д. Практика организационно-деятельностных игр столкнула с сознанием напрямую – как с разнообразием индивидуальных сознаний, так и с их типологическими характеристиками. Как бы «незаконно» в наш обиход вошли совершенно новые слова: ценность, самоопределение и т. п. Уже десятилетие именно они начинают осмысляться в первую очередь, несут ключевую нагрузку.
Здесь, пожалуй, самая трудная для формулирования (возможно, и для понимания) резюмирующая часть: именно за счет резкости противопоставления, за счет его удержания само различение мыследеятельности (мышления) и сознания приобретает смысл. Более того, такое различение уже накопило, как я старался краткими штрихами показать, содержательный потенциал, требующий своего раскрытия. Трехчленка «исследование – проектирование – практика» изысканий по мышлению в ММК фиксирует завершение цикла; введение сознания «в работу» ММК может открыть новый цикл. Новый – но с учетом предыдущего, уже прошедшего. Мы имеем и гарантию, что не будет утеряно и прошлое, а переосмыслено в новых контекстах. Я имею в качестве таковой гарантии Г.П. Щедровицкого, организатора и мыслителя, владеющего редким даром: всякий раз обращаясь к истории, приумножать новое; согласно Конфуцию, это – дар учителя.
Внутренне противоречивой мне представляется вторая рамка – рамка той ситуации в стране, в которой мы сейчас находимся: по данному выше определению, мы должны быть также «вне ее». Вопрос: получается ли? держим ли и этот второй необходимый компонент рамки? Либо нас просто протаскивает через обстоятельства, и мы только это и осознаем? Как-то патетично получается, чего не хотелось бы. Складывается, тем не менее, впечатление некоторой потери в темпе. Трудно сказать, с чем это связано, феноменологически можно лишь констатировать по многим самым разнообразным фактам (приведу произвольно лишь два из них: наличие эффектно играющих команд, вообще отрицательно относящихся к методологическим «штудиям», и схоластическую вымученность некоторых компендиумов с попыткой «полно» изложить методологию как некоторую таким образом транслируемую систему) снижение – за некоторыми немногочисленными исключениями – уровня теоретико-методологических работ, прежде всего, в аспекте глубины и дальности их воздействия. Мне кажется, что ранее это имело место; мне также кажется, что в настоящее время, время наибольшей практичности, наиболее уместной может стать «спокойная», «непрямо» практическая теоретико-методологическая работа. Вполне возможно, что «выход» на сознание дает определенный шанс. Возможно. Или кажется, поскольку обосновать это с принудительной силой я не в состоянии.
О третьей рамке – культурно-исторической. Думается, что сейчас уже начался и начинает бурно нарастать второй фиксируемый в истории переворот в системе трансляции. Можно верить, можно не верить в закон отрицания отрицания, но глобальные процессы изменения в трансляции с помощью этой схемы могут быть описаны. Дописьменные формы передачи опыта и знаний строились на живой коммуникации. Появление письменности во многом ее трансформировало; возникновение и развитие современных технических средств знаменует введение специфических заместителей непосредственной коммуникации. Представляется, что трансляционные процессы далее будут строиться при помощи таких заместителей, т. е. опять приобретут преимущественно коммуникативную форму, снимающую – по закону отрицания отрицания – привычные нам формы, в каком-то смысле возвращающие уже на достигнутом техническом уровне «живую коммуникацию». На мой взгляд, если мы хотим заглянуть в будущее, простраивая идеальные объекты для завтрашнего дня, то не учитывать этого нельзя; по-иному, в частности, необходимо будет трактовать и соотношение мыследеятельности и сознания. Продвинутая компьютеризация, например, воздействует на индивидуальные сознания за счет возможности их подключения – и легкого подключения – по надобности к общему (общим) электронному «со-знанию», что не может не сказаться не только на их «наполнениях», но и на структурах и способах организации. Более того, думается, что мы находимся перед началом самых разнообразных (удачных и не очень) имитаций мыслительных (в узком смысле слова) и даже мыследеятельностных процессов. Ко всему этому необходимо отнестись. Если в шутку, то мне вспоминается трактат одного из первых наших кибернетиков, очень способного и одаренного воображением инженера А. Михневича. Весьма знаменателен финал текста: «Настанет время, когда последнего человека сдадут в музей Истории человечества»…
Выделение трех вышеуказанных рамок имело для меня две цели: обосновать, насколько я мог, необходимость самой постановки проблемы соотношения мыследеятельности и сознания, и как бы положить пути ее обсуждения. Важно, чтобы обе эти цели были; реализовываться другими они будут по-другому: иными будут рамки, иными их развороты, выживут же наиболее удачные.
Вернусь к самому началу данных заметок, к трехчленке разворачивания смысла «предыстория – обнаружение – рефлексия с рационализацией». Рамки задают, определяют предысторию как некоторую объективность, как то, в чем происходит наше движение; в ситуативной предыстории и в истории возникает обнаружение смысла. В цепи конкретных событий нечто вдруг становится принципиально важным; к рефлексии с рационализацией сейчас и предстоит перейти.
3. Соотношение мышления (мыследеятельности) и сознания можно проанализировать следующими тремя основными заходами: от мышления к сознанию; от сознания к мышлению; в объемлющем контексте. Первый ход опирается в основном на игровую практику; второй эксплицитно никогда не провозглашался, да и не мог провозглашаться, но богатейший материал для него накопился, на мой взгляд, в «проектировочном» периоде развития ММК; третий ход предполагает возвращение – конечно, с учетом всего накопленного – к теоретико-деятельностным разработкам первого периода, в том числе, необходимо подчеркнуть, к разработкам по семиотике.
Очевидно, что соответствующие разработки при принятии такого плана анализа могут быть весьма обширными, здесь же я в общем виде сделаю лишь два замечания.
Первое – «наблюдательское». Предполагаемая последовательность ходов рассмотрения противоположна, идет «с конца» действительной истории развития ММК. Мне это не представляется случайным, напротив, как уже ранее фиксировалось, связанным с завершением определенного цикла развития соответствующих идей, с доведением их в этом цикле до практической реализации. По «Книге перемен» («И цзин») творческий импульс истончается в месте (среде) собственного исполнения, что, конечно, не означает – а это уже по Шеллингу – его потенциального (идеального) исчерпывания. Ход «с конца» в этой связи, между прочим, означает последовательное снятие тех ограничений, что накладывались в техническом разворачивании – и это естественно, так должно быть – импульса, что хорошо схватывается в двух основных значениях слова «утончение» в русском языке.
Весьма интересна одна, получившая широкое хождение два-три года назад, констатация из практики игр – тезис об избыточности методологических средств. В ней, на мой взгляд, фактически содержится осознание одного из типов ограничений: ограничения, связанного с реализуемостью. Хочется добавить, что подобные ограничения настолько очевидны, «естественны», что именно в силу этого ускользают от внимания анализа; требуется особая культура – культура работы с очевидностью, с тем, что массовидно и повседневно по своему существу либо начинает становиться таковым. Представляется, что такая культура есть неотъемлемый компонент философского (и как продолжающего его – методологического) подхода. На этом, кстати говоря, базируется принудительность и «само-собой-разумеемость» на долгое время получаемых результатов, определенное время исправно работающих «мегамашин».
Второе замечание относится к дальнейшему изложению. В нем очень частично и лишь в первом приближении я постараюсь дать структуру первого захода «от мышления к сознанию», а также наметить – только наметить – планируемый выше второй, противоположный первому, ход. Выйти на более широкое целое (что связано с проработкой соотношения мыследеятельности и деятельности) мне пока не удалось.
4. Соотношение мышления, мыслительной деятельности, мыследеятельности и сознания, по-видимому, задает три разные проблемы, соответствующие, как уже указывалось, различным, и по этому аспекту выделенным, этапам истории ММК. Если брать последний, игровой период, то ведущей, или определяющей, является пятичленная схема коллективной мыследеятельности; собственно, эта схема и есть ее наиболее общее определение. И когда при анализе соотношения мы от нее «идем» к сознанию, то возникает вопрос, от чего конкретно отталкиваться: от схемы в целом (что мне не удалось) или от какого-нибудь ее компонента (была выбрана мыслекоммуникация)? К чему же «придти», представлялось интуитивно ясным: к рабочей характеристике сознания, наиболее часто используемой на играх же. Согласно такой характеристике, достаточно закономерно возникает образ сознания как некоторого «резервуара», своеобразного хранилища, а если с сарказмом и иронией – то кучи, мусорной корзины или свалки. Кстати сказать, именно последнее мы всегда подразумеваем и в обычном словоупотреблении, когда говорим о путаном сознании. Подтверждается это и в первом, приближенном, феноменологическом описании. Достаточно задаться вопросом, а в каких соотношениях друг к другу находятся различные организованности сознания, чтобы стал очевидным простой и в чем-то удивительный ответ: в самых разных! Организованности сознания в отношении друг к другу могут выступать и как противоречивые, и как взаимодополняющие, совместимые и несовместные, зависимые и независимые, в самых различных типах обуславливания и т. д. и т. п., – и все это в одном, произвольно взятом, индивидуальном сознании, нечто подобное «женской логике». Сие получило свое обоснование и в философии; представьте себе, что мы поверим и примем механизмы порождения идей во внешнем опыте, предложенные Локком: ассоциации (связи) по смежности, сходству и контрасту, и как только примем, сразу и с неизбежностью получим вышеописанную картину. Парадоксально, что она действительно есть, что сознание выступает как организованное и неорганизованное одновременно.
Возникает желание его «почистить», внести организованность. Я опущу здесь крайне животрепещущую сейчас этическую сторону подобного желания (это требует особого и не очень легкого разбора), подчеркну лишь, что в мировой культуре сложились две (опуская промежуточные, смешанные формы) традиции работы с сознанием. С первой из них связаны техники работы, направленные на очищение сознания посредством как бы его полного физического опустошения, приведения к своеобразному нулевому состоянию, где некий сохраняющийся «маяк» (он может быть самым различным, вплоть до аморфного, размытого фона) определяет возможность последующего упорядочивания сознания как бы заново. Таковы различные техники медитации, методы Р. Штейнера, «чистка сознания» по К. Кастанеде и др. Их все условно можно назвать «восточным подходом», естественно-искусственным способом. Возможна и принципиально иная ставка – ставка на борьбу через посредство логоса; здесь при воздействии на сознания (имеются в виду индивидуальные сознания) используются другие техники: проблематизация и распредмечивание, идеализация и схематизация, рефлексия и т. д. «Играющим людям» они хорошо знакомы; их, в свою очередь, можно обозначить «западным подходом», или искусственно-естественным способом. В плане своей практической реализации указанные техники наиболее полно разработаны в ОДИ.
Сказанное дает возможность перейти к соотношению, но предварительно еще следует выяснить, каким образом, через что его характеризовать. В общем-то, знать нечто – означает выразить его через другое. В нашем случае представляется уместным построить различение посредством категориальных связок, т. е. используя привычный для нашей традиции аппарат. Способ характеристики уточняется, в нем возникло несколько кандидатов (вполне возможны и другие) на проведение различения: внешнее и внутреннее, искусственное и естественное, процесс и результат. Выбор пал на последнее.
Существенным и принципиальным в игротехническом опыте является то, что «работаем» мы с материалом (вступаем в диалог, поддерживаем и т. д.): с отдельными субъектами, с игроками каждой данной ОДИ, любой из которых имеет свое и всегда конкретное индивидуальное сознание, а организуем и управляем – и это второй слой нашей «работы» – совместной, включающей и игроков, и организаторов игры, коллективной мыследеятельностью, текущей между всеми участниками игры.
И здесь проступает обозначенное выше различение, выражаемое в методологической рефлексии в категориальной связке «процесс – результат», переводящей снятый в ОДИ практический ракурс в теоретическое различение. Согласно ему мыследеятельность начинает трактоваться как процесс – процесс, заранее, в ходе подготовки игры, продумываемый, а следовательно (с корректировками), ее организующий и ею управляющий, и то, что откладывается, отпечатывается в сознании в ходе этого процесса, представляется его результатом.
В процессе мыследеятельности, коллективной мыследеятельности, первоосновой, тем, откуда все идет и, в конечном счете, за что все «цепляется», является ее коммуникативная составляющая. Если принять это за аксиому, то становится очевидной центральная роль анализа форм, или способов, организации коммуникации и выбора соответствующих средств ее проведения. Такой подход разворачивается в разработке открытой системы понятий; среди них можно указать, например, на такие, как позиция, самоопределение и т. д. Отметим, что через организацию значимого для участников диалога в ОДИ достигается подключение «субъективирующих процессов» мыследеятельности, понимания и рефлексии, служащих – что в данном рассмотрении принципиально важно – переходным мостиком от существующей вовне деятельности, актов деятельности, к их «овнутрению», к индивидуальным сознаниям участников игры.
Итак, процессы мыследеятельности отпечатываются на специфических живых субстратах, в индивидуальных сознаниях. Можно рискнуть сделать заявление, что это, с той или иной силой или глубиной «отпечатка», имеет место всегда, будь то ОДИ либо какая-нибудь значимая жизненная ситуация. Теперь предстоит выяснить: что отпечатывается? Иногда это выражается в иной форме: что снимается? В ответе целесообразнее всего прибегнуть к представлению о многослойности, делая тем самым – как бы это ни показалось завышенным – кардинальный шаг, уже переводящий нас к структурам сознания, а тем самым и к постулированному вначале «обратному ходу» – от сознания к мыследеятельности.
Приведем простое – насколько возможно простое – различение: одно дело, когда отпечатывается склеенное, сращенное с предметностью представление, и другое, когда отпечатывается сам путь движения, «взятие» данной предметности. Объективируясь в сознании, эти два отпечатка будут играть в нем весьма различные роли, обслуживать различные его функции. Описав их в логике, идеально, мы получим первую, пусть примитивную, структуру сознания, полученную – что представляется даже сверхважным – не через компилятивную обработку, а через общую игротехническую практику и собственный опыт в ней.
5. В данных заметках мне хотелось выстроить себе плацдарм для последующей работы, т. е. попытаться «подергать» проблему с разных, кажущихся значимыми, сторон. Многое потом может показаться и наивным, и просто неправильным, тем не менее, кое-что нащупано, почувствовалось и даже начало собираться, образовался материал для обдумывания и практики. Если изложенное хоть в чем-то поможет интересующимся данной проблематикой, то автор будет считать свою задачу выполненной.
Стратегия разработок по использованию оди в системе педагогического образования*
Уже с момента возникновения Московского методологического кружка (ММК) в конце 50-х годов, а особенно после появления в 1979 году ОДИ, развиваемые в нем идеи оказали и продолжают оказывать все более сильное влияние на отечественную (и не только) психолого-педагогическую мысль. Первоначально это влияние осуществлялось через различные формы непосредственных контактов. Сейчас, с появлением игр, в методологическое движение включились в той или иной форме тысячи, возможно, десятки тысяч людей. Думается, это имело и имеет как свои позитивные, так и негативные последствия. В любом случае вновь остро возникает вопрос (проблема) трансляции методологического движения в целом; вопрос о том, как должны развиваться игротехника и методология, избегая по возможности ловушек и провалов, связанных с процессами омассовления самой этой деятельности. Это относится и к методологическим разработкам, ориентированным на проблемы образования, обучения и воспитания. Указанная проблема, кроме социальной, связанной с омассовлением и, соответственно, «ремесленизацией» деятельности, имеет и свою внутреннюю, внутридеятельностную сторону: методология умирает в своем продукте, «продуктное» движение превращает методологию в научную дисциплину; суть дела не меняется от возможных приставок-прилагательных: комплексная, синтезирующая или даже управляющая научная дисциплина. Может быть, умирание – жизнь вспышками – вообще судьба методологий, но все-таки хотелось бы этого избежать, поскольку думается, что далеко не все ресурсы движения уже исчерпаны.
Все это имеет прямое отношение к замыслу нашей разработки. Проанализируем этапы ведущейся трехлетней работы. В 1991 году мы сосредоточили свои усилия на организации экспериментальных площадок исследования, т. е. на первичной выборке педагогов и других работников образования с целью их практического ознакомления с методами и приемами работы ОДИ. Ha втором этапе, охватывающем 1992 год, выделенные и получившие первичную практику в ОДИ педагоги под руководством и при консультации разработчиков должны (по плану) приложить усилия к переработке освоенных средств и представлений применительно к специфическим условиям своей деятельности, что предполагает в первую очередь их самостоятельную работу. Наконец, в 1993 году (третий планируемый этап) они уже (по замыслу) должны строить собственное окружение, т. е. научиться передавать (по-видимому, по типу ОДИ) свои собственные наработки. Разработчики проекта при этом выполняют функции экспертов и консультантов.
Нам думается, что в таком построении закладывается особый механизм трансляции, во многом альтернативный тем механизмам, которые пока еще преобладают в сфере образования. Этот альтернативный механизм мы пока условно назвали «коммуникативной трансляцией», подчеркивая особенно важное и большое место, отводимое в нем непосредственно живой коммуникации, позволяющей быстро и эффективно решать возникающие вопросы и затруднения. Неверно было бы утверждать, что подобные механизмы трансляции ранее не существовали в практике. Например, механизм такого рода заложен в трансляцию идей и методов научной школы классического образца XIX – начала ХХ вв.; думается, весьма сходные механизмы реализуются в религиозных организациях; вероятно их использование и в других случаях. Для нас же существенно апробировать данный механизм применительно к сфере образования.
В статье мы обсудим стратегию нашей работы в данном направлении, наши цели, те результаты, которые мы ожидаем от работы, а также возможные негативные последствия разработки. Но сначала мы введем общее представление о стратегии, дающее нам возможность в соответствии с ним строить нашу разработку.
Представление о стратегииСуществует много самых разнообразных определений стратегии из военного искусства, из политики, да и из других сфер человеческой деятельности. Наша задача не состоит в том, чтобы поставить в их ряд еще одно; не состоит она и в попытке объединить их, выделяя нечто общее, присущее им всем. Смысл дела, если его кратко определить, – в разработке процессуального аспекта, можно даже сказать – процессуально-рабочего. Иными словами, смысл – в «стратегировании», т. е. в создании механизма или инструмента построения стратегии, выделении и фиксации норм, лежащих в основании стратегического подхода к выбранному для себя делу, к его мыслительному (идеальному) обдумыванию и предварительному проигрыванию. Будучи втянутым в реальный процесс, подобный инструмент выполняет две основные функции: отбор нужного материала и, частично (поскольку включаются и другие средства), его преобразование. Такой подход к построению представления (понятия) о чем-либо вообще свойственен методологическим разработкам, базирующимся на идеях ММК, в частности, на схеме двухплоскостного ортогонального строения любого действительно работающего мыслительного образования.
Впервые это представление возникло в непосредственной практической ситуации при проведении ОДИ с московским заводом «Карбюратор», входящим в объединение «ЗИЛ». В середине 1980-х годов несколько разных команд провели серию ОДИ на тему стратегии развития (перестройки) заводов, промышленных объединений, ИПК и других организаций. Само слово «стратегия» при этом выносилось в заглавие ОДИ, ее разработка являлась одним из ведущих стержней игрового действия. Организующая его методологическая группа с необходимостью должна была «по идее» иметь (выработать) соответствующее понятие. В случае ОДИ на заводе «Карбюратор» его необходимо было представить в виде последовательности тактов общего движения игры, когда каждый из тактов определяет игровой день. Отметим, что играющие должны были сначала в своем реальном действии последовательно прожить процесс «стратегирования» – разработки различных стратегий развития своего предприятия, понять и оценить их и лишь затем последовательно, шаг за шагом, отрефлектировать сам процесс создания собственных стратегий. Разработанное методологами представление о стратегии прошло при этом весьма жесткое апробирование, в чем-то весьма сходное с естественным процессом отбора и закрепления слов в разговорном языке: надуманное и усложненное, а главное, не дающее возможности строить действие и понимать действия других (организационно-деятельностная и онтологическая составляющие) сразу же отметается, не выдерживая практической проверки. Созданное на данной ОДИ представление о стратегии было задействовано и на ряде других игр. Нам представляется, что оно может эффективно использоваться и для продумывания и планирования самых различных научно-исследовательских разработок, в том числе и в сфере образования, особенно, если эти разработки рассчитаны на перспективу и планируются не как отдельные изолированные акции, а в качестве развертывающейся системы действий, в конечном счете определяемых ценностными установками ее проектантов.
Именно с ценностей и начинается приводимое ниже на схеме № 1 представление о стратегии. Сама схема, неся отпечаток способа своего возникновения, организована как последовательность четырех блоков (каждый из которых служил средством организации игрового дня), а их последовательность задает содержательно-предметное движение в соответствующих (посвященных стратегии) ОДИ.
Вкратце разберем смысл отдельных элементов схемы и некоторые ее общие характеристики. Это даст нам возможность понимать общую (методологическую) конструкцию стратегии развертывания разработок по нашему проекту «Использование ОДИ в системе педагогического образования».
Схема 1. Схема рефлексивной стратегии
