скачать книгу бесплатно
– Бежим.
Выбора не было. Я доверился. На носу конец света, а значит, и терять ровным счетом нечего.
Мы бежали в метро. А, практически, все оттуда. Глупцы. Ведь метро глубоко под землей. А значит, ничего кроме затопления ему не грозит. Лучше уж быть похороненными заживо под землей с вероятностью выжить, чем умереть от удара метеорита. Впрочем, каждому свое, не так ли?
Вагоны остановились. Ехать некуда. Везде пусто. Но были и те, кто был в курсе, куда нужно двигать, и вот таким отрядом в 50 – 60 человек мы и бежали, сломя голову. Каждый миг был на счету. Передвигаться в метро без скоростных поездов и дорожек это все равно, что ползти, но выбор был, не то чтобы слишком велик. Радио трещало по швам. Крики, стоны, музыка и, временами, голос диктора: «МЕТЕОРИТ ВХОДИТ В АТМОСФЕРУ». « ВСЕ В УКРЫТИЕ». «ПРОЩАЛЬНЫЙ ДЕНЬ ЗЕМЛИ».
Умение поддержать на вес золота, но видимо не в этот, чертов, раз. Мы двигались к центру города, но под землей. Почему именно к центру? Не было времени уточнять. Двигались, как только могли, быстро. Но тут все и началось. Оказавшись на достаточной глубине, и даже под водой, мы не учли одно. Удар может быть такой силы, что затопит нас всех. И удар случился.
Удержаться на ногах не вышло. Многие упали, и не самым удачным образом. Кто-то сломал руку, кто-то ногу. В общем, кто не смог двигаться, и был ранен, остались позади. Нам повезло сильнее. Группа из 25 человек продолжила маршрут.
Нам удалось запечатлеть нечто нереальное, а именно, как вода затапливает станции метро и пытается играть с нами в догонялки, и ведь кого-то застает врасплох.
В конечном счете, мы оказываемся в назначенное время, в обозначенном месте. Чертов ублюдок, все знал заранее и привел тех, кого выбрал. Остальные, просто не сумели. «Это вынужденные потери», говорил он. Землян снесло к чертовой матери, а для него это всего лишь вынужденные потери – выродок.
Оказалось, что в метро есть тайное убежище еще времен Сталинских репрессий. Вождь не был настолько уверен в своей власти и потому были и пути отхода. «Народ вещь нестабильная, в любое время может учинить бунт. Надо только качнуть в правильном русле. И…»
На целый год мы оказались в убежище древних времен. Но еды здесь хватало, жаль, развлечений было не много. Нас осталось всего 14 человек. «Каждой твари по паре». Но продолжением рода мы не занимались. Стресс, который человек испытывает на пороге катастрофы, дает о себе знать. Мы изучали книги, которых здесь хватало. И, по тайному сговору, лазали к выходу, который представлял собой круглое сферическое нечто, через которое можно было разглядеть, что произошло с нашей планетой или конкретным местом, в данном случае, и, при необходимости, покинуть бункер. За год мы сделали всего 2 вылазки. Смотреть было не на что. Разруха. Трупы. Гниль. Изуродованные сооружения. Здесь нет больше жизни. А Ноев ковчег уцелел. Возможно, напрасно.
И вот через год я отправился на вылазку один. Никто не думал, что все так изменится, и я тоже.
На поверхности все заиграло иными красками. Словно вокруг новая цивилизация. Я не мог поверить своим глазам. Поезда без колес. Машины. И люди. Новые люди. Совершенно не такие как мы. Высокие, статные, сильные, с датчиками на шее. Пронаблюдав эту картину час, я все понял. Наша жизнь всегда была занесена извне. Космос. В этот раз эксперимент, которому тысячи лет оказался провалом, и нас снесли с лица земли. Отстроили новое на ошибках прошлого. «О новый, дивный мир». И теперь перед нами лишь один вопрос: «Что делать?» Ведь мы отголосок прошлого, а значит, угроза!
На этом сон обрывается, и я, в холодном поту, просыпаюсь, а значит, нахожусь в своей постели, и за окном вовсе не тоже, что и во сне. А жаль, иногда очень жаль. С этими записями меня, наверное, могут и приговорить в наше время. Пожалуй, пусть они полежат еще немного. А впрочем…
НАШ ДОМ…
Наш дом будет стоять на берегу реки. Я видел это место. Наше утро будет начинаться с детских криков. Ты будешь улыбаться и толкать меня в бок, чтобы я сходил посмотреть, почему наши дети не спят в такую рань. Я встану, но прежде поцелую тебя. Ты засмеешься. А я попрошу тебя запомнить, на чем мы остановились, и пойду посмотреть, как там наши дети. Так похожие на тебя, так непохожие на меня. Они играют в «войнушку» под лучами летнего солнца и мирного неба над головой. Играйте. Пусть войны будут только такими. Я спущусь на первый этаж, чтобы приготовить тебе легкий завтрак и крепкий кофе. И, когда снова войду в нашу комнату, дети уже разберутся, что война это плохо и мир должен быть всегда, даже если обидно проигрывать. Мир должен быть. Ты лежишь на животике и сопишь. Я ставлю завтрак и иду к тебе. Но ты хитрая уже давно ждешь меня. Здравствуй, мое доброе утро. Просыпаться так – значит жить. Засыпать рядом с тобой – значит мечтать о доме, в котором нам хорошо. Я приношу тебе завтрак в постель, и ты улыбаешься мне. Это все о чем мы мечтали. Я твой Питер Пэн, ты моя Вэнди. а наша маленькая Динь – Динь все еще спит. Утро может быть таким прекрасным. Разве мне нужно что-то еще? Ты просишь рассказать тебе сказку, а я хочу тебе прошептать: моя сказка уже здесь в твоих нежных объятиях и сладких поцелуях. Но я сохраняю это в себе. Потому что боюсь сглазить. Слишком хорошее это утро, так пусть оно продолжается вечно. А я буду вечно уводить тебя от проблем, варить вкусный кофе и знать, что за все это я благодарен тебе…
Я ЛЮБЛЮ НА ТЕБЯ СМОТРЕТЬ…
Я люблю на тебя смотреть. Не важно, фото это или видео, или просто ты в моих объятиях. Я люблю это время, которое могу слышать твой голос, видеть улыбку и созерцать вместе с тобой ночь полнолуний. Наверное, мне не нужно твое тело, хоть я и люблю каждый миллиметр твоего нежного, хрупкого тела. Я все время заглядываю за горизонт твоего мироздания и вижу там душу вплетенную в балерину, она прекрасна, тонка, слегка надломлена.
Если бы меня спросили, я бы сказал, что этой балерине сломали пальцы на ногах, но пуанты спасают ее от падения это баланс, который она держит и выдержать может все:
боль
унижение
страдание
ненависть
жажду
она может, потому что в ней огнем стоят:
любовь
нежность
забота
дружелюбность
все, что предают и предается забвению…
Вглядываясь в твои глаза, я ищу себя каждый раз, потому что и моя душа была когда-то чистой, словно слезы, которые ты так часто проливала тайком от всего мира. Я просил у судьбы одного – чтоб нам дали на миг эту встречу. Я ее получил.
Самая лучшая встреча за жизнь, такая у каждого может быть.
Из всего, что меня окружало:
неудача
нелюбовь
презрение
низость
Ты подарила мне веру, прежде всего в себя.
Парню с отрубленными крыльями не нужно многое, чтобы снова взлететь, Ему нужны были твоя нежность, твоя стойкость и детский взгляд на этот жестокий мир.
Глаза маленького принца.
Я просил тебя об этой книге, как напоминании о тебе.
Потому что каждый раз, вглядываясь в ее картинку, я буду вспоминать о тебе.
Твоих:
руках
губах
поцелуях
И как это круто, когда можешь говорить с человеком обо всем. И просто растворяться в совместной с ним тишине, слушая сердце.
Трудно быть богом, но когда я просыпаюсь утром и смотрю на твое фото, я думаю:
спасибо за каждое прикосновение
за все поцелуи, которых мне тебе не объяснить
за каждую фотокарточку
за каждый абзац переписки
за каждую запятую телефонных звонков и смс…
но главное, за умение быть рядом, даже не зная, где я сейчас могу быть.
Однажды я простоял целый час под дождем, недалеко от твоего дома, чтобы просто понять, какого это быть здесь, рядом с тобой.
Дождь ударял по лицу, а я думал:
может быть это твои поцелуи
может быть, именно здесь, я живой
потому что меня это держит на воле…
Я хочу жить, чтобы знать, какого это любить тебя здесь и там…
Как это быть с тобой одним сердцем…
МЕЧТАТЕЛЬ…
– Я, танцующий бог на земле и мой танец – любовь!
– Но ведь ты совершенно один. Тебя слишком давно не видели в окружении рьяных девиц, чтобы ты на себя примерял этот статус, лишенный всех чувств.
– Разве это мешает быть богом? Иисус не мог доказать пред судом, что он божий сын, от меня ты чего хочешь??
– Да, просто, правды. Признай уже, что ты завернул это все для красивого словца и не более того. Никто не поругает, не осудит, не убьет, в конце концов. Ты ж просто комедиант и танцуешь от слова «паршиво».
– Правды… ну, давай попробуем начать, хоть сегодня.
– Ну, давай!
– Тогда слушай. Я пишу ей каждую ночь, что люблю не за свет невечерний на небе ночном, не за голос, которым и горы можно свернуть и реки против течения повернуть, а за то, что в объятиях ее я свободен от всех. Но ей мало. Она просит чего-то еще. А я не могу дать больше того, что действительно чувствую в этот миг. Не могу, не умею, не буду.
– Эгоист! Любишь только себя одного.
– Погоди судить, выслушай, раз уж начали этот разговор. Она просит, чтобы я никогда больше не трогал ее, а я трогаю будто назло. Не целовал, а я, словно, клещ врезаюсь в губы, что меня не оторвешь. А потом, когда дымка сойдет, и глаза обретут новый цвет, я пойму все и протрезвею. И признаюсь, что понял ее. Признаюсь, в каждом слове, и каждой ее просьбе. Поддержу раз настолько не мил. Раз тошнит от того, что приходится через себя делать шаг. Я ж не делаю, я просто живу. Влюбляюсь, переживаю и отпускаю. На волю птицу выпускаю и не жалею ни о чем.
– Ты же делаешь ей больно, скотный ты двор.
– Больно? А целовать замурованные стены, а обнимать срубленные дубы, а кричать самые нежные стихи, только чтобы пробиться сквозь двери, за коими пустота – это не больно?
– Ладно, черт с тобой, жалься!
– И буду, раз растравил, черт лысый. К другой спешишь, хоть на край земли, через все города, без купюры в карманах, и, зная, что все это нужно только тебе. Но мчишься. Важно. Необходимо. Ест что-то внутри. Хочешь увидеть, обнять, а даст Бог и объяснить еще раз, как это хорошо – спешить без гроша к человеку, который не здесь. Приходить и стоять у дверей, и не знать пустят тебя или нет. И даже если не пустят, возвращаться, но думать о ней.
– А она что же садистка?
– Мазохистка! То откроет дверь, то закроет, играет на нервах своих же страстей. Дура. От таких поворотов раны словно гниют и кровоточат, все никак не могут зажить.
– Ну, может и не дура. Может проучить решила тебя, дурака.
– Да черт ее разберет. Качели. Есть девушки шаг вперед и четыре назад, а есть девушки – качели! Туда, сюда и самой не понять, где ж нормально. А нет, кажется, когда седоков нет в седле все нормально или…
– Примеры у тебя конечно, хоть головой о стену бей…
– Нет. Нельзя. Ведь любишь! Или вот еще, как тебе эта? Та, которая вечно в работе и занята, а, когда свободна, то ты в этом списке свобод априори не значишься, друг. Потому что не вписан в события жизни и рок. Потому что никто. А ты ищешь с ней встречи, зовешь, распыляешься на слова и прощаешь ей память золотой рыбки, и прощаешь ей все, потому что не можешь ей предъявить, что так делают только тупые овцы, да козы, которые сами себя не уважают и других ставят в ноль.
– Ну, а выход какой-нибудь есть?
– Да! Сказать напрямую – нет! Встретиться и сказать напрямую, что не то. Я же не Аполлон, не Македонский, не Ален Делон. Не обязан словить кайф и славу всех этих взглядов. Мне хоть один бы поймать, так словлю, и свалю из сетей интернет, и повсюду закончу свои напевать, бесконечно сопливые, тексты. А зачем? Для кого? Для нее? Так она уже здесь, под рукой и со мной говорит, битый час. А пока… я один, словно цикас, лишенный удачи чувствовать вкус ее губ в эту ночь.
– Эко тебя развернуло. Ты хоть соберешься? Или за сигарету и виски?
– Да я ж не пью, не курю, хоть и чешет под сердцем, вот тут что-то чешет, скребется, возможно – душа.
– Или совесть… стольких попортить в поисках своего…
– Да, что ты знаешь о поисках своего. Когда ты для нее, хоть в огонь, хоть под воду, а она, остолоп, все молчит и молчит, и звезда ей с небес не расскажет, как сложно любить в тишине одному.
– Неужели никто тебя не любил?
– Любил, не любил, я не знаю, а знаю, что в эту конкретную ночь я один, и тебя бы забросил, но ты мой единственный друг на границе путей междуречья.
– Тебе бы книги писать.
– А что толку? Мне бы одну, да скурить лет за 30 – 40 теперь. А уже самому, хоть готовься к поклону земле. И придумали ведь хоронить, лучше б в вечном огне догорать, так как жизнь прогорал я насквозь, и не страшно было огня и развеяться по ветру.
– Кремация, вроде еще в моде.
– Да далеко, сучка крашена, столько ехать, да ради таких услуг, проще уж окапаться в земле. Но устала земля от врагов и поэты ей не нужны. Отдохнуть бы от крови, болезней и мук, а она все в себя, и молчит…
– Вот ты поэт, тоже. А как же прийти, оградку справить, покрасить, вспомнить…
– Да, что ж мне, вспомнить больше негде, что ли?? Да и бог с ним, а нынче бог черт его знает где, кроме меня, что танцует над звездами в ночь. Да и я чересчур человечен.
– Ницше бы тобой гордился, наверное.
– И ты знаешь, что я вдруг понял.
– Что же?
– А вся жизнь бумеранг. Вот ты сделал кому-то плохо. Нагрубил, унизил или просто отвернулся от человека, а оно к тебе прилетит. Годы выждет, а прилетит. За свои проступки, я уже так словил, что сполна, поделиться могу. Ну, а вы дорогие мои, что же думаете, вас избежит? Нет, не будет он мимо лететь, прямо в голову впишет вам суть. А она дорогая – проста! Если шанс не даешь, то сама будь готова к тому, что и ты не получишь его никогда. Коль обидел, так будь волен подставить щеку и в ответ удержать под ударом судьбы свою масть. Не прогнись, да что там, переживи. Я тебе так скажу: бумеранг лучше всякой причины расскажет за то, сколько слез кто, когда проливал. И пускай адресата на нем не найдешь, он нагонит любого всегда.
– Безысходность. Гиена. Трактор…
– Лобода. Компромисс. Суета.
