Земляне

Антон Никифоров

Земляне

Вступление

На создание этого циклона из букв, связанных красной островной нитью, меня вдохновил каждый встречный землянин, ищущий себя на третьей орбите от Солнца, в туманном рукаве Ориона, глубоко в серебристой реке Млечного Пути, в скоплении фантастических миров, зовущих себя Девой, в объятиях Ланиакеи, на окраине бесконечной Вселенной.

За шесть перчённых лет, прожитых на острове Цейлон и рандомные скитаниях по Непалу, Индонезии, Индии, Таиланду, Турции, России, Казахстану, Европе и Гугл знает где ещё – я встретил много достойных землян.

Всякий путешественник по планете сталкивался с трудностями в пути, и наверняка встречал людей, способных эти трудности разрешить, – или, наоборот, создать коллапс: ранний заезд, хитрый таксист, тяжёлый багаж, случайный секс, опоздание на рейс, искренний человек, фальшивый обмен, честный обман, курортный роман, неудачная аренда, невкусные наркотики… Всякое бывает за двухнедельный срок.

Шумный Индийский океан, как в стиральной машине, смешивает с песком менталитет, судьбы и туловища землян. Полностью истратив отпускные и даже кредитные деньги, с покрасневшей кожей на континент возвращается совершенно другой человек. Или не возвращается – пока его не депортируют…

Автора пока не поймали. Мои знакомства, проекты, тексты и видео продолжают притягивать людей разного КаЛиБрА, о коих и хочу рассказать в этой книге – без лишней скромности, выставляя себя магнитной подушкой, по которой проносятся полуодетые кожаные вагоны с исключительным багажом поступков в разных странах: бизнесмены, мошенники, депутаты, блогеры, актёры, йоги, священники, наркоторговцы, фотографы, аферисты, программисты, снайперы, шаманы, серферы, бродяги, беглецы, проститутки…

Небольшое отступление об авторе озвученных мыслей.

В силу мистического магнетизма, будучи воспитанным в семье непубличных культурных традиций – порчи, домовых, заговоров и примет – я твёрдо знал: есть прочная геометрия, квантовая физика и людской сглаз. Невольно слышал, когда бабушка в своей комнате засыпает под «Санта-Барбару», а когда – бубнит перед иконами заговоры на жжёные спички.

Озорливые духи в деревне были такие же реальные, как ночной караул деда Пети, у которого кто‑то регулярно обворовывал сладчайшие груши – дюшес. Вместо соли и нательного крестика в схватке с полтергейстом – чуть заслышав шорох – он использовал наточенные вилы, запуская их как копьё в деревянный забор, ускоряя полёт отменной бранью. Так он запугал всю нечисть вокруг участка. Даже стройные тополя вдоль улицы имени Гагарина, с подкрашенным белым основанием,  – свысока не смели раскидывать свой пух за его забор.

Жил бешеный дед через четыре тополя от нашего одноэтажного дома с шиферной крышей.

Каждый день, через день, в бабушкин зал по сарафанному радио стекались незнакомые ни ей, ни мне люди: подлечить ментальное здоровье, поправить поясницу. Кассового аппарата или QR-кода у бабули на летнем крыльце никогда не водилось. Да и считать ей, кроме курей и гусей, было нечего. Пациенты несли оплату продуктами своей жизнедеятельности: молоко, сметана, мёд, овощи. В те времена развала страны деньги стабильно крутились только по телевизору. По главному государственному телеканалу экстрасенсы заряжали миллионам граждан воду в банках – на финансы, успех и стояк.

Но иногда всё‑таки тысяча-другая рублей заносилась в дермантиновый кошелёк с фермуарной застёжкой, и он вместе со всем содержимым уверенным движением правой руки переносился бабушкой в левое полушарие бюстгальтера – словно заначка 47 размера под стельками у мужчин.

Магического шара или VHS-видеокамеры у бабули тоже не было, что не мешало ей устраивать дуплекс с потусторонним миром при помощи двойного листа, выдранного из школьной тетрадки, и нитки, продетой через игольное ушко. Сотня французских инженеров, благодаря изобретению Клода Шаппа, дольше возились с телеграфными сообщениями по королевской Франции, чем родная бабуля под Урюпинском через трельяж налаживала межпространственную связь. На распахнутом листе в клетку с красными полосками по краям чертился круг, внутри которого было изображено сердце. На внешней стороне окружности были тридцать три буквы, какие‑то знаки и имя барабашки.

Бабуля выспрашивала у духа всю секретную информацию: кто вытащил ночью её насос из колодца, кто упёр двух курей у бабки Шурки из сарая, ходит ли дед Васька через Вишнёвую улицу к Маньке Шуригиной. Тайна в деревне – не секрет никому.

Вертикально воткнутая иголка в центр сердца, поддерживаемая через ослабленную нитку бабушкиной левой рукой, начинала крутиться юлой сама по себе, пока не останавливалась на первой букве, потом на второй – и так, пока не складывалось ИМЯ.

С помощью этой утраченной технологии сейчас хорошо бы вышло воровать пароли без липовых ссылок.

Сдавать выпускные тесты на отлично – барабашка мне помочь не мог.

На яблоне не растут груши. И моя мама тоже колдовала – по-своему. К этому её подтолкнула болезнь младшего сына и очевидность бесполезности химиотерапии для четырёхлетнего бледного тельца. Рак головного мозга с метастазами в позвоночник редко излечим, если не сталкивается в смертельной схватке с безумной материнской любовью.

Для борьбы мама использовала огромную иссиня-синюю книгу Чёрной и Белой магии с отрезным купоном в конце. Автор не особо любил читать в детстве, но эта книга была любопытнее и толще любого тома Толстого на полке. Я листал её до буквы Д – деньги. Согласно инструкции, одновременно шептал с тетрадного листочка и тряс маленькими руками чёрно-белое дерево, что‑то где‑то закапывал и снова шептал детские закорючки. Доктору срочно понадобились наши деньги. Деньги пришли после того, как я разгрузил КАМАЗ цемента в мешках и пару вагонов сливочного масла в коробках.

Брата в тот же год съели черви.

В 2005-2007 годах магия окружала меня даже там, где волшебство было не по уставу. Одной сказочной ночью в казарме меня нежно разбудили старослужащие солдаты и вручили волшебный кулёк шоколадных конфет. В темноте я отказывался, как мог, от данайских даров, утверждая, что сладкое это наркотики, ссылался на дорогостоящего дантиста и фатальность кариеса. Тогда один из коллег кашлянул в кулак и вежливо постучал мне в душу, напомнив: приказ выполняется, потом обсуждается. Я принял дар.

Соседу по тумбочке они навечно подарили пачку индийского чая, сослуживцу из Сибири выдали банку Nescafé, у которой не видно дна, москвич получил килограмм самовосстанавливающегося рафинада.

Один из сержантов, видимо, служивший в учебке с Гарри Поттером, громко произнёс пятимесячное заклинание: «Духи-и! Теперь все эти изыски бесконечны, когда бы вас ни попросили принести их дедушкам».

Если в будущем мы не сможем наколдовать или вопреки принципам биологии «родить» что‑либо из даров, то вся лысая рота «недоволшебников» попадёт под действие потных проклятий: «сушка крокодила», «45 секунд – стриптиз», «просмотр пищи» – в общем, запрещённая уставом магия.

За два года в том месте, где я должен был гуманно выучиться убивать людей, я научился материализовать различные вещи без денег, сидя за бетонным забором с охранными вышками, где часовые спят стоя.

Как ты теперь чуть-чуть знаешь, я был запятнан магией с детства и относился к ней как к рыбе в пруду – её не видно, но она там есть.

И, наверняка, благодаря потустороннему драйверу, установленному во мне с детства,  – на древнем острове автор встретил потомственного сингальского шамана и с любопытством последовал за ним, неуверенно переключив дрожащую камеру в режим трансляции.

Шамана легко узнать в стотысячной толпе. У него свой имидж – как и в любой медийной профессии. У рок-музыкантов – чёрная кожа, подведённые веки, несуразные причёски. У классических музыкантов – стандартные костюмы, обычные лица. Мотоциклисты выделяются в помещении даже без своих шумных коней. И не бывает татуировщиков с чистой кожей. У военных свой шарм, так влияющий на женщин, – за счёт формы, подогнанной по размеру физически развитого тела. Надень на военных пижамы и – всё. Боевой дух на дне окопов.

Священник, как и доктор, без своей униформы – не внушает никакого доверия, чтобы делиться с ним личной болью.

И только в бане перед паром – все равны, как ни крутись.

Но мой шаман даже в голом доме мужских слёз был узнаваем. Не столько по оттенку коричневой кожи, сколько по «бусам», которые лишь изредка покидали его шею – перед сном и для фото туристам. Вне бани его образ дополняли саронги различных оттенков и цветные рубашки, которые ему подбирала жена, сама с макушки до пальцев ног украшенная золотом. Никаких засаленных дредов или потных шкур животных и близко. На его голове без седин часто гостила ковбойская шляпа. Глаза – зелёные. Туфли – велюровые. Кожа чистая от наколок. Вылитый Радж Капур. В общем и малом – колоритный малый.

Как шаман возомнил себя тем, кто он есть, – отдельная история, раскрытая в глубине книги. А пока добавлю: зарабатывал он больше, чем моя бабушка выкапывала летом картошки. Но и формат колдовства у него был древнее – с жатвой и танцами. Тряслись все участники пуджи под барабаны, а не гусли. Огня всем хватало. Крови надо было всего чуть-чуть. Минус жертвенный петух.

В забытые времена умные правители сами записывали свои деяния. Мудрые полководцы брали с собой в поход писателей, менестрелей, художников, ранних журналистов. Марко Поло стал знаменит, потому что делил общий воздух – через металлические прутья – с писателем Рустикелло да Пизо, и человечество поверило обоим. Юлий Цезарь, Александр Македонский, Вильгельм Завоеватель, Наполеон Бонапарт, Джеймс Кук, Эрнан Кортес, шаман мистер Кинсли – лишь некоторые из тех, кто додумался пристроить к себе человека, владеющего пером, заточённым наблюдательностью живого ума.

Мистер Кинсли, как джин, летал на самолёте исполнять чужие желания с помощью своих обрядов во Францию, Италию, Испанию, Дубай, и только дважды нам повезло слетать вместе в гостеприимный Казахстан, не считая приключений за пять лет на острове.

К сегодняшнему моменту, благодаря дружбе с шаманом, я слышал сотни гороскопов, которые он составил клиентам. Конечно, большинство из счастливых обладателей предрешённого будущего – женщины. В случае неведомых проблем мужчины тянутся к ножу или горлышку полулитровой бутылки. Желания подсмотреть скользкое будущее – в нас нет, потому что мы создаём мир своими желаниями. Достаточно повернуть очаровательную голову в любую сторону света – и удивлённый читатель заметит, что кругом царит результат совокупления. Если ещё чуть наморщить лобик, можно вспомнить: без вечно терзающего мужчин сексуального импульса никого бы из нас не было. Какой бы ни был секс – нежный, быстрый, страстный, жёсткий – всё начинается с мужчины.

Клиенты шамана были на девяносто процентов женщины и на сто – не понимали, что он такого важного им рассказывает и для чего нужна какая‑то пуджа. Тут как раз и пригодился мой свободный руссо-ланкийско-английский перевод. Владение вторым языком – уже дополнительная профессия; жалко я не знал этого в школе. В месте, где должны были рождаться великолепные мечты и размножаться живая фантазия, никто не уверял автора, что он может прочувствовать арабские пески под ногами, провожать тропические закаты глазами, накладывать без меры в турецких буфетах… А следовательно, с кем мне разговаривать на английском, если в окружающем гаражном мире достаточно и трёх матных слов для полноценного диалога с друзьями?

Своего английского произношения я не стеснялся нигде. Язык из двадцати шести букв, такой же простой, как штыковая лопата: «Хау ду ю ду, окей? Вери гуд!» Если я что‑то не понимал в шаманском гороскопе, то использовал картинки и транслейтер – или просто додумывал за него. Воображения и оперативной памяти у меня хватило на триста судеб.

Шаман в первую очередь был знаменит среди соотечественников, запросы которых разрывали мою фантазию. Островитяне погружены в магию и религию – с головой. Колдуют друг на друга чаще, чем обращаются в суд. И даже влияют на закон, заказывая специальный обряд с выпусканием семи птиц на волю. Женщины привораживают своих же мужей. Наркоторговцы заказывают пуджу-защиту от полицейских досмотров на дороге. Супруги изгоняют злых демонов из непослушных жён. Шаман только что мёртвых не будил для встречи с живыми. В свободное от колдовства время мистер Кинсли любил самостоятельно стричь цветы и строить дачу на дереве.

Но давай вернёмся к ланкийской магии позже. Фонтан вступления должен когда‑то иссякнуть.

Существуют фантастика, детективы, романы, лирика, мемуары, фэнтези, драмы и много чего ещё. Я никогда не пробовал себя в этих жанрах, хоть и являюсь их побочным продуктом жизнедеятельности. Никто не сможет написать книгу, не прочитав при этом несколько бумажных томов, не пережив внутри себя библию чувств. Но как я выяснил из откровенных диалогов с малознакомыми людьми: Человек сам является книгой, обёрнутой униформой, которую я хочу немного развернуть для твоих глаз, если ты до сих пор держишь меня в своих красивых руках. На чёрно-белом полотне заинтересованный читатель найдет истории про деньги, чувства, ошибки, религию, боль, ложь, колдовство, а юмор будет пахнуть как мазь Вишневского – на каждом листе.

Добро пожаловать в людские черновики!